— Ну, ты, брат, дал! Так-то!
— Что? — обеспокоенно отозвался Кашин.
— Мину-то ты поставил — и поставил хорошо, а вот в боевое положение ее не перевел! Что же ты?
— Как это?
— А так! Вот тут под «пятаком» находится чека, так вот ее надобно было выдернуть! А мне, при разминировании, требовалось воткнуть туда вот этот гвоздь. Я его тычу, а он не лезет! Смотрю, а чека-то на месте.
Инструктор не спеша выкрутил взрыватель из тела «яйца», обдул его и протянул экзаменуемому.
— Гляди! Вот эту гаечку надо было открутить, тогда этот штифтик с колечком выдернется, и мина встанет на боевой взвод.
Лицо Кашина перекосилось, и он от досады хлопнул себя по лбу рукой.
— Ну, дурак, — сорвалось у него губ.
— Товарищ… дед, а можно вопрос? — подал голос Виктор.
— Конечно!
— А зачем вы мину снизу прощупывали? Ведь у гранаты донного взрывателя быть не может.
— Донника у гранаты нет, это так, но под гранатой мог находиться сюрприз разгрузочного типа.
— А разве у вас в ранце есть такой?
— Ну, во-первых, из того, что лежит у меня в ранце, можно собрать и черта лысого, а во-вторых, никогда не надо считать, что ты работаешь с бутафорией. Когда-нибудь тебя это может подвести.
Говоря это, дед вкрутил в «яйцо» штатный немецкий гранатный запал, потом открутил зеленую крышечку. Высвободив веревочку, дернул за нее и громко заорал: «Ложись!»
Все повалились на землю, а метрах в тридцати позади них раздался резкий разрыв гранаты.
Все не торопясь поднимались с ошарашенными лицами, но больше всех ошалел Кашин:
— Так все они были… боевые?
— Ну, да, — спокойно отозвался инструктор, забыв добавить, что капсюли-детонаторы во взрывателях, которые он дает курсантам, пустые, а для спектакля с «яйцом» он всегда носит в нагрудном кармане френча боевой запал. Он, не торопясь, подошел ко второй, только ему приметной точке и аккуратно вытащил из земли стандартный подрывной заряд массой двести граммов, оснащенный «усатым» SMiZ 35.
— А все-таки, что можно собрать из вашего ранца для разгрузки? — напомнил о своем существовании Виктор.
— Можно я отвечу? — неожиданно для себя вызвалась Марина.
— Ну, давай, — одобрительно отозвался дед.
— Для разгрузки можно использовать гранату Ф-1. У неё взрыватель это делать позволяет. Вытащить кольцо и придавить предохранительную лапку каким-нибудь предметом. Как только его уберут, лапка отлетит, и граната бабахнет.
— Откуда это? — заинтересованно приподнял бровь инструктор.
— Мне мой прежний учитель рассказывал. У них, бывало, подобным образом враги тела убитых минировали.
— Хм! Интересный у тебя инструктор был! Второй раз ты мне про него любопытные вещи рассказываешь… И что ещё он тебе показывал?
— А у вас такая граната есть? И стакан.
— Ну, граната имеется, а стакан в лесу откуда? Хотя вот — есть металлический стаканчик от немецкого бритвенного прибора. Он почти тех же габаритов, что и обычный стакан. Только давай-ка я ее зубов лишу. Так-то оно поспокойнее будет…
Он вывернул запал Ковешникова, аккуратно выкрутил из него детонаторную трубку, заменив ее почти такой же, только алюминиевой.
Построив курсантов полукругом, инструктор кивнул Марине:
— Ну, давай! Показывай!
Оглядевшись по сторонам, она выбрала куст. Наклонила одну из веток к земле и шнурком прикрепила к ней гранату. Потом копнула ножом землю и в получившуюся ямку подошвой сапога затрамбовала стакан. Наклонила ветку к земле таким образом, чтобы граната опустилась в стакан, а сверху положила длинную палку. Приотпустила наклоненную ветвь. Шнурок натянулся, но положенная сверху палка удержала гранату в стакане. Подойдя к обрубку дерева, девушка подкатила его поближе и положила на него кривой сучок. Одним концом засунула его под лежащую поперек стакана палку, а вторым вывела наискось на тропу. Наклонилась к стакану, вставила между его стенкой и рычагом взрывателя щепку. Осторожно вытащила чеку.
— Ну… всё.
— Та-а-ак… сказал бедняк… — протянул старый сапер и присел у сооружения. — Любопытно… хотя немного громоздко.
Дед опять задумался.
