А монахи орали на них: «Потише, вы, негодяи!»
Бинки размытым пятном пересекла горные вершины. Ее копыта коснулись земли лишь на заснеженном пустынном дворе, ровная поверхность которого, благодаря льющемуся с неба свету Плоского мира, отливала всеми цветами радуги. Мор соскочил с седла и побежал под пустынными сводами в келью, где, окруженный преданными последователями, лежал на последнем издыхании восемьдесят восьмой аббат.
Шаги Мора отдавались гулким эхом, пока он несся по облицованному искусной мозаикой полу. Сами монахи носили поверх обычной обуви специальные шерстяные тапочки.
Добежав до кровати, он на минуту остановился, опираясь на косу и пережидая, пока восстановится дыхание.
Аббат, маленький, абсолютно лысый и обладающий большим количеством морщин, чем целый мешок чернослива, открыл глаза.
— Опаздываешь… прошептал он и испустил дух.
Мор сглотнул, стараясь дышать ровно и медленно, плавной дугой привел косу в движение. Несмотря ни на что, удар был нанесен точно; аббат сел, оставив свой труп за спиной.
— С точностью до секунды, — произнес он голосом, который мог слышать только Мор. — А я уж было забеспокоился.
— Все в порядке? — осведомился Мор. — Тогда мне пора бежать…
Решительным движением свесив ноги с кровати, аббат бодро вскочил и двинулся в направлении Мора сквозь ряды своих скорбящих приверженцев.
— Не исчезай так быстро, — позвал он. — Я всегда с нетерпением жду этих бесед. А что случилось с обычным парнем?
— Обычным парнем? — переспросил вконец растерявшийся Мор.
— Высокий такой детина. Черный плащ. Судя по виду, недоедает, объяснил аббат.
— Обычный парень? Ты имеешь в виду Смерть? — дошло наконец до Мора.
— Его самого, — жизнерадостно кивнул аббат.
У Мора отвалилась челюсть.
— Ты что, уже не в первый раз умираешь? — с трудом совладав с непослушным языком, сумел выговорить он.
— И не в последний, — продолжил аббат. — Как только улавливаешь, в чем тут дело, дальше вопрос практики.
— Неужели?
— Нам пора отчаливать, — поторопил его аббат.
Челюсть Мора со стуком захлопнулась.
— Именно это я и пытался сказать.
— Было бы очень мило с твоей стороны, если бы ты просто подбросил меня до долины, — безмятежно сообщил монах.
Он пулей метнулся мимо Мора во двор. Какое-то мгновение Мор ошарашенно пялился на пол, на то самое место, где за секунду до этого стоял аббат, а затем кинулся следом. Он бежал и стыдился сам себя: до такой степени непрофессионально и недостойно занимаемой должности он, как ему показалось, выглядел.
— Значит, так… — начал он.
— Помнится, у другого была лошадь по имени Бинки, — любезно, словно ведя светскую беседу, произнес аббат. — Ты что, купил у него один обход?
— Обход? — повторил Мор, уже окончательно запутавшись.
— Или как там это называется. Не суть важно. Прости меня, парень, сказал аббат, — я ведь не знаю, как эти вещи организуются.
— Мор, — отрешенно поправил Мор. — И я думаю, что тебе положено возвращаться вместе со мной. Если не возражаешь, — добавил он как можно более твердым и авторитетным тоном.
Монах посмотрел на него и ласково улыбнулся.
— Жаль, но на это я пойти не могу, — ответил он. — Может, когда-нибудь.
А сейчас, не подбросишь ли ты меня до ближайшей деревни? А то, по-моему, вот-вот должно свершиться мое зачатие.
— Зачатие? Но ты только что умер! — воскликнул Мор.
— Да, но, понимаешь ли, у меня, что называется, сезонный билет, объяснил аббат.
Хоть и очень медленно, но свет понимания начал доходить до Мора.
— Ах вот оно что, — протянул он. — Я читал об этом. Реинкарнация, да?
— Ага, это самое слово. Вот уже пятьдесят три раза подряд. Или пятьдесят четыре.
Бинки при их приближении подняла голову и легонько заржала, узнавая старого знакомого, когда аббат ласково потрепал ее по морде. Мор сел верхом и помог аббату устроиться за спиной.
— Должно быть, это очень интересно, — произнес он, когда Бинки начала свой подъем от храма ввысь. Даже по меркам (по абсолютной шкале) обычного поверхностного разговора рейтинг этого замечания был бы сильно отрицательным. Но в данный момент ничего лучше не пришло Мору в голову.
— Нет, не должно быть, — хмыкнул аббат. — Ты думаешь, что это интересно, поскольку считаешь, что я помню все предыдущие жизни. Но, разумеется, я их не помню. Во всяком случае, пока живу.
