– Ты о чем? – Он повернул голову, косясь сквозь боковое стекло шлема.
Над ними летел один из отсеков девятой платформы, похожий на раздавленный металлический цветок. Сквозь рваные дыры, окруженные потеками и вздутиями, виднелись внутренние палубы, объятые вакуумом. Медленно кружась, обломок двигался наискось к ветви – судя по всему, он должен пролететь неподалеку от поглотителя, чтобы через какое-то время врезаться в атмосферу Земли и сгореть там. Тимур несколько раз моргнул, вглядываясь. Сознание пыталось организовать лишенное привычных направлений межсфирное пространство в знакомую конфигурацию. Для Тима поверхность ветви представлялась твердью – то есть «низом», а космос выше орбиты Горнего мира – «верхом», и поэтому уродливый огромный артефакт, лениво плывущий в черном «небе» над головой, являл собою картину непривычную, даже сюрреалистическую.
– Вообще вся эта наша война межсфирная – планомерное уничтожение будущей навигации, – пробормотал Роман. – Все, что там у нас взорвалось и выстрелилось… Оно ж так и будет летать, регулярно возвращаясь в точку выстрела и взрыва. На те орбиты, где шли бои, лучше лет сто теперь не соваться. Да и вокруг не летать.
– А я про «магнитные пылесосы» слышал, – возразил Тимур. – Карен рассказывал: их вешают потом на орбитах, и они обломки собирают. Или даже сети крепкие могут на буйках распялить и в них мусор ловить.
– Да он же с теми же скоростями будет летать, что и в момент взрыва! Как ты это в сетку поймаешь? Любая разорвется… И пылесосы твои тоже не выдержат, их раздробит быстро.
– Нет, отец-командир говорил, какие-то электромагнитные подушки для этого изобрели, они замедляют скорость, а потом подтягивают медленно. Ну не знаю, в общем! А вот еще если…
Роман перебил, вновь покосившись на обломок платформы:
– Почему охрана по нему не стреляет? Я понял, диафрагма – створ гамма-лазера. Видишь, какого размера… гигаджоулевый он у них, что ли? Карен говорил, там каскадная аннигиляция позитрония, на ней все основано. Такая вот дура наш георг и сожгла. Но почему они этот кусок не распотрошат окончательно? Он же может о поверхность удариться, гляди, как летит. А там под сотню тонн.
Паплюх частил, сбивался, глотая слова, чуть ли не заикался. Он боялся и нервничал, а еще, кажется, был обижен. Это Тимур смекнул недавно, когда услышал в наушниках бормотание напарника: «Цветы… Женщины…»
– Что? – удивился он тогда. – Что ты говоришь?
– Мы – спасители Каабы, понимаешь?! – хрипло рявкнул в ответ Роман. – Мы – вот я и ты тоже – Горний мир уберегли от безбожников, от гибели спасли, уничтожения. Лично мы… я лично! Нас сейчас, в этот самый момент, на сфире женщины с цветами должны встречать, чествовать нас! Торжественный парад в нашу честь, святой ход, мы же человечество спасли… отстояли… грудью… на безбожный ковчег – грудью! И что? Что вместо этого?! Ничего! Болтаюсь тут, все забыли… С тобой болтаюсь. Несправедливо, несправедливо!
Слушать это было очень неприятно. Романа совсем одолела гордыня, никакого смирения. Тимур подумал тогда: а ведь Ромка всегда таким и был, причем с годами, пока они с курса на курс переходили, гордыня его росла, крепла. А Тим делал вид, что не замечает, прощал товарища. Вдруг как-то даже противен стал напарник, будто и не брат по оружию, а кто-то чужой со вздорным склочным нравом рядом болтается. Но и это чувство было отрешенным, неявным, без эмоционального накала, без искреннего горения души, с которым Тимур обычно все на свете воспринимал.
Не стоило вступать с Паплюхом даже в короткие дискуссии, тут же опять ругаться начнет, спорить же не было сил. Межсфирная погоня вымотала, высосала всю жизненную энергию – Тимур чувствовал себя опустошенным, вялым, сонным.