— Противопехотная мина из охотничьей кулемки, — он усмехнулся, — сучок, стало быть, в сторону отпихнут, он палку эту и столкнёт… Так-то!
Стукнул, падая на землю, сучок, откатилась в сторону палка и, не удерживаемая ею более, взлетела над землёй граната. Щелкнул капсюль-воспламенитель, и все курсанты автоматически упали на землю.
— От падения тут толку мало, ребятки! Граната в воздухе рванет, метрах в полутора от земли. Разлет осколков отсюда будет — мама не горюй! Хоть лежи, хоть пляши — итог один! Считай, каждый из вас огреб! Интересная придумка…
Сапер подумал, еще раз глянув на сооружение:
— Немного громоздко, но придумано толково. Оборонительная граната над землей много что натворить может. Таким макаром в финскую войну лахтари нам много проблем организовали. Они свои мины и гранаты, почти такие же Ф-1, только французские с запалом Роланда, или наши трофейные на уровень пояса, а то и на уровень плеч поднимали. От снега. Правда, не так хитро. Просто к деревьям привязывали и от чеки проволочку протягивали вниз и поперёк тропы. Молодец, курсант! От лица службы благодарность тебе объявляю! За весь сегодняшний день от меня с искренним почтением! — Дед уважительно склонил голову.
— Служу трудовому народу! — автоматически вытянулась Марина по стойке «смирно».
— Если других дел нет, мы с тобой еще после окончания занятий посидим. Чайку попьем, разговоры разные поразговариваем. Про учителя твоего и прочее…
День за днём, час за часом, и Марина постепенно втянулась в непривычный ритм тренировок. Иногда поутру дежурный спрашивал: а не слышал ли кто-нибудь из курсантов ночью чего-нибудь? Что именно и во сколько? Это мог быть громкий звук, выстрел, звонок — всё, что угодно. Такие же вопросы задавались и по вечерам, перед ужином. Постепенно мозг уже сам по себе начинал автоматически вычленять среди повседневных звуков что-то необычное. Сначала это вызывало недоумение — что такого необычного в выстрелах и взрывах, когда под боком стрельбище и саперный полигон?
— Да не всякий выстрел вовремя, — ответил им на этот вопрос майор. — На занятиях ничего удивительного в таких звуках нет. А вот во время обеда… или после отбоя — тут уже совсем другая песня. Некому в это время шуметь!
Телефонограмма
Сегодня, 23 апреля 1942 г., в 04.20 противник сбросил воздушный десант в районе расположения штаба… стрелкового корпуса. Самолеты, осуществлявшие выброску десанта, следовали в общем строю с бомбардировщиками, осуществлявшими воздушный налёт на аэродром «Молодечное», и поэтому не были своевременно идентифицированы постами ВНОС как транспортные.
Воспользовавшись халатностью часовых, группа немецко-фашистских диверсантов проникла на территорию штаба, где попыталась осуществить захват оперативных документов и уничтожение командования корпуса. В завязавшейся перестрелке десант понёс потери и отступил, не доведя свой умысел до конца. Однако при отступлении парашютистами противника был похищен и уведён в лес начальник оперативного отдела штаба… стрелкового корпуса полковник Венедиктов А. П. Это было выяснено только по окончании боя. В результате проведённой проверки полковник не был обнаружен ни среди живых, ни среди мертвых. Принятыми мерами обнаружить и отбить его не представилось возможным.
Наши потери, по состоянию на 07.35 23 апреля, составляют:
Убито шесть средних и восемь старших командиров. Погиб начальник штаба корпуса — генерал-майор Литвинов В. В. Ранено пять старших и три средних командира. В бою погибли двадцать три бойца из состава роты охраны штаба и роты управления. Тридцать восемь бойцов ранено.
Потери противника составляют:
Один офицер (гауптман) и восемь солдат.
Среди нападавших имеется большое количество раненых, о чем свидетельствуют многочисленные следы крови и остатки перевязочного материала.
ВРИО начальника штаба… стрелкового корпуса Полковник Горячев Н. Н.— Садись, майор! — Полковник Чернов указал на стул.
Гальченко, не ломаясь, присел.
— В общем, так, дорогой ты мой, дела у нас хреновые!
— У нас? — удивленно приподнял бровь собеседник. — С какого это рожна? Вроде бы без происшествий всё…
— Ну, не лично у нас, не в школе, я имею в виду. Вчера ночью на штаб корпуса было совершено нападение — немцы десант сбросили. Тихо подобрались, сняли часовых, закидали гранатами караульное помещение. Словом — отработали по полной! Даже начштаба подстрелили — угораздило же его в этот момент совещание проводить!
— Нехило… мастерски сработали.
— Нехило… мастерски сработали.
