Он ненадолго умолк, копаясь в голосфере.
— На семь с половиной. Плюс аварийный запас кислорода в рубке. Еще три часа. Итого — десять с половиной часов. От силы — одиннадцать.
— Сигнал не проходит. Искажения…
— Проклятые фаги! Измором берут!
— Мы продолжаем двигаться. До Тамира сигналу — около трех часов пути. Пока он пройдет по инстанциям, пока отправят спасателей, пока они долетят… Через гипер не сунутся — расстояние маловато. На круг, в лучшем случае, семь часов. Короче, если за тридцать минут не сумеем отбить «Терпим бедствие!» — программируем аптечку на синтез эвтаназиума. Все лучше, чем от удушья…
— Смерть от удушья нам не грозит. Посмотрите на обзорники!
Голос Юлии был так спокоен, что сразу становилось ясно: помпилианка испугана до смертной икоты. И держится скорее по привычке, чем из желания выглядеть достойно.
На втором справа обзорнике, затмевая звезды, стремительно разгоралось жемчужно-золотое сияние. Края его проступали на двух соседних мониторах внешнего наблюдения. По форме сияние напоминало орла, парящего на раскинутых крыльях. Кляксы фагов засуетились, спеша убраться восвояси — стая шакалов заметила приближение льва.
Барабанщик глянул на один из контрольных дисплеев. От цифровой тарабарщины лицо его покрылось мелкими бисеринками пота.
— Шесть-пэ-сорок-девять-плюс… Пенетратор!
— Профессор Штильнер утверждал: для звездолетов они не опасны…
Глядя на зарево, Тарталья слабо верил в свои слова. Ему было страшно. А тут еще вехдены с помпилианкой уставились на него, словно услышали злостную крамолу.
«Много болтаешь, дружок. Зря помянул профессора всуе. Едва они поверили, что ошиблись, как ты называешь фамилию Штильнера…»
— Для звездолетов — не опасны. А для людей в звездолетах?
Бижан сверлил пленника взглядом, желая проникнуть сквозь шлем и череп прямо в мозг.
— Пенетратор способен овладеть любым! — не отдавая себе отчета, барабанщик заговорил шепотом. — Любым из нас! Никто не знает — кем. Это хуже, чем попасть в рабство! Гораздо хуже!..
«Что ты знаешь о рабстве, дурачок?! А что, с другой стороны, знаю я о захвате тела пенетратором? „Душу тянет“, — жаловался Венечка…»
— …Он надевает тебя, как одежду! Демон Космоса, он притворяется тобой. Ты хочешь крикнуть, предупредить — это не я!!! — и не в силах издать ни звука. Натешившись, он покидает жертву, и ты сгораешь — будь ты хоть трижды Хозяин Огня…
— Заткнись, Гив! Что ж ты все каркаешь!
— Вот окажется эта тварь внутри, а ты не будешь знать, в ком! Тогда по-другому заговоришь, капитан! Говорят, пенетратора можно убить, пока он в теле. Соображаешь? Действовать надо быстро. Иначе он успеет первым…
— Скажи, Гив, — с опасной ленцой осведомился гитарист, — кто громче всех кричит «Держи вора!»?
— Ты… Ты подозреваешь меня?! Но он еще снаружи!
Барабанщик ткнул дрожащим пальцем в обзорники.
— Откуда мне знать, Гив? Вдруг это — иллюзия? Камуфляжные эффекты? А гость давно в «Нейраме»? Что скажешь?
— Что скажу?! Кто первый заявил, что они для звездолетов не опасны?!
Палец переместился, указывая на Лючано.
— Твоя правда, — признал гитарист. — Думаешь, тварь в нем?
— В ком же еще?! — завизжал барабанщик.
«Йети» задумчиво потер подбородок, переглянулся с капитаном — и опустил ладонь на кобуру с лучевиком. Бижан последовал его примеру. Оба не сводили глаз с Тартальи. При этом вехдены не выпускали из поля зрения и остальных.
— Не торопись, Гив. Он может быть в любом из нас. Или ни в ком.
— Твои предложения, капитан?
— Гоним всех по очереди через сканер. Структурный анализ биоэнергеники…
Сияние резко надвинулось. Обзорники полыхнули так, что люди чуть не ослепли. Когда все проморгались, мощной флуктуации снаружи не было. Бархатный мрак космоса, россыпи звезд — и никаких рытвин, воронок, клякс и жемчужно-золотых птиц.
В углу зашевелился «овощ», поднимаясь на ноги. За его спиной медленно гас еле различимый «плащ» в виде раскинутых крыльев.
— Что с Нейрамом вы сделали?
«Овощ» говорил раздельно, с неестественной артикуляцией. Замолчав, он стал ждать ответа. В глазах Пульчинелло больше не плескалась голубая пустота.
