— А что написано под картинкой?
— Э-э. Здесь сказано: «Эсли вы с удавольствием прочитали сею Книгу, то ваможно, заинтересуетесь и другими праизвидениями, вышыдшыми из-под пера…»
— Нет, что написано под картинкой?
— Это легко. Это сам старик Малих. Любой волшебник знает его. То есть он основал Университет. — Кувыркс хихикнул. — В Главном зале стоит одна его известная статуя. Как-то во время Развеселой Недели я забрался на нее и приделал…
Мор не отрываясь смотрел на изображение.
— Слушай, — тихо произнес он, — у этой статуи с носа случайно не свисает капля?
— Я бы не сказал, — ответил Кувыркс. — Статуя была мраморная. Но я не могу взять в толк, с чего ты так завелся. Множество людей знает, как он выглядел. Он знаменитость.
— Он ведь жил очень давно?
— Где-то две тысячи лет назад. Я никак не пойму, почему…
— Но я готов держать пари, что он не умер, — заявил Мор. — Бьюсь об заклад, однажды он просто исчез. Я прав?
Какое-то мгновение Кувыркс сохранял молчание.
— Забавно, что ты заговорил об этом, — медленно пробормотал он. — Я слышал такую легенду. Говорят, он творил очень странные вещи. Говорят, во время попытки провести Обряд АшкЭнте задом наперед, его втянуло в Подземельные Измерения. Все, что от него осталось, это шляпа. Трагично, очень трагично. Да и шляпа-то была так себе; ее прожгло в нескольких местах.
— Альберто Малих… — произнес Мор, наполовину обращаясь к самому себе. — Хорошо. Мне это нравится.
Он забарабанил пальцами по столу. Звук получился странно приглушенным.
— Извиняюсь, — промямлил Кувыркс. — С сэндвичами с патокой у меня тоже пока осложнения.
— По моим расчетам, стена движется со скоростью медленно идущего человека, — сказал Мор, рассеянно облизывая пальцы. — А ты не можешь остановить ее силой магии?
Кувыркс покачал головой.
— Только не я. Меня расплющит в лепешку! — весело воскликнул он.
— В таком случае, что произойдет с тобой, когда стена придет?
— О, я вернусь к своей прежней жизни на Стенной улице. Как будто я никогда не покидал ее, И всего этого не происходило. Жалко, однако. Готовят здесь очень прилично и белье стирают бесплатно. Кстати, как далеко, ты сказал, она находится?
— Полагаю, милях в двадцати отсюда. Кувыркс закатил глаза к небу и зашевелил губами. В конце концов он подвел итог:
— Это значит, что стена прибудет сюда примерно завтра в полночь, как раз ко времени коронации.
— Чьей коронации?
— Ее.
— Но ведь она уже королева!
— В каком-то смысле. Но официально не является ею до тех пор, пока не будет коронована. — Кувыркс усмехнулся. Озаренное пламенем свечи, его лицо казалось покрытым пляшущим тенистым узором, вздрагивающим и меняющим очертания при каждом движении щек. — Если хочешь, могу предложить следующее сравнение: это похоже на разницу между тем, чтобы перестать жить, и тем, чтобы стать мертвым.
Двадцать минут назад Мор чувствовал себя таким утомленным, что считал: позволь он себе расслабиться и он тут же уснет на месте, пустив для надежности корни. Сейчас кровь у него кипела. Эта была бешеная энергия, которая обычно просыпается поздним вечером и за которую вы бы много отдали завтра днем. Но сейчас он чувствовал, что ему просто необходимо предпринять какие-то действия, иначе его мышцы лопнут от распирающей их жизненной силы.
— Я хочу увидеть ее, — заявил он. — Если ты не можешь ничего сделать, может, у меня что-то получится.
— Ее комнату охраняет стража, — предупредил Кувыркс. — Я упомянул об этом просто так, на всякий случай. Ни на йоту не сомневаюсь, что это ровным счетом ничего не меняет.
