– Ты погоди меня благодарить, – сказал ему Сунь У-кун, – я задержал здесь всех духов четырех небесных канцелярий. Созови как можно больше людей, только поживее, и вместе с ними воздай духам благодарность и попроси их впредь являться сюда и посылать дожди!
Правитель округа тут же разослал срочных гонцов созвать народ для воздаяния всеобщей благодарности. Все собрались, держа в руках благовонные свечи, и устремили свои взоры к небу. И вдруг небо в одном месте просветлело, словно тучи разверзлись, и показались небесные духи в своем настоящем виде. То были духи – начальники четырех отделов: Дождя, Грома, Облаков и Ветра.
Послушайте, как они выглядели:
Некоторое время духи неподвижно находились в небе, принимая знаки почитания и благоговения множества людей. Затем Сунь У-кун вновь поднялся ввысь на облаке, вежливо поклонился духам и сказал:
– Благодарю вас за ваши труды! Теперь вы можете возвращаться к себе, а я, старый Сунь У-кун, велю всему народу этого округа постоянно чтить вас и делать вам подношения. Прошу вас всех, уважаемые духи, – добавил он, – впредь не забывайте посылать по одному ветру через каждые пять дней и по одному хорошему дождю через каждые десять дней, чтобы помочь народу скорей изжить последствия засухи!
Духи дали обещание, повернули обратно, и на этом мы с ними распрощаемся.
Тем временем Великий Мудрец Сунь У-кун опустился на своем облаке и сказал Танскому монаху:
– Ну вот! Дело сделано, народ успокоился, и мы можем собираться в путь!
Правитель округа, светлейший хоу, услышав, что сказал Сунь У-кун, принялся кланяться и умолять.
– Почтенный отец Сунь У-кун, – говорил он, – что ты! Помилуй! Ты совершил благодеяние, которому нет меры и предела! Я уже велел устроить для тебя и твоих спутников маленькое угощение, дабы хоть в ничтожной степени отблагодарить за твою щедрую милость. Я откуплю участок полевой земли у землевладельцев, построю в честь тебя монастырь и молельню, велю высечь на каменной табличке имя твое и буду приносить жертвы во все четыре смены года. Но твое благодеяние столь огромно, что, если даже высечь памятную запись о нем на моих живых костях и на моем сердце, все равно не отплатить мне даже за одну десятитысячную долю его. Как же ты можешь уйти от нас?!
– Ты прав, уважаемый благодетель, – сказал Танский монах, – но мы ведь монахи-паломники, направляющиеся на Запад к Будде, а потому не смеем долго задерживаться. Во всяком случае через день-другой обязательно должны отправиться в путь.
Но разве мог согласиться правитель округа, светлейший хоу, отпустить своих гостей! Он в ту же ночь разослал людей за винами и яствами и приказал приступить к постройке монастыря и молельни.
На следующий день был устроен роскошный пир. Танского монаха пригласили занять самое почетное место. Рядом с ним усадили Великого Мудреца Сунь У-куна вместе с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном. Сам правитель округа, светлейший хоу, со своими чинами всех рангов и слугами, подносил монахам чарки с вином и блюда с яствами. Нежная музыка услаждала их слух. Пир продолжался целый день и прошел очень весело и радостно.
Об этом даже сложены стихи:
Пиры продолжались изо дня в день. Благодарностям и приношениям не было конца, и наши путники задержались почти на полмесяца, пока не была закончена постройка монастыря и молельни. И вот однажды правитель округа, светлейший хоу, предложил нашим четверым монахам пойти осмотреть новый монастырь.
Танский монах изумился при виде его.
– Какое величественное и красивое сооружение! – восторгался он. – Как это удалось столь быстро построить такой монастырь?
– Я целыми днями и ночами торопил рабочих, и они работали не покладая рук, чтобы скорей закончить! – объяснил правитель округа. – Прошу вас, посмотрите, все ли сделано как следует!
– Вот что, поистине ты мудрый и талантливый правитель! – смеясь от удовольствия, сказал Сунь У-кун.
Все сразу же приступили к тщательному осмотру.
Величественные залы и храмы монастыря, огромные ворота с красивыми украшениями – все это поразило монахов, и они то и дело громко выражали свое восхищение. Сунь У-кун попросил наставника придумать название для нового монастыря.
– Пусть он называется Монастырь в честь благодатного дождя, – произнес Танский монах.
– Прекрасное название! Чудесное! – одобрил правитель округа.
