Полина Степановна тяжело вздохнула. Вот вам и объяснение всему: яме на казенной дороге, услужливым мужикам, которые наперебой советовали ей именно этот постоялый двор, улыбчивому Андрею Андреичу…
– Знаешь что, Маша, – распорядилась Полина, – достань-ка мой маленький чемоданчик. Который желтенький такой… Да, и скажи мне вот что: откуда ты все это узнала?
– Да от слуги, Степашки, – отвечала Маша. – Он видит, что я немая, ну и… разболтал мне все, думая, что дальше меня уж точно не пойдет. Видите, как полезно иной раз быть немой?
Когда Полина Степановна вернулась в дом, Андрею Андреичу сразу же бросилась в глаза произошедшая в ней перемена. Молодая женщина объявила, что экипаж починят неизвестно когда, стало быть, ей все-таки придется отведать здешней ухи, и она искренне надеется, что господин Мериносов составит ей компанию. Очень жаль, конечно, что ей нечем себя занять в ожидании кузнеца. Будь здесь ее муж, она бы с удовольствием сыграла с ним в карты… так, по-дружески.
– О, сударыня, – оживился Андрей Андреич, – так вы играете в карты?
И, потирая свои маленькие выхоленные ручки, шепотом велел хозяину распорядиться насчет ухи, да чтобы та была погуще и повкуснее.
Полина отдала ухе должное, после чего Маша принесла нераспечатанные колоды карт, выуженные из того самого желтого чемоданчика.
– Сыграем по маленькой? – с надеждой предложил Андрей Андреич, искрясь медоточивой улыбкой.
– Отчего же не сыграть? – отвечала Полина Степановна. – Только учтите: много вы у меня выиграть не сможете, потому как я женщина бедная.
«Знаем, знаем мы твою бедность! – улыбнулся Мериносов. – Вон экипаж какой ладный, небось не одну сотню рублей стоит… Такие даже в Петербурге и то нечасто попадаются!»
– Ну-с, начнем, – предложил он, вскрывая колоду.
Полина Степановна начала и, к величайшему своему удовольствию, выиграла три гривенника. Потом проиграла пару рублей, потом один отыграла, потом проиграла снова. День клонился к вечеру, хозяин по знаку Мериносова принес свечи и удалился. Полина играла, выигрывала и проигрывала, следя за тем, когда именно Мериносов дает ей выигрывать, чтобы поддержать в ней интерес к игре. Куча золота и серебра перед Андреем Андреичем все росла и росла, и все шире и самодовольнее становилась его улыбка. Полина Степановна раскраснелась и твердила, что вот прямо сейчас она все отыграет. Хозяин, уже давно привыкший к подобным сценам, помалкивал да улыбался в усы. Уже на кону были последние сто рублей Полины Степановны, уже должна была она неминуемо пойти ко дну, как подстреленный коварным пиратом королевский фрегат. И тут случилось чудо: Полина отыгралась, потом еще раз, и еще, и еще. Хозяин и слуги, собравшиеся в зале, остолбенели… Они не понимали, что происходит. Под конец Полина Степановна выиграла все, даже два рубля, проигранные вначале, и хладнокровно сгребла деньги в ридикюль.
– Многоуважаемая, – простонал Андрей Андреич, который не верил своим глазам, – вы невероятно везучи! Смею ли я просить о том, чтобы отыграться? На сей раз играем моими картами, – добавил он как бы невзначай.
Волосы его, лежавшие гладко, когда он только приехал, теперь стояли дыбом от напряжения, словно невидимые карточные черти весь вечер немилосердно таскали его за вихры.
– Отчего же не отыграться? – отвечала Полина с любезнейшей улыбкой.
И, воспрянув духом, Андрей Андреич послал Степашку за своей особенной колодой, которая уже принесла ему не одну сотню рублей. Полина Степановна, извинившись, отлучилась на несколько минут и по возвращении столкнулась со Степашкой в дверях. Ни половой, ни хозяин, ни Мериносов не обратили на это никакого внимания. Дрожащими руками Андрей Андреич распечатал колоду.