* * *В Анк-Морпорке была полночь. Но в раскинувшемся по обе стороны реки городе-гиганте единственная разница между ночью и днем заключалась в том, что ночью было темно. Магазины гудели от нахлынувших волн народа; зрители по-прежнему густо теснились вокруг арен с раздевающимися проститутками; производственные отходы бесконечной и древней войны между противоборствующими бандами тихонько плыли в ледяных водах реки с привязанными к ногам свинцовыми грузилами; торговцы разнообразными незаконными и даже нелогичными развлечениями усердно занимались своим подпольным бизнесом; попрошайки попрошайничали; в переулках, разбрызгивая вспышки отраженного лезвиями звездного света, кипела дежурная поножовщина; астрологи начинали рабочий день, а в Тенях заблудившийся ночной сторож зазвонил в колокол и завопил: «Двенадцать часов и все тих-хр-р-р…»
Однако в Коммерческой Палате Анк-Морпорка не вызвало бы восторга предположение, что единственное реальное различие между их городом и болотом заключается в количестве ног у аллигаторов. И в самом деле, в городе имеются свои районы для избранных. Они преимущественно располагаются на холмах, где есть надежда на дуновение ветерка. В этих районах ночи мягки и благоуханны, воздух насыщен ароматом цветущих цециллий и врудиолусов.
В данную конкретную ночь город был насыщен еще и селитрой, поскольку отмечалась десятая годовщина вступления в должность патриция[7]. На торжества подобного рода глава города обычно приглашал нескольких друзей — в данном случае на приглашение откликнулись пятьсот из них — и устраивал фейерверки.
В дворцовых садах звучал смех и, время от времени, утробное, порождаемое страстью урчание. Вечер как раз вступил в ту интересную фазу, когда все уже выпили слишком много, но все же недостаточно, чтобы свалиться замертво. Это была та самая стадия, во время которой человек творит вещи, о которых позже вспоминает с алой краской стыда — например дует в бумажную пищалку и смеется до тошноты.
Фактически, около двух сотен гостей патриция сейчас были заняты тем, что спотыкались и пинались, претворяя в жизнь Танец Змеи, образчик своеобразного морпоркского фольклора. Исполнителям надлежало надраться, ухватить за талию впереди стоящего и, образовав таким образом длинного суставчатого крокодила, проскакать, заливаясь оглушительным гоготом и совершая непредсказуемые повороты, сквозь как можно большее количество помещений, желательно содержащих бьющиеся предметы. При этом обязательно нужно вскидывать ноги в неопределенном направлении в такт ритму танца (или, на худой конец, в такт хоть какому-то ритму). Танцевали уже добрых полчаса, «змея» проползла по всем комнатам во дворце и вобрала в себя двух троллей, повара, главного патрицианского мучителя, трех официантов, случайно подвернувшегося нищего попрошайку и ручного болотного дракончика.
Где-то в середине «змеи» плясал жирный лорд Дубиноуз Щеботанский, наследник прославленных Щеботанских поместий. На данный момент его внимание было целиком поглощено тонкими, вцепившимися ему в пояс, пальцами.
Погруженный в алькогольную ванну мозг упорно выбулькивал сигналы тревоги.
— Послушай, — позвал он через плечо, когда они в десятый развеселый раз пошли огибать огромную кухню, — не так крепко, пожалуйста.
— О, ПРОСТИ, РАДИ ВСЕХ БОГОВ.
— Проехали, старина. Я тебя знаю? — осведомился лорд Дубиноуз, делая энергичный мах ногой в такт ухающему на весь дворец ритму.
— ДУМАЮ, ВРЯД ЛИ. ОБЪЯСНИ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА, В ЧЕМ СМЫСЛ ЭТОГО ЗАНЯТИЯ?
— Что? — прокричал лорд Дубиноуз, перекрывая звон брызнувших осколков, — это кто-то под веселые возгласы всеобщего одобрения пнул кабинет со стеклянными дверцами.
— ЧТО МЫ ТАКОЕ ДЕЛАЕМ? — повторил вопрос голос с ровной интонацией железного терпения.
— Ты что, никогда раньше не бывал на вечеринках? Кстати, осторожно, здесь стекло.
