Магия, любовь и виолончель или История Ангелины Май, родившейся под знаком Рыб - Елена Ларина 15 стр.


– А иначе ты это никак объяснить не пыталась? – усмехнулась я.

– Иначе это, Гелка, не объяснить. Мертвый бы давно уже все понял. А этот приходит с бодуна и давай всех строить. Или у него уже давно ни на кого не стоит. Поэтому и зверствует.

– М-н-да… – пробормотала я, невольно вспоминая опровергающие Никины слова обстоятельства. – Ну хоть зарплата-то тебя устраивает?

– Что-то же должно меня здесь устраивать, -недовольно сказала Ника. – Ладно, Гелка. Компьютер перед уходом выключи. Не забудь. Ключ на щит. Ну, в общем, ты и сама все знаешь. Да, кстати, ты сама-то как? Куда устроилась?

– Да вот… – я кивнула на свои бумаги, вовремя вспомнив о том, что о магическом салоне Антон просил никому не говорить. – Интервью для «Невского времени» печатать буду. Так… понемножку… Осваиваю смежные профессии. А вообще все нормально. Спасибо.


Я разложила бумаги возле компьютера и уже собиралась взять на клавиатуре первый аккорд, как вдруг взгляд мой наткнулся на фотографию в рамочке, стоящую на столе. На ней моя бывшая сокурсница Ника нежно обнимала за мощную шею отвратного вида собаку – бульдога со складчатой мокрой мордой. На верхнюю черную губу пса наползали убийственные желтые клыки.

Я нервно сглотнула. И мне показалось, что в горло случайно скользнула льдинка и холодной медузой растаяла в животе.

– Я не знала, что у тебя собака, – сказала я напряженно.

– Папа взял. У нас в позапрошлом году квартиру ограбили. Слава богу, дома никого не было. Папаша испугался и притащил этого ублюдка. Чтобы охранял. Так мы теперь дома книгу с полки взять не можем. Охраняет.

– А ты с ним гулять ходишь? – замирая от неприятных предчувствий, спросила я.

– Ты что! Только папа ходит. Это ж не собака, – засмеялась Ника, подходя к столу и любовно глядя на фотографию. – Это машина для убийства.

– Да? – ужаснулась я. – А как его зовут?

– Тефаль, – прыснула Ника. – Он всегда думает о нас. Ну все. Я побежала. А то совсем поздно будет. Счастливо.

Мы сентиментально поцеловались, вытянув губки трубочкой. И она убежала.

Я осталась одна на своем бывшем рабочем месте. Здесь было знакомо и привычно. Но от всего, что меня сейчас окружало, вдруг повеяло такими нервами и постоянным стрессом, что я еще раз поздравила себя с тем, что нашла-таки мужество все поменять. Ну если не все, добавила я про себя, подумав об Антоне, то почти все.

Я посмотрела на часы. Надо было быстро набрать текст. Потом быстро отправить факс и выбросить все это из головы. Я принялась перепечатывать текст интервью, стараясь делать это на автомате. Но голос Туманского врезался в мой мозг, как корабельный якорь в морское дно – надежно и крепко. И каждая фраза, которую я сама себе диктовала, звучала в моей голове на гибельно низких частотах.

Я уже собиралась уходить. И следила за тем, как последняя страница текста уползает в факс. И думала, что то, чем я занимаюсь в салоне «Ангел&Рая», очень похоже на принцип действия факсимильной связи. Неверующий не поверит, что лист, проглоченный и выплюнутый факсовым аппаратом, попал куда-то еще кроме твоих собственных рук. Никаких доказательств трансмиссии нет. Однако я знаю, что где-то в другом месте нашего города сейчас в темном кабинете, где уже давно никого нет, другой черный аппарат вдруг ожил и выдал целый рулон поступившей информации. Точно так же и магия. С той лишь разницей, что своему приятелю Виталику Сацу я завтра обязательно позвоню и узнаю, дошел ли до него мой факс. А в те инстанции, с которыми связываюсь я в рамках деятельности магического салона, позвонить и что-либо уточнить невозможно. Но ведь это не значит, что просьбы мои там не получают.

