Сунь У-кун не удержался, приспустил свое облачко и крикнул.
– Ба-цзе! Держись! Старый Сунь явился!
Узнав голос Сунь У-куна, Дурень почувствовал прилив сил, напустил на себя грозный вид и ринулся вперед, колотя граблями куда попало.
Оборотень не устоял. «Что произошло с этим монахом? – подумал он. – С чего это он вдруг так разъярился?».
– Сынок мой! – крикнул Чжу Ба-цзе. – Сюда идут! Теперь я ничего не боюсь!
Он бросился вперед и нанес еще один сокрушительный удар. Оборотень не смог отбиться. Потерпев поражение, он кинулся бежать со всеми своими бесенятами. Сунь У-кун видел, как оборотень скрылся, но не приблизился к Чжу Ба-цзе. Повернув облачко, он вернулся на прежнее место, встряхнулся, и выдернутый волосок вновь прирос к его затылку. Танский монах своими плотскими очами, разумеется, не мог распознать, что рядом с ним двой – ник, а не настоящий Сунь У-кун.
Прошло еще немного времени, и Чжу Ба-цзе, торжествуя победу, вернулся обратно, изнемогая от усталости, с пеной у рта, едва переводя дыхание.
– Наставник! – вскричал он, подходя к Танскому монаху,
– Что с тобой? – встревожился тот. – Ты ведь отправился за травой, чтоб накормить коня! Отчего же ты вернулся в таком истерзанном виде? Может быть, на горе луга охраняются и тебе не позволили рвать траву?
– Меня подвел старший братец, Сунь У-кун! – проговорил Чжу Ба-цзе, колотя себя в грудь и топая ногами. – Сперва он начал говорить о том, будто в ветре и тумане неповинны злые духи-оборотни, что нет никаких зловещих предзнаменований; затем он сказал, что где-то впереди есть селение, жители которого очень радушные, они варят рис и готовят пампушки из белой муки, чтобы кормить монахов. Я поверил его россказням и вздумал первым пойти туда и выпросить себе что-нибудь поесть, так как очень проголодался, а сам сказал, будто иду за травой. Разве знал я, что меня окружит целая шайка бесов и бесенят?! Мне пришлось вступить с ними в жестокий бой, и если бы не старший брат Сунь У-кун, который вовремя явился на подмогу, я бы, пожалуй, никогда не вернулся.
При этих словах Сунь У-кун, стоявший сбоку, рассмеялся:
– Что за чепуху ты несешь, Дурень! – сказал он. – Сам же набедокурил, а впутываешь других, чтобы выйти сухим из воды! Да я все время был здесь, стерег нашего наставника. Разве отлучался я хоть на один миг?
– Совершенно верно! – подтвердил Танский монах. – У-кун все время не покидал меня.
Чжу Ба-цзе даже подпрыгнул от ярости и заорал:
– Ничего ты не знаешь, наставник! У него есть двойники!
– У-кун!-строго произнес Танский монах. – Скажи правду, есть там оборотни?
Сунь У-кун не мог солгать. Он низко поклонился и сказал:
– Да, там действительно есть шайка бесенят, но они не посмеют тронуть нас.
Затем он подозвал к себе Чжу Ба-цзе:
– Подойди сюда, Ба-цзе! Позаботься, раз уж вызвался заботиться. Нам поручено охранять нашего наставника, и, когда придется преодолевать высокие горы, мы должны вести себя как во время военного похода.
– А как нужно вести себя в военном походе? – спросил Чжу Ба-цзе.
– А вот как: ты будь предводителем головного отряда и прокладывай дорогу. Если оборотни не появятся, значит, все в порядке. В случае же их появления ты должен вступить с ними в бой и если побьешь их, то это зачтется тебе как подвиг.
Чжу Ба-цзе поразмыслил и пришел к заключению, что оборо – тень, с которым он сражался, равен ему по силе.