– Три тысячи рублей! – объявил он.
– Это почти все, что я у вас выиграла, – хладнокровно заметила Полина Степановна. – Но эти деньги теперь мои, а у вас есть 3000 рублей? Предупреждаю вас, на честное слово я не играю и векселя не принимаю.
Пришлось послать за деньгами – заначкой, которую Андрей Андреич хранил на черный день. И, едва он увидел свои карты, Мериносов понял, что этот черный день наступил.
«Тогда, – позже рассказывал Степашка любопытным, – я в первый раз увидел, как он перестал улыбаться. Честное слово!»
«Как же так? – мыслил раздавленный Андрей Андреич. – Ведь моя колода… Ведь я совершенно был уверен!»
Увы, он даже не подозревал, что Полина Степановна подменила его колоду своей, как бы невзначай столкнувшись со Степашкой в дверях.
«Мошенница! – удрученно помыслил Мериносов. – Все ясно: разъезжает по дорогам да обманывает таких простаков, как я… А я-то попался… Как последний карась!»
Жаловаться было бесполезно: на что? На то, что его крапленую колоду подменили другой крапленой колодой? И уж, поверьте мне, никто на свете не чувствует себя хуже, чем шулер, одураченный еще более ловким шулером.
– Пожалуйте три тысячи, – ласково молвила Полина Степановна, и в глазах ее полыхнули сапфировые искры.
Убитый, растерянный, совершенно потухший, отдал последние деньги Андрей Андреич Мериносов и, сгорбившись, засеменил прочь. Даже колокольчик его тройки и тот дребезжал жалобно и надрывно, когда коляска ехала со двора, словно чувствовал обиду, нанесенную его хозяину.
Наутро Ванька починил экипаж, Пахом погрузил в него вещи, и Полина Степановна вместе со своими людьми отбыла восвояси. Однако она поймала себя на том, что чувствует себя в безопасности, только когда окончательно миновала владения чрезмерно находчивого Андрея Андреича.
По расчетам Полины, она по-прежнему опережала в пути офицеров, которые должны были служить прикрытием для ее тайной миссии. Поэтому молодая женщина была крайне раздосадована, когда, подъехав к гостинице «Золотой лев», она увидела возле нее обшарпанный экипаж и рядом с ним – человека, который нашей героине был известен как особый агент Никита Сотников.
– Мы уже за границей, – шепнула Полина Маше. – Запомни: ты – Мария! И ни слова не говорить!
Маша покорно кивнула. По правде говоря, все это ужасно ее забавляло, и в то же время она была горда, что хоть в качестве немой служанки может помогать своей госпоже в ее нелегкой работе.
Не заходя в общий зал, Полина Степановна попросила предоставить ей и ее слугам отдельную комнату и принести еды, потому что они очень спешат.
– Как вам будет угодно, – поклонился хозяин. – Вы будете смотреть на дуэль? За отдельную плату, кстати сказать, небольшую, я могу дать вам комнату с очень хорошим видом.
– О какой дуэли вы говорите? – осведомилась Полина.
Узнав, что русский офицер собрался стреляться с австрийским гусаром Иоганном Ферзеном, Полина Степановна переменилась в лице и слегка придушенным голосом ответила, что дуэли – ее страсть с детства и она не будет спать спокойно, если своими глазами не увидит, чем сегодня все кончится.
«Ведь известно же, что Ферзен – отличный стрелок… Ах, недотепы, недотепы! Как будто их не предупреждали, что дуэли в Особой службе разрешены лишь в исключительных случаях, когда на карту поставлена безопасность страны…»
Спрятавшись за занавеской, она следила за приготовлениями к дуэли.
– Маша! Подай-ка мне зеркальце!
