– Действительно, что же тут криминального? – Дорофеев с презрением сплюнул.
Друзьям казалось, что его сейчас вырвет.
Долговязый тип бросился в драку на Шкуряка. Оба тут же получили прикладами. Их пинками разогнали в разные стороны. Противно было руки марать об эту мразь.
– И что прикажешь с ними делать, Андрюха? – с презрением проговорил Голуб. – Будем проводить следствие, позовем адвокатов? Мне кажется, и так все ясно.
– По закону военного времени, – сказал Андрей. – Все, сволочи, выходите на улицу. Не здесь же вас кончать. В этом доме еще людям жить.
Они умоляли, бились в истерике, ползали в ногах. Их поднимали за шкирки, тащили за волосы. Белобрысый дезертир энергично хватался за сердце, хрипел, что у него в Чернигове дочь, больная мама, ему никак нельзя на тот свет! Он метнулся на карачках, схватил за ноги Липника, который наотмашь врезал носком сапога по трясущемуся подбородку.
Бандитов, не церемонясь, выгнали на улицу. Рябой Назаренко попытался удрать, его поймали, надавали тумаков. Больше никто не делал попыток к бегству. Эти жалкие существа обезумели от страха, умоляли не убивать, отдать под суд. Ведь мы живем в цивилизованном мире, здесь не принято вершить самосуд!
Рядом протекала речушка с крутым берегом.
– Поставить на обрыв и пристрелить, – предложил Савельев.
Андрей отказался. Он не был сторонником загрязнения окружающей среды. Людям еще купаться в этой речке, рыбу ловить, белье полоскать.
Он приказал гнать поганцев в лес, к ближайшему оврагу, до которого было рукой подать. Бандиты тряслись на обрыве. Они окончательно потеряли человеческий облик. Некоторые еще что-то пищали, остальные впали в ступор. Их поставили на колени.
Савельев вогнал в «макарова» новую обойму, навернул глушитель. Кожа посерела, мышцы лица свела судорога, но он был решителен как никогда.
– Какое совпадение, – пробормотал ополченец. – В обойме ровно восемь патронов.
Окуленко отстранил его.
– Я сам! Отойди!
– Но, командир…
– Выполнять!
Савельев подчинился, опустил пистолет, готовый к бою.
Окуленко взглянул на бандитов и заявил:
– Никогда не стрелял в безоружных людей, но вас даже зверьем назвать нельзя. За кровь невинных людей, жизни детей, за все, что вы, нелюди, сделали. Во имя справедливости!.. – Он поднял автомат.
Кто-то из бандитов побледнел, кто-то завизжал, кто-то повалился без чувств. Один поднял руку, чтобы закрыть физиономию или, может, помолиться.
Капитан открыл огонь.
Простучали пять коротких очередей, и трупы насильников и убийц свалились в овраг.
Савельев взглянул на Андрея.
– Я посмотрю, командир. Может, кто-то остался в живых.
– Не надо! Нет там живых.
К капитану подошел старик.
– Вот оно как, значит?
– Да, дед, только так и никак иначе. Передай хуторянам, что их дети отомщены. Утешение, конечно, слабое, но мы сделали все, что смогли.
– Я буду за вас молиться.
– Это твое дело.
Капитан отдал команду:
– Все! Вперед!
Старик перекрестил спины ополченцев.
Глава 7Группа ускоренным маршем передвигалась на север. Ополченцы делали короткие привалы, когда начинали отниматься ноги и соленый пот разъедал глаза.
– Легли на курс, – сообщил товарищам Андрей, сверившись с картой и навигатором.
– В дрейф бы еще лечь, – сказал Дорофеев и мечтательно вздохнул.
Природные препятствия и ловушки затрудняли перемещение. За час группе удалось пройти не более полутора километров. По правую руку осталось село Ногинцево, довольно крупное, вольготно разлегшееся на обоих берегах мелководной, насыщенной перекатами речушки.
Вблизи села ополченцы сделали остановку. Они лежали на бугре в высокой траве и угрюмо смотрели, как в Ногинцево въезжали два украинских танка «Т‑72». Село казалось вымершим. Народ не возмущался, но и шапки в воздух никто не подбрасывал. Грозно ревели моторы, танки двигались мимо серых неказистых хат. За ними шел облепленный грязью грузовой «Урал» с пехотинцами. Колонна встала где-то в центре села. Оттуда доносились крики, отрывистые команды. Возмущенно заголосила женщина.
– Что, опять пойдем разбираться? – с усмешкой осведомился Костюк. – Нам не привыкать.
– Непременно, – кивнул Голуб. – Были бы ноги. А те же грабли всегда найдутся.