– Ну что ж! Я пойду первым! – решительно произнес он. – Я готов даже отдать свою жизнь, если понадобится!
– Ишь ты, как разошелся! – засмеялся Сунь У-кун. – А ведь до этого все плакался на свою горемычную долю!
– Ты же знаешь, братец, пословицу: «На пиру сын из знат – ной семьи либо напивается допьяна, либо наедается до отвала, а храбрец в бою либо гибнет, либо выходит весь в ранах», – сказал Чжу Ба-цзе. – Ты всегда так: сначала сболтнешь лишнее, а уж потом берешься за ум.
Сунь У-кун очень обрадовался такой перемене в Чжу Ба-цзе, поспешно оседлал коня и предложил наставнику сесть верхом. Ша-сэн взял поклажу, и они отправились дальше, вслед за Чжу Ба-цзе. О том, как они углубились в горы, рассказывать не стоит. Теперь вернемся к оборотню, потерпевшему поражение. Он направился с толпой бесенят прямо в свою пещеру, взобрался на высокую скалу и погрузился в глубокое молчание. В пещере, оказывается, было еще много других бесенят – дворовых слуг. Все они вышли к своему повелителю.
– О великий князь! – воскликнули они. – Ты всегда возвращался радостный и довольный. Что же сегодня рассердило тебя?
– Слуги мои! Всякий раз, как я выходил из пещеры, чтобы обойти дозором гору, и мне попадался кто-нибудь под руку: человек или зверь, все равно, я ловил их и приволакивал домой, чтобы кормить вас, – печально отозвался главный оборотень, – а сегодня мне не повезло: столкнулся я с достойным противником…
– Кто же он, этот достойный противник? – спросили бесенята.
– Монах, ученик Танского наставника из восточных земель, который следует за священными книгами, – отвечал оборотень. – Зовут его Чжу Ба-цзе. Он так хватил меня своими граблями, что я не устоял против него и проиграл битву. Экая досада! Мне уже много раз доводилось слышать о том, что Танский монах – праведный архат, который совершенствовался в течение десяти поколений. Тот, кто отведает хоть кусочек его мяса, сможет обрести бессмертие. Не ожидал я, что он нынче окажется на нашей горе. Хорошо было бы схватить его, сварить и съесть, однако я не думал, что его сопровождают такие ученики!
Едва произнес он последние слова, как из рядов бесенят выскочил вперед какой-то бесенок, раза три громко всхлипнул, а затем столько же раз хихикнул.
– Ты что? – сердито прикрикнул на него старый оборотень: то скулишь, то ржешь, что это значит?
Бесенок опустился на колени.
– Великий князь, ты только что изъявил желание вкусить мясо Танского монаха, но ведь его невозможно съесть!
– Почему ты так говоришь? Все утверждают, что, если съесть хоть кусочек его мяса, можно продлить жизнь и обрести долголетие, равное небу?
– Если бы его можно было съесть, – бойко возразил бесенок, – то он бы не добрался до нашей горы: его бы давно съели другие оборотни. Все дело в том, что его сопровождают трое учеников.
– А ты их знаешь?
– Знаю, – отвечал бесенок, – старший ученик его – Сунь У-кун, младший-Ша-сэн, а этот, Чжу Ба-цзе, – его второй ученик.
– Чем же отличается Ша-сэн от Чжу Ба-цзе? – спросил старый оборотень.
– Да почти ничем, – сказал бесенок.
– Ну, а Сунь У-кун каков в сравнении с ними?
Тут бесенок прикусил язык.
– Боюсь сказать! – промолвил он наконец. – Этот Сунь У-кун – великий чародей, который владеет волшебством многих превращений! Это он пятьсот лет тому назад учинил великое буйство в небесных чертогах и с ним не могли справиться правители духов Двадцати восьми созвездий, начальники Девяти небесных светил, предводители духов Двенадцати главных звезд, пять сановников и четыре советника самого небесного владыки, духи-правители Восточного и Западного Ковшей, два небесных духа крайнего юга и крайнего севера, духи – властители пяти горных вершин и четырех больших рек, а также духи – полководцы всего небесного воинства! Как же ты осмеливаешься думать о том, чтобы полакомиться мясом Танского монаха?!
