Под рисунком была подпись Наташи Сергеевой:
Обозленная Зойка, улучив момент, подошла на перемене к Ане.
— Ну, художница!.. — сказала она, угрожающе скривив губы. — Ты пожалеешь!
— Я тебя не боюсь! — тотчас прервала ее, Аня. Она даже побледнела от обиды и оскорбления, что кто-то пытается ее запугать. — Это еще не всё! — сказала она твердо. — Мы с Наташкой прославим тебя в «Ленинских искрах» и в «Пионерской правде» — пусть весь Советский Союз знает, что имеется такая «красавица».
А Тося Пыжова сказала Зойке так:
— Ты около меня не трись… Я тебе не Аня и не Наташка… Я вспыльчивая… Хвачу по загривку, — не обрадуешься!
Зойка поглядела на внушительную, крепкую фигуру Тоси, на ее широкие плечи, большие сильные руки и благоразумно отошла в сторону.
Старшая пионервожатая Ирина Васильевна и вожатая отряда — восьмиклассница Надя, которые присутствовали на сборе, почти ни во что не вмешивались — настолько все было хорошо организовано самими девочками.
По поручению совета дружины с речью на тему «О чести и совести пионера» выступила Аня Баранова. Потом говорили девочки. Они все осуждали поведение Зойки. И даже те, кто еще недавно принимал выходки Зойки благодушно, как некие «забавные шуточки», с негодованием осудили ее хулиганскую выходку на уроке Марии Кирилловны.
Решение было единогласным: «снять с Дыбиной пионерский галстук и просить комсомольский комитет школы не принимать ее в комсомол, впредь до исправления».
Все подняли руки. Лиза Гречик тоже потянула вверх свою руку, трусливо и подобострастно поглядывая на старшую пионервожатую.
А Тамарка Болшина не могла поднять руки и расплакалась.
— При одной воздержавшейся! — сказала громко и с удовлетворением Тося Пыжова.
В тот же момент, с грохотом дернув парту, Зойка Дыбина выбежала из класса.
Когда девочки, шумно обсуждая сбор отряда, вышли в коридор, они увидели, что на ручке двери, затянутый несколькими узлами и разорванный, висит Зойкин пионерский галстук.
Воспитание воли
«Энергия, которой обладают тела, — зубрила Люда Савченко, — не создается и не уничтожается, а только в различных явлениях природы и техники переходит из одной формы в другую…»
— «…А только в различных явлениях природы и техники, — повторила она, зажмурив глаза и закинув назад голову, — переходит…» А куда переходит? Ведь вот сейчас знала, куда переходит!
Люда еще сильнее зажмурила глаза, силясь вспомнить только что прочитанное.
— Ах! — вздохнула она с досадой и подумала: «Все происходит потому, что мое жалкое тело не обладает абсолютно никакой энергией!»
Люда заглянула в учебник и прочитала: «переходит из одной формы в другую…»
— А вот у меня ничего не переходит из учебника в голову! — сказала она вслух.
По физике нужно было выучить еще один параграф. Но там только маленький кусочек биографии Ломоносова. Чепуха!
продекламировала Люда конец параграфа и взглянула на дату кончины гениального ученого — 1765. Это легко запомнить! Один — это я! Семь — последняя, седьмая парта. Дальше по нисходящей, отнимая единицы: шесть и пять.
Люда подошла к окну, повторяя: «значит, в тепловых явлениях не только наблюдаются превращения…»
Большие рыхлые снежинки изредка опускались плавно на карниз и тотчас таяли. Поворачиваясь и порхая в ярком свете уличного фонаря, они казались желтоватыми бабочками-капустницами. Где эти бабочки? Где это лето? Когда оно было, — неизвестно!
Люда вспомнила пионерский лагерь. Лесные вершины на озерном берегу. Беспечную, веселую жизнь…
Она прилегла на диван и закрыла глаза, вызывая в памяти знакомые картины: раннее, раннее утро. Солнце еще не встало, но вершины сосен уже светятся бронзовым огнем…
«Надо встать! Учить уроки! Немедленно встать! Так я нечаянно засну!» — пронеслось в сознании. Но вставать не хотелось. Скучное занятие: сиди за столом и учи, учи… Сколько нужно времени и терпения! Вот был бы талисман… — стала мечтать Люда. — Или нет, лучше волшебная палочка. Прикоснулась ею к голове — и сразу всё запомнила, надолго, до экзаменов. Тронула руку — и рука написала то, что нужно, быстро и красиво. Ах, как глупо! Глупо то, как думать о такой ерунде! Конечно, глупо, но зато можно в минуту покончить разом и с ломоносовским законом и с алгебраическими примерами. Минута — и свободен! Иди гулять! Иди в кино! Куда хочешь! Как она давно не была в кино! Сколько пропустила картин! Другие девочки хоть по воскресеньям ходят. А она заперлась, как затворница. Правда, в дневнике появились четверки, о которых Люда еще недавно не смела и мечтать. Подружки сказали: «Подтянись еще немного, и тогда составим план домашних занятий — расписание. Времени хватит на всё и даже останется». Неужели и на телевизор тоже? Вот сейчас как раз он работает вовсю за стеной у соседей… Передача из музыкальной комедии — «Марица». Люде очень нравилась эта оперетта. Послушать бы хоть немножко, посмотреть чуточку! Занятий осталось часа на два. Ну, не все ли равно, когда я сделаю уроки? Весь вечер в моем распоряжении…
Люда вскочила с дивана и бросилась к двери, но вдруг остановилась как вкопанная.
