Иван Гезолиан торговал оружием. Он же продал партнеру Сюрьянена, Борису Васильеву, изотоп СР-90, но сделка не состоялась, поскольку один из людей Васильева оказался двойным агентом, взорвал принадлежащую Сюрьянену яхту «I believe» и похитил изотоп. Не исключалось, что он же выступал посредником и получил комиссионные, поэтому Гезолиан занес его в черный список и приговорил к смерти. В Центральном бюро расследований Финляндии у Гезолиана был свой человек — Мартти Рютконен, которого и пристрелил Юрий Транков. Но до этого тот успел слить Гезолиану достаточно информации о намерениях и передвижениях того, кто похитил изотоп, в том числе предоставил все данные о его финской подружке. То есть обо мне.
Несколько утешало лишь то, что Гезолиан не считал женщин серьезными противниками. На мгновение я почувствовала себя рысью, на которую накинули сеть. Теперь охотнику осталось лишь тщательно прицелиться, чтобы не испортить дорогой мех. Юрий Транков заманил меня в ловушку, отомстив за унижение на глазах отца. Даже то, что мы с Лайтио скрыли вину Транкова от полиции, меня не спасло.
Гезолиан пил шампанское и болтал с дочерью по-русски. Юлия родилась в Москве и имела российское подданство, но ее отец был гражданином Белоруссии. Во времена Советского Союза власти запросто могли переместить людей куда угодно без их согласия. Возможно, Гезолиан счел Белоруссию более удобной страной для своего грязного бизнеса. Ведь в преступления, совершенные на ее территории, не может вмешаться даже Интерпол. К тому же он был на короткой ноге с президентом, а значит, законы на него фактически не распространялись.
Я сидела за столом, не шевелясь и почти не дыша. Выпитый эспрессо горьким комом встал в горле. Напряженно вслушиваясь в разговор, я пыталась уловить его содержание; мне показалось, речь шла о предстоящей свадьбе. Гезолиан хотел устроить торжество в Витебске, а Юлия возражала.
За все время знакомства с Юлией я не видела ни одной ее подруги. Сначала я думала, что все ее приятели остались в России, но потом стала сомневаться, существуют ли они вообще. Однако даже слепой заметил бы, с какой любовью и нежностью отец и дочь относятся друг к другу. В этом мы с Юлией были полной противоположностью: я своего отца люто ненавидела, хотя мы расстались более тридцати лет назад.
Рождение Ваномо было следствием его второго побега из тюремного сумасшедшего дома. В поисках еды и питья он ворвался в стоящий на отшибе сельский дом и изнасиловал семнадцатилетнюю девушку, болевшую воспалением легких, которая неосторожно открыла незнакомцу дверь. Она принадлежала к христианской секте, где считается грехом ограничивать рождаемость, поэтому сделать аборт ей не позволили.
Когда я первый раз приехала к ним, Саара, мать Ваномо, была на работе. Я представилась девочке подругой ее матери. О своем приезде я не предупреждала, поскольку боялась, что мне не дадут увидеться с сестренкой. И понятия не имела, знает ли Ваномо историю своего появления на свет. Сестренка как раз вышла в сад; когда я подошла ближе, она поинтересовалась, кто я. Я ответила, что меня зовут Хилья и я приехала из Хельсинки повидаться с ее мамой. Девочка отвела меня в дом, окна которого мороз расписал диковинными цветами из инея.
— Дома бабушка, мамы нет.
Высокая худощавая женщина в платке ставила в печь хлеб. Увидев меня, она вздрогнула, сразу заметив сходство с внучкой.
— Добрый день… Чем могу помочь? Вы оставите машину за забором или заедете во двор? Хозяин прилег вздремнуть после обеда, но я могу его разбудить, чтобы он сел за трактор и расчистил проезд.
Я оставила машину за домом, и хозяйка, разумеется, видела из окна, как незнакомая женщина идет через двор к двери.
— Не беспокойтесь. Я разыскиваю Саару Хуттунен. Речь идет о моем отце Кейо Куркимяки. Раньше он носил фамилию Суурлуото.
Женщина открыла печную дверцу и помешала угли. Пламя вспыхнуло ярче.
— В нашем доме об этом человеке не говорят. Значит, он ваш отец. Ваномо, пойди посмотри, проснулся ли дед. Этот вопрос к нему.
Девочка послушно отправилась к деду, женщина отвернулась от меня. В длинной косе, перевязанной лентой, виднелась седина. На хозяйке была бесформенная юбка до колен, на ногах валяные тапочки — от пола шел весьма ощутимый холод. Мой отец принес в этот дом беду. Неужели он совершил свое черное дело прямо в этой избе? Тогда стояла осень, на деревьях трепетала желтая и багряная листва. В тот день Хуттунены отправились в церковь, по дороге еще заглянули к ветеринару, чтобы сделать собакам прививки. Никого не было дома, никто не мог предупредить Саару, чтобы она не открывала, когда в дверь постучит сам дьявол.