– Это неприятное открытие, мужики, – неохотно пробормотал Андрей. – Сводки суточной давности явно устарели. Согласно этой информации, в Ногинцево силовиков нет. А теперь их тут до едрени фени. Не только здесь, но и в Зябликах, да и на дорогах. Такое ощущение, что укропы начинают усиленно стягивать резервы и окружать Ломов.
– Вроде у нас перемирие, – неуверенно сказал Голуб.
– А когда их это останавливало? – сказал Андрей. – Объявят, что мы первыми нарушили режим прекращения огня, и пойдут в наступление. А в Ломове лишь тысяча ополченцев, причем не все они супермены.
– Еще эта проклятая батарея «Акаций». – Липник поморщился. – Намекаешь, что-то грядет, командир?
– Все будет хорошо, мужики, – зевая, пробормотал Дорофеев. – Главное, не открывать глаза.
«Переодеться бы где-нибудь в украинскую форму, – мелькнула разумная мысль в голове командира. – Самое время закосить под укропов».
Но смена гардероба означала бы новый бой, очередные неприятности, рассекречивание группы, возможные потери.
Ополченцы опять покоряли лесной массив, неуклонно приближались к трассе Павино – Лозырь. Дорогу контролировали силовики, но это не значило, что они сидели там на каждом верстовом столбе.
Бойцы ускоренным шагом перешли луг и вблизи опушки нарвались на местных жительниц. Это были безобидные женщины, одна молодая, другая в годах, видимо, дочь и мать. Их лица были похожи как две капли воды. Пожилая женщина ахнула от внезапного испуга, выронила корзинку. Рассыпались лисички и подберезовики.
Деваться было некуда, уже не спрячешься. Костюк, кряхтя, нагнулся, собрал грибы, положил их обратно в корзину. Подбежала молодая, вся такая взволнованная, побледневшая, заслонила пышной грудью мать.
– Да ладно вам, дамы, – смутился Костюк. – Что вы, в самом деле, неужто леших никогда не видели?
Видок у них был действительно не самый презентабельный.
– Уходим! – заторопил товарищей Андрей. – Просим прощения, дамы, не там вынырнули. Слава Украине, как говорится, все такое.
Женщины со страхом смотрели им вслед. Они не сразу поняли, что страшные люди с автоматами их не тронут. Потом дамы сообразили, что им ничего не грозит, немного расслабились, вздохнули с облегчением.
Сомнительно, что женщины могли кому-то настучать о встрече в лесу с какими-то автоматчиками. Вся Украина в последнее время напичкана такими вот странными людьми с оружием. Но ополченцы торопились покинуть этот квадрат.
Андрей нетерпеливо посматривал на часы, заглядывал в навигатор. Медленно, но верно они приближались к единственной асфальтовой дороге в этом районе. В шесть часов пополудни ополченцы добрались до нее, проползли через заросли и заняли выжидательную позицию за протяженным косогором. После долгой лесной прогулки они действительно напоминали леших. Дорофеев от нечего делать сплел венок из ромашек и не без гордости красовался в нем.
Дорога Павино – Лозырь плавно петляла между лесистыми возвышенностями. Асфальт на ней был старый, зиял провалами. До Ломова по прямой здесь было километров двенадцать на юго-восток. Дорога обходила город стороной. Оба населенных пункта – и Павино, и Лозырь – контролировали ВСУ.
Движение на дороге было, мягко говоря, не оживленным. За десять минут по ней проехали всего две машины – потрепанная «Лада» и такой же заслуженный «Опель».
Но едва ополченцы собрались перебежать полосу асфальта, как с запада донесся рев мощного мотора. Оттуда показалась боевая машина десанта, раскрашенная в аляповатые камуфляжные тона.
«С такой расцветкой хорошо на вечеринке прятаться», – подумал Андрей.
Машина медленно проехала в восточном направлении и встала метрах в семидесяти от залегших бойцов. Из люка вылез наводчик-оператор в шлеме, извлек из подсумка пачку сигарет и закурил. Ради пущего удобства он сполз с башни, вольготно разлегся на броне, забросил ногу за ногу.
Из нутра БМД доносились треск и невнятные голоса. Механик-водитель с кем-то общался по рации.
– Сейчас по девочкам поедут, – шепнул Голуб. – А что, круто – на БМД по бабам. Любая упадет.
– Снять бы его, – мечтательно пробормотал Савельев. – А что, командир, хватит уже пешком ходить. С ветерком по вражеским тылам!..
Боец с сожалением выбросил окурок, после чего опять забрался в люк, отсоединил от пулемета какое-то хитрое приспособление цвета вороньего крыла и принялся что-то откручивать от него.
Боец с сожалением выбросил окурок, после чего опять забрался в люк, отсоединил от пулемета какое-то хитрое приспособление цвета вороньего крыла и принялся что-то откручивать от него.
– Что за хрень? – не понял Костюк.