Мысли мои унеслись в те самые далекие инстанции, когда вдруг кто-то стал открывать ключом дверь приемной. Дверь я не запирала. Я точно помнила, что проводила Нику и вернулась к столу. Пойти самой сказать, что здесь открыто, или вообще спрятаться в шкаф? Но шкафы здесь все с полками. Я быстро оглянулась. Прятаться можно было только под стол. А надо? Я же ничего плохого тут не делаю.

Похоже, тот, кто хотел сюда войти, раньше эту дверь никогда не открывал. Судя по металлическому скрежету с той стороны, ключ к двери подбирали путем проб и ошибок.

Дисс-танционное управление

Наконец дверь распахнулась, и на пороге возник Антон Дисс в надвинутой на самые глаза кепке, в распахнутой кожаной куртке и с портфелем в руке. Не глядя на меня, он рванул к двери своего кабинета и опять надолго застрял возле нее с ключом. Я стояла и ничего не говорила. А он моего присутствия не замечал.

Он так долго копался, что я не выдержала и, слегка изогнувшись, заглянула через его плечо. Теперь он никак не мог попасть ключом в замочную скважину этой двери. Да… Дела…

– Кофе сделай мне, Ника! – оловянным голосом сказал он, в конце концов завалившись в кабинет. Дверь за ним захлопнулась.

Я покачала головой. Во как! Немудрено, что Ника никак не может достичь желаемого. Он просто в упор ее не видит. Лучшее, что я могла сделать, – это спокойно одеться и уйти. Даже если бы на моем месте была Ника, ее рабочий день уже давно закончился. И нести кофе нетрезвому директору никто в девять вечера не обязан.

Я постояла, постояла… Посмотрела с тоской на свое новенькое кремовое пальто… И пошла заваривать кофе. Мне, как всегда, стало ужасно жаль Антона. Ведь все нормальные люди уже разошлись по домам, растворились в другой жизни, в «личной», которая никого не касается, кроме них самих. А у этого безумца никакой личной жизни нет. Мы с Антоном оба несчастны. И я его слишком хорошо понимаю, чтобы тихонько дезертировать и оставить его даже без чашки кофе.

Кофе булькал в медлительной кофеварке, наверное, минут пятнадцать. Он выдавал себя по каплям. Надо бы и мне так научиться.

Я поставила чашку на поднос, положила на блюдце два куска рафинада. За время работы с Антоном я выучила его привычки наизусть. Он любил сахар вприкуску.

Когда я вошла, он не обернулся. Он говорил по телефону. Я уловила конец какой-то немецкой фразы.

Кепка и куртка валялись на полу. А сам он сидел на столе лицом к окну, спиной к двери. Спина его выражала полное осознание глубочайшего трагизма и тщетности бытия. Оказывается, спина может выразить и это. Я поставила поднос на стол, специально громыхнув им посильнее. Он медленно обернулся и посмотрел на чашку так, будто бы она звякнула из-за собственного скверного характера.

Я наклонилась чуть вправо, чтобы оказаться в поле его бокового зрения.

Он слез со стола, чуть заметно покачнувшись. С некоторым усилием сдвинул светлые брови. Засунул руки в карманы и стал по своему обыкновению перекатываться с носков на пятки, глядя на меня задумчиво, как памятник Маяковскому. Пауза затянулась, но за это время я так и не смогла для себя уяснить, отличает он меня от Ники или нет.

– Напомни мне… – он запнулся.

– Меня зовут Ангелина, – отрапортовала я. – Мы вместе работаем в…

– Лина, – с упреком протянул он и провел рукой по своей бритой голове. – Я еще не в таком состоянии, чтобы тебя не узнавать. Напомни мне – зачем ты здесь?