Там царила черная тьма.
II— Это он!
Барабанщик рванул из кобуры лучевик.
— Не стрелять!
Приказ Юлии хлестнул плетью. Вздрогнули все, кроме псевдо-Нейрама. В тоне, смысле, напоре произнесенных слов крылась уйма черных волос с крючками-тройчатками на концах. Сеть накрыла рубку, стальные острия вцепились, рванули — и не удержали.
Слишком нервная выдалась сегодня добыча.
— Они уйдут в волну раньше, чем вы нажмете на спуск, — помпилианка была вынуждена объясниться. — От нас и пепла не останется.
Палец барабанщика мелко подрагивал на спусковом крючке. Пальцу сегодня досталось: тыкай туда, тыкай сюда, стреляй, не стреляй… Досталось и нервам: целиться в национального героя, который воскрес из мертвых, разнес в щепки реактор, убил двоих сородичей и стал пристанищем космического отродья — дело не из легких.
— Они?!
— Антис и пенетратор в общем теле. Не важно, кто среагирует первым. Результат будет один. От корабля останутся в лучшем случае обломки.
— Она права, Гив, — подтвердил Бижан. — Убери ствол.
Однако барабанщик не спешил прятать оружие в кобуру.
— Что с Нейрамом вы сделали? — повторил пенетратор, чуть изменив тембр голоса. Создавалось впечатление, что он исследует возможности голосовых связок, учась использовать их по назначению.
— Это не мы! — вырвалось у Лючано.
Люди в рубке ждали вопроса: «Кто?» — забыв, что перед ними не человек, и даже не антис, а принципиально иная форма жизни. Которую меньше интересует вопрос: «Кто виноват?», и больше — «Что делать?».
— Как Нейрама исправить?
— Мы не знаем, — собравшись с духом, ответил Бижан.
— Кто знает?
Флуктуация обладала недюжинным талантом ставить собеседников в тупик.
— Врач? — с неуверенностью предположил гитарист. — Психиатр?
Вехдены растеряли остатки самообладания. Не каждый день имеешь честь разговаривать с оборотнем-пенетратором, вершиной эволюции флуктуаций континуума, само существование которой многие подвергают сомнению! Как себя вести? Чего эта тварь хочет? Что она скажет в следующий момент? Что сделает?
Если ей не понравится ответ — уберется восвояси, спалив между делом корабль!
— Врач исправляет. Я поняла?
Последние два слова флуктуация произнесла, как вопрос. На лице «овоща» сменился десяток разных выражений. Наконец лицо застыло, приняв обиженно-удивленный вид. Антис поднял оцарапанную руку на уровень глаз, осмотрел ее с вниманием кретина или ученого, столкнувшегося с тайной — и оставил поднятой, забыв опустить.
— Врач здесь есть?
— На корабле врача нет. Может быть, вы объясните нам, что происходит с Нейрамом Саманганом? — Юлия первой отважилась задать прямой вопрос пенетратору. — Вы ведь там, внутри. Вам лучше видно. Знание принесет пользу врачу, когда он станет исправлять Нейрама.
Птица молчала около минуты.
— Нейрам закуклился. Назад ушел.
— Что?
— Малыш стал. Дитя. Такой раньше назад был. Не могу объяснить.
— Нет-нет, вы чудесно все объясняете! — Юлия обворожительно улыбнулась. — У нас говорят: «впасть в детство». Сделаться, как ребенок. По-вашему, это случилось с Нейрамом?
— По-моему, случилось. Нейрам в ядре закрылся. Дитя снаружи остался.
— Значит, прежний Нейрам Саманган все-таки существует? Он есть?
— Он есть. Я не могу достать. Пусть врач исправит.
Это было невероятно. Флуктуация требовала излечить от последствий наведенной роботизации Нейрама Самангана, лидер-антиса вехденов! «Исправить» существо, основным занятием которого была зачистка космических трасс от «сородичей» пенетратора. Сюда бы профессора Штильнера!
Видимо, Юлию посетили сходные мысли.
— Разумеется, мы покажем его хорошему врачу, — было неприятно слышать это от женщины, организовавшей запись пси-состояния робота для покушения на антиса. — Ваш рассказ очень пригодится при лечении. Но почему вы так за него беспокоитесь? Вы знакомы?
Вопрос помпилианки звучал дико. «Иду я к вам, господа, и вдруг встречаю одну старую знакомую флуктуацию…» — фраза для комик-шоу Бадди Гая.
Вопрос помпилианки звучал дико. «Иду я к вам, господа, и вдруг встречаю одну старую знакомую флуктуацию…» — фраза для комик-шоу Бадди Гая.