– Прибор ночного видения, – популярно объяснил Дорофеев. – На солнечных батарейках.
Савельев хрюкнул, но вовремя упал лицом в траву. Андрей осуждающе покосился на него. Мол, что это за вольности?
Боец так и не смог открутить от прибора какую-то штуковину, махнул рукой и прицепил его обратно. Из нутра БМД донесся раздраженный зов. Солдат откликнулся сочной тирадой, в которой приличными были только союзы и глагол «иду», забрался в люк и захлопнул за собой крышку.
Машина выбросила из-под гусениц ошметки глины, протарахтела по дороге и, не снижая скорости, вписалась в поворот.
– Шумахер, блин! – проворчал Липник. – Прошляпили мы добычу, мужики. Так и будем топать на своих двоих.
– Черт, меня преследует неприятное чувство, что за нами постоянно кто-то идет, – вдруг пожаловался Савельев, повернулся и посмотрел за спину.
– Это как? – не понял Дорофеев, втянул на всякий случай голову в плечи и сделал то же самое.
В лесу за их спинами никого, разумеется, не было.
– Не знаю. – Савельев пожал плечами. – То отступает, то опять теребит нервы. Тонкое чутье называется. Трудно объяснить, мужики, но временами хочется оглянуться, затылок почесать. Глупость, конечно, мистика какая-то несуразная.
Андрей сглотнул и оставил заявление товарища без комментариев. Он никому не говорил, что на протяжении последних трех часов его также не раз посещало это диковатое чувство. Словно за группой кто-то крадется. То отстанет, то приблизится, то лежит, выжидает, смотрит ополченцам в затылок. Непонятно, враг он или друг. Интуиция пощипывала нервы, потом все пропадало, рассасывалось. Поначалу капитан не придавал этому значения, списывал все на расшалившиеся нервы.
Окуленко сполз с пригорка, сел на корточки и начал всматриваться в чащу. Деревья стояли густо. Зеленый массив к середине сентября слегка поредел, но просветов в нем по-прежнему не было. Андрей скорчил неопределенную гримасу, как-то прерывисто перевел дыхание.
– Ты ведь тоже чувствуешь, командир? – насторожился Савельев.
– Ну, все! – Дорофеев вздохнул. – Открываем собрание клуба параноиков. Вы что, серьезно? – Он тоже как-то забеспокоился, начал ерзать на месте.
Остальные, видя такое дело, стали тревожно осматриваться. Голуб на всякий случай отполз подальше.
– А звери в этих лесах водятся? – спросил Костюк, нервно поглаживая затвор автомата.
– Водятся, – подтвердил Дорофеев. – На БМД только что проехали.
– А как с нечистой силой? – поинтересовался из-за кочки Голуб. – Лешие там, бабайки, кикиморы…
– Кикиморы – это на болотах, – отмахнулся Липник. – Лешие – это мы с вами, а бабайка – вообще персонаж сказочный.
– Ладно, подурили и будет! – заявил Андрей. – Никто не идет за нами, в этом нет никакого смысла.
Рваной цепью ополченцы перебежали дорогу, углубились в кустарник. И вдруг это ощущение, что их пасут, вспыхнуло в мозгу командира с новой страстью. Жирные мурашки поползли по его затылку.
Смертельной опасности Окуленко, как ни странно, не чувствовал, но ощущение было не из приятных. Что-то на самом деле происходило. Интуиция человека, шестнадцать лет проработавшего в органах, научившегося уходить от опасности и фильтровать угрозы, работала на полную катушку.
Дорогу вновь пересекла лощина. Андрей подумал, что этим оврагом и следует воспользоваться, чтобы двигаться вдоль асфальта. Он перехватил вопросительный взгляд Савельева и подал знак, мол, спускайтесь, я задержусь. Едва оказавшись за толстой осиной, обретающейся на краю оврага, капитан нырнул под выступающую корневую часть.
Ополченцы скатывались в овраг, быстро уходили за изгиб лощины. Они не оборачивались, видимо, вникли в суть проблемы.
Андрей скорчился в три погибели за бугристым стволом и затаил дыхание. Поначалу все было тихо, лишь ветер посвистывал в кронах деревьев. Потом он различил шорох, напрягся, стиснул рукоятку ножа под штормовкой. Из кустарника на краю оврага выбрался некрупный человечек, осмотрелся, пригнулся и засеменил к оврагу. Он двигался плавно, почти бесшумно, явно был знаком с лесами и умел перемещаться по ним.
Все же Андрей перехитрил его! Незнакомец уже собрался начать спуск, когда он вылетел из-за дерева и повалил его всем своим весом! Когда тот задергался, Окуленко уселся на него верхом, обездвижил все четыре конечности и удивился. Это был парнишка лет шестнадцати с русыми вьющимися волосами. На нем тренировочный костюм грязно-мышиного цвета и невзрачные кроссовки. Курносый нос, большие голубые глаза, от напряжения выползающие из орбит.
