Войдя в комнату, Худаяр-бек остановился в удивлении, забыв даже поздороваться. Он удивился тому, что уже виденный им старик сидел у противоположной стены на тюфячке. Конечно, он сразу догадался, что этот старик и есть сам кази.
Кази с первого взгляда понял, что гость его не из смышленных, поэтому не только не обиделся на него за то, что тот не поздоровался при входе в комнату, но сам встал и, приветствовав гостя, показал ему место рядом с собой.
Худаяр-бек почтительно ответил на приветствие и, пройдя в конец комнаты, сел и поставил перед собой принесенную сахарную головку. Комната кази была большая, выбеленная, с высоким потолком. Она имела по стенам тридцать семь ниш и выступов, и все они были заняты чем-нибудь: на выступах была расставлена всевозможная фаянсовая посуда, а в нишах стояло несколько самоваров, сундучок, кальян, около пяти головок русского сахара и всякая мелочь. Примерно десять ниш были заняты связками белья и одежды, в двух нишах лежали разные книги. Пол был покрыт дорогими коврами. У одной из стен комнаты стояли три больших железных сундука, на которых сложены были тканые и войлочные ковры, паласы. У другой стены были сложены завернутые в ситцевые простыни постели. Кази сидел на бархатном тюфяке и опирался на пару громадных мутаков, сложенных друг на друга.
Когда Худаяр-бек поставил сахарную головку на пол, кази повернулся к нему и сказал с улыбкой:
- Для чего этот сахар, бек? В чем дело?
- Кази-ага, у меня благое дело, - так же улыбаясь, ответил Худаяр-бек. Сахар я принес, чтобы подсластить беседу.
- Да будет сладкой твоя жизнь, братец мой! Наверное, хочешь совершить кябин.
- Нет, кази-ага, не кябин, а сийгу.
- Очень хорошо, сийга еще лучше. Прекрасно, прекрасно! Да благословит аллах! А сийгу заключаешь для себя или для другого?
- Нет, кази-ara, для себя, если только уладится это дело.
Кази повернулся к двери, позвал слугу и приказал убрать сахар, приготовить кальян и подать чай. После этого снова обратился к Худаяр-беку.
- Как ты сказал? Если дело уладится?
- Да, кази-ага. Если вы сумеете как-нибудь устроить это дело, то заставите молиться за себя всю жизнь.
- А что там устраивать? Дело простое. Прочитаешь молитву о сийге - и все тут.
- Правильно изволите говорить, кази-ага, но ведь надо же, чтоб был представитель со стороны женщины.
- Ну да, конечно. Я ведь не говорю, чтобы представителя не было. И представитель должен быть и свидетели. Как же можно совершать сийгу без представителя и без свидетелей?
Худаяр-бек поник головой, подумал и тихо сказал:
- Да, верно!
- А где же твои свидетели и представитель? - спросил кази.
- Пока что нет ни представителя, ни свидетелей. Посмотрим, как все это устроится. Кази был немало удивлен.
- Так как же? У тебя нет ни представителя, ни свидетелей. Как же я могу совершить сийгу?
- Да, кази-ага, верно, совершенно верно.
- Клянусь аллахом, я ничего не могу понять из твоих слов. Если ты пришел совершить сийгу, то надо, чтобы женщина была представлена чем-нибудь, и я бы мог прочитать молитву о сийге. Если сейчас нет налицо представителя и свидетелей, то отложим дело до другого раза, когда будут и они, тогда совершим все честь по чести. Ну, а если есть какие-нибудь иные препятствия, то тебе об этом лучше знать.
Услышав эти слова, Худаяр-бек снова задумался, потом посмотрел на дверь и, приблизив лицо к кази, сказал ему доверительно:
- Кази-ага, правду сказать, есть одна помеха. От аллаха не скрыто и от тебя нечего скрывать...
- Ну, ну, говори, послушаем. Конечно, от меня скрывать незачем.
