— Ну, давай, выбирай, — торопит Йонте.
— Да как-то никто не подходит, — сомневается Сикстен.
— А вот эта? «Дама с отличной фигурой, мечтающая об уюте, ищет спутника для походов в кино и совместной жизни. Я чувственная, а ты высокий и стройный. Пришли мне свое фото. Предпочтение отдается мужчинам в форме. Писать номеру 2623».
— Вообще-то, у папы есть форма, — говорит Сикстен.
— Вот видишь! — поддакивает Йонте. — Значит, эта подходит. Так что, остановимся на номере 2623?
Но тут Сикстен замечает наконец вдалеке девочку в красном купальнике.
— Ладно, — соглашается он и мчится по берегу.
Вечер. Сикстен уже лег спать, когда папа вдруг решает почитать ему на ночь. Он достает малышовую книжку-картинку про обезьянку, которая нравилась Сикстену лет в пять-шесть.
Дочитав, папа укладывает игрушечную обезьянку Сикстену под подушку.
— Спокойной ночи, — говорит он, вставая с кровати.
— Папа, — окликает Сикстен.
— Да?
— А что значит «чувственная»?
Папа замирает, как громом пораженный.
— Чувственная? — переспрашивает он. — Ну, чувственная это… А с чего это ты спрашиваешь?
— Да просто интересно.
— Понимаешь, я-то знаю, что это значит. Вот только объяснить не могу.
— Это что-то хорошее?
— В общем — да.
— Ну, ладно.
— Если ты подождешь, я посмотрю в словаре.
Папа направляется к двери. В дверях Сикстен окликает его.
— Что еще? — спрашивает папа.
— Теперь я знаю, что подарить тебе на день рождения.
Когда папа возвращается, Сикстен уже спит. Но папа все же раскрывает толстый словарь и читает про себя.
— Чувственный — страстный, стремящийся к наслаждениям, сладострастный.
Он в недоумении глядит на спящего сына.
Потом переводит взгляд на фотографию бывшей жены на стене.
Письмо, фотография и билет в кино
На следующий день Сикстен сидит в комнате Йонте. Сам Йонте расположился за письменным столом, где разложены объявления о знакомствах. Объявления чувственных женщин он обводит красным карандашом.
— Всё проще простого: понравился кто — пиши письмо в газету, а они уж там сами перешлют его, куда надо.
— Ага, — вздыхает Сикстен. — все хорошо, только…
— Что?
— Да не выйдет из этого ничего.
Йонте снимает очки и протирает стекла.
— Почему это не выйдет?
— Потому что папа никакого письма писать не станет!
— So what?[1] — не сдается Йонте. — И пусть не пишет.
— Тогда кто же?
— А сам-то ты как думаешь?
Йонте, когда вырастет, будет писателем. У него уже целая коробка стихов под кроватью.
Йонте ерошит волосы, теребит мочки ушей и склоняется над пишущей машинкой.
Время от времени он ударяет по клавишам.
— Важно найти верный тон, — объясняет он. — Что-то попроще. И чтобы не очень длинно было. Она явно далека от литературы.
«Давай встретимся в кино. Мое место будет рядом с твоим. На форменную куртку я приколю розу», — строчит Йонте.
И вот письмо готово.
— Осталось только подписаться за твоего отца, — говорит Йонте и лихо выводит «Бенни Антонссон» с росчерком на конце. — Теперь надо вложить в конверт билет и фотографию.
— Думаешь, она придет? — сомневается Сикстен.
— Наверняка.
Билеты они купили. Сикстен сам выбирал фильм. Он знает отцовский вкус.
А вот как быть с фотографией? Сикстен сидит на диване, на коленях у него семейный альбом. На снимках мама, папа и он сам. Мама улыбается в камеру и держит Сикстена за руку. А за ними — море и датский берег.
Это последний снимок.
Сикстен выбирает одну из ранних фотографий. На ней папа в боксёрских трусах. Он улыбается маме, стоящей рядом.
Сикстен торопливо выдергивает фотографию из альбома.
Когда входит папа, мальчик делает вид, что просто рассматривает альбом.
— Что, старые фотографии захотел посмотреть? — спрашивает папа. — Давай вместе.
— Не сейчас, мне надо сгонять в одно место, — говорит Сикстен.
— Именно теперь, когда я пришел?
— Да. Надо кое-что уладить, — объясняет Сикстен. — Это касается твоего дня рождения. Ну, я побежал.
Сикстен и Йонте стоят у голубого почтового ящика, что у химчистки.
Они положили в конверт фотографию, налепили для надежности три марки и аккуратно заклеили письмо.
— Ну, бросай, — командует Йонте.
Сикстен опускает письмо в ящик.
Слышно, как оно с легким шелестом падает на дно.
— А теперь плюнь, — велит Йонте.