Раз она не могла помочь Гиацинтову, оставался только один способ: помешать его врагу. Поймав зеркальцем отраженный солнечный луч, Полина ухитрилась в конце концов направить его в лицо Ферзену.
Тот зажмурил один глаз, дернул рукой и выстрелил.
«Попал?»
Однако выяснилось, что пуля благодаря солнечному зайчику ушла куда-то вбок, и к тому же пистолет взорвался в руке стрелявшего. Полина Степановна сразу же увидела, что продолжение дуэли невозможно.
«Конечно, бывает, что пистолеты взрываются, хоть и редко… Этому недотепе чертовски повезло! Может быть, всему виной мой солнечный зайчик, который мог зажечь порох раньше времени…»
И, почти уверенная в том, что Гиацинтов обязан жизнью именно ей, Полина Степановна в прекрасном настроении уселась за стол – воздать должное хозяйской еде.
Глава 7
Ухаб преткновения. – Таинственный замок на холме. – О том, кого боятся даже самые храбрые артиллеристы. – Привидения, которые не живут в погребе.– Ты знаешь, что я заметил? – спросил Добраницкий у Балабухи, когда вечером следующего дня экипаж друзей огибал большой холм.
– Нет, – зевая, ответил артиллерист.
– В Австрии, – доверительно сообщил Добраницкий, – не такие дороги, как у нас.
За окнами кареты сгущались сумерки. Где-то заухала сова, и вдали протяжно завыл какой-то зверь – не то волк, не то одичавшая собака. Путешественники, изрядно утомившиеся от бесконечного пути, клевали носом, и только Добраницкий все еще пытался хоть как-то поддержать разговор.
– В самом деле? – ответил Владимир на слова Августа. – Почему?
– На дорогах у них, – таинственно промолвил Добраницкий, – нет ухабов.
За окнами кареты сгущались сумерки. Где-то заухала сова, и вдали протяжно завыл какой-то зверь – не то волк, не то одичавшая собака. Путешественники, изрядно утомившиеся от бесконечного пути, клевали носом, и только Добраницкий все еще пытался хоть как-то поддержать разговор.
– В самом деле? – ответил Владимир на слова Августа. – Почему?
– На дорогах у них, – таинственно промолвил Добраницкий, – нет ухабов.
Очевидно, ему не следовало этого говорить, потому что в следующее мгновение раздался громкий треск, и экипаж, эпилептически дернувшись, остановился.
– Я так и знал! – воскликнул Балабуха, окончательно проснувшись. – Сглазил!
Владимир распахнул дверцу и высунул голову наружу.
– Что случилось, Васька?
– Да все экипаж! – с досадой отвечал денщик, ехавший рядом с кучером. – Опять сломался, окаянный! Да еще этот на дорогу не смотрит…
– Это я не смотрю? – обиделся Степан. – Я, может, уже все глаза просмотрел! По-твоему, я даром на казенной службе столько лет состою?
– Ну спасибо, ну удружил! – бушевал в карете Балабуха, свирепо косясь на сглазившего их попутчика.
Добраницкий съежился и втянул голову в плечи.
– Да я-то тут при чем? – попробовал возразить он, но его никто не слушал.
Кучер снял каретный фонарь и отправился осматривать повреждения. Офицеры с денщиком присоединились к нему. Начал накрапывать дождь.
– Ну, что там? – спросил Владимир, поспешно натягивая на себя дорожный плащ.
– Обод колеса полетел! – со злостью ответил кучер.
– А его нельзя того, починить? – поинтересовался Балабуха.
– Чем я его буду чинить? – вскинулся Степан. – Да и темно, как в… чернильнице!
Впрочем, это еще было не самым худшим. Дело в том, что мелкий дождик уже перерос в проливной. Деревья угрожающе зашумели ветвями, в отдалении грозно проурчал гром. Ругаясь последними, а также предпоследними словами, которые только по чистой случайности не попали в разряд последних, кучер пошел отпрягать лошадей.