В это время открылась дверь и вошел слуга, неся на подносе два стакана чаю. Он поставил чай перед кази и Худаяр-беком. Кази сделал ему знак, чтобы тот вышел из комнаты. Когда слуга удалился, Худаяр-бек начал рассказывать тихим голосом:
- Кази-ага, я вам скажу всю правду. В нашем селе есть одна вдова. Я давно задумал жениться на ней браком сийга, но она не соглашается. Не знаю, стращают ее, что ли. Не пойду, говорит, и конец. Вот я и пришел к вам рассказать об этом и попросить у вас совета. Быть может, вы поможете чем-нибудь.
В этот момент в дверь просунулась голова маленькой девочки, которая открывала ворота Худаяр-беку.
- Мама здесь? - спросила она.
Кази прикрикнул на нее, и она мигом скрылась за дверью. Слуга принес и поставил перед кази кальян. Он хотел было задержаться в комнате, но кази опять знаком отослал его.
- Итак, что же ты хочешь? - спросил кази, закуривая кальян.
- Кази-ага, как хочешь поступи, но устрой мне это. Кази громко забулькал кальяном и, замотав головой, сказал с усмешкой:
- Значит, если ты принес мне каких-нибудь два фунтика сахару, я должен насильно бросить женщину в твои объятия? Убирайся отсюда, наглец!
В ответ на эти слова кази Худаяр-бек приподнялся и, подняв правую руку с оттопыренным указательным пальцем, сказал:
- Слышишь, кази-ага? Клянусь аллахом, который создал нас, если ты устроишь мне это дело, я не откажусь голову сложить за тебя!
- Твоя голова, братец, мне не нужна. Пусть сохранит ее аллах. Мне вот что надо, вот!..
При этих словах кази поднял руку от пола на высоту большой сахарной головки и, внимательно глядя на Худаяр-бека, подержал ее в таком положении до тех пор, пока Худаяр-бек не выразил согласия.
- И не думай, кази-ага, - сказал Худаяр-бек. - Я не из тех людей, которые бросают слова на ветер. Зачем мужчина носит папаху? Затем, чтобы его называли мужчиной. Если человек тут скажет одно, а выйдя за дверь, скажет другое, его нельзя назвать мужчиной. Ты хочешь получить одну головку сахару, я принесу тебе одиннадцать. Или денег у меня нет? Слава аллаху, у меня их достаточно, чтобы не краснеть перед такими господами, как ты. Ничуть не сомневайся. Худаяр-бек умолк.
- Да не заставит тебя аллах краснеть перед кем-нибудь! - начал кази. - Я по лицу вижу человека. Я человек пожилой. Мне ведь лет восемьдесят, а то и больше, да и опыта я набрался немало. Взглянув на человека, я сразу угадываю, что он из себя представляет. Как только я увидел тебя, сразу понял, какой ты человек. Если бы я сомневался в тебе, то не стал бы так долго разговаривать с тобой. Слава аллаху, ты человек достойный, и я не поступлю с тобой так, чтобы потом чувствовать себя виноватым перед тобой. На что мне одиннадцать головок сахару? Если ты принесешь мне всего две головы сахару, одну голову я дам наколоть и раздать нуждающимся, а другую оставлю себе, разве только для того, чтобы подсластить дело, как ты сам выразился. Так что я приму от тебя только одну головку сахару, больше мне ничего не надо, я не жадный. Ну, конечно, если к головке сахару будет приложен еще и фунтик чаю, то возражать не стану.
- Пожалуйста, кази-ага! С готовностью! Непременно, - заговорил Худаяр-бек. - Что еще прикажешь? Все исполню, только как ты мое дело устроишь?
Кази, опустив голову, стал глубокомысленно перебирать четки. Затем со словами "о аллах" встал и, порывшись в нише с книгами, выбрал одну из них в черном переплете. Сел на место, нацепив очки и, открыв книгу, стал читать, беззвучно шевеля губами. Так прошло минут десять. Наконец, положив указательный палец левой руки на одну из страниц, кази повернул лицо к Худаяр-беку:
- Знаешь ли, бек, задача весьма трудная. Такие случаи встречаются очень редко. Потому и читаю в книге, чтобы выяснить, как велит шариат поступать в таких случаях.
