Телефонограмма
ИНО ГУГБ НКВД СССР
Согласно вашему распоряжению за № 341/8 сообщаю вам, что в центральную картотеку ГУ РКМ поступил запрос о выявлении связей фигуранта «Франт». Запрос направлен из Ачинского горотдела ГУ РКМ оперуполномоченным Шавериным П. Я.
Начальнику УНКВД по Западно-Сибирскому краю
Комиссару госбезопасности 3-го ранга Каруцкому В. А.
Прошу вас в срочном порядке этапировать в г. Москву в распоряжение ИНО ГУГБ НКВД Федотова Илью Николаевича, 2 сентября 1890 г.р., уроженца г. Тверь, прописанного по адресу: г. Торжок, ул. Новая, дом 19.
В настоящий момент указанное лицо находится в ведении Ачинского горотдела ГУ РКМ. Следствие по его делу проводит оперуполномоченный указанного отдела Шаверин П. Я.
Начальник ИНО ГУГБ НКВД СССР Комиссар госбезопасности 2 ранга А. А. Слуцкий.— Франт, — подошел к полулежащему на койке человеку тщедушный сиделец. — Митяй тебя зовёт.
— Добро. — Тот провёл руками по щекам, ощупывая щетину. — Иду.
На своём месте, у окна, расположилось руководство камеры. Рядом с Митяем сидели два крепких зэка, ещё один уселся на койке напротив.
— Здрав будь, Митяй! — поприветствовал его Франт. — Что звал? Дело какое есть?
— И тебе не хворать, Франт. Присаживайся, — указал рукою смотрящий.
Сидевшие напротив него урки потеснились, и Франт, кивнув в знак благодарности, присел на освободившееся место.
— Малява пришла… — Пожилой зэк оценивающе посмотрел на своего собеседника.
— И что? Читай, раз позвал.
— И прочту… Ничего ещё сказать не хочешь?
— С чего бы это вдруг? Я не адвокат, мне за болтовню не платят!
— Я и смотрю… сколько уж тут сидишь, а сказал едва несколько слов! Неразговорчивый ты!
— Жизнь заставила, Митяй. Молчание — золото, так народ говорит.
— Как когда… — Смотрящий развернул бумажный шарик. — Степа! У тебя глаза зоркие, а тут света немного… прочитай нам.
— Сей момент! — Тщедушный шкет осторожно взял у вора комок бумаги, расправил его на столе. — Так…
Франт откинулся назад, облокотившись на чей-то мешок, лежавший сейчас на койке. Его сильные руки расслабленно лежали на столе.
— Вот что тут написано… Большинство воров такого человека не знает…
Митяй вонзил свой внимательный взгляд в лицо собеседника:
— Как это так, а, Франт? — с нажимом спросил он.
— Там ведь и дальше что-то есть, — не поднимая голоса, произнес тот. — Может, сначала до конца прочитаем, а?
— Добро… — с угрозой в голосе произнес смотрящий. — Читай, Степа!
— Папу Вову расспросить нам не удалось по причине уважительной — помер он, ещё в прошлом году.
— Мир его праху! — наклонил голову Франт. — Авторитетный был вор!
Присутствующие наклонили голову в знак согласия.
После небольшой паузы чтец продолжил прерванное занятие:
— Никита Пестрый сказал, что такого человека знает и подписаться за него готов…
Смотрящий переглянулся с сидящими рядом с ним приближёнными.
— …в том разе, ежели ответит он на вопросы некоторые. — Степа приблизился к Митяю и что-то шепнул ему на ухо.
— Спрашивайте, — пожал плечами Франт.
— Кто из серьёзных воров тебе в шестнадцатом году портсигар подарил? — Смотрящий чуть напрягся, глядя на него.
— Вова Гершензон, — без промедления ответил собеседник.
— Масть?
— Фармазон он… по банковским векселям работал.
— За что?