Никто в рубке не спешил смеяться.
— Нейрам желал скрывать. Врач должен исправлять, я не скрываю. Я скажу. Птица Шам-Марг и Нейрам Саманган — друзья.
— Друзья?!!
— Так Нейрам говорит. Я как он говорю. Я соглашаюсь.
Антис с пенетратором — друзья?! Тарталья в полной мере уяснил, что чувствовали вехдены, видя, как герой-символ зализывает кровоточащую рану. Привычный миропорядок трещал по швам. Скорее мышь подружится со змеей, а вудун обсчитает гематра, чем возникнет подобный союз!
Тем не менее, он готов был побиться об заклад: это правда.
Ясно, отчего доблестный Нейрам Саманган не афишировал свою дружбу с флуктуацией класса 6P. За контакты с «птичкой» прокуратура Лиги запросто впаяет «измену Человечеству». Будь ты хоть сто раз антис! — за смягчающее обстоятельство, и то не сойдет.
Флуктуации для «белковых ничтожеств», согласно определению Фаруда — главная опасность в космосе. Дикие звери-людоеды на проезжих дорогах. А зверей удобнее считать неразумными. Всех скопом, без исключений. Иначе найдутся защитнички, борцы за права угнетенных искажений континуума — поднимут хай, продавят поправки к законам, объявят пол-Галактики заповедником…
Как тогда прикажете трассы зачищать?
Дружба с пенетратором — нонсенс для ученого, предательство для обывателя и катастрофа для тех, кто руками-ногами цепляется за собственную исключительность. Всплыви подобная информация — дымом развеется миф о монополии Человечества на разум, веками вдалбливавшийся в сознание «монополистов». Ломка стереотипов, самодовольный «венец творения» кубарем летит с пьедестала — строить отношения с теми, кого считал даже не злобными тварями, а вредными природными явлениями…
«О чем ты думаешь, малыш? — изумился маэстро Карл. — У вас воздуха на десять часов, а ты вселенские вопросы решаешь?!»
— Спасибо, что пришли к нам на помощь! — брякнул Лючано.
И почувствовал себя полным идиотом, со справкой из психдиспансера.
— На помощь? К вам?
В голосе птицы звучало удивление. Пальцы на руках с беспокойством зашевелились.
— Зачем — на помощь? Я в Нейрама явилась. Он пропал. Раньше назад. Сейчас здесь возник. Я почуяла. Его надо исправлять. Вас — не надо.
Взгляд птицы уперся в Лючано. Амебу с холодным любопытством изучали под микроскопом. В глазах Пульчинелло не осталось белков — только аспидно-черные зрачки, расширенные до безумных пределов. Во мраке равнодушно мерцали далекие искорки.
Не в силах уйти на глубину, проникнуть в захваченное тело целиком, довольствуясь периферией, Шам-Марг искажала облик антиса. Выдавливалась наружу, как паста из тюбика.
— Я помню, — внезапно заявила флуктуация. — Раньше назад ты иначе был. Здесь сейчас изменился. Часть нашего съел. Лучишься…
— Они заодно! Оборотень! Умри!!!
Нервный барабанщик, о ком все успели забыть, вскинул лучевик, целя в грудь Тартальи. Руки стрелка тряслись, ствол ходил ходуном. Но выстрели он молча, у жертвы не было бы и шанса. А так кукольника спас вопль Гива — и пониженная гравитация. Иначе капитан Бижан не преодолел бы одним прыжком расстояние, отделявшее его от барабанщика.
Луч ушел в стену, глубоко прорезав обшивку. Полетели искры, крайний сверху обзорник погас. Вновь запахло горелым. Трубач сшиб приятеля с ног, но и сам не удержал равновесия. Сверху навалился гитарист — вдвоем они прижали Гива к полу, вывернули руку, отбирая оружие.
Юлия осталась на месте, не вмешиваясь.
Близнецы-гематры спали.
— Убейте его! — надрываясь, орал барабанщик. Силовые «браслеты», которые раньше сковывали Лючано, пришлись кстати, стянув крикуну запястья. — Это шпион! Мутант! Убийца! Мы все сдохнем из-за…
Хрясь!
Тяжеленный кулак гитариста, чье действие Тарталья имел несчастье испытать на себе, впечатался Гиву в ухо. Барабанщик подавился воплем и обмяк.
«Нокаут», — с одобрением хмыкнул Добряк Гишер.
— Просим прощения за инцидент, — хмуро бросил гитарист пенетратору, вставая и вытирая ладони о штаны. Он тер и тер, словно намеревался добыть трением огонь. Одно из вехденских ограничений? Пожалуй, нет.
Во всяком случае, Бижан ничего подобного не сделал.