– Антон, я здесь по личному делу. – Он присвистнул. – Ну факс мне нужно было отправить. Я на минутку забежала. Сейчас уйду.

– А кто тебя сюда пустил, родное сердце? На фоне покрасневших глазных белков

Антона прозрачные радужки казались двумя морскими медузами. И эти медузы давили на меня так, как будто в каждой из них было по тонне воды. Взгляд его вообще особенно легким не бывал. А тут просто не взгляд, а пресс-папье.

– Ника, естественно, – пожала я плечами. – А что, ты хочешь сказать, что мне сюда нельзя?

– Я тебя не звал, – сказал он резко. – А эту вашу Нику надо к чертям собачьим уволить! Завтра же! А то распустились… Черт знает кого пускают, а сами уходят! Здесь же документы… Уроды и уродки.

– Ну чего ты буянишь? – сказала я мудрым уставшим голосом. – При чем здесь Ника? Кофе остывает. Пей!

Он уставился на чашку. Но стоял и не двигался. Вся его природа протестовала против такого акта вандализма – чтобы ему приказали «пей!», а он бы взял и подчинился.

– Хочешь текилы? – внезапно сменив тональность, спросил он.

– Выпить не с кем? – с большими сомнениями в голосе спросила я.

– Мне для этого компания не нужна, – он нетерпеливо рванул галстук на бычьей шее. – Хочешь – налью. Мне не жалко.

– Дрянь, наверное, какая-то… – пробормотала я.

Но он почему-то решил, что таким образом я выразила согласие выпить. На его рабочем столе появились стаканы и пузатая бутылка. Думаю, в этот момент как согласие он воспринял бы любой мой ответ.

– А тебе самому не хватит? – спросила я в меру сварливо.

– А тебя это, родное сердце, не касается! -Мне показалось, что слова эти он проговорил с каким-то патологическим наслаждением. -Не лезь, Лина, не в свое дело.

– Да… какая же ты все-таки… – с чувством сказала я. Продолжать не имело смысла.

– Да… какая же ты все-таки… – с чувством сказала я. Продолжать не имело смысла.

– Какая есть, – привычно ответил он, разливая текилу по стаканам.

По его угловатым жестам я поняла, что выпил он крепко. Он двигался, как автомобиль, за рулем которого сидел новичок. Ну и еще неуловимые интонации… Не те. У него не заплетался язык, и говорил он вполне нормально. Но чуть цепляла слух какая-то узость диапазона. Как будто он боялся соскочить с одной ноты, чтобы не оступиться и не полететь под откос.

– Давай свою текилу, и я пойду. А то поздно. Ты же все равно меня не проводишь…

– Думаешь, со мной тебе было бы спокойнее? Ой, сомневаюсь…

– Что с тобой, Антош? – спросила я, приблизившись к столу и взяв свой стакан. – Ты мне что-то не нравишься!

– А я не водка, чтобы всем нравиться, – глубокомысленно изрек он и залпом выпил все содержимое своего стакана.

Я зачем-то тоже выпила залпом, как в зеркале. Мол, знай наших. Не лыком шиты. Тоже могем. Не сахарные, не растаем. На душе сразу стало легче.

И главное – голос Туманского, неотступно звучащий где-то на фоне нашей с Диссом беседы, стал потише. Я наслушалась его до одури. Что-то похожее случалось со мной летом, после того как целый день собираешь чернику. Вечером стоит только закрыть глаза, и видишь ее перед собой – и за листиком, и под листиком, и эдак, и вот так.

Антон, натыкаясь на углы, обошел стол и оказался со мной рядом. Теперь мы оба сидели на краю стола, молчали и смотрели в одну сторону, как будто ехали куда-то в метро.

– Ну ладно. Я пойду, – сказала я и слезла со стола.

– Останься, – неожиданно потребовал он и преградил мне путь. Обдавая меня парами крепкого алкоголя, он уперся руками в стол с обеих сторон от моих ног. Такая близость меня уже стесняла. Мне пришлось опять сесть на стол и отъехать поглубже.