По этому случаю он велел тотчас же пригласить всех священнослужителей и монахов и служить молебен с возжиганием фимиама.
По левую сторону от главного храма возвышались четыре молельни в честь Танского монаха и его спутников, где ежегодно должны были четыре раза служить молебен и приносить жертвы. Кроме того, было решено соорудить храмы в честь духа Грома и духа Дракона, дабы отблагодарить за их благодеяние.
После осмотра нового монастыря Танский монах велел отправляться в дальнейший путь.
Все жители округа, понимая, что удерживать своих благодетелей больше нельзя, вышли провожать их, неся всевозможные дары, но монахи отказались принять их. Тогда правитель округа, все его приближенные и слуги призвали музыкантов и собрали большую процессию с хоругвями и флагами, которая провожала монахов целых тридцать ли. Люди никак не могли проститься с путниками, утирали слезы и, не отрываясь, смотрели им вслед, не смея возвращаться до тех пор, пока монахи не скрылись из виду.
Вот уж право:
Из последующих глав вы узнаете, когда же, наконец, наши путники предстали перед Буддой Татагатой.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ,
в которой повествуется о том, как праведные монахи в княжестве Яшмовых цветов устроили волшебное представление, а также о том, как Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн обрели учениковИ вот Танский монах, радостный и довольный, распрощался с именитым правителем области и, сидя на коне, обратился к Сунь У-куну с такими словами:
– Просвещенный ученик мой! На этот раз ты совершил дело куда более важное, чем в царстве Нищенствующих монахов, где спас детей от гибели.
– В том царстве было спасено всего-навсего тысяча сто одиннадцать детей, – вмешался Ша-сэн, – а здесь после благодатного дождя, напитавшего почву, тысячи и десятки тысяч людей заживут в достатке! Я сам, в душе, не могу нахвалиться силой волшебства, проникающего до небес, которым владеет мой старший брат в монашестве, а также его милосердием и благодеянием, распространяющимися на всю землю!
– В том царстве было спасено всего-навсего тысяча сто одиннадцать детей, – вмешался Ша-сэн, – а здесь после благодатного дождя, напитавшего почву, тысячи и десятки тысяч людей заживут в достатке! Я сам, в душе, не могу нахвалиться силой волшебства, проникающего до небес, которым владеет мой старший брат в монашестве, а также его милосердием и благодеянием, распространяющимися на всю землю!
Чжу Ба-цзе при этих словах рассмеялся.
– У нашего старшего братца есть и милосердие и доброта, – проговорил он, – но беда в том, что все это лишь показное: так, он вроде и совершает добрые, справедливые дела, а в душе таит зло. Стоит ему только побывать где либо со мною, старым Чжу, он так и норовит погубить меня.
– Когда это я норовил погубить тебя? – спросил Сунь У-кун. – Хватит, хватит, – зло перебил его Чжу Ба-цзе, – ты всегда только и думаешь о том, чтобы меня связали да подвесили, зажарили или сварили! Вот и теперь, совершил в округе Бессмертного феникса великую милость, облагодетельствовал миллионы людей, казалось бы, можно хоть с полгодика пожить на месте, поводить меня на пиршества, чтобы я мог поесть всласть и досыта, так нет же, торопит да торопит: «Скорей в путь-дорогу!».
Танский монах, прислушавшись к словам Чжу Ба-цзе, прикрикнул на него.
– Ишь ты, какой обжора ненасытный, Дурень! Живей шагай и не смей пререкаться!
Чжу Ба-цзе не стал больше возражать, потер морду обеими руками, поправил на плечах коромысло с поклажей и, усмехнувшись, поспешил за наставником и учениками на большую дорогу.
Время летело быстро, словно челнок в ткацком станке, и снова наступила поздняя осень. Только и видно было, как
Долго шли наши четверо путников, и вот опять увидели неясные очертания городских стен. Подняв плеть, Танский монах протянул ее и указал вдаль:
– Сунь У-кун! Погляди! Опять перед нами какой-то город. Не знаю только, что это за место.
– Ни ты, ни я никогда там не были, откуда же нам знать? – ответил Сунь У-кун. – Вот когда приблизимся к нему, спросим у людей.
Не успел он проговорить эти слова, как вдруг из чащи деревьев вышел какой-то старец с бамбуковым посохом в руке, одетый в легкие одежды, в плетеных туфлях из пальмового лыка, перепоясанный тонким пояском. Увидев его, Танский монах так перепугался, что чуть не слетел с коня, однако выступил вперед и произнес приветствие, положенное при встрече. Опершись на посох, старец ответил вежливым поклоном и спросил:
– Откуда ты, почтеннейший?