— БОЮСЬ, Я НЕ РАЗОБРАЛСЯ В ВОПРОСЕ ДОСКОНАЛЬНО, КАК МНЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ. ЭТО ИМЕЕТ КАКОЕ-ТО ОТНОШЕНИЕ К СЕКСУ?
— Нет, если только мы не начнем забирать покруче, старина. Если ты понимаешь, о чем я… — Его светлость игриво подпихнула невидимого гостя локтем. — У-у-х, — восторженно произнес он.
Оглушительный грохот впереди ознаменовал собой уход в небытие буфета для холодных закусок.
— НЕТ.
— Что?
— НЕ ПОНИМАЮ.
— Осторожно, крем, он скользкий. Слушай, это просто танец, ясно? Ты делаешь это для веселья.
— ДЛЯ ВЕСЕЛЬЯ.
— Правильно. Дада, дада, да — брык!
Воцарилась пауза. Мгновение тишины, казалось, можно было пощупать.
— КТО ТАКОЙ ЭТОТ ВЕСЕЛЬЕ?
— Нет, веселье — это не кто, веселье — это то, что ты испытываешь.
— ТАК МЫ ВСЕ ИСПЫТЫВАЕМ ВЕСЕЛЬЕ?
— Мне казалось, что я испытывал, — в тоне его светлости чувствовалась неуверенность. Голос у его уха вызывал смутное беспокойство; казалось, слова поступают прямо в мозг лорда.
— В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ ВЕСЕЛЬЕ?
— Вот в этом!
— ТАК ВЕСЕЛЬЕ — ЭТО КОГДА ТЫ ВЗБРЫКИВАЕШЬ НОГАМИ ЧТО ЕСТЬ СИЛ?
— Частично и в этом. Брык!
— И СЛУШАТЬ ГРОМКУЮ МУЗЫКУ В ЖАРКО НАТОПЛЕННЫХ КОМНАТАХ — ВЕСЕЛЬЕ?
— И СЛУШАТЬ ГРОМКУЮ МУЗЫКУ В ЖАРКО НАТОПЛЕННЫХ КОМНАТАХ — ВЕСЕЛЬЕ?
— Наверное.
— А КАК ПРОЯВЛЯЕТСЯ ВЕСЕЛЬЕ?
— В том, что… Слушай, или тебе весело, или тебе невесело. Ты просто знаешь это, и вовсе ни к чему спрашивать меня, усек? И вообще, откуда ты такой взялся? Ты из друзей патриция?
— СКАЖЕМ ТАК, Я ЧУВСТВУЮ В НЕМ РОДСТВЕННУЮ ДУШУ. У МЕНЯ ВОЗНИКЛА ПОТРЕБНОСТЬ УЗНАТЬ ЧТО-ТО О ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ УДОВОЛЬСТВИЯХ.
— Похоже, тебе много чего доведется узнать.
— ДОГАДЫВАЮСЬ. ПОЖАЛУЙСТА, ИЗВИНИ МЕНЯ ЗА МОЕ ПЛАЧЕВНОЕ НЕВЕЖЕСТВО. ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧЕГО Я ЖЕЛАЮ, ЭТО ЗНАТЬ. ВСЕ ЭТИ ЛЮДИ — ПОЖАЛУЙСТА, СКАЖИ, ОНИ ЧТО, ВЕСЕЛЯТСЯ?
— Да!
— В ТАКОМ СЛУЧАЕ, ЭТО ВЕСЕЛЬЕ.
— Рад, что мы наконец-то разобрались. Осторожно, кресло, — как-то невесело отрезал неприятно протрезвевший лорд Дубиноуз.
Голос у него за спиной тихо произнес:
— ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ ВЕСЕЛЬЕМ. ПИТЬ СЛИШКОМ МНОГО — ЭТО ВЕСЕЛО. МЫ ВЕСЕЛИМСЯ. ОН ВЕСЕЛИТСЯ. ЭТО ВЕСЕЛЬЕ.
— КАК ВЕСЕЛО.
Следующий в цепочке ручной болотный дракончик патриция мрачно держался за костлявые бедра и думал: «Стражники, не стражники, но когда мы снова будем проходить мимо открытого окна, я, б…, так рвану, только меня и видели…»
* * *Кели выпрямилась, сидя на кровати.