Они экономили газогенерирующие патроны и пока использовали «крыс» лишь дважды, уходя от георга. Тим молча включил реактивник скафандра, тремя выхлопами поднял себя выше и направил вперед, параллельно поверхности, изъязвленной крошечными дырочками, то есть кратерами микроастероидов. Он поежился, вспомнив об этой опасности. Вероятность попадания одного из них в сфиронавта крайне мала, но все же существует – и она тем больше, чем дольше остаешься в межсфирии. Может нарушиться герметизация космоформы… На втором, что ли, курсе им тот фильм показывали? Учебный трехмерный фильм про то, что происходит с человеком, попавшим в межсфирное пространство без герметичного скафандра. Невозможно было понять, снималась ли подлинная сцена или это компьютерное моделирование. Если последнее – все сделали очень реалистично. Кадры сопровождал торжественный, даже какой-то приподнятый голос диктора: «Распространено заблуждение, будто по причине сильного холода человек в межсфирии мгновенно замерзнет. Однако из-за отсутствия среды тепло будет покидать тело крайне медленно. Сначала из-за исчезновения внешнего давления воздух расширится в легких и пищеварительном тракте…» Пока комментатор говорил, на экране мужчина средних лет с изнеможенным лицом разевал рот в немом крике, глаза выкатились… Они выпучивались все больше, и одновременно началось невероятное: почти все тело бедняги стало раздаваться вширь, увеличиваться, будто он ребенок, рост которого показан в ускоренном темпе, да вот только тут рост происходил как-то уж очень монструозно, приводя к уродливым результатам: голова, колени, локти не росли, но плоть рядом с ними неудержимо распухала. А голос комментировал: «Влага испаряется с поверхности глаз, закипает внутри мягких тканей, мускулов, кроме того, расширяется газ, который естественным образом находится в различных полостях нашего тела и растворен в тканях». Человек на экране (он висел посреди чего-то неопределенно-черного, подсвеченный снизу прожектором) задергался, и комментатор пояснил: «Это начинается кессонная болезнь, когда пузырьки, образованные азотом в крови, закупоривают небольшие сосуды, мешая кровотоку и вызывая кислородное голодание различных участков тела». Тем временем мужчина, кажется, уже ослеп, он поводил вокруг руками, тяжело, с усилием ворочая головой на страшно распухшей шее. Диктор сказал, что из-за гипоксии мозга жертва сначала лишилась зрения, а затем полностью утратила ориентацию в пространстве. Кожа человека стала уже синеватой и внешне казалась ломкой, будто древний пергамент. Все это длилось около двух минут, может, немного меньше, а после мужчина умер – по словам комментатора, вскипевшая кровь остановила сердце; раскоряченное, изломанное болью тело больше не шевелилось, лишь очень медленно вращалось посреди чернильной пустоты.
В общем, из того фильма Тимур вынес, что в межсфирии после разгерметизации космоформы он сможет прожить еще относительно долго… но это будет мучительное и крайне болезненное существование. Впрочем, у скафандров, в которых иеросолдаты отправлялись на задания, было существенное преимущество перед предыдущими моделями: повреждение поверхности вовсе не означает, что следует в кратчайший срок добраться до ближайшего челна или орбитальной платформы, а иначе умрешь. Во многих случаях достаточно просто заклеить участок липкой спецлентой, моток которой закреплен в отсеке на животе.
Роман нагнал Тимура. Они летели, а вокруг ничего не менялось; Кааба парила в ледяном безмолвии, и сфира плавно, едва заметно проворачивалась под ней. Хотя видел Тимур все время примерно одно и то же, окружающее несколько раз будто переворачивалось: дважды начинало казаться, что он не скользит в паре метров над горизонтальной поверхностью, но поднимается вдоль вертикальной стены какой-то фантастической железной башни… а в какой-то момент даже почудилось, что и не поднимается – падает, плавно летит головой вниз, приближаясь к далекому закругленному основанию. Но потом в мозгу будто что-то сдвигалось, мироздание вздрагивало, кренилось набок – и вертикаль вновь обращалась горизонталью. Будущих иеросолдат предупреждали об этом: в открытом межсфирном пространстве естественная навигационная система человека сбоит, сигналы от рецепторов кожи, мышц, суставов не дают адекватного представления о взаимоположении тела и внешних объектов. К этому привыкаешь, работа вестибулярного аппарата и всего сенсориума постепенно восстанавливается, однако нужно время, и никакие тренировки в виртуале тренажеров тут не помогут.
– Осторожно! – громыхнул в шлемофоне голос Паплюха, и одновременно Тим заметил движение перед собой.