— Об этом я не задумывался, — признал авторитет знатока Мор.
— Только вообрази, тебя пятьдесят раз приучают к горшку!
— Да уж, тут особо оглядываться не на что.
— Ты прав. Если бы я мог начать все сначала, то ни в коем случае не стал бы перевоплощаться. Но как раз в тот момент, когда начинаешь понимать, что к чему, ребята из храма спускаются в деревню. В поисках мальчика, зачатого в тот час, когда умер старый аббат. Какая узость воображения.
Останови здесь, пожалуйста. На секундочку.
Мор взглянул вниз.
— Мы в воздухе, — с сомнением в голосе предупредил он.
— Я не задержу тебя.
Аббат соскользнул со спины Бинки, сделал несколько шагов по разреженному воздуху и изо всех сил заорал.
Казалось, его вопль будет звучать вечно. Наконец аббат забрался обратно.
— Ты представить себе не можешь, как долго я этого ждал, — признался он.
В нескольких милях от храма располагалась деревушка. Она играла роль некоей инфраструктуры, а ее жители были заняты в подобии обслуживающей индустрии. С воздуха деревня выглядела беспорядочной россыпью маленьких, но снабженных хорошей звукоизоляцией хижин.
— Подойдет любая, — сказал аббат. Мор высадил его в нескольких футах над поверхностью снега, посреди самого тесного скопления домишек.
— Надеюсь, следующая жизнь изменит что-нибудь к лучшему, — напутствовал он аббата.
Тот лишь пожал плечами.
— Надежда умирает последней, — отозвался он. — На худой конец, хоть отдохну. В моем распоряжении перерыв на целых девять месяцев. Обзор, конечно, не очень, но по крайней мере тепло.
— Тогда прощай, — помахал рукой Мор. — Я должен торопиться.
— Оревуар, — печально ответил аббат и двинулся прочь.
Огни Центрального Сияния все еще отбрасывали на поверхность Диска неровные мерцающие отблески. Мор вздохнул и потянулся за третьими часами.
Футляр был серебряным, украшенным орнаментом из маленьких корон. Едва ли там осталась хоть одна песчинка.
Мор, понимая, что хуже быть не может, осторожно повернул футляр, пытаясь различить имя…
Принцесса Кели пробудилась ото сна.
Она услышала какой-то звук — такой звук обычно производит тип, бесшумно крадущийся по вашей спальне. Какие там перины и горошины — выбросьте из головы. В течение многих лет естественный отбор в чистом виде установил, что выживают лишь те королевские династии, чьи члены способны определить присутствие ночного убийцы по шороху, которым тот, будучи достаточно умелым, никогда не сопровождает свои движения. Навык диктует необходимость. В придворных кругах всегда найдется желающий перерезать наследнику — или наследнице — горло.
Она лежала не шелохнувшись, соображая, что делать дальше. Под подушкой был спрятан кинжал. Она тихонько заскользила рукой вверх по простыням, из-под ресниц оглядывая комнату в поисках незнакомых теней. Принцесса прекрасно отдавала себе отчет: если она каким-то образом выдаст, что не спит, ей уже никогда не проснуться.
Сквозь большое окно напротив просочился свет. Однако доспехи, гобелены и прочие разнообразные предметы убранства могли послужить отличным укрытием для целой армии наемных убийц.
Раздался звук от упавшего за изголовьем ножа. Да и вряд ли она сумела бы использовать его по назначению…
Визжать и звать охрану, решила она, не стоит. Если кто-то сумел проникнуть в комнату, значит, этот кто-то оказался сильнее стражников. Или с помощью большой суммы денег ввел их в прострацию.
На облицованной плитками каминной полке лежала грелка. Попробовать использовать ее как оружие?
Послышался слабый металлический звук.
Пожалуй, закричать — это не такая уж плохая идея…
Окно взорвалось. Какое-то мгновение Кели смотрела в оконный проем, за которым бушевал адский огонь. Там, обрамленная синими и пурпурными языками адского пламени, фигура в странном одеянии и капюшоне прижималась к холке самой большой лошади, которую принцесса когда-либо видела…
Рядом с кроватью стоял кто-то с воздетым в руке ножом.
Кели зачарованно наблюдала, как рука шевельнулась, а конь со скоростью сползающего с горы ледника перемахнул через раму и приземлился у противоположной стены. Нож завис прямо над Кели, затем начал опускаться.
Лошадь поднялась на дыбы. Всадник стоял в стременах, размахивая каким-то непонятным оружием. Со звуком, который издает скользнувший по краю влажного стакана палец, лезвие рассекло застывший густым, прозрачным желе воздух.