— От легавых я его выручил. Негоже товарища в беде бросать.
— Что за беда такая?
— Попалили его в банке, когда он туда с векселем пришёл. Липовый вексель был, ну да это и понятно, его же работа и была.
— А в двадцать пятом году где ты кого из воров видел?
— В Риге. Сам Никита со мной там и виделся.
— Об чём базар был?
— Стоп, Митяй, вот про это я только Никите и отвечу! — Голос Франта похолодел. — Про те вещи ни с кем другим говорить не стану и спрашивать не советую.
Смотрящий бросил взгляд на записку и что-то шепотом спросил у Степы. Тот вгляделся в текст и кивнул.
— Где тебе шрам привесили?
— В Берлине.
— Кто?
— А про то Никита не знает, — спокойно ответил Франт. — И спрашивать не станет. Все вопросы или ещё чего есть?
— Читай… — теряя интерес к происходящему, ответил Митяй.
— …в таком разе, наш это человек. Примите его, обогрейте, как положено, и помогите. За что будет вам всем от нас, воров, благодарность и уважение. Всё.
Телефонный звонок.
— У аппарата лейтенант Решетов.
— Каруцкий это.
— Здравствуйте, товарищ комиссар третьего ранга!
— Здорово. Ты вот что, смотайся-ка в горотдел милиции.
— А в чём дело, товарищ комиссар?
— Тут из Москвы бумага пришла… Требуют срочно какого-то зэка. И не куда-нибудь — а лично Слуцкому! Я позвонил, там какой-то майор Филимонов сидит, так он им ничего толком не пояснил. Не нравятся мне подобные расклады. Что это за зэк такой? Чего он такого знает, раз его эдакие люди требуют?
— Будет исполнено, товарищ комиссар!
— В секретариат зайдёшь, тебе бумагу нужную дадут. Привези его к нам и выясни всё обстоятельно. Если фигня какая-то-то и хрен с ним, отправляй! А вот ежели что интересное будет — тут уж крути его по полной. Утрём нос некоторым…
— Ясно, товарищ комиссар!
— И не миндальничай с этим зэком. Все равно из тюрьмы его берём, там и до нас с ним чего угодно сотворить могли.
— Всё понял, товарищ комиссар!
— А раз так — действуй. Потом доложишь.
Дверь в камеру лязгнула замком.
— Федотов! С вещами — на выход.
Франт неторопливо поднялся с нар, потянулся. Подхватил сидор.
— Ну, прощевайте, братва! Даст бог — ещё свидимся!
— И тебе удачи, — степенно кивнул Митяй.
В коридоре Франта пихнули лицом к стене:
— Стоять тут! Лицом к стене и головой не вертеть! Не разговаривать!
Заперев камеру, надзиратель довел его до межкорпусной двери и передал дежурному. Так, сменяя друг друга, надзиратели вывели арестанта во двор, где уже ожидал автозак. Лязгнула, закрываясь, дверь, и Франт опустился на скамью. В кузове было холодно, и он поёжился.
«Отсюда увозят… Куда? Не в суд, это точно, следователь дела ещё не закончил, даже и обвинения не предъявил. Забрали с вещами — стало быть, сюда уже не вернусь. Может быть, этап? Нет, это пересыльная тюрьма, его здесь и формируют. Перевод? С какого бодуна? Открылись новые обстоятельства? Интересно, какие… На допросах я ничего нового не говорил, так что по этим данным можно копать до морковкина заговенья. Что я сказал нового и кому? Кличку назвал? И что? Она никому ничего не даёт.
Куда же тогда везут? В НКВД — больше некуда. Почему? Чем им интересен обычный зэк?