Иеросолдаты как раз пролетали над длинным рядом одинаковых квадратных выступов. Те вдруг стали удлиняться, вырастая из толщи исполинской ветви, при этом медленно поворачиваясь. Выступы подтолкнули их вверх, поднимая над Горним миром, – стал виден длинный, в пару сотен метров, ряд кубов, позади которых из металлических недр выдвигалась серебристая гладкая плоскость.
– Вперед давай! – прокричал Паплюх, включая реактивник.
– Вперед давай! – прокричал Паплюх, включая реактивник.
В этот миг далеко-далеко за краем сфиры показалось Солнце, и мир преобразился. Ветвь сначала сверкнула по всей длине, а после заиграла отдельными всполохами, когда расположенные под разным наклоном многочисленные плоскости, из которых состояла ее закругленная поверхность, начали по-своему отражать лучи.
– Это солнечная батарея. – Роман сдернул с бедра «крысу» и оглянулся сквозь боковое стекло, прикидывая направление. – Надо за ветвью от солнца спрятаться и дальше побыстрее лететь!
Межсфирия – не среда и не материальное тело, но лишь протяженность, она не имеет конкретной температуры, ею обладают только тела, облака пыли или газа, группы частиц, наполняющих ее с разной концентрацией в высоком вакууме вокруг галактик, в гало или галактическом диске, между звездными рукавами и внутри них. Лучистая энергия может разогреть находящееся в космосе тело до больших температур; скафандры иеросолдат имели высокое альбедо, но все же они не справлялись с прямым потоком света дольше определенного времени и холод переносили куда лучше жары.
Когда пиропатроны сработали, Паплюх рванулся в сторону поглотителя – не прямиком, а наискось, чтобы скрыться от выползающей из-за Земли огненной сфиры. Пространство вокруг загорелось, пульсируя золотистыми вспышками, волны свечения бежали по нему, сталкиваясь, интерферируя, разлетаясь брызгами. Впрочем, длилось это всего одно слепящее мгновение – а после шторки под стеклом шлема сдвинулись, в несколько раз понизив интенсивность проникающего внутрь света.
Схватив «крысу», Тимур рванулся вслед за напарником. Панель солнечного коллектора все выпячивалась – она уже превратилась в огромный прямоугольный лист темного серебра, но не останавливалась, росла и росла. С трех сторон ее ограничивала рама, те самые кубы, крепко сцепленные боками, снизу же границей служила широкая щель, из которой и возникала плоскость.
– Это сустав! – прокричал в шлемофоне Паплюх. – Смотри, она изгибается!
Тимур уже и сам видел. Они добрались до конца солнечной панели, дальше на ветви было утолщение, и пришлось использовать еще две пары патронов, направляя «крысу» наискось вверх, чтобы не врезаться в него. «Сустав» покрывали поблескивающие чешуйки, они заскользили, подставляя солнечную батарею потоку лучистой энергии, ветвь медленно сгибалась.
Панель больше не росла, лишь поворачивалась вместе с участком ветви. Иеросолдаты стремительно миновали его, пролетев над вторым «суставом», вновь достигли ровной части.
– Им маневрировать нужно, – выдохнул Роман. – Сидра может солнечные батареи раскидывать, но одного их поворота самих по себе, на неподвижной ветви, недостаточно. Я еще слышал, Кааба может межсфирником быть… чудо божественной техники!
– Межсфирником? – переспросил Тим.
Теперь Ядро, Пояс и Ветви орбитального града располагались не в одной плоскости: конец стержня, вдоль которого двигались иеросолдаты, приподнялся над шаром, будто морская звезда выгнула вверх один из своих лучей. Оглядываясь, Тимур видел не только ограниченный «П»-образной рамой лист солнечной батареи, взгляду почти на две трети открывалась необъятная поверхность Ядра и широкий бублик Пояса, от которого брали начало ветви. Он видел даже несколько миниатюрных челнов, мухами прилипших к поверхности обода. Пояс с Ядром соединяли короткие толстые спицы… и они вращались! Но ведь сфера, кольцо и ветви неподвижны, как же тогда… Тимур вгляделся, пытаясь сообразить, что к чему. Вон оно что! Ядро состояло из двух половин, верхней и нижней полусферы, и между ними была широкая, будто вдавленная, темная полоса – оттуда и торчали спицы. Наверное, внутри шара есть другой, поменьше, который крутится? Но почему неподвижны Пояс и Сидра? Вскоре стало ясно и это: Пояс на самом деле