Мальчонка поначалу не понял, что происходит и кто на нем сидит, продолжал дергаться, яростно пыхтеть. А ополченцы уже были тут как тут. Они только сделали вид, что ушли за поворот, а сами поднялись на обрыв и зашли с тыла.
– Я же говорил! – злорадно пробормотал Савельев. – Мне не могло показаться, у меня шестое чувство, знаете, как настроено! Оно никогда не подводит! Слушайте, мужики, это не леший, а пацан какой-то приблудный. Но вы посмотрите, как он сопротивляется! Давай, малый, дерись. У тебя все получится.
– Нет, безнадежно, – заявил Липник и оскалился.
– Безнадежно – это когда земля падает на крышку гроба, – возразил Савельев. – А все остальное можно исправить.
– Вот же твою мать!.. – не по-детски выругался пойманный пацан и перестал сопротивляться. – Это вы!.. А я думал, опять бандиты. А как вы поняли, что я за вами иду? – Он в расстройстве сделал губы бантиком.
– Хоть ты и ловкач, а провести опытных бойцов еще нос не дорос, – объяснил Андрей. – Какой тебе годик-то миновал, отрок?
– Шестнадцатый, – шмыгнув носом, признался паренек. – А что?
– И зовут тебя…
– Иван Мусенко, – без запинки доложил пацан.
– Вот так поворот! – воскликнул Дорофеев. – Подожди, шкет, так это твоих сестер на хуторе Лесок?.. – Продолжать он не стал, смутился.
– Моих!.. – Края скул у парня побелели, он как-то судорожно вздохнул.
Память все расставила на свои места. Многострадальная семья Мусенко. Избитый до полусмерти отец Азар, отправленный в медпункт без всяких перспектив на исцеление, обезумевшая от горя Лида, две малолетние дочери, растерзанные бандитами. Были еще два сына, которые помогли матери укрыться в лесу. Один из них, вот этот самый шкет, потом пытался проникнуть на хутор, вызволить сестер.
– Не убежишь? – как-то сконфуженно спросил Андрей, вставая с притихшего тельца.
– Нет, мужики, натурально не убегу, – проворчал Иван, уселся на колени, сделал мрачное лицо и принялся вычесывать из шевелюры дары природы, застрявшие там.
При этом он исподлобья поглядывал на озадаченных ополченцев.
– Ладно, парень, понятно, соболезнуем твоему горю. Ты молодец, спас мать на пару со своим братишкой. И не твоя вина, что упыри схватили девочек, вы не могли им помочь. А за нами-то чего шел?
Мальчишка шмыгнул носом и вдруг заявил:
– Вам же помощь нужна, верно? Вот я и хотел…
– А разве на нас написано, что нам помощь нужна? – развеселился Дорофеев.
– Конечно, нужна, – разгоряченно проговорил парень. – Вы же ополченцы, я за вас. Вы идете куда-то, у вас задание. Вы этих лесов не знаете, а я по ним с детства брожу, каждый пенек помню.
– А что, детство у тебя уже кончилось? – спросил Дорофеев и снова смутился, перехватив укоризненные взгляды.
Боец задумался, не слишком ли часто в последнее время товарищи стали вгонять его в краску.
– И все же скажи, как ты нас нашел? – настаивал Андрей.
– Как-как… – проворчал Иван. – Мы с похорон пришли, мать совсем расклеилась. Дядя Максим в медпункт поехал, узнать, как дела с отцом. Дед Михай куда-то пропал. Я оставил Евсея за матерью следить, а сам навстречу деду пошел. Он вроде этих сволочей собирался выследить. До Грибков добрался. Думал, деда схватили, так я сам с этой нечистью поквитаюсь, а там такое!.. – Пацан смутился. – В общем, видел я, как вы банду кончали. – Паренек искоса, как-то пугливо глянул на Окуленко, и тот отвел глаза. – Перехватил деда Михая, когда он, сильно довольный, в Лесок возвращался, попросил передать матери, чтобы не ждали, а сам за вами приударил. Я не подведу, мужики. – Паренек распрямил плечи и с вызовом посмотрел на Андрея. – Не предам, натурально помочь хочу.
– Откуда ты знаешь, куда мы идем? – спросил Липник.
– Да я и не знаю. – Пацан пожал плечами. – Но вижу, что вы ополченцы, не дезертиры, хорошие люди. Может, вы в Лозырь идете диверсию гадам устраивать, или в Распадово – у укропов там большая артиллерийская батарея. Дядя Максим недавно ездил в Ломов на машине, вернулся и рассказывал, что она по городу лупит как сумасшедшая.