– Откуда тебе известны такие подробности о Сунь У-куне? – изумился старый оборотень.
– Когда я жил в пещере Верблюда на горе Верблюда вместе с великим князем, правителем той пещеры, он хотел съесть Танского монаха. Тогда Сунь У-кун ворвался к нему в пещеру со своим посохом с золотыми ободками, и от несчастного князя остались одни косточки, пригодные только для игры. Хорошо, что я вовремя улизнул через черный ход, явился сюда, и ты, великий князь, приютил меня. Вот почему я и знаю о Сунь У-куне. Выслушав эти слова, старый оборотень так перепугался, что даже изменился в лице. Не зря говорится: «Даже великий полководец страшится пророчества». Да и как было не испугаться оборотню, когда он услышал все это не от кого-нибудь, а от собственного слуги!
И вот, когда всех обуяли страх и ужас, из рядов бесенят вышел еще один бесенок, который подошел к старому оборотню с такими словами:
– Великий князь! Не досадуй и не бойся! Есть поговорка: «Поспешишь – людей насмешишь». Если хочешь съесть Танского монаха, обожди немного, и я придумаю, как изловить его!
– Как же ты думаешь поступить? – спросил оборотень.
– Я бы предложил действовать по плану, который называется «Разделить цветок сливы по лепесткам».
– Что это значит? – удивленно спросил оборотень.
Бесенок стал объяснять:
– Всех бесов и бесенят, находящихся в этой пещере, надо собрать вместе, из тысячи отобрать сотню, из сотни – десяток, а из десятка – только троих, которые отличались бы исключительной смышленостью и уменьем превращаться. Пусть они примут твой облик, великий князь, наденут на голову такой же шлем, облачатся в такие же латы и вооружатся таким же вальком, после чего притаятся в трех разных местах. Один из них вступит в битву с Чжу Ба-цзе, другой – с Сунь У-куном, а третий – с Ша-сэном. Таким образом бесенята отвлекут от Танского монаха троих его учеников, а ты, великий князь, тем временем поднимешься в воздух и, свесившись с облака, схватишь самого Танского монаха, причем с такой же легкостью, как «достают вещи из сумы» или «муху из воды».
– Что это значит? – удивленно спросил оборотень.
Бесенок стал объяснять:
– Всех бесов и бесенят, находящихся в этой пещере, надо собрать вместе, из тысячи отобрать сотню, из сотни – десяток, а из десятка – только троих, которые отличались бы исключительной смышленостью и уменьем превращаться. Пусть они примут твой облик, великий князь, наденут на голову такой же шлем, облачатся в такие же латы и вооружатся таким же вальком, после чего притаятся в трех разных местах. Один из них вступит в битву с Чжу Ба-цзе, другой – с Сунь У-куном, а третий – с Ша-сэном. Таким образом бесенята отвлекут от Танского монаха троих его учеников, а ты, великий князь, тем временем поднимешься в воздух и, свесившись с облака, схватишь самого Танского монаха, причем с такой же легкостью, как «достают вещи из сумы» или «муху из воды».
Слова бесенка пришлись по душе старому оборотню.
– Ты отлично придумал! – воскликнул он, преисполненный чувством восторга. – Прекрасный замысел! Если не удастся поймать Танского монаха, ничего не поделаешь; если же он попадется мне в руки, то я не обойду тебя и обязательно назначу предводителем головного отряда моего войска!