Сикстен плюет на почтовый ящик.
— Не так: три раза — на удачу, — подсказывает Йонте.
Сюрприз на день рождения
Папа работал всю ночь. Поэтому проспал до самого обеда. А ведь сегодня день его рождения. Наконец Йонте и Сикстен входят к нему в комнату.
Йонте играет на синтезаторе. У Сикстена в руках поднос. На нем кофе, печенье из супермаркета, роза и большой пакет. Мальчики старательно поют «For he is a jolly old fellow».[2]
— Пора вставать, — говорит Сикстен.
Папа открывает глаза, улыбается и обнимает Сикстена и Йонте. Пробует печенье, отхлебывает кофе, который мальчики сварили сами.
— Разве вы не хотите посмотреть, что внутри? — напоминает Йонте.
— Да, сейчас, — спохватывается папа.
Он нарочно долго распутывает ленточку. Затем осторожно разворачивает бумагу, достает коробку и взвешивает её на руках.
— Там что, подсвечник, который ты смастерил на уроке труда? — гадает он.
— Нет, подсвечник был в прошлом году. А на этот раз — сюрприз.
Папа открывает коробку и достает сначала кулек с карамельками из лавки Слепого Свена, а затем конверт с билетом в кино.
— Это на сегодня, — объясняет Сикстен. — Фильм про Тарзана.
Папа разглядывает розовый билет, и слезы наворачиваются ему на глаза.
— Вот это подарок! Ну и повеселюсь же я!
— Да уж наверняка! — подхватывает Сикстен.
В полседьмого папа стоит в коридоре и любуется на себя в треснутое зеркало.
— Почему я должен идти в форме? — недоумевает он. — Блажь какая-то.
— Но ведь сегодня твой день рождения, — настаивает Сикстен. — Ну-ка втяни живот. Пакет с карамельками не забыл?
— Нет. Ну, как я тебе нравлюсь?
Йонте вдевает розу ему в петлицу.
— Вот. Теперь все в ажуре, — заявляет он.
И папа уходит.
— Не забудь, что у тебя билет на определенное место, — кричит вдогонку Сикстен.
Приятели бегут всю дорогу — чтобы не попасться отцу на глаза, пришлось выжидать до последней минуты. Только бы не пропустить, как они встретятся!
И вот мальчишки, потные и разгоряченные устраиваются в темном зале и не сводят глаз с папиного затылка. Папа сидит через два ряда от них. Фильм уже начался. Тарзан сидит рядом с обезьяной Читой.
Но место рядом с папой все еще свободно.
— Не пришла, — шепчет Сикстен.
— Может, просто опаздывает? — ободряет его Йонте.
Так и есть. Какая-то женщина идет по проходу. У неё рыжие кудрявые волосы и обтягивающее платье. На груди — тоже роза. Она останавливается у ряда, на котором сидит папа.
— Это она, видишь? — шепчет Йонте.
— Ага. Похоже, в самом деле чувственная.
Мальчишки следят, как женщина проходит вдоль ряда и зрители встают, давая ей дорогу. Она доходит до папы и останавливается. Мгновение они стоят друг напротив друга.
— Я опоздала, извините, — говорит незнакомка.
— Ничего, только садитесь поскорей.
Сикстен и Йонте слышат их разговор и видят, как женщина усаживается рядом с папой.
— Вам нравятся такие фильмы? — спрашивает незнакомка.
— Да, «Тарзан» отличное кино.
— Он немножко похож на вас, — замечает соседка.
Папа бормочет что-то в ответ, но мальчикам не слышно, что. Папа достает банановую карамель, а Тарзан — настоящий банан.
— Что она там делает? — волнуется Сикстен.
Йонте слегка приподнимается.
— Взяла у твоего отца конфету и засунула в рот. Похоже, они сразу друг дружке приглянулись.
— Тсс! Она что-то говорит! — шепчет Сикстен.
Он видит, как папа оборачивается к соседке и слышит её жаркий шёпот:
— У меня это первый раз в жизни.
— Угу, — бормочет папа.
— Я раньше никогда так не знакомилась. Даже не по себе немного.
Она кладет папе руку на плечо. Папа срывается с места и кидается к выходу.
— Эй! Вы куда? — изумляется женщина.
— В туалет.
Женщина неуверенно встает:
— Хотите, я пойду с вами? — кричит она вдогонку.
Но папа даже не оборачивается. И женщина садится на место. Достает карамельку из оставленного папой пакета. Откалывает розу и бросает на пол.
Сикстен мчится домой. Ему надо опередить папу. Но папа возвращается нескоро. Давно пробило девять. Когда папа приходит обнять Сикстена на ночь, тот уже улегся в кровать. От папы пахнет вечерней свежестью.
— Спасибо, Сикстен. Замечательный был фильм. Самый лучший из всех, что я видел.