— Ни шагу больше! — крикнула она. — Стража!
— Мы не смогли остановить его, — произнес первый стражник, пристыженно просовывая голову в проем между дверью и косяком.
— Он просто толкнул дверь… — раздался голос второго, стоявшего с другой стороны косяка.
— К тому же волшебник сказал, что так и надо, а нам было велено слушаться его, потому что…
— Хорошо, просто прекрасно. Пусть люди гибнут, это никого не волнует, раздраженно воскликнула Кели и положила арбалет на место, на столик у кровати, забыв, к сожалению, вытащить из него стрелу.
Раздались щелчок, звук удара натянутой жилы о металл, свист воздуха и стон. Стон исходил от Кувыркса. Мор крутнулся вокруг своей оси.
— Ты в порядке? — спросил он. — Стрела попала в тебя?
— Нет, — слабым голосом ответил Кувыркс. — Нет, не попала. Как ты себя чувствуешь?
— Немного усталым. А почему ты спрашиваешь?
— О, просто так. Пустяки. Сквозняков нет? Может, небольшая утечка чувств?
— Да нет, ничего такого. Почему ты спрашиваешь об этом?
— О, ничего, ничего… — Кувыркс принялся рассматривать стену за спиной Мора.
— Даже мертвым покоя нет! — с горечью произнесла Кели. — Я думала, когда умираешь, в одном можно быть уверенной: тебе дадут выспаться ночью.
Вид у нее был такой, как будто она вот-вот заплачет. С проницательностью, удивившей его самого, Мор понял, что она сама это знает, а посему сердится еще больше.
— Честно говоря, это не вполне справедливо, — хмыкнул он. — Я пришел, чтобы помочь. Разве не так, Кувыркс?
— Хм-м? — отозвался Кувыркс, обнаруживший, что стрела застряла в штукатурке, и разглядывающий ее с глубоким подозрением. — Ах да. Он действительно пришел именно за этим. Хоть номер и не пройдет. Простите, у кого-нибудь найдется шнурок?
— Помочь? — едко парировала Кели. — Помочь? Да если бы не ты…
— Ты была бы по-прежнему мертва, — закончил Мор.
Она смотрела на него, открыв рот.
— Зато я не знала бы об этом, — наконец опомнилась она. — Знать — это самое страшное.
— По-моему, вам обоим лучше выйти, — произнес Кувыркс, обращаясь к стражникам, которые старались не отсвечивать. — Но это копье, будьте любезны подать его сюда. Благодарю.
— Послушай, — сказал Мор. — Там, во дворе, меня ждет лошадь. Ты поразишься, какая она. Я могу отвезти тебя куда угодно.
— Похоже, ты не очень хорошо разбираешься в монархии, — фыркнула Кели.
Мор запнулся.
— В каком смысле?
— Она имеет в виду, что лучше быть мертвой королевой в собственном дворце, чем живой простолюдинкой в любом другом месте, — растолковал Кувыркс. Воткнув копье в стену рядом со стрелой, он внимательно смотрел вдоль древка, словно примериваясь. — Это тоже не получится. Центр купола приходится не на дворец, а на нее.
— На кого? — голос Кели способен был сохранить молоко свежим в течение месяца.
— На ее высочество, — автоматически поправился Кувыркс.
Он продолжал смотреть вдоль древка, так что глаза у него сошлись в кучку.
— Смотри же, не забывайся.
— Я-то не забудусь, но дело не в этом, — сказал волшебник. Он выдернул стрелу из штукатурки и попробовал пальцем острие.
— Но если ты останешься здесь, то умрешь! — воскликнул Мор.
— В таком случае я покажу Плоскому миру, как способна умирать королева, — произнесла Кели, при этом вид у нее был такой гордый, какой только может быть, когда на вас надета розовая пижама.
Мор присел на край кровати, упершись локтями в колени и обхватив голову руками.
— Я знаю, как способна умирать королева, — пробормотал он. — Королевы умирают так же, как и все остальные. И некоторые из нас предпочли бы, чтобы этого не случилось.