– Ну и что теперь? – прокричал Балабуха, перекрывая шум дождя. – До ближайшего городка верст десять, не меньше!
Молния прочертила в небе ослепительный зигзаг, и в ее свете стал ясно виден замок, расположенный на вершине холма. Вспышка угасла, и замок скрылся за стеной ливня. До ушей путешественников долетел раскатистый рокот грома.
– Видели? – крикнул Владимир, когда гром стих. – Пойдем туда, попросим у хозяев ночлега!
– Ой, – несмело сказал Август, высовывая нос из-за отворота плаща. – Что-то не нравится мне все это!
– Уберем карету с дороги, – распорядился Гиацинтов, – возьмем вещи и пойдем в замок. Степан! Отпряг лошадей?
– Так точно, ваше благородие!
– Хорошо! Бала… Балабуха, стой! Куда ты, черт! Ведь надорвешься же!
Но Балабуха уже налег на оглобли, крякнул и легко, словно это была детская игрушка, скатил экипаж с дороги.
– Вот это силища! – восхитился Добраницкий.
– Забирай вещи, – велел артиллерист Ваське, – и идем! Нечего тут под дождем торчать!
Однако оказалось, что денщик не в состоянии в одиночку справиться с вещами, потому что на предыдущей станции офицеры накупили всякой снеди, которая занимала немало места. Пришлось трем друзьям помочь ему со скарбом и часть чемоданов и сумок самим потащить на холм. За ними Степан вел лошадей, которые совсем намокли и понуро опустили головы. Ноги разъезжались в вязкой жиже, ветер дул в лицо и в спину, и справа, и слева. А дождь, паршивец, припустил еще пуще.
Ворота замка оказались открыты. Владимир толкнул створку, и она отворилась. Радуясь, что скоро они окажутся под крышей и смогут передохнуть и обсушиться, наши герои вступили во двор. Ветвистая молния на долю секунды распорола небо, и почти сразу же в уши ворвался ужасающий рев грома.
– И почему у них во дворе так темно? – недоумевал Балабуха. – Ни один фонарь не светится!
– Может, это они из экономии? – предположил Владимир, зябко ежась.
Подойдя к массивной входной двери замка, Гиацинтов громко постучал. Никто не ответил.
– Дай-ка я, – отодвинул его Балабуха.
После того как он три раза ударил кулаком по двери, весь замок неминуемо должен был обрушиться до основания, однако этого почему-то не произошло, и на стук никто не отозвался.
– Никто не идет, – констатировал артиллерист с удивлением. – Спят они там все, что ли?
– Дайте-ка я попробую, – вмешался Август. Однако он не стал стучать, грохотать и поднимать шум, а лишь легонько потянул дверь на себя. С ужасающим скрежетом та подалась.
– Вот черт! – сказал Балабуха сокрушенно. – Однако почему у них тут все нараспашку?
– Не знаю, – признался Добраницкий. – Вообще-то, когда я увидел этот замок, мне показалось, что он необитаем. Видите ли, дома, в которых живут люди, выглядят несколько… э-э… иначе.
Словно в ответ на его слова, в небе вновь вспыхнула молния, и тут только Владимир разглядел, что многие стекла в окнах выбиты, стены покрыты побегами глициний и плюща, а кладка местами осыпалась.
– Ну, все-таки крыша над головой лучше, чем ничего, – сказал он. – Пошли, ребята!
Кучер повел лошадей в конюшню, а троица искателей приключений и их слуга переступили порог.
– Надо бы свет зажечь, – прозвенел во мраке голос Гиацинтова.
– Щас, – оживился Балабуха. – У меня тут где-то была свечечка… Васька! Что ты стоишь столбом? Помоги зажечь свет!