— А конец какой?
— Конец?
— Ну да, конец тебе понравился?
— Конечно. Отличный конец.
Сикстен понимает, что папа хитрит.
Так же, как и он сам. Они оба притворяются, что счастливы.
Сикстен зарывается лицом в подушку.
— Ну, я сплю, — заявляет он.
У него нет больше сил притворяться.
Теперь ему ясно — выхода нет.
— Спокойной ночи, — шепчет папа. — В пятницу приезжает мама.
Сикстен не отвечает. Когда папа выходит, он что есть силы швыряет плюшевую обезьянку о стену.
Больше — никаких невест
— Но мы только разок попробовали, — говорит Йонте.
Сегодня он сам предложил пойти на пляж. Хочет развеселить друга.
Он снова достает пакет с объявлениями.
— Посмотри, сколько еще осталось!
Но Сикстен не желает смотреть. Он лежит на животе в траве и слушает плеск и радостные крики купающихся.
— Да мы можем любую выбрать! — не унимается Йонте. — Хоть ту вегетарианку.
Сикстен приподнимается на локте.
— Папе не нужна любая. Ему вообще никакие женщины не нужны. Понимаешь? Умник ты этакий!
— Я только помочь хотел, — обижается Йонте.
— Не нужна мне твоя помощь, — огрызается Сикстен. — Мы и так прекрасно обходимся. Так что вали лучше отсюда.
Йонте встает, отряхивает брюки и смотрит на друга.
— Чего ждешь? — злится Сикстен. — Отправляйся домой писать свои дурацкие стишки.
И Йонте уходит. Не оборачивается. Он не переносит, когда ругают его стихи.
— А я-то думал, мы в следующий четверг пойдем в летний кинотеатр в Хаммарбю, — бормочет он.
Сикстен остается лежать один. Пластиковый пакет с объявлениями валяется рядом. Йонте его оставил.
Полуденное солнце припекает спину. Но купаться не хочется. Вообще ничего не хочется. Только чтобы Йонте вернулся.
Кто-то кладет руку ему на плечо.
— Вот здорово, что ты вернулся, — говорит он. — Конечно, я с пойду с тобой в кино.
Сикстен открывает глаза и видит склонившуюся над ним Эмму. Она в красном купальнике.
— И я рада тебя видеть. Пошли, искупаемся.
Они идут к берегу.
Не успевают они дойти до воды, как их замечают Боббо, Арне и Микаэль Бурфорс. Они гоняют по берегу на велосипедах и сбивают построенные детьми песочные замки.
Сикстен хватает Эмму за руку.
— Бежим, — кричит он.
И они бегут мимо людей, сидящих на пляжных ковриках и пьющих кофе. Забираются на мостик. Вот и вышка.
— Куда ты меня тащишь? — спрашивает Эмма.
— Держись крепче и лезь на самый верх, — командует Сикстен.
Они стоят на самом краю, почти в небе, ветер развевает их волосы.
Далеко внизу блестит голубая вода. Вдали виднеется лес, дома, дороги, по которым мчатся автомобили. Сикстен замечает, что Боббо, Арне и Микаэль Бурфорс бросили велосипеды и стоят в нерешительности у подножья вышки.
— Черт, ну и высотища! — ахет Сикстен.
— Ага, — улыбается Эмма. — Если бы не ты, я бы никогда не решилась сюда забраться. Вон моя мама, видишь? Она такая маленькая!
— Моя мама разводится, — сообщает Сикстен.
— Как? Разве она еще не развелась? — удивляется Эмма.
— Да нет, теперь со своим новым мужем. Вот приедет в пятницу нас проведать.
— А я своего папу почти совсем не вижу, — вздыхает Эмма. — Между прочим, когда мы идем в кино?
— В следующий четверг. Это летний кинотеатр. В Хаммарбю.
Но надо торопиться. Боббо, Микаэль и Арне Бурфорс уже карабкаются по лестнице. На берегу стоит мама Эммы и машет руками.
— Эмма! Эмма! Живо слезай!
— Сейчас! — кричит Эмма. Она крепко стискивает руку Сикстена и прыгает, увлекая его за собой.
Вечером папа дома. Разговаривает по телефону. Сикстен сидит на диване перед телевизором и смотрит на прыгающее изображение на экране.
— Это мама? — спрашивает он, когда папа возвращается.
— Да, — кивает папа. — Хочешь соку?
— Нет.
— А молока?
— Нет, ничего не хочу. Что она сказала?
— Просила тебя обнять.
— Так она не приедет в пятницу?
— Нет. На этот раз нет. Они помирились.
Папа смотрит на Сикстена, потом на мелькающий экран.
— Что показывают?
— Велогонки.
Папа подходит и изо всех сил хлопает по телевизору. Изображение исчезает совсем.