— Вы что-то говорили о «части нашего»? — с невинным видом поинтересовался капитан. — Которую съел наш общий друг?
— Я раньше назад его помню, — птица дракой пренебрегла. Она до сих пор, не моргая, смотрела на невропаста. — Я в малом теле была. В другом малом была и сплыла.
Никто не знал, можно ли счесть это образчиком флуктуативного юмора.
— Хотела взять… Мало слов. Трудно объяснить. Раньше назад ты есть, — сжатый кулак «овоща» уставился в грудь «общего друга», как недавно — ствол лучевика. — Ты точно есть.
— Я, — покорно согласился Лючано. — Я точно есть.
«„Горлица“, малыш. Она намекает на яхту Мальцова…»
— Яхта «Горлица»! Тринадцать лет назад! Вы были полковником?!
— Тринадцать? Не знаю. Раньше назад я была. Ты был. Помню.
«На яхте птичка чирикала куда лучше, — с иронией заметил маэстро Карл. — А сейчас каркает, будто ей слов не хватает. И почти все фразы заканчивает глаголом. Действие подчеркивает? Разучилась говорить по-человечески?»
— Вы тогда общались без проблем. Спорили, возражали…
«Малыш, не забывай: перед тобой — чуждое существо. Огрызок времени, ломоть пространства; сумма волн. Ее „дружба“ с антисом — пустой звук. Ты ведь тоже „дружишь“ с саженцем, проросшим в тебе?»
— Я человеком пользовалась. Понятия, структуры, слова были. Здесь сейчас — нет. Нейрам прячется. Говорить не хватает. Я хочу объяснять.
«Овощ» механически повел головой, осматривая рубку.
— У вас вещь есть. — Шам-Марг указала на рамку гиперсвязи. — Пространство-время-энергия. Очень полезно есть. Здесь сейчас будем смотреть.
Она уверенно направилась к рамке, по дороге расслаиваясь. Эфирная субстанция, наполнявшая Пульчинелло изнутри, не поспевала за материальным телом. Двойники-призраки — человекообразные фигуры из стеклистого марева — отделялись от антиса и торопились следом. Однако, когда Шам-Марг остановилась, призраки не втянулись обратно в тело, а зависли цепочкой, колеблясь, как от легкого ветерка.
Пенетратор протянул руку к прибору — жест напомнил движение Юлии, «отбиравшей» толпу у пророка Хосенидеса. Рубку заполнил комариный звон. Он усилился, истончаясь. Краем «глаза» Тарталья заметил, как скривился, будто от оскомины, гитарист. Юлия страдальчески сжала ладонями виски. Застонал на полу барабанщик.
У самого Лючано противно заныли зубы.
Тело Нейрама засверкало огромным бриллиантом в лучах музейных прожекторов. «Овощ» уподобился огненному столбу, сохранившему человеческие черты.
— Стой! Ты убьешь нас! — Бижан заслонил лицо ладонью. Хозяин Огня знал: и он не выдержит жара Шам-Марг в свободном состоянии.
«Я борюсь. С единственной целью: постоянно напоминать себе — какие же, в сущности, хрупкие создания мы, люди, — сказал издалека Нейрам Саманган. — Ты удивлен?»
В следующий миг «овощ» стал гаснуть. Одновременно с этим вспыхнула и засветилась рамка гиперсвязи. Из нее вспух огромный мыльный пузырь, переливаясь всеми цветами радуги. Словно с той стороны ребенок-великан окунул рамку в мыльную воду и подул, стараясь, чтобы пузырь не лопнул — но и не сорвался раньше времени.
Где находится загадочная «та сторона», Лючано не отваживался даже представить.
Пузырь коснулся остывающего Пульчинелло. Казалось, сейчас радужное чудо лопнет. Но секундой позже антис оказался внутри мерцания, а пузырь продолжил расширяться. Призраки-двойники прилипли к его поверхности. Оболочка увеличилась скачком, накрыв всю рубку.
Вселенная рухнула на голову без предупреждения.
IIIОщущение можно было сравнить с ярчайшим переживанием детства. Юный Лючано впервые оказался на борту звездолета, стена каюты «исчезла», и ему почудилось — он падает в бездну, а звезды пронзают сердце алмазными иглами.
Так сравнивают плоские фотографии древности, выставленные в музеях, и арт-трансовую картину, передаваемую в мозг с помощью эманаций куим-сё. Но между фотографией и арт-трансом разница — меньше.
Избитые штампы — «увидел мир по-новому», «взглянул на жизнь глазами иного существа» — были фальшивыми и пошлыми. Даже не смешными — достойными, в лучшем случае, брезгливого сожаления. Что такое «мир»? Что такое «видеть»? Что такое «по-новому»? Что такое «глаза»?