— Прошу прощения, я только хотел взглянуть на арбалет, — любезно прервал его Кувыркс. Он потянулся через них, чтобы достать оружие. — Не обращайте на меня внимания.
— Я встречу свою участь гордо, — продолжала твердить Кели, но сейчас в ее голосе слышалась легчайшая, едва уловимая тень неуверенности.
— Нет, не встретишь. Я знаю, о чем говорю. В этом нет ничего гордого. Ты просто умрешь.
— Да, но сделать это можно по-разному. Я умру гордо, подобно королеве Изириэль.
Мор наморщил лоб. История была для него закрытой книгой.
— Это кто такая?
— Она жила в Клатче, у нее была куча любовников, и она села на змею, — вставил Кувыркс, натягивавший в это время тетиву арбалета.
— Она сделала это нарочно! Запутавшись в сетях любви!
— Все, что я помню, это то, что она любила принимать ванны из ослиного молока. Забавная вещь — история, — задумчиво произнес Кувыркс. — Вы становитесь королевой, правите тридцать лет, издаете законы, объявляете войны народам, а в итоге вас вспоминают только потому, что от вас за версту несло кефиром и вас укусили в…
— Она мой отдаленный предок, — отрезала Кели. — Я не желаю выслушивать о ней подобные вещи.
— Не замолчать ли вам обоим и не послушать ли меня! — заорал Мор.
Безмолвие опустилось, как саван. Затем Кувыркс тщательно прицелился и выстрелил Мору в спину.
* * *Ночь, отряхнувшись от первых жертв, двинулась дальше. Даже самые разгульные кутежи закончились. Их участники нетвердой походкой разбредались по домам, мечтая о своей (или о чьей-то) постели. Это были простые люди, основная жизнедеятельность которых приходится на дневное время суток и которые лишь на краткий миг сбросили с себя бремя мирских забот. Но вместе с ними на улицы вышли истинные ночные жители.
Они приступили к серьезной коммерции, взялись за дела, которыми можно ворочать только под покровом мрака.
В общем и целом ночная атмосфера в Анк-Морпорке не сильно отличается от дневной. Разве что ножи сверкают чаще и откровеннее, да люди улыбаются реже.
В Тенях царило безмолвие, нарушаемое периодическим свистом подающих друг другу сигналы воров да бархатистым шорохом — это десятки людей, усердно соблюдая тишину, вели свою частную жизнь.
А в Ветчинном переулке только-только начинала разгораться знаменитая игра Калеки Ва, игра в плавучие деньги. Несколько десятков облаченных в длинные плащи с капюшонами фигур сгрудились, стоя на коленях или сидя на корточках, вокруг пятачка утрамбованной земли. На нем подпрыгивали три принадлежащих Ва восьмигранных кости, своими отскоками и вращениями создавая у прилежных зрителей искаженное представление о статистической вероятности.
— Три!
— Глаза Ту фала, клянусь Ио!
— Тут он тебя взял за задницу, Торос! Этот парень знает, как катать кости!
— СНОРОВКА…
Торос М'Гук, коротышка с плоским лицом, родом из варваров Пупземелья, обитатели которого прославились мастерством игры в кости (достаточно было двоих, чтобы ободрать, как липку, третьего), взял с земли кости и посверлил их взглядом. Он послал мысленное проклятие в адрес Ва, пользовавшегося среди сведущих игроков не менее широкой и дурной, такой же, как у Тороса, известностью за свое умение подменять кости, пожелал мучительной и безвременной кончины окутанному тенями игроку напротив и швырнул кости в грязь.
— Двадцать один! Трудненько побить!
Ва собрал кости и передал их неизвестному. Когда тот повернулся вполоборота к Торосу, МТук увидел, как Ва слегка, ну совсем едва заметно, подмигивает. Торос испытал к Ва невольное уважение — даже он чуть было не пропустил смазанное движение обманчиво обгрызенных пальцев Ва — а уж ом-то следил во все глаза.
Вызывало некоторое смущение то, как кости загрохотали в руке незнакомца. Вылетев из нее, они выписали медленную дугу и раскинулись по земле. Двадцать четыре точки смотрели на звезды.