— Не беда. Потом починю. А в пятницу мы найдем, чем заняться. Придумаем что-нибудь веселенькое, и чтобы только я и ты.
Прогулка к коровам
В пятницу папа поднимается ни свет ни заря. Сикстен слышит, как он возится в кухне. Потом он является в комнату Сикстена. Причесанный по такому случаю и в водительской форменной куртке.
— Ты что, еще не встал? — кричит он.
— А что? — зевает Сикстен. — Разве сегодня особенный день?
— Да нет, — говорит папа небрежно, как человек, приготовивший сюрприз.
Сикстен садится на кровати.
Когда папа волочет его по коридору, Сикстен замечает велосипедную корзинку у дверей и сразу забывает все свои печали. Ведь сверху на корзинке лежит новенький велосипедный насос.
— А завтракать мы что, не будем? — спрашивает мальчик.
— Нет. Поедим на природе. Ну-ка, закрой глаза и не открывай, пока не скажу.
Зажмурившись, Сикстен спускается по лестнице и не открывает глаз, даже когда папа проводит его в дверь.
— Ничего не видишь? — волнуется папа.
— Нет, — улыбается Сикстен.
— Хорошо, — говорит папа. — А теперь — смотри!
Сикстен открывает глаза.
Перед ним зеленый велосипед — как раз ему по росту. Но это не горный велосипед и не гоночный с многочисленными передачами. Это новенький блестящий девчачий велик. На седле красуется новенький шлем. Сзади на багажник прикреплен огненно-красный предупредительный знак, чтобы все автомобили объезжали.
— Ну как? — папа сияет не меньше велосипеда. — Ножной тормоз, сигнальный знак и щиток для цепи.
— Ага, вот только рамы нет.
— Это чтобы ты ничего себе не ушиб, если нога сорвется с педали. — объясняет папа. — Ну, что скажешь?
— Спасибо, — тихо бормочет Сикстен.
Они отправляются в путь.
Папа едет за Сикстеном и ему не видны слезы, текущие по щекам сына.
— Сигналь рукой, когда сворачиваешь, — учит папа.
Он предупреждает, чтобы Сикстен не слишком вырывался вперед, и чтобы глядел по сторонам на перекрестках. Папа опасается, что в любой момент из-за угла может вылететь машина и сбить сына, так что от мальчика только мокрое место останется.
А ведь они едут тихими проулками. Впрочем, это и лучше: хоть никто из знакомых не встретится.
— Скоро уже? — спрашивает Сикстен. Он совсем запарился в шлеме.
Наконец они замечают вдалеке коров.
— Вот они! — кричит мальчик. — Тут и остановимся.
Папе нравятся коровы. Он считает, что у них необыкновенно красивые глаза.
И вот он сидит, прислонившись к березовому стволу, закатав рукава рубашки, греется на солнышке и радуется, что Сикстен рядом и что в корзинке полным-полно всякой вкусной еды.
Велосипеды они прислонили к коровьей изгороди.
— Видишь, — папа указывает в сторону коров.
— Ага, — кивает в ответ Сикстен и отмахивается от мух.
Папа доволен.
— От коров исходит такой покой. Не замечал? У них глаза особенные: карие и умные. Вот бы быть коровой! Если бы можно было загадать, кем стать в следующей жизни, я бы стал коровой. Ничто их не беспокоит, жуют себе и все. Спят, да от мух отмахиваются. Ни забот, ни хлопот.
Сикстену невмоготу слушать дальше.
Он осторожно встает и отходит прочь.
— А вот мне приходится обо всём беспокоиться, — вздыхает папа. — Это совсем непросто. И даже поговорить не с кем.
— Сикстен, ты где? — спохватывается папа.
Он находит сына, тот сидит на пригорке и жует травинку. Папа присаживается рядом.
— О чем думаешь? — спрашивает он.
— А что? Ни о чем. Просто сижу.
— Что-то стряслось? У тебя все в порядке?
— Конечно. Просто вот думаю: почему бы тебе не жениться снова?
— Мне — жениться?
— Ну да, мама вот вышла снова замуж.
Папа смотрит на мирно пасущихся коров.
— Мама другое дело, — качает он головой, обнимает сына и смотрит ему в глаза. — Что это тебе в голову взбрело? Не волнуйся. Нам и так хорошо. Никто мне не нужен. У меня ведь есть ты.
Он крепче обнимает сына. Они принимаются кататься по траве и не могут остановиться: каждый притворяется беспечным и счастливым.
Так они куролесят, пока папа не вляпывается в коровью лепешку.
Чертыхаясь, он осматривает рубашку.
— Пожалуй, пора возвращаться домой, — решает он.
Сикстен читает объявления
Папа склонился над тазом. Он трет свою лучшую рубашку стиральным порошком, от старания у него даже шея покраснела.