— Ага! Завело! — воскликнула она. — Пошла карусель! Все с самого начала! Нет! Врешь! Не возьмешь! Воля у меня есть или нет? Есть! Стоп! Не поддамся!
Она живо схватила со стола кусочек сахару, бросила его в рот и запила глотком воды:
— Держись, Людка!
Марфа Степановна, с посудным полотенцем и тарелкой в руках, заглянула в комнату.
— Люда! Что ты кричишь?
— Я не кричу, мама, а учу… Слушай, мама… Значит, правда, что ты не виновата?
— Ну да…
— И тебя не снимут с Доски почета?
— Я же тебе сказала.
— Но почему, мама?
— Вот чудак человек! Он ехал на красный светофор — хотел проскочить.
— А ты могла застопорить?
— Могла… Да не смогла… Я думала о том, где болтается моя беспутная дочь…
— Я знаю, что это я виновата, — вздохнула Люда.
— Ладно, ты учи себе… Дело прошлое, — сказала Марфа Степановна и тоже вздохнула. — Моя тут вина немалая. На сознательность твою понадеялась, да, видать, чересчур. Это мне урок. Вон Владимир-то Ильич что говорил: надо, говорит, «доверять и проверять». Само собой, тут речь не о школьниках и матерях, а ежели взглянуть в суть, — мудрость-то ленинская и к нам подходит. Вот оно какое дело! Ну, как у тебя сегодня уроки? — спросила Марфа Степановна и испытующе-строго посмотрела на дочь.
— Учу, мама. Занимаюсь…
— Что выучила?
— Вот… биографию Ломоносова знаю.
— Ну, расскажи.
Люда взглянула в строгие глаза матери, секунду помедлила в раздумье, потом решительно вышла на середину комнаты и стала отвечать четко и громко, с той, несколько напряженной торжественностью, какую испытывала только на экзамене.
Когда она кончила, Марфа Степановна одобрительно кивнула головой, и глаза ее потеплели.
— Биография-то поучительная для школьниц, — сказала она. — Крестьянский паренек пешком протопал в лютую декабрьскую стужу из Архангельской губернии в Москву. За знаниями! Поди, в лаптях шел. Вот с кого вам пример-то брать! Это ведь какая любовь к науке! Честь ему и слава, великому человеку! Ну, а еще что, какие задания? — снова спросила она. — Покажи-ка дневник.
— Мама…
Люда быстро подсела к матери, обняла ее за плечи.
— Мама! Ты мне верь, как прежде. Того, что случилось, никогда больше не будет. Не повторится это! Так и знай, мама: никогда!
— Подруг своих благодари! — перебила ее мать. — Хорошие девочки. В долгу ты у них.
— Я знаю…
— То-то же! — сказала мать и вышла из комнаты.
Домашних заданий было много. Люда открыла дневник, потом полистала учебники. По истории задано: Ян Гус и гуситы. Алгебра: пример с дробями и два номера на пропорции. Нахождение неизвестного. По литературе задано почти три страницы: эпитеты, сравнения, тропы, метафоры, олицетворения…
— Названия-то какие противные: «метонимия», «синекдоха»! — поморщилась Люда. — Словно какие-то склизкие червяки или жирные гусеницы! Неужели ничего нельзя придумать покрасивее!
«Вот с этого и начну! — решила она. — Тося говорила, что надо начинать всегда с самого неприятного, тогда все остальное станет приятным и легким. Тося и Аня — сильные, волевые девочки. Наташка… Славная Наташка! Худенькая такая, кажется, хрупкая… А настойчивая до чертиков! Это потому, что она любит свою мечту, стремится к ней. А вот у меня нет никаких стремлений. Я пустая и безвольная… Почему? Разве я не могу быть такой сильной, чтобы суметь подчинить своей воле любые чувства и любые желания? Вот увидите, что могу! Сами увидите! Скоро!»