— А ты думал?! Там тоже, понимаешь ли, не лопухи — тебе ли не знать? Так что тут вся округа на ушах стоит да землю роет.
— Ну, а наша роль в этой кутерьме какая? Не в гости же вы сюда приехали?
— Дело в том, майор, что немцы не просто так на штаб навалились. Как раз получено было указание о разработке важной операции фронтом. И эти субчики утащили в лес начальника оперативного отдела корпуса!
Майор присвистнул:
— Ничего себе! Извините, Михаил Николаевич.
— Да я точно так же отреагировал, когда об этом узнал! — Полковник раздражённо махнул рукой. — Будто у нас своих задач нет!
— Надо понимать, Михаил Николаевич, нас тоже к этим поискам пристегнули?
— Правильно мыслишь…
— И я должен поднять в ружьё комендантский взвод, чтобы прочесывать лес?
— Ну совсем-то уж за дурака меня не считай, Александр Иванович? Не первый год знакомы, чай!
— Извините, товарищ полковник.
— Ладно, не дуйся! Тут идея похитрее есть…
Полковник пододвинулся к столу и разложил на нём карту:
— По имеющимся сведениям, Венедиктов ранен.
— Начоперотд?
— Он самый. Идти долго не сможет, если вообще в состоянии это делать. Немцы, ясное дело, полковника не бросят, на руках понесут. Но далеко они его так не утащат, а уж через фронт…
— Понятно.
— Мы перехватили их радиограмму — они просят самолет. Да и другие сведения у нас уже имеются. Не все тут лаптем щи хлебают!
— Куда?
— А вот тут есть загвоздка… Подходящие площадки в округе есть, только все они заняты нами. Десант понес потери, и в открытый бой они не полезут. Так что уходить будут тихо. И вариант у них остается один-единственный — вот он! — Карандаш полковника указал точку на карте.
— Пост ВНОС?
— Точно так! Он на недостроенном аэродроме базируется, и самолет там сядет. Там мы их и перехватим. Если возьмём живыми радиста и командира — такую комбинацию завернуть можно будет!
— И как они себе такую операцию представляют? Насколько я в курсе, пост постоянно на связи находится. Десять минут невыхода в эфир, и туда рванут комендачи ВНОС. Самолет же за это время даже и сесть не успеет. А если и сядет, на обратном пути его перехватят истребители.
— Немцы это понимают тоже…
— Так что, повторяю ещё раз — мне нужны только добровольцы! — Гальченко прошелся перед строем курсантов. — Риск даже не высок — запределен! Вам предстоит не просто рисковать своей жизнью — к этому вы привыкли, а самим сунуть голову в волчью пасть! И ждать! Ждать команды! Любой из вас может быть убит и не имеет права поднять руку для своей защиты! Предупреждаю всех — немецкий радист и командир группы нам нужны живыми! Без никаких вариантов! Вторая, не менее важная задача — радист самолета после начала атаки не должен ничего передать! Живым он не особо нужен, но лишним не станет. Так что взять его тоже было бы неплохо.
Строй молчал.
— Никого не тороплю, подумайте… но времени у нас нет! На всё, — майор посмотрел на часы, — пять минут. Через пять минут всем собраться здесь. Марина! Ко мне подойди.
Присев на скамейку, он показал ей на место рядом:
— Садись.
Девушка осторожно присела на краешек.
— Тут вот в чем дело, Котенок… Так уж сложилось, что тебе доверено выполнение важной задачи. Ну, нет у нас больше никого на роль радистки! Ребята рискуют, и я могу их понять. Им в некотором роде сложнее. Немцы их будут брать — и брать жестко. Могут попросту ножами порезать, хотя не думаю, что они это сразу делать начнут. Там тоже, знаешь ли, не вчерашние школьники собрались. Головы у них на плечах есть, и используют фрицы их по назначению — соображают. Их главная цель — чтобы никто как можно дольше не поднял тревогу. Радист на посту постоянно дежурит у станции — таков порядок. То же самое делает и телефонист. Они должны моментально передать, как только что-то в воздухе засекут. Если на том конце поймут по почерку или по голосу, что на связь вышел не тот радист — всей операции конец! С телефонистами проще, они меняются, и голоса у них разные. А вот радисты — их всего несколько, и почерк каждого известен, — не перепутают. Так что трогать тебя немцы не станут. И нервировать чрезмерно не будут — а ну как ты в обморок брякнешься? Поэтому постараются обойтись с ребятами не так резко и безжалостно. Во всяком случае, на твоих глазах и до того момента, как сядет самолет.
— Иначе — никак?