Кличка! Вот единственная зацепка! Они колонули кого-то из воров! И он им сдал… Чего сдал? Коридор… Да, пожалуй, что ничего другого и не придумать… Плохо дело, если чекисты станут меня трясти… Надо уходить! Плохо, черт возьми, все в спешке, на авось! Но вариантов нет, от них я так просто не сбегу…»
Автозак завернул во двор горотдела милиции. Молоденький постовой запер ворота и нажал кнопку звонка. Поёживаясь от холода (ноябрь в этих краях — далеко не самый приятный месяц!), два милиционера выскочили во двор и, открыв дверь, вытащили единственного пассажира на улицу. Провели по коридору, поставили лицом к стене, и один из них постучал в дверь кабинета.
— Товарищ оперуполномоченный! Тут зэка этого привезли…
— Давай его сюда! И свободны, дальше уже без вас разберёмся.
В кабинете было многолюдно. Помимо Шаверина, сидевшего на своём месте, тут присутствовал ещё лейтенант НКВД. Он развалился на стуле, стоявшем около стола. А справа от входа стену подпирали ещё два бойца из того же ведомства.
— Садитесь, Федотов.
Франт поставил на пол сидор и опустился на стул.
— Ну что, Федотов, доигрался? — Шаверин посмотрел на энкавэдэшников. — Теперь тобою будут заниматься эти товарищи. Говорил же тебе…
— Спасибо, товарищ Шаверин, — прервал разговор лейтенант. — Я должен где-то поставить подпись…
— Да, пожалуйста, товарищ лейтенант, — прервал свою речь оперуполномоченный. — Вот здесь.
Энкавэдэшник чиркнул что-то на листе бумаги:
— Всё?
— Да, всё.
— Тогда, дорогой товарищ, оставь нас наедине побеседовать… ненадолго. И не мешай.
— Понял, товарищ лейтенант. — Оперуполномоченный быстро собрался, взял со стола какую-то папку и вышел за дверь.
— Ну что, субчик, доигрался? — грозно глянул на арестанта лейтенант, усаживаясь за стол. — Смекаешь, чем все это для тебя теперь кончится?
— Не понимаю вас, гражданин лейтенант, — пожал плечами Франт. — Я обычный человек, уж вашему-то ведомству никак не интересен…
— Не понимаю вас, гражданин лейтенант, — пожал плечами Франт. — Я обычный человек, уж вашему-то ведомству никак не интересен…
— Ишь ты?! Не интересен? Да мне ты, так и вовсе — на хрен не уперся! А вот зачем тебя в Москве видеть хотят?
— В Москве? Да откуда ж я знаю?
— Не просто в Москве, а в ИНО!
— Господи, это что ж за штука такая? Отродясь ни с какой Иной дела не имел…
— Дурак? Или ваньку валяешь?
Хрясь!
И сильный удар резиновой дубинки снес арестанта на пол. В глазах вспыхнули искры.
— Ох… — протянул тот, приподнимаясь на руках. — За что ж меня так-то? И слова не сказал…
— Оттого и прилетело, что не сказал! Вернее, сказал, да не то! Вдругорядь думай, прежде чем что-то говорить!
Кряхтя и охая, Франт взгромоздился на стул, опасливо оглядываясь на ближайшего к нему сотрудника. Тот, вертя в руках дубинку, довольно ухмыльнулся.
— Короче, милок! Ежели ты прямо сейчас не скажешь, за каким-таким рожном тебя хотят серьёзные люди видеть — можешь помахать ручкой своим почкам. Усёк?
— Куда уж яснее-то… А что за люди-то? Может, я и знаю кого?
— Знаешь? Хм… Такое имя, как майор Филимонов, тебе говорит что-нибудь?
— Говорит, — неожиданно твердым голосом ответил Франт. — А имя-отчество его как?
Удивлённо на него посмотрев, лейтенант, раскрыл свою папку:
— Так… Олег Иванович его зовут. А что? Знакомый?
— Вещи мои где?
— Вон там, — кивнул следователь в угол. — В той коробке.
— Там патроны к нагану лежать должны.