Сказав это, кази снова углубился в чтение, наконец радостно закрыл книгу и положил ее перед собой.
- С помощью аллаха я разрешу эту задачу, обязательно разрешу, очень даже легко разрешу. Итак, скажи, бек, когда принесешь сахар и чай?
- Хоть сейчас, кази-ага, хочешь, сию минуту схожу принесу. Что мне стоит?
- Вот и хорошо, мой милый. Пойдешь принесешь сахар и чай. Затем приведешь сюда трех-четырех крестьян из вашего села; только надо, чтобы все они были твоими друзьями. Один из них придет и скажет мне, что он сын той женщины и что она, то есть его мать, согласна выйти за тебя замуж и уполномочила его сказать это. Остальные крестьяне подтвердят. Вот и все. Тогда я прочту молитву о сийге, и дело будет сделано.
- Кази-ага, это же совсем легко! Что там три-четыре крестьянина, я могу пригнать из нашего села хоть сотню. Спрашивай, что тебе угодно, и они скажут то, что надо. Кто посмеет ослушаться меня?
С этими словами Худаяр-бек встал.
- Пойду-ка поищу, кто из односельчан сейчас тут в городе. Когда Худаяр-бек уже собирался уйти, кази вернул его обратно.
- Погоди-ка, бек, - сказал он. - У меня два наказа тебе. Во-первых, покупая чай и сахар, ты, конечно, заплатишь за это деньги. Не так ли? Эти деньги, надо полагать, ты не в поле нашел, а заработал в поте лица своего. Раз так, то по крайней мере отдай их за хороший товар. Времена теперь не те, всяк норовит надуть. Карапет-ага получил недавно хороший сахар, его называют сахар Бродского. Постарайся купить этот сахар. А что касается чая, то ты и сам сведущ, сумеешь купить.
- Слушаюсь, - сказал Худаяр-бек и хотел уже выйти, как. кази снова остановил его.
- Милый мой, я же сказал тебе, что у меня два наказа. Об одном я уже сказал, теперь выслушай и другой, тогда можешь идти.
- Приказывай, кази-ага.
- Второй мой наказ состоит в том, чтобы все это до нашей смерти осталось между нами.
- Что ты, кази-ага? Ребенок я, что ли? Не считай меня за такого простофилю.
- Выслушай, дай договорить. Итак, значит, это дело должно остаться в секрете...
- В чем остаться, кази-ага?
- Ну, должно остаться в тайне, никто о нем не должен знать. Люди, которых ты приведешь, должны быть настолько близки тебе, чтобы никому не выдали этой тайны. Ты не думай, что в этом деле есть какое-нибудь нарушение шариата. Нет! Дело в том, что подобные случаи очень редки, и если кто узнает об этом, может подумать, что мы нарушили шариат, Вот почему все, что мы здесь совершим, должно остаться между тобой, мной и свидетелями. Понял? Ну, теперь, можешь идти.
- Слушаюсь и повинуюсь, кази-ага! Конечно, ты правильно изволишь говорить.
Сказав это, Худаяр-бек вышел от кази и направился в город.
Худаяр-бек, радостный и довольный, дошел до базарной мечети, спустился к речке, совершил предмолитвенное омовение, затем зашел в мечеть помолиться и после намаза вышел на базар. Пройдя по крытому базару, он отыскал указанную кази лавку Карапет-аги. За стойкой сидел тучный армянин и что-то писал. Оглядев все углы большой лавки, Худаяр-бек достал трубку и начал набивать ее. Карапет-ага положил ручку и стал удивленно наблюдать за покупателем. Набив трубку, Худаяр-бек подошел к стойке Карапет-аги, достал из-за пазухи кусочек трута и, протянув Карапет-аге, сказал:
- Потрудись зажечь спичку, дать мне огня.
- Ты что? - сердито отвечал Карапет-ага. - Тут тебе не кофейня. Убирайся к чертям, осел ты этакий! Вон отсюда!