«Вот с этого и начну! — решила она. — Тося говорила, что надо начинать всегда с самого неприятного, тогда все остальное станет приятным и легким. Тося и Аня — сильные, волевые девочки. Наташка… Славная Наташка! Худенькая такая, кажется, хрупкая… А настойчивая до чертиков! Это потому, что она любит свою мечту, стремится к ней. А вот у меня нет никаких стремлений. Я пустая и безвольная… Почему? Разве я не могу быть такой сильной, чтобы суметь подчинить своей воле любые чувства и любые желания? Вот увидите, что могу! Сами увидите! Скоро!»
С решительным видом Люда раскрыла хрестоматию. Стараясь придать своему голосу как можно больше жесткости и силы, сказала повелительно:
— Где тут метонимия и синекдоха? Подать их сюда!
Руководитель звена СМ
Помощники Игоря Бунчука рыскали повсюду. Все свободное время от уроков они тратили на то, чтобы узнать, кто сбросил с велосипеда маленькую скрипачку. Расспрашивали ребят из соседних домов, узнали имена и фамилии одноклассниц Тони Брук.
С двумя из них имел беседу сам руководитель звена — Игорь Бунчук. Но девочки ничего не знали. А напуганная Тоня молчала.
— Понимаете, девочки, — наставительно говорил Игорь, — это ни на что не похоже! Вчера, скажем, сбросили Тоню. Так? Сегодня сбросят меня. Завтра вас. Искалечат. Должна же быть какая-нибудь защита от этого хулиганья?
Девочки, соглашаясь, закивали головами.
Бунчук стал их снова расспрашивать. Узнав, что рука скрипачки поправляется и Тоня уже ходила вчера в музыкальную школу на какой-то урок, где не надо играть, он спросил:
— Она не побоялась пойти одна — вдруг да опять встретится с этими хулиганами?
— С ней ходила я, — сказала одна из девочек.
Бунчук уже обратил внимание на ее смышленые глаза, удивительную подвижность лица и две жидкие косички, которые торчали за затылком короткими хвостиками. Девочка явно проявляла интерес к этой беседе, чего нельзя было сказать о ее подруге. Та застенчиво переминалась с ноги на ногу и, видимо, тяготилась разговором с незнакомым мальчиком.
— А зачем ты с ней ходила? — спросил Бунчук. — Она тебя просила?
— Нет. Я пришла к ней. Мы делали уроки. Потом ее мама говорит: «Я не пущу тебя в музшколу с такой рукой». Тоня огорчилась: «Мне, мама, нужно! У меня сегодня соль… соль…»
Девочка часто замигала ресницами, пытаясь вспомнить какое-то трудное слово.
— Сольфеджио, — подсказал Бунчук. Он не раз слышал это музыкальное слово от Толи Силаева.
— Вот, вот! — обрадовалась девочка.
— Ну, так, значит, мама не пускала, — напомнил Бунчук.
— Не пускала… А Тоня говорит: «Я пойду с Верой». Вера — это я.
Девочка ткнула себя указательным пальцем в грудь.
— «Ты пойдешь со мной, Вера?» — спрашивает Тоня. Я, конечно, соглашаюсь. Тогда мама говорит: «Ну, хорошо, идите. Только осторожно. Смотрите, чтобы вас не толкнули нигде». Вот мы пошли…
— И о чем разговаривали, если не секрет? Тоня вспоминала об этом случае? Она была спокойна — ничего не боялась, не оглядывалась?
— Нет, она не оглядывалась. Мы все шли. Только она вдруг как вздрогнет, как хватит меня за руку! Так больно ущипнула. До сих пор синяк. Схватила и говорит: идем скорей на ту сторону!
Игорь Бунчук заинтересовался.
— Одну минуточку! Это очень важно. Прошу подробнее. Значит, вы идете и спокойно беседуете. Вдруг Тоня что-то такое увидела, щиплет тебя за руку и тащит на другую сторону. Что же она увидела? Чего испугалась? Вам навстречу шла злая собака, тигр, лев?
— Какой лев? — рассмеялась Вера. — Никаких зверей не было, даже кошки. Шли просто люди…
— А она испугалась? Вот интересно! — удивился Бунчук. — Какие же люди шли навстречу — взрослые или ребята?
Вера подумала немного.
— Шел высокий мужчина с женщиной, потом двое солдат и старая тетенька.
— А ребята?
— Ребят не было. Шел один мальчишка.
— Приметы?
Игорь Бунчук нетерпеливо дергал свой нос.
— Как выглядит этот мальчишка, — прошу подробней: возраст, рост. Как одет?
— Это я не помню… Но у него было толстое, красное лицо. Как будто он из бани. Я еще хотела сказать: «С легким паром!» Но Тоня утащила меня на другую сторону.
— Губастый? — прищурился Бунчук. — В кепке?
— Да, кажется…
— Он шел вот так…
Бунчук сделал небольшой круг, шаркая ногами, широко расставляя ноги и размахивая правой рукой.