По знаку начальника второй энкавэдэшник принес на стол коробку. Лейтенант её раскрыл и заглянул внутрь:
— Ну, вижу их. И что?
— Посмотрите внимательно. Один из них, тот, что в барабан вставлен, должен быть чуть легче остальных.
— Ха! Револьвер-то разряжен!
— Так посмотрите все патроны.
Что-то бормоча под нос, лейтенант высыпал патроны на стол. Кивнул своему подчиненному, и оба они стали их осматривать.
— Вон тот! — вытянул руку Франт, чуть приподнявшись со стула.
Глаза всех присутствующих устремились туда, куда указывал палец арестанта.
Всех, в том числе и дубиноносителя.
Р-раз!
И, не выпрямляясь, арестант резко провернулся на полусогнутых ногах. Захватив за руку стоявшего позади стула сотрудника, он резким движением отправил его в сторону стола. Врезавшись в своего товарища, стоявшего справа от стола, дубинодержатель сбил его с ног, и они вместе долбанулись о стену.
Два!
Совершив сложный пируэт, Франт резко сократил расстояние до стола. И, выбросив вперед правую ногу, резко пробил ею в грудь начавшему было вставать лейтенанту.
С грохотом сбив стул, тот присоединился к своим подчиненным.
Подхватив со стола разряженный наган, арестант от души долбанул рукояткой по головам обоим конвоирам. Кулаком врезал по морде и их начальнику, после чего, выдернув у него из кобуры револьвер, взвел курок.
— Ну? — ткнув со всей силы стволом в горло чекиста, поинтересовался Франт. — Ещё вопросы есть?
— Э-э-э… ты всё равно не уйдешь… тебя не выпустят.
— А твоя-то какая печаль? Как оно ни повернись — никто из вас про то и не узнает. Разве что на том свете повстречаемся…
— Чего надо?
— Кто меня вызывал в Москву?
— Слуцкий. Комиссар госбезопасности второго ранга.
— Кто такой?
— Начальник ИНО НКВД.
— А майор этот при чём?
— Не знаю. Приказано держать его в курсе дела.
— Кто вам приказал?
— Каруцкий. Начальник УНКВД Запсибкрая.
— Что он сказал?
— Выяснить, зачем Москве этот зэк, и доложить ему.
— На чем вы приехали?
— Во внутреннем дворе машина стоит.
— Водитель?
Лейтенант скосил глаза вбок:
— Вон там лежит…
Коротко взмахнув рукой, арестант отправил в беспамятство и его. Подскочил к двери и прислушался. Тихо…
Бесцеремонно раздев валявшегося в отключке водителя, Франт переоделся в его форму. «Чуть тесновато… но сойдёт, мне в ней долго не ходить», — подумал он. Взяв со стола коробку, он ссыпал в неё патроны, запихал свою одежду, сунул туда же и один из трофейных револьверов. Разодрав на части гимнастерку одного из энкавэдэшников, связал ею руки и ноги им всем. Тряпок не хватило, пришлось пожертвовать и гимнастеркой лейтенанта. Запихав всем чекистам в рот импровизированные кляпы, бывший арестант пошарил в столе оперуполномоченного и прихватил с собой кое-что из найденного. Надев шинель водителя, взял в руки коробку и реглан лейтенанта, положив его сверху. Вышел в коридор. Поставил коробку на пол и, вытащив из кармана нагановский патрон, забил его рукояткой револьвера между дверью и косяком. Теперь дверь открыть было проблематично. Хотя снаружи это не особенно бросалось в глаза.
Держа перед собою коробку с вещами и лежащим сверху регланом лейтенанта, он спустился во двор. Огляделся и, обнаружив автомашину НКВД, направился к ней. Открыл заднюю дверь и поставил туда коробку.
Сел за руль и покрутил стартером, каждый раз выключая двигатель, прежде чем он схватывался.
Вылез назад и во весь голос выматерился. Подошёл к будке постового и постучал кулаком в дверь.