– Поздно будет… – неуверенно посмотрела я на него. Все это никак не входило в мои планы.

– На ночь, – объяснил он, как будто это все меняло. Он сделал шаг вперед и, как ледокол, врезался в мои джинсовые колени. Я сжала их изо всех сил.

– То-то Ника утром обрадуется, – принужденно засмеялась я. – Нет, Антон. Это все глупости. У меня даже рубашки ночной нет. Нет. Я домой пойду.

– У меня есть рубашка, – заверил он меня, и взгляд его мне совсем не понравился.

– Какая рубашка? – тупо переспросила я, обдумывая пока что возможные пути к отступлению.

– Днем – дневная. Ночью – ночная, – сразил он меня железной логикой.

– Вот и спи в ней сам! Я-то здесь при чем? – Я попыталась освободиться, но он не отпускал.

– Тебе объяснить, при чем здесь ты? – на этот раз что-то в его голосе испугало меня не на шутку. Я с опозданием начала понимать, что в данный момент Антон Дисс вменяем лишь отчасти.

– Ты чего, Антон? – как можно спокойнее спросила я. – Это же я, Лина. Ты что, меня не узнаешь?

– Я не узнаю тебя, Лина, – свирепо сказал он и подсунул под меня свои лапы, подтащив по скользкому столу ближе к себе. Я уперлась ладонями ему в грудь, чтобы затормозить. – Я просто тебя не узнаю…

– Да что ты делаешь? Совсем с ума сошел! – отчаянно зачастила я у самого его уха. Но он меня не слышал. В такой скверной ситуации мне еще не приходилось бывать никогда. Он дернул меня под коленки, и я больно треснулась спиной о край стола.

– Господи, Антон! Ты же сам говорил, что больше никогда! Ты что, забыл?

– Я передумал! – сквозь зубы сказал он, одним движением накрутил на кулак мои волосы и попытался найти брешь в моей экипировке. Я попыталась остановить его руку. – И что ты кобенишься? Забыла, как меня уговаривала…

– Это было давно! – прошипела я, стараясь вывернуться. – Отпусти!

Ничего спасительного в голову не приходило. «Расслабься и получи удовольствие» -вспомнился гениальный совет для такого случая. Видимо, давал его тот, кто не имел никакого представления о том, как это происходит.

Одной рукой он крепко держал меня за волосы, а другой настойчиво пытался вытянуть мой свитер из джинсов, щекотно цепляясь пальцами за ребра. Я хватала его то за одну, то за другую руку, но бороться насмерть пока не решалась. Я знала его характер. Если я начну кусаться и царапать ему лицо, он уже не остановится ни за что.

То, что Антон принимал за водолазку и пытался вытянуть из моих джинсов, на самом деле называлось «боди» и было герметично, как космический скафандр. Судя по тому, как долго он возился с дверями, решить эту задачу ему было еще сложнее. Воспользовавшись заминкой, я набрала воздух и прошептала:

– Не так! Подожди! Подожди! Ладно… Только по-хорошему!

Я слабо верила в то, что это возымеет действие. А потому очень удивилась, когда медленно и с некоторым сожалением он отпустил мои волосы. Может, просто потому, что без посторонней помощи скафандр ему было точно не осилить.

Я села. Антон тяжело дышал. Чтобы усыпить его бдительность, я посмотрела на него снизу вверх самым призывным из своих взглядов и спросила:

– Знаешь, почему ты ко мне лезешь? – Я не успела продолжить.

– Потому что я собираюсь тебя трахнуть, – он смотрел на меня упрямыми красными глазами, уже прочно войдя в состояние бегущего паровоза. – А ты, интересно, что подумала?

– Думаешь, все так просто? Он собирается! Да это я тебя заставила! – Я вложила в свои слова всю силу убеждения, на которую была способна. – Это я тобой управляю! Я еще тогда тебя приворожила! Понял? Это приворот!