— Верно! Очень похоже! — удивилась Вера. На лице Игоря появилась улыбка.
— Эврика! — вскрикнул он так громко, что подруга Веры испуганно отскочила в сторону.
— Вы знаете, девочки, что такое эврика? Это одно из моих самых любимых слов. Оно принадлежит греческому ученому Архимеду и в переводе на русский язык означает: «Нашел!» Спасибо вам, девочки! Тоне Брук о нашем разговоре ни слова! Это необходимо для ее безопасности. Пока! Мы с вами друзья!
Он сделал какое-то замысловатое движение рукой, означающее прощальное приветствие, и поспешно удалился.
Девочки посмотрели ему вслед, как он шел, выбросив над головой руку и прищелкивая пальцами, потом взглянули друг на друга и расхохотались.
— Вот чудак! — сказала Вера.
— А он правильно угадал этого мальчишку? — спросила Веру ее молчаливая подруга.
— Ну, конечно, правильно. Потому я и удивилась!..
* * *Игорь Бунчук торопился проверить дежурный пост. Вновь созданная в его звене бригада ОМ (охрана малышей) действовала уже трое суток. Дежурили на улице у дома. Ребят, катающихся на самокатах прямо на мостовой, вежливо брали за шиворот и водворяли на тротуар, объясняя причину. Особенно непокорных устрашали, показывая кулаки, грозя отобрать самокат «в три счета». Команду малышей-футболистов, которая, несмотря на дурную погоду, продолжала играть у сквера, перевели на спортплощадку во двор. Капитану — Николке Баранову — пригрозили «конфискацией мяча», если инструкция будет нарушена. В три дня был установлен порядок. Даже неуемные «висельники» — любители кататься на задних бортах грузовиков — перестали проезжать мимо дома.
Игорь Бунчук, весело насвистывая, прошелся два раза вдоль дома и, увидев, что дежурный ОМ бдительно несет свою вахту, а на улице никаких происшествий нет, удалился во двор.
Ему предстоял неприятный и утомительный разговор с Виктором Гуляевым. Надо было уговорить его помириться с Котькой и Минькой. Требовалось разбить влияние Боцмана и «отманить» обоих ребят. Гриша Буданцев считал Миньку вообще очень приличным парнем, а Котьку — «еще не потерявшим человеческого лица». Но дурное влияние Боцмана очень портило ребят.
— Они должны быть нашими, и чем скорей, тем лучше! — сказал Гриша Буданцев.
Игорь заранее предугадывал все возражения, которые он услышит от Виктора, но решил действовать, ссылаясь на авторитет самого начальника штаба.
При встрече все так и произошло, как предполагал Бунчук.
— Фальшивить я не умею! — сказал мрачно Гуляев. — И знаться с ними тоже не хочу!
— Хорошо! — согласился Бунчук. — Никто тебя не просит фальшивить. Ты же сам говорил, что Минька — мальчишка ничего и Котька тоже…
— Котька много хуже…
— Пусть хуже! А разве у нас на дворе не было таких ребят? И все они теперь в отряде… и очень даже подходящие…
— Ну, как я к ним пойду, когда я Боцмана стукнул? — Вот не надо было стукать!
— Надо — не надо! Что теперь говорить!
— Хорошо, — заключил Бунчук. — Тогда вот что, Виктор… Действуй с ними в открытую. Начальник штаба разрешил. Гриша сказал так: «Если Виктору трудно вести с ними подготовительную воспитательную работу, — пусть Виктор будет нашим чрезвычайным послом и парламентером. Пусть предложит им вступить в отряд и пригласит их в воскресенье на заседание штаба. Гриша сказал, что у него придумано для них очень интересное дело».
— Какое может быть у нас интересное дело для этих типов? — удивился Гуляев.
— А вот есть.
— Ну?
— Летом — управлять и командовать швертботом, а зимой — парусным буером.
— Да откуда же Гриша возьмет для них швертбот и буер?
— А вот слушай… Наш преподаватель физкультуры, Иван Степаныч, летом во время отпуска всегда работает инструктором в яхт-клубе спортивного общества «Искра». Если ему все рассказать, чего мы добиваемся, он никогда не откажет. Понятно?
Виктор Гуляев прищелкнул языком и сказал с восхищением:
— Ох, хитер Буданцев!
— Хитер! — с удовольствием согласился Игорь. — Так как, — будешь действовать?
— Раз такое дело, — согласен! Это интересно! Может быть толк!
— Может быть! — подмигнул ему Игорь. — Ну, привет! Я тороплюсь!
Они расстались.
Игорь Бунчук был в прекрасном настроении. За один день удалось организовать два таких важных дела. Теперь оставалось то, что не давало ему покоя, — тайна этюдника. Можно было просить Гришу устроить, наконец, свидание с Аней Барановой.