Бесенок земно поклонился и поблагодарил своего повелителя за милостивое обещание, а затем вызвал всех бесов и стал отбирать лучших из них. Ему удалось отобрать троих самых способных и смышленых. Приняв внешний облик старого оборотня, все три беса вооружились железными вальками и устроили засаду в ожидании Танского монаха. Тут мы их пока и оставим.
Тем временем Танский монах беззаботно следовал за Чжу Ба-цзе по большой дороге, и они прошли уже довольно большое расстояние. Вдруг у дороги раздался резкий звук, и на дорогу выбежал бесенок. Он бросился к Танскому монаху с явным намерением схватить его.
Сунь У-кун сразу же закричал:
– Чжу Ба-цзе! Оборотень! Чего же ты медлишь?
Впопыхах Чжу Ба-цзе не разобрал, какой это был оборотень: настоящий или мнимый. Он выхватил грабли и начал колотить ими. Тогда бесенок пустил в ход железный валек и стал отбиваться. Наскакивая один на другого, они вступили в бой на склоне горы, а в это время в траве опять что-то зашумело, и на дорогу выскочил другой бесенок с намерением схватить Танского монаха.
– Наставник! – воскликнул Сунь У-кун. – Дело дрянь! Чжу Ба-цзе своими подслеповатыми глазами проглядел оборотней. Придется мне, старому, отогнать его, а то он, того и гляди, схватит тебя!
Поспешно достав свой посох, Сунь У-кун выбежал навстречу бесенку и закричал:
– Ты куда! Ну-ка, познакомься с моим посохом!
Бесенок, ни слова не говоря, схватил железный валек и пошел на Сунь У-куна. Оба сцепились тут же на лужайке, и когда бой был в разгаре, Сунь У-кун услышал за спиной резкий свист ветра. Вслед за этим на дорогу выскочил еще один бесенок и побежал к Танскому монаху. Ша-сэн заметил его и испуганно воскликнул:
– Наставник! Видно, у Сунь У-куна и Чжу Ба-цзе в глазах помутилось: оба они проглядели оборотня, который бежит на тебя! Держись крепче на коне, пока я изловлю его!
Не разбираясь что и как, Ша-сэн вытащил свой волшебный посох и преградил дорогу оборотню. Оба они, охваченные яростью, схватились. Крики, брань, бряцание оружия и шум битвы постепенно стали удаляться. Танский монах, сидя верхом на коне, вскоре остался один на дороге, а старый оборотень, находившийся в воздухе, протянул к нему свои руки с цепкими, как когти, пальцами и разом схватил его. Наставник оторвался от коня, его ноги болтались в воздухе. Старый оборотень, словно вихрь, умчался со своей добычей. Несчастный Танский монах! Вот уж поистине:
Прижав вниз край облака, оборотень подтащил Танского монаха к входу в пещеру и крикнул:
– Головной начальник!
На этот зов сразу же отозвался тот самый бесенок, который придумал, как захватить Танского монаха. Он подбежал к своему повелителю и опустился перед ним на колени.
– О, я не смею! Я недостоин! – бормотал он, отбивая поклоны.
– Зачем ты так говоришь! – остановил его оборотень. – Ты же знаешь пословицу: «Слово великого полководца, что пропись черная по белому»! Говорил же я тогда: «Если не удастся поймать Танского монаха, – ничего не поделаешь, если же он попадется мне в руки, то я не обойду тебя и обязательно назначу предводителем головного отряда моего войска». И вот теперь твой замечательный план удался на славу. Неужто я нарушу свое слово? Забирай пока Танского монаха и вели слугам припасти свежей воды, вычистить котел, запасти топлива и развести огонь. Мы его сварим и съедим по кусочку его мяса, чтобы обрести бессмертие.
– Великий князь, пока еще нельзя его есть, – сказал начальник головного отряда.
– Почему нельзя? – удивился оборотень. – Он же в наших руках.