Танский монах сложил руки ладонями вместе и смиренно ответил:
– Я – бедный монах из восточных земель Танского государства, послан в храм Раскатов грома поклониться Будде и попросить у него священные книги. Ныне мы добрались до ваших благодатных мест и издали увидели очертания городских стен. Но мы не знаем, что это за город, а потому я и обращаюсь к тебе, благодетель наш, с одной только просьбой – рассказать нам о нем.
Старец выслушал просьбу Танского монаха и ответил так:
– Досточтимый праведный наставник! Эта местность является одним из небольших владений, принадлежащих стране Небесных зарослей бамбука, и носит название Яшмовые цветы. Владетель города приходится сродни государю – императору страны Небесных зарослей бамбука, и ему пожалован титул князя Яшмовых цветов. Этот князь очень мудр, с особым почтением относится к монахам-проповедникам, любит простой народ. Я уверен, что если ты, почтенный наставник, повидаешься с ним, то он с большим уважением отнесется к тебе.
Танский монах поблагодарил старца, а тот удалился в чащу леса и скрылся из виду. Тогда только наставник повернулся к своим ученикам и передал им все, что сказал старец. Те очень обрадовались и собрались было помочь наставнику влезть на коня, но он остановил их.
– Путь до города не очень далек, – сказал он, – и я не хочу ехать верхом.
Все четверо отправились пешком, дошли до улицы на краю города и стали внимательно глядеть по сторонам. Почти все жители занимались торговлей; город был густо населен, и торговля шла бойко. По внешнему виду и по оживлению, которое царило на улицах, город этот очень напоминал города Серединного цветущего государства. Танский монах стал наказывать своим ученикам:
– Братья мои, будьте почтительны и вежливы. Не вздумайте допускать каких-нибудь вольностей.
Чжу Ба-цзе, вняв совету наставника, опустил голову, Ша-сэн прикрыл лицо, один только Сунь У-кун шел как ни в чем не бывало, поддерживая учителя. Люди с любопытством глазели на пришельцев, то и дело слышались изумленные возгласы:
– Нам приходилось видеть добродетельных монахов, укротителей драконов и тигров, но монаха, который водил бы за собой ручную свинью и обезьяну, мы еще ни разу не встречали.
Чжу Ба-цзе не сдержался, обтер рыло и рявкнул:
– А приходилось ли вам когда-нибудь видеть монаха, укротившего царя всех свиней?
Своим видом он до того напугал зевак, что все они повалились на землю и стали в ужасе расползаться в разные стороны. Сунь У-кун рассмеялся.
– Дурень! – крикнул он. – Скорей прячь свое рыло, хватит тебе дурачиться. Да смотри, будь осторожен, сейчас пойдем через мост!
Чжу Ба-цзе тоже рассмеялся и опустил голову.
Путники прошли через висячий мост, вошли в городские ворота и очутились на широкой улице с питейными и увеселительными заведениями, где царило большое оживление. Поистине этот город вполне мог состязаться со священной столицей великой Танской империи. Свидетельством тому могут послужить стихи:
Радуясь в душе, Танский монах думал про себя: «Видимо, никто из людей, рассказывавших о западных странах, не бывал здесь. С первого взгляда здесь кажется все, как у нас. Однако если внимательней присмотреться, то жизнь здесь была совсем не такой, как в великой Танской империи! Видимо, не зря говорят, что есть рай земной!».
Дань риса здесь продавали за четыре цяня, а конопляное масло – по восемь ли3 один цзинь. Танский монах окончательно уверился в том, что место это на самом деле является страной изобилия.
Долго шли наши путники и, наконец, приблизились ко дворцу, в котором жил князь – правитель Яшмовых цветов. По обеим сторонам дворцовых ворот были расположены казенные здания: управление наместника, судебная палата, придворная кухмистерская и подворье для приезжающих гостей.
– Братья, – молвил Танский монах, – вот и управление. Обождите меня здесь. Я зайду предъявлю проходное свидетельство здешнему правителю для проверки, и отправимся дальше.
– А мы что? Так и будем стоять перед воротами? – спросил Чжу Ба-цзе.
– Ты разве не видишь, что над теми воротами красуется вывеска «Подворье для приезжающих», – ответил Танский монах. – Идите, посидите там, узнайте есть ли сено и фураж, купите немного да покормите коня. А я повидаюсь со здешним князем, и если он предложит угощение, то приду за вами, чтобы вместе покушать.