Рядом с кроватью стоял кто-то с воздетым в руке ножом.
Кели зачарованно наблюдала, как рука шевельнулась, а конь со скоростью сползающего с горы ледника перемахнул через раму и приземлился у противоположной стены. Нож завис прямо над Кели, затем начал опускаться.
Лошадь поднялась на дыбы. Всадник стоял в стременах, размахивая каким-то непонятным оружием. Со звуком, который издает скользнувший по краю влажного стакана палец, лезвие рассекло застывший густым, прозрачным желе воздух.
Свет померк.
Раздался глухой удар от падения тяжелого тела, затем — металлическое лязганье. Кели набрала в рот побольше воздуха. Неведомая рука быстро зажала ей рот ладонью. Встревоженный голос произнес:
— Если ты закричишь, мне придется горько раскаяться. Помолчи, ладно? Пожалуйста. У меня и без того хватает неприятностей.
Всякий, способный вложить в голос такое количество умоляющей растерянности, или искренен, или является настолько хорошим актером, что ему вряд ли потребуется зарабатывать на жизнь ремеслом наемного убийцы.
— Кто ты? — произнесла она.
— Не знаю, вправе ли я открыться, ответил голос. — Главное, ты жива, не правда ли?
Она собралась было ответить саркастическим замечанием, но вовремя прикусила язычок. Что-то в тоне вопроса обеспокоило ее.
— Почему ты не назовешься? — поинтересовалась она.
— Это нелегко… — Последовала пауза. Принцесса напряженно вглядывалась в темноту, пытаясь облечь голос лицом. — Быть может, я ужасно навредил тебе, — добавил голос.
— Разве ты только что не спас мне жизнь?
— По правде сказать, я и сам не знаю, что я спас. Можно тут чем-нибудь посветить?
— Фрейлина иногда оставляет спички на каминной полке, — сказала Кели.
Она ощутила, как некто рядом с ней переместился. Последовало несколько неуверенных шагов, пара ударов и, наконец, громкое лязганье. Хотя вряд ли это слово адекватно отражает ту поистине созревшую, дождавшуюся своего часа какофонию от летящего на пол металла, звуки которой наполнили комнату. Шум завершился традиционным легким позвякиванием — через пару секунд после того, как вы подумали, что все уже закончилось.
— Я под доспехами, — довольно невнятно произнес голос (Кели пришлось поднапрячься, чтобы разобрать слова). — Где бы это могло быть?
Тихонько соскользнув с постели, Кели ощупью двинулась к камину, в бледном свете затухающих углей нашарила связку спичек, чиркнула одной (та разразилась взрывом едкого серного дыма), зажгла свечу, нашла груду расчлененных доспехов, вытащила из ножен меч… И чуть не проглотила язык.
Кто-то горячо и влажно дохнул ей в ухо.
— Это Бинки, — произнесла груда. — Она так показывает, что ты ей нравишься. Она пытается проявить дружелюбие. Думаю, она сейчас не отказалась бы от охапки сена, если таковая здесь найдется.
С поистине царственным самообладанием Кели промолвила:
— Это четвертый этаж. Спальня дамы. Ты был бы поражен, если бы узнал, сколько лошадей так и не побывало здесь.
— О! Пожалуйста, не могла бы ты помочь мне?
Она положила меч и оттащила в сторону нагрудник. Из темноты на нее воззрилось тонкое бледное лицо.
— Во-первых, настоятельно рекомендую объяснить, почему мне не следует послать за стражей, — сказала принцесса. — Одно то, что ты очутился в моей спальне, по закону карается мучительной смертью.
Она смотрела на него испепеляющим взором.
— Прости, но не могла бы ты высвободить мне руку, если не трудно? наконец выговорил он. — Благодарю, Во-первых, стража скорее всего меня не заметит, во-вторых, в этом случае ты так и не узнаешь, почему я здесь, а судя по твоему виду тебе страсть как хочется это узнать, и в-третьих…
— В-третьих — что?
Его рот открылся и тут же захлопнулся. Мор хотел сказать: «В-третьих, ты так красива, по крайней мере, очень привлекательна или гораздо более привлекательна, чем любая девушка из всех, кого я встречал, хотя должен признать, что я девушек встречал не очень много». Стать поэтом Мору всегда мешала врожденная честность; если бы Мор когда-нибудь стал сравнивать девушку с летним днем, то за сравнением обязательно последовало бы вдумчивое объяснение насчет того, какой именно день имеется в виду и было ли тогда дождливо или, наоборот, ясно. Так что в данных обстоятельствах даже хорошо, что язык его не слушался.
Кели подняла свечу, осветив окно.
Оно было целым. Ни единой щербины на каменных рамах. Стекло с цветными вставками, изображающими герб Сто Лата, тоже ничуть не пострадало. Она оглянулась на Мора.