— Что нужно? — на пороге возник милиционер.
— Слышь, братишка, что-то с машиной у меня… Надо вещи в отдел отвезти, а она не заводится. Подтолкнуть бы её, а?
— Это можно, — кивнул постовой. — Сейчас ребят позову…
К тому моменту, когда вызванные им товарищи вышли во двор, Франт уже сидел за рулем. Мало ли… среди них могли оказаться и те, кто провожал его в кабинет. А узнать бывшего зэка, сидящего в машине, было всё-таки не так просто. Постового он не опасался, тот арестанта в лицо видеть не мог.
Первая попытка завести машину оказалась неудачной — двигаясь по кругу, её разогнать не получалось.
— По прямой давайте! — крикнул он милиционерам.
— Добро! — кивнул постовой.
Открыв ворота, машину вытолкали на улицу. Разогнали её вдоль улицы, и вот тут мотор, наконец, схватился.
Прибавив газу, Франт благодарно помахал рукою милиционерам.
«Ну вот, — подумал он, — не пришлось просить ворота открывать… так-то могли и пропуск потребовать или дежурного вызвать…»
Оставив за собою клуб сизого дыма, машина повернула за угол и скрылась из глаз…
— Утром подъезжай. — Майор Филимонов взял с заднего сиденья портфель. — Часиков в семь. Мне завтра к руководству в одиннадцать часов назначено, так что я немного на службе поработаю, подготовлюсь.
— Как скажете, Олег Иванович, — кивнул водитель. — В семь, значит, в семь.
Проводив глазами автомобиль, майор повернулся и зашагал к подъезду. Тихий колодец двора, неподалеку от Столешникова переулка, был почти пуст. Людей практически не видать.
«Вечер, — подумал он. — Все по домам сидят, только окна светятся. А когда я сам вот так, вечером, после рабочего дня, сидел за столом с друзьями? Про семью и не говорю… если на работе с утра до ночи сидишь, когда уж тут женихаться?»
В свои тридцать два года он ещё выглядел завидным женихом. Высокий, статный и с красивым лицом. Представительный мужчина, да ещё и квартира отдельная есть! Тот ещё кадр! Только вот дальше мимолетных романов как-то и не заходило… Так что он махнул на подобные вещи рукой. Хуже уже не будет, а он давно привык к холостяцкому быту.
«Надо будет зайти к Наталье Степановне, управдому, — перешагивая через ступеньки, подумал Филимонов. — Обещала кого-то там подобрать в качестве домработницы. Не самому же мне с веником и тряпкой чистоту в квартире наводить?»
На площадке второго этажа стоял и, выпуская дым в окно, курил сосед по подъезду — длинный и нескладный инженер Степанович.
— Вечер добрый, Олег Иванович, — увидев майора, поздоровался он.
— И вам того же, Павел Петрович, — кивнул майор. — Что, опять домашние заели?
— Даже не говорите! — сокрушенно взмахнул рукою инженер. — Всё им не к месту! Здесь не дыми, туда не стряхивай… ужас! Насколько вам проще! Я даже завидую иногда!
— У вас маленький ребёнок, — примирительным тоном произнёс Филимонов. — Надо же и о нём думать?
— Я и так на кухне курю! — возмутился инженер. — Что ж им ещё нужно-то?
Мать Степановича и его жена, на удивление быстро спевшиеся, представляли собою разительное опровержение общепринятой поговорки относительно невозможности одновременного существования двух женщин в одной кухне. Так что беднягу грызли сразу с двух сторон.
Распрощавшись с соседом, майор поднялся выше. Жил он на третьем этаже пятиэтажного дома в двухкомнатной квартире.
Уже доставая ключи, он услышал шаги — кто-то, мурлыча под нос песню, неторопливо спускался сверху.
«Должно быть, Василий Федорович, — подумал Филимонов. — Это у него привычка всё время под нос что-то напевать…»