Маркку Хуттунен оказался высоким плечистым мужчиной с вмятинами от очков на переносице. Эти очки он искал, растерянно оглядываясь, пока жена не протянула ему их, взяв со стола. С облегчением водрузив их на нос, он повернулся ко мне. Ни он, ни его жена не подали мне руки. Ваномо не пришла вместе с дедом в столовую, из другой комнаты слышался ее веселый голосок, перемежаемый собачьим лаем. Интересно, это та же самая собака, что и девять лет назад?
— Что вам от нас надо? — начал Маркку Хуттунен. — Денег у нас нет. У Саары, слава Богу, жизнь наконец более-менее наладилась, и мы не позволим, чтобы кто-то снова ее разрушил.
Из документов, которые дал мне Лайтио, следовало, что Саара Хуттунен является опекуном собственного ребенка и самостоятельно принимает все решения.
— Я ни в коем случае не собираюсь вмешиваться в чью-либо жизнь. Просто хочу видеть свою сестру. У меня больше никого нет.
— Откуда мне знать, чего вы хотите на самом деле? — Хуттунен пристально посмотрел на меня. — Родство с таким человеком, как ваш отец, никому не делает чести, к тому же вы намного старше Ваномо. Лучше бы вам оставить ее в покое.
Если бы я принялась возражать, они мгновенно попросили бы меня уйти, но я боялась потерять только что найденную сестру.
— Я не хочу никому мешать. Разрешите, я оставлю Сааре свои контакты, и она сама решит, связываться ли со мной.
Визитки у меня не было, и я нацарапала номер телефона и электронную почту на листке бумаги. Когда я уходила со двора, Ваномо вместе с сенбернаром смотрели на меня из окна. Она помахала мне, я тоже подняла руку, прощаясь.
— Хилья! — Повелительный голос Юлии Герболт вернул меня к действительности. — Отправляйся в гостиницу паковать вещи. У папиного друга прекрасное шале на восточной стороне склона, мы туда переезжаем. Там мы наконец сможем отдохнуть спокойно.
Идея мне понравилась: из гостиницы можно будет незамедлительно позвонить Юрию Транкову. Я послушно поднялась и жестом попросила Лешу присмотреть и за моей подопечной. Он вопросительно поднял косматые черные брови. Интересно, он владеет приемами дзюдо? Сможет противостоять мне, с моим черным поясом?
Уже стемнело, показались звезды и изящный тонкий серп молодого месяца. Внизу клубился туман, накрывая Женевское озеро. Можно ли позвонить с улицы или лучше дойти до гостиницы? В основном все здесь говорили по-французски, но и английский, на котором мы с Транковым общались, тоже не представлял проблемы для большинства встречных. Впрочем, я подозревала, что Юрий, иногда произносивший на финском пару слов, знает мой родной язык лучше, чем хочет показать.
Все же лучше будет потерпеть до гостиницы. Зайдя в номер, я выключила в комнате Юлии индикатор, реагирующий на звук голоса, сняла со стены проводной телефон и отнесла к себе. При заселении в номер я внимательно все осмотрела на предмет жучков, в то время как Юлия наблюдала за моими действиями с ироничным и при этом довольным видом.
Возможно, Юрий сейчас вместе с Сюрьяненом на тех переговорах, из-за которых тот не смог отправиться в Швейцарию. Да какая разница, главное, чтобы ответил на звонок. При первой попытке он не взял трубку, но отозвался, когда я перезвонила через пару минут.
— Хилья, я сейчас в дороге и вообще не отвечаю на звонки, вот только тебе… Как дела в Швейцарии?
— Почему ты не сказал мне, что Юлия — дочь Ивана Гезолиана?
В трубке послышался долгий вздох.
— И не говори, что ты этого не знал! Разумеется, ты был в курсе, что Гезолиан следил за Давидом Сталем, к тому же тебя шантажировал Мартти Рютконен, которому платил тот же Гезолиан! В какую ловушку ты пытаешься меня заманить, а, Юрий? Боже, если бы ты только был здесь, я бы просто выдрала тебя как сидорову козу, а потом убила бы!
Это выражение Юрий часто слышал от Валентина Паскевича, своего отца. Официально Паскевич его своим сыном не признавал, и хотя Юрий утверждал, будто ему это безразлично, я знала, что он лжет. И знала, как ранить его побольнее.
Транков не ответил. Странно, что заранее не продумал оборонительную тактику. Или считал, что я никогда ничего не узнаю? Иногда он казался маленьким мальчиком, который боялся по очереди то Рютконена, то своего отца. Неужели он сам придумал всю эту комбинацию, чтобы отомстить мне? Я и не подозревала, что он способен на такое.