– Великий князь, если ты съешь его, – это неважно. Тебя уважат и Чжу Ба-цзе и Ша-сэн, которых можно уломать и уговорить. Но боюсь, что Сунь У-куна, этого зловредного чародея, нам ничем не умаслить. Если он узнает, что мы с тобой съели его наставника, он даже не станет драться с нами. Он просто-напросто возьмет свой посох с золотыми обручами и проткнет им нашу гору, получится огромная дыра, вся гора развалится и тогда нам некуда будет деться!
– Что же ты предлагаешь, начальник головного отряда? – спросил старый оборотень.
– По-моему, надо спрятать Танского монаха на заднем дворе, привязать его на дереве и не кормить дня два-три. Во-первых, за это время у него прочистятся все внутренности, а во-вторых, мы посмотрим, не явятся ли за ним его ученики. Если они не придут и мы узнаем, что они ушли совсем, тогда мы снимем его с дерева, спокойно разделаемся с ним и съедим. Не будет ли так лучше?
– Да, ты прав, ты прав! – рассмеялся старый оборотень. – Начальник головного отряда рассуждает вполне резонно!
Прозвучала команда, и Танского монаха уволокли на задний двор, там накинули веревки на дерево и привязали монаха к сучьям. Затем толпа оборотней возвратилась на передний двор и оставалась там в ожидании дальнейших распоряжений.
О читатель! Посмотрели бы вы на страдания Танского монаха! Он был туго стянут веревками и крепко привязан к дереву. Неудержимые слезы струились по его щекам.
– Братья мои! – стенал он. – Где вы, на каких горах ло – вите злых духов-оборотней? По каким дорогам гонитесь за ними? Злой дьявол поймал меня, и я терплю невыносимые мучения. Встретимся ли мы еще когда-нибудь? Может быть, тяжкими муками умертвят меня?
И вот, когда он убивался и слезы ручьями лились из его глаз, кто-то, привязанный к другому дереву напротив, окликнул его:
– Уважаемый наставник! И ты тоже оказался здесь?
Сдерживая рыдания, Танский монах спросил:
– Ты кто?
– Я – дровосек, – последовал ответ, – третьего дня меня захватил властитель этой горы и привязал здесь. По моим расчетам сегодня он должен съесть меня.
У Танского монаха вновь закапали слезы.
– О дровосек, дорогой, – промолвил он, – ты умрешь один и твоя смерть не причинит никому ни забот, ни беспокойства, а вот мне не умереть с чистой душой.
– Как же так? – удивился дровосек. – Ведь ты, наставник, покинул мир сует, у тебя нет ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. Умрешь, и все. Отчего же ты говоришь, что не можешь умереть с чистой душой?
– Видишь ли, я из восточных земель послан на Запад поклониться Будде и испросить у него священные книги, – начал объяснять Танский монах – Я получил повеление самого Танского императора Тай-цзуна отправиться на поклон Будде, взять у него священные книги и упокоить бесприютные души грешников, мятущиеся в Подземном царстве. Если меня лишат жизни, разве не убьет это надежду, которую возлагает на меня мой государь-повелитель? Разве не причинит моя смерть огорчение подданным моего государя? Ты не знаешь, какое безграничное множество душ, умерших от несправедливой обиды, томится в Преисподней. Моя смерть лишит их надежды на то, что их жалобы будут услышаны и они во веки веков не удостоятся высшего перерождения. Все мое подвижничество, совершенное за это время, пойдет прахом Как же смогу я принять смерть с чистой душой?
От этих слов дровосек прослезился.
– Наставник! – сквозь слезы молвил он – Твоя смерть будет действительно тяжела. Но моя смерть будет все же горше твоей. Я в раннем детстве лишился отца и жил с матерью-вдовой. У нас нет никакого хозяйства, и мы живем лишь тем, что я рублю дрова. В этом году моей матери исполнилось восемьдесят три года, и я единственный ее кормилец. Кто же позаботится о ней, кто похоронит ее, если меня лишат жизни? О горе! О горе!