Произнося эти слова, Карапет-ага так зло оглядел Худаяр-бека, словно хотел выпрыгнуть из-за стойки и растерзать его.
Оробевший Худаяр-бек попятился назад. Он был крайне озадачен суровым обращением Карапет-аги. Откуда было ему знать, что тот может не подать ему огня. У себя, в селении Данабаш, Худаяр-бек ни от кого не получал такого ответа. Кто бы там посмел, видя, что Худаяр-бек достает трубку, не зажечь трута и не поднести ему? Но что поделаешь?! Селение Данабаш осталось там, а здесь город.
Худаяр-бек насупился, придал лицу обиженный вид и ответил Карапет-аге:
- Зря ты кричишь, хозяин. Я не затем пришел, чтобы ограбить твою лавку, а за покупкой. Стало быть, напрасно ты кричишь на меня. Я пришел к тебе купить сахар.
- Так что же, по-твоему, если ты пришел купить у меня полфунта сахара, то мне надо целовать тебе руки, что ли?
Худаяр-бек высыпал табак из трубки обратно в кисет, воткнул трубку за пояс и сказал:
- Прежде всего хозяин, ты узнай, кто я такой, а затем уж кричи на меня. Я не из тех, за кого ты -меня принимаешь, я не стану приходить и беспокоить тебя из-за полфунта сахара. Я староста селения Данабаш, Худаяр-бек, и не за полфунтом сахара пришел к тебе. Я пришел купить у тебя целую головку сахара, большую головку.
Карапет-ага немного смягчился.
- Пожалуйста, добро пожаловать. Я же не говорю тебе: зачем ты пришел купить у меня голову сахара? Я только хочу сказать, что ты поступил нехорошо, протянув мне трут, когда я был занят письмом. Из-за тебя я совершил теперь ошибку и осложнил себе работу. Мне придется после твоего ухода снова переписать все это.
- Ну, что было, то прошло. Теперь скажи, почем отдашь мне сахар.
Приподняв доску прилавка, Карапет-ага вышел из-за стойки и, подойдя к поставленным в углу головкам сахара, положил руку на одну из них.
- Вот, брат мой, бек! - сказал он. - Это наилучший сахар. Отдам я его тебе за семь рублей и десять копеек. Это первый сорт!
- Да что ты, шутишь, что ли? Повсюду сахар продают за семь рублей, а ты что, заработать на мне хочешь?
- Где это продают за семь? Нигде этого не делают, клянусь верой. Дешевле семи рублей и десяти копеек никто не отдаст.
Помолчав немного, Худаяр-бек полез за трубкой и начал снова набивать ее табаком. Карапет-ага зажег спичку.
- Ладно, ладно! - сказал Худаяр-бек, закуривая. - Я заранее знал, что ты продаешь дороже всех. Ничего не поделаешь. Пусть будет по-твоему. Возьми-ка одну головку и взвесь, сколько потянет.
Карапет-ага взял одну из самых больших головок сахара и поставил на весы.
- Это десять, еще десять - двадцать. Это пять, еще три, еще два и вот еще полфунта. Итого значит, тридцать с половиной фунтов. Тридцать фунтов составит тридцать абасов, то есть шесть рублей, долой сорок пять копеек, итого будет пять рублей пятьдесят пять копеек...
Подсчитав стоимость товара, Карапет-ага снял сахар с весов и поставил на землю.
- Значит, теперь ты меня узнал, Карапет-ага?
- Как то есть узнал?
- Я спрашиваю, теперь ты узнал, кто я?
- А кто ты?
- Я староста селения Данабаш, Худаяр-бек.
- А я второй гильдии купец, Карапет-ага.
- Да благословит аллах память твоего родителя! Я к тому все это говорю, что теперь развелось множество лживых людей. Зайдет такой человек в лавку и, поторговавшись, начнет клясться и аллахом и пророком, что через три дня принесет деньги. И три дня превратятся в три месяца, а то и в три года. Пусть лучше убьет меня аллах, чем допустит до такого падения. Правду сказать, сегодня как-то случилось, что я приехал в город без денег. Сейчас я унесу сахар, и завтра рано утром твои пять пятьдесят пять будут у тебя.