— Юлия понятия не имеет, на чем ее отец сделал состояние, — промямлил наконец Юрий.
— Какая разница? Иван Гезолиан знает, что я была подругой Давида Сталя в тот период, когда Сталь обманул его с этим изотопом. Гезолиан знает, что именно Давид взорвал яхту Сюрьянена. По твоей милости, мерзавец, я попала в смертельно опасную ситуацию!
Юрий нервно сглотнул, но ничего не ответил, и я нажала отбой. Он попытался перезвонить, я не ответила. Он прислал сообщение, я даже не потрудилась его открыть и принялась собирать вещи. Шале друга Гезолиана казалось пещерой льва, где рысь подстерегают смертельные опасности. Но меня трудно было упрекнуть в трусости. Из сложившейся ситуации надо извлечь пользу, а для этого стоит познакомиться с Гезолианом поближе.
Юлия не умела путешествовать налегке. Ее чемодан уже в аэропорту Вантаа-Хельсинки весил двадцать килограммов, а в Женеве потяжелел еще на пару кило. Укладывая ее платья для вечеринок, я перебирала в уме сведения о Гезолиане. Мне говорили, что Давид получил всю предназначенную Гезолиану сумму за изотоп, но значительная доля этой суммы была выплачена фальшивыми деньгами. И то, что часть изотопа Давид так и не передал Интерполу и она бродит неизвестно где. Мужчина, которого я нашла мертвым в арендованной Давидом квартире в Тоскане, был человеком Гезолиана. Казалось, что Давид с Гезолианом оплетали друг друга паутиной, и стоило порваться одной петле, как на ее месте сразу возникала другая.
Подписав договор с Юлией, я тут же провела оценку возможных рисков. Причем не только внешних факторов, но и характера самой подопечной.
Глава Академии частной охраны неоднократно говорил курсантам, что опасность на клиентов часто навлекают их собственные пристрастия и привычки. Юлия не курила, не пила и утверждала, что не принимает наркотики. Она не нуждалась в регулярном медицинском осмотре и не принимала никаких лекарств, кроме, может быть, иногда от головной боли. Операцию по увеличению бюста она сделала в Швейцарии и грудные имплантаты были высшего качества, так что рак груди в ближайшее время ей тоже не грозил.
Мои собственные сборы много времени не занимали. Горнолыжное снаряжение у меня было арендованное, одежда помещалась в один чемодан. Бо́льшую часть жизни я провела в гостиницах и на съемных квартирах, так что имуществом не обросла, не считая пары чашек да большой кастрюли. Любимую музыку я закачала в плейер МР3, так что она вообще не занимала места. Я никогда не боялась лишиться имущества, и это давало мне чувство свободы. Самым ценным предметом у меня был револьвер марки «глок», но и он, в конце концов, являлся всего лишь рабочим инструментом. Я не испытывала к нему никаких особых чувств, кроме, может, удовлетворения от мысли, что он способен спасти чью-то жизнь. Часто, тренируясь на стрельбище, я представляла, что целюсь в грудь своего отца, который убил мою мать и, как я сильно подозревала, имел отношение к смерти моего дяди. А иногда я воображала, что навожу прицел на Ивана Гезолиана, который когда-то угрожал мужчине, которого, как мне казалось, я любила. А теперь вот я охраняю дочь своего врага.
Неужели даже старший констебль Теппо Лайтио, единственный полицейский, которому я доверяла, не знал, что Юлия Герболт — дочь Ивана Гезолиана? Европол следил за Гезолианом, и в его досье, без сомнения, должна быть информация о ближайших родственниках.
Швейцария не входит в число стран Евросоюза, но местная полиция активно сотрудничает с Интерполом в области поимки международных преступников. Сначала я предполагала, что Гезолиан находится в розыске на всей территории Европы, но позже поняла, что в Швейцарии он чувствует себя в безопасности. К тому же Юлия упоминала, что отец собирается здесь не только кататься на лыжах, но и улаживать дела с местными банками. Интересно, он путешествует со своим настоящим паспортом или по поддельным документам? Внезапно я почувствовала удовлетворение от того, что следующую ночь мы проведем под одной крышей. Интересно, насколько хорошим профессионалом является этот его Леша? Разумеется, я не собиралась расспрашивать о хозяине, ведь это только насторожило бы его.
В число дорогих моему сердцу вещей входила также потертая и согнутая в нескольких местах фотография Фриды — рыси, которая когда-то прожила несколько лет в нашем с дядей доме. Она была мне как сестра. Фрида до сих пор царила в моем сердце, как живая, и на самом деле мне не требовалось фото, чтобы воскресить перед глазами ее образ.