— Забудем о третьем, — сказала она. — Вернемся к первому.
Через час над городом забрезжил рассвет. Дневной свет на Плоском мире не столько летит, сколько течет, поскольку его тормозит неподвижное магическое поле Диска. Лучи солнца покатились по земле, подобно волнам золотистого моря. Какое-то мгновение расположенный на насыпи город возвышался над его поверхностью, точно омываемый волнами прилива песочный замок. С каждой новой волной свет все уплотнялся, пока наконец не закружился вокруг города, образовав световорот, и не просочился внутрь.
Мор и Кели сидели рядышком на кровати. Песочные часы лежали между ними.
В верхней колбе не осталось ни песчинки.
Снаружи донеслись звуки пробуждающегося замка.
— Все равно не понимаю, — произнесла он. — Мертва я или нет?
— Ты должна быть мертвой, — признался он, — в соответствии с судьбой или чем там еще. Я довольно слаб в теории.
— И ты должен был убить меня?
— Нет! Я имею в виду, нет, убить тебя должен был не я, а убийца. Я же уже пытался объяснить все это.
— Так почему же ты помешал ему это сделать?
Мор ответил ей взглядом, полным ужаса.
— Ты что, хотела умереть?
— Разумеется нет. Но похоже на то, что здесь человеческие желания в расчет не берутся. Я просто стараюсь подойти к этому вопросу с позиций здравого смысла.
Мор уткнулся взглядом в колени. Затем встал.
— Я думаю, мне лучше уйти, — холодно отчеканил он.
Сложив косу, он засунул ее в укрепленные за седлом ножны и посмотрел на окно.
— Ты вошел через него, — пришла на помощь Кели. — Слушай, когда я сказала…
— Оно открывается?
— Нет. За дверью коридор, он выходит на балкон. Но люди увидят тебя!
Проигнорировав это восклицание, Мор отворил дверь и вывел Бинки в коридор. Кели кинулась вслед за ним. Фрейлина, как раз собиравшаяся постучать, остановилась, сделала реверанс и слегка нахмурилась, когда ее мозг мудро отогнал от себя зрелище ступающей по ковру очень большой лошади.
Балкон выходил в один из внутренних двориков. Мор бросил взгляд за парапет, и вскочил в седло.
— Остерегайся герцога, — посоветовал он. — Это все он.
— Отец всегда предупреждал меня о нем, — согласилась принцесса. — Я никогда не ем, пока еду не попробует специальный придворный.
— Кроме того, тебе следует завести телохранителя, — продолжал Мор. Мне пора уходить. Неотложные дела. Прощай, — добавил он тоном, который, как Мор надеялся, должным образом выразил задетую гордость.
— Я еще увижу тебя? — спросила Кели. — Есть много такого, о чем я хотела бы…
— Не уверен, что тебе стоит забивать этим голову, — надменно ответил Мор.
Он прищелкнул языком, и Бинки скакнула в воздух. Скользнув хвостом по парапету, она легким галопом углубилась в голубое утреннее небо.
— Я хотела сказать спасибо! — прокричала вслед Кели.
Фрейлина, которая никак не могла отделаться от ощущения какой-то не правильности и шла за принцессой по пятам, озабоченно справилась:
— Вы хорошо себя чувствуете, мэм? Кели рассеянно посмотрела на нее.
— Что? — повелительным тоном переспросила она.
— Я только хотела узнать, вы хорошо провели ночь?
Плечи Кели опустились.
— Нет, — буркнула она. — Плохо. В моей спальне мертвый убийца. Он покушался на мою жизнь. Не могла бы ты что-нибудь сделать с этим? И, — она подняла руку и задержала ее в воздухе, — я не хочу, чтобы ты кудахтала «Мертвый, мэм? Убийца, мэм?» или вопила. Просто разберись с ним, и все. Тихо и спокойно. По-моему, у меня страшно разболелась голова. Так что кивни, но ничего не говори.
Фрейлина кивнула, сделала неопределенное приседающее движение и пятясь покинула помещение.
* * *Мор сам не понял, каким образом вернулся обратно. Небо просто изменило свой цвет, став из льдисто-голубого угрюмым и серым, когда Бинки окунулась в провал между измерениями. Лошадь не опускалась на темную почву поместья Смерти. В какой-то момент эта почва просто оказалась там, прямо под ними, подобно авианосцу, который, осторожно маневрируя, подводит посадочную площадку под реактивный истребитель, избавляя пилота от связанных с приземлением хлопот.
Гигантская лошадь протрусила во двор конюшни и остановилась возле двойной двери, помахивая хвостом. Соскользнув с седла, Мор побежал к дому.