Услышав это, Карапет-ага быстро отнес сахар на прежнее место и, подойдя к Худаяр-беку, положил руку ему на плечо, а левой показал на дверь.
- А ну-ка, пошел отсюда! Живо! Сию же минуту вон отсюда...
Ни слова не говоря, Худаяр-бек вышел из лавки.
До вечернего азана оставалось всего полчаса, когда Худаяр-бек вернулся в караван-сарай, где оставил осла.
Едва он показался у дверей, как к нему вышел невысокого роста мужчина в бязевом архалуке, серой папахе и белых штанах.
- Послушай, - сказал мужчина сердито. - Да благословит аллах память твоего родителя, избавь нас от лишних хлопот с этим животным. Хватит с нас неприятностей. Я сейчас выведу осла. Ради аллаха, уведи его, куда хочешь.
С этими словами содержатель караван-сарая пошел к конюшне, но Худаяр-бек остановил его.
- Погоди, куда ты идешь? О чем ты говоришь, какие там неприятности? Или осел не уживается с другими животными? Не может этого быть, осел у меня смирный, зачем наговариваешь на него?
- Ради аллаха, брось шутки, - начал кричать содержатель караван-сарая, размахивая руками. - Мне не до шуток. Сейчас выведу осла, и убери его отсюда.
Худаяр-бек тоже стал кричать:
- Да что ты за человек! Скажи мне наконец, в чем дело?
- А в том дело, что ты привел ко мне в караван-сарай краденого осла. Что ты, насолить мне решил, что ли?
- Да ты что - спятил или вина хватил? Как это краденого осла? Вор я, что ли? Ты придержи язык, не то, клянусь аллахом, потом пожалеешь...
- Милый человек, разве не мог ты найти другого осла, обязательно должен был взять осла дяди Мамед-Гасана? Из-за него у нас тут целый скандал...
- Какой скандал? Говори толком.
- Какие бывают скандалы? Не успел ты привязать осла и уйти, как сынишка дяди Мамед-Гасана стрелой ворвался в конюшню и давай тащить осла. Но как я мог отдать осла? Что еще сказать... Мальчик убивается, ревмя ревет: или отдай мне моего осла, или я тут же, при всех, покончу с собой. Не смог, я с ним справиться и пошел за городовым. Тот отлупил парнишку и насилу выволок из конюшни.
- Вот жалость - меня здесь не было. Клянусь аллахом, я бы его на месте уложил. Разве я отпустил бы его отсюда живым? И почему только ты не позвал меня?! Теперь уже поздно. Темнеет, я не смогу вернуться в селение. Придется остаться, и осел, конечно, останется. Сегодня я буду твоим гостем, дядя Кербалай-Джафар.
- Будь гостем, с радостью приму тебя. Конечно, теперь уже поздно ехать. Совсем темно. Чего ж ты стоишь здесь, проходи, пожалуйста, в комнату.
Кербалай-Джафар привел Худаяр-бека в маленькую темную каморку, чиркнул спичкой и зажег висевшую на стене лампу.
Пол каморки был наполовину покрыт паласом. У стены, против входа, лежала опрятно свернутая постель; в одном углу стояли большой кувшин для воды, кувшинчик для омовения и веник. Грязные стены не имели ни выступов, ни ниш.
Сняв башмаки, Худаяр-бек сел на палас, прислонился спиной к постели и достал трубку. Набив ее табаком, он позвал Кербалай-Джафара.
- Поди сюда и заодно дай мне огня. Да иди же, потолкуем о том о сем.
Кербалай-Джафар также снял башмаки и, подсев к Худаяр-беку, зажег спичку, дал ему закурить.
- Эх, дядя Кербалай-Джафар! - заговорил Худаяр-бек, дымя трубкой. - Не должен был ты рассказывать мне об этой истории; ведь словно стрелу в сердце вонзил. Да проклянет аллах родителя дяди Мамед-Гасана! Опозорил меня при всем народе. Сколько лет прожил, а никогда еще так опорочен не был.