Третьей вещью, которую я хранила как зеницу ока, было кольцо. Оно лежало в Лэнгвике в сейфе для оружия, и я, честно говоря, не знала, что мне о нем думать. Зачем Давид Сталь приготовил для меня точно такое же кольцо с тремя рубинами, какое носила моя мать?
Это была очередная заданная им головоломка, которую я тщетно пыталась разгадать. Я стремилась как можно меньше думать о Давиде, но это удавалось крайне плохо.
Послышался цокот каблуков, распахнулась дверь, и на пороге показалась Юлия. Глаза ее сверкали, щеки пылали — сказывалось действие двух бокалов мохито и шампанского.
— Ты готова? Отец с Лешей ждут внизу. — Юлия взглянула в зеркало, поправила прическу и подкрасила блеском губы. — Я так рада, что отец смог выбраться сюда! Мы так редко видимся!
Юлия так редко пускалась в откровения о своей жизни, что я решила воспользоваться ситуацией и немного разговорить ее.
— Так ты родилась в Витебске?
— Нет, в Москве. Родители жили там в начале восьмидесятых. Отец родом из Белоруссии, и он решил вернуться туда, как только возникла такая возможность. У нас и до этого была там дача… благодаря папиным связям. В конце концов, неважно, какая власть, гораздо важнее иметь знакомство с нужными людьми.
— Транков тоже так считает.
— Транков? — небрежно переспросила она. — А при чем тут он? Я много раз повторяла Уско, что ему давно следует выгнать этого парня, а он его почему-то жалеет. А он и прилип к Уско, как банный лист. Транков прикидывается твоим другом, но, надеюсь, ты не воспринимаешь его всерьез?
— Твой отец с ним знаком?
— Разумеется, ведь они с Уско деловые партнеры. Отец о нем не очень-то высокого мнения. Все, пойдем.
Юлия подхватила на плечо дорожную сумку, купленную в Женеве за семь тысяч швейцарских франков. На мой взгляд, сумка была уродливая, но я не слишком разбираюсь в трендах и брендах. Я взяла багаж Юлии и свой небольшой чемодан, и мы вышли в коридор. Спустились на лифте в вестибюль. Леша и Иван Гезолиан ждали нас, расположившись на креслах. Гезолиан уже расплатился по счету. Леша и с места не сдвинулся, чтобы помочь мне с чемоданами. Разумеется, ведь он считал меня не женщиной, а просто прислугой.
Черный лимузин с работающим мотором ждал нас на улице. У машины были швейцарские номера.
— Антон, возьми чемоданы, — велел Гезолиан водителю.
Тот повиновался. Это был мужчина двухметрового роста, с густыми волнистыми волосами до плеч, усами и бородой на пол-лица и такими косматыми бровями, что им позавидовал бы сам Брежнев. Глаза были скрыты толстыми линзами очков.
Антон молча взял чемоданы и положил в багажник, даже не взглянув на меня. Леша открыл заднюю дверь и жестом пригласил Гезолиана с дочерью в салон. Сам он уселся рядом с водителем, мне кивком предложил сесть позади него. В длинном салоне между водителем и пассажирами имелось еще место, где можно было сидеть, согнувшись и поджав ноги. Там я и устроилась. Разумеется, ремни безопасности для этого места не были предусмотрены; впрочем, Юлия с отцом тоже не пристегнулись. Когда мы ездили с ней вдвоем, я не раз отказывалась трогаться с места, пока она не пристегнет ремень, и объясняла:
— За это штрафуют. И подкупить полицейского в Финляндии невозможно. К тому же подумай, если машину ударит и пассажира кинет вперед, осколки стекла могут изуродовать лицо.
Этот аргумент действовал. Но сейчас Юлия, видимо, считала, что от летящих осколков ее прикрою я. Шофер аккуратно вел машину по извилистой и скользкой горной дороге. Поднялся туман, видимость была плохая.
Ехали мы не более пяти минут, но из-за множества поворотов я не могла определить, в восточной или западной части деревни мы находимся. Автомобиль остановился возле длинного забора, водитель открыл со своей стороны окно, набрал код, и деревянные ворота медленно отворились. Мы въехали вовнутрь, поднялись на холм, и наконец машина остановилась возле трехэтажного бревенчатого дома. Здание было построено в старинном альпийском стиле, но, очевидно, не более трех лет назад.
Я вышла из машины и открыла Юлии дверь. Леша пошел отпирать дом, а водитель принялся вытаскивать из багажника чемоданы. Я взяла у него свою сумку и в этот момент почувствовала легкий запах очень знакомой туалетной воды. Я втянула воздух, словно взявший след зверь. Невероятно знакомый запах. Я сделала еще один вздох и, вглядевшись в скрытое бородой и усами лицо, наткнулась на взгляд знакомых глаз. Глаз, в которых я однажды утонула.