Я замерла в ожидании, пытаясь побыстрее понять, чего ждать от него дальше. Все это один к одному напомнило мне то, что однажды уже с нами было. Дисс неудобно опирался пальцами о стол с обеих сторон от моих коленей.

Видимо, до него дошло. И это был шок.

Мне показалось, я слышу, как скрежещут и искрят его тормоза, останавливая разогнавшийся паровоз.

Время растянулось.

Кажется, он резко протрезвел. Шумно выдохнул и тряхнул головой, старательно не глядя мне в глаза. Он сосредоточенно думал. И опять сокрушенно покачал головой. Прихватил одной рукой кисть другой и слегка ее размял. Пауза затянулась.

Когда он наконец глянул мне в глаза, я снова почему-то подумала, что так в глаза, наверное, смотрят на Лубянке.

– С тобой не соскучишься, – сказал он с фальшивым восторгом. – Все твои сюрпризы почему-то так не вовремя!

– Прости, так уж получилось, – бдительно за ним наблюдая, ответила я.

– Перебьешься как-нибудь без моего прощенья, – пробормотал он и быстро обошел стол, уже в который раз сильно ударившись об угол. Он сжал зубы и долго и свирепо смотрел в окно.

А потом одним яростным движением смел со стола все, что на нем было. С грохотом разбилась лампа, вспыхнув на прощание, как молния. Разлетелись бумаги. Телефон, хряпнувшись на пол, обиженно вякнул.

Я отскочила к креслу. Так-то лучше. Теперь моей задачей было просто переждать, пока громовержец отгромыхает.

– Неужели ты действительно думаешь, что можешь меня, – он ткнул пальцем себе в грудь, – заставить сделать то, чего я не хочу?

– Просто тебе теперь кажется, что ты сам этого хочешь, – тихо сказала я.

– Неужели ты веришь во всю эту мутоту? – он посмотрел на меня с презрительной жалостью. А потом совершенно другим, железобетонным тоном сказал: – Запомни, детка! Я все в этой жизни решаю сам! Тебе это понятно? Все, что я сделал, я сделал сам! И не надо тешить себя надеждой, что ты на что-то способна повлиять! Всю эту фигню свою забудь!

– Ну что ж… Теперь я не сомневаюсь, что и Туманского ты тоже сам вывел из строя! Надо же было подстраховаться! Что я со своей магией!

– Да! – заорал он на меня. – На тебя что ли, дуру, надеяться? Пошел и сломал ему руку! Что ты на меня так смотришь? Да, представь себе!

– Сломал, говоришь… – повторила я. – Ну что ж, понятно. И мужа вашего, Крупского, тоже помню…

– Что ты сказала?

– Да так, ничего… Анекдот вспомнила.

Не говоря больше ни слова, я вышла из кабинета. Надела свое новое кремовое пальто, купленное на заработанные от «устранения» Туманского деньги, и гордо удалилась.

После того как я сказала Антону про приворот, я могла быть уверена, что больше он ко мне вообще никогда не прикоснется. Он готов был на все, чтобы доказать, что никто никогда за него ничего не решает. А насчет Туманского он пролетел. Теперь я знала точно, что Дисс к этому отношения не имел.

– А гарантии? Есть какие-нибудь гарантии, что это действительно поможет? – допрашивала нас с Райкой очень уверенная в себе блондинка лет сорока, привыкшая в любой ситуации отстаивать собственные потребительские права. Опираясь на Лилину теорию, я могла бы сказать, что это тот самый случай, когда все окружающие тебе должны.

– Гарантии, девушка, дают только на электроприборы, – с характерной для младшего медперсонала дозой наглости ответила Раиса. – А какая у вас проблема?

– Подождите, подождите, – выставила вперед узкую морщинистую ладошку блондинка. – О личном мы поговорим позже. Прежде мне хотелось бы знать, на что я могу рассчитывать. Когда платить деньги? Когда наступит эффект или сразу? А если он не наступит – вы мне вернете их обратно? Или как?

Назад Дальше