— Нет. Только перед посадкой самолета они вынесут на поле полковника. Чуть поторопимся — утащат назад в лес. Рисковать мы не можем, его надо отбить живым. Или… исключить возможность его повторного захвата немцами.
— Даже так?
— Так, Котенок. Повторю ещё раз — на тебе основная роль! Пока ты будешь её играть чисто, немцы никого не тронут. Во всяком случае, не должны. Справишься?
— Постараюсь, товарищ майор…
Старая полуторка, подпрыгивая на ухабах, въехала на поляну. Ходивший возле небольшого домика часовой обернулся и внимательно поглядел на подъезжающий автомобиль. Поднял руку:
— Стой! Пропуск?
— Вагранка. Отзыв?
— Беломор. Проезжайте, заждались уже вас, — махнул он рукою в сторону домика.
Из прибывшего транспорта неторопливо выгрузилась очередная смена во главе с заместителем командира роты ВНОС. Он, как и положено командиру, ехал в кабине. Вышедший на крыльцо сержант козырнул поднимавшемуся по ступенькам лейтенанту:
— Здорово, Никитин! — ответил тот на приветствие. — Вот, смену вам привёз.
— Новенькие?
— С Южного фронта. К нам их временно прикомандировали, так что пусть работают.
Сержант с интересом посмотрел на симпатичную девушку, шедшую вместе с остальными бойцами:
— Радистка?
— Младший сержант Барсова! — откозыряла та.
— И тоже прикомандированная?
— Совершенно верно, товарищ сержант! До особого распоряжения!
Никитин вздохнул и про себя пожелал, чтобы это распоряжение как можно дольше не приходило.
Ступеньки крыльца снова скрипнули, и сержант повернул голову, встречая следующего сменщика. Это оказался немолодой уже старшина.
— Знакомьтесь, Никитин, — это старшина Федоров, дежурный начальник смены. До завтра он тут старший. Хозяйство ему покажите.
Сдача дежурства много времени не отняла, и вскоре отъезжающая смена уже садилась в грузовик. Новый часовой, проводив его, остался сидеть на крыльце, прислонив винтовку к стене. Заметивший это старшина только укоризненно покачал головой, но, так ничего и не сказав, ушёл в дом.
Внутри домик был совсем небольшим — три комнатки. Одна с кроватями — для отдыха свободной смены. Во второй располагался начальник смены и один телефонист.
В третьей была установлена радиостанция, и стояло несколько телефонов, возле которых сидел ещё один боец.
Вот и всё.
Осталось прибавить сюда двух дежуривших посменно наблюдателей и двух бойцов, попеременно несущих охрану.
Всего восемь человек — для этого поста более и не полагалось, народу и так не хватало.
Освоившись на новом месте, бойцы занялись повседневными делами. Двое из них, подвесив над костром котел, начали готовить ужин, наблюдатели полезли на вышки. Все прочие, кроме часового, ушли в дом.
— Ну что, Котенок, как думаешь — поверили фрицы в наше представление? — Голос майора звучал глухо — он, присев на корточки, что-то делал под столом, на котором стояла радиостанция.
— Трудно сказать… со стороны — так вроде бы и нормально всё прошло. Приехали, сменили — всё как всегда.
— Ну, это их взводному спасибо нужно сказать. Молодец мужик — сразу врубился и вопросов не задавал, — вылез наконец-то из-под стола майор. На нем сегодня были петлицы ефрейтора, и он играл роль дежурного телефониста. — Сядь на место, проверь — удобно ли?
Марина поерзала на стуле:
— Да, вроде бы…
— Ну, и славно! Включай станцию, пора на связь выходить.
— А они вообще здесь есть? А то, может быть, мы зазря тут сидим?
— Степаныч сказал — здесь они! Ему верю безоговорочно, он таких промашек не дает. Уж как дед ходит да смотрит — мне самому поучиться не грех. А я ведь ходок неплохой, тоже не один год по лесам бродил.
— Где ж это?
— Тайга… она у нас большая.
— И каково ему сейчас в лесу одному? Мы-то хоть рядом, поддержать друг друга можем, а он?
— За него не переживай! Чтобы такого деда в лесу отловить… — Гальченко покачал головой. — Я даже и представить не могу, каким надо быть сыщиком! Всё! С этого момента — молчок! Любые сообщения по делу — только условными сигналами. Черт их знает, этих немцев, вдруг они дюже чуткие и даже мышиный шорох за версту различать могут?
Захрипел динамик радиостанции, началась очередная перекличка постов. Надвинув наушники, девушка занялась знакомым делом. И понеслось… Пальцы быстро вспомнили привычные манипуляции. И вскоре работа полностью поглотила девушку.