И через несколько минут бледный огонек осветил внутренность большого и, очевидно, когда-то поражавшего своей роскошью зала. На стенах висели заржавленные доспехи и заплесневелые от времени картины – портреты рыцарей и дам. Напротив друзей оказалась широкая лестница, чьи перила были густо затканы паутиной. Неожиданно Балабуха издал дикий вопль и выронил свечу. Стукнувшись о пол, та погасла.
– Что? Что такое? – вне себя выкрикнул Гиацинтов.
– Пауки! – жалобно ответил из темноты голос гиганта.
– Ну и что? – сердито ответил Владимир.
– Боюсь я их, проклятых! – простонал Балабуха. – Вот хошь верь, хошь нет! Ничего на свете не боюсь, только их одних, чтоб им пусто было!
– Август! – распорядился Владимир. – Подбери свечу. Она тут, на полу, возле тебя.
– Вижу, вижу!
Свет был вновь зажжен, и трепещущий огонек осветил сконфуженное усатое лицо Балабухи, тонкие черты Гиацинтова и голубые глаза поляка.
– Август, – спросил Владимир, – ты не боишься пауков, случаем?
– Нет, – ответил Добраницкий, подумав. – Я только привидений боюсь.
– Тогда отдай сюда свечу! – сердито сказал Гиацинтов, забирая у него огарок. – Идем!
Они осмотрели первый этаж и по лестнице поднялись на второй. Всюду их встречали сырость, запустение, полусгнившая мебель и тонкий мышиный писк где-то под половицами.
– Да, – со вздохом констатировал Владимир, – в этом замке давно никто не живет.
– В таком месте хорошо жить только привидениям, – поддержал его Добраницкий, дрожа всем телом.
Они осмотрели несколько комнат и остановились на просторной гостиной, в которой имелся большой камин. Август порылся в ящиках комода и обнаружил пук свечей, до которых не успели добраться прожорливые мыши. Васька принес из соседней комнаты высокие старинные подсвечники, друзья поставили в них свечи и зажгли их, после чего в гостиной стало значительно светлее. Приободрившись, друзья сняли мокрые плащи и попытались развести огонь в камине. Балабуха своими богатырскими лапищами разодрал на части старинный сундук, и вскоре тот весело полыхал в очаге, пуская искры. Пришел кучер, доложил, что с лошадьми все в порядке и что он пока побудет внизу, на конюшне. Сундук вскоре сгорел, и Балабуха с Добраницким приволокли из соседней комнаты целый шкаф, после чего поляк куда-то исчез. Через несколько минут друзья услышали его вопли и, до смерти перепугавшись, бросились ему на выручку. Оказалось, однако, что Август всего лишь звал их поглядеть на запасы, хранившиеся в погребе. Здесь были винные бутылки, покрытые пылью и плесенью, шампанские вина, коньяки и даже бочки с пивом.
– И как ты их обнаружил? – поразился Балабуха.
– Интуиция! – гордо объявил Август, осторожно стряхивая пыль с одной из бутылок. – Вот, не угодно ли? Винцо тысяча семьсот шестьдесят девятого года!
– Ничего себе! – пробормотал Владимир. – Это же год рождения Наполеона!
– И как их только не растаскали? – покачал головой Балабуха. – До чего же честный народ эти австрийцы!
– Ты сам догадался поискать погреб? А еще говорил, что привидений боишься! – поддразнил Августа Гиацинтов.
– Ой, панове, я вас умоляю, – простонал Добраницкий, скорчив плаксивую физиономию. – Где вы видели, чтобы привидения жили в погребе?
Дюжина наиболее почтенных бутылок была принесена на второй этаж и торжественно водружена на круглый стол. Туда же поставили окорок, хлеб, колбасу и прочую снедь, которую путешественники притащили с собой. На первом этаже Август нашел три позолоченных старинных кубка, и вскоре друзья пировали вовсю, забыв о дожде и всех своих дорожных невзгодах. О верном Ваське и незадачливом кучере тоже вспомнили, выделив им еды, пару бутылок и кубки попроще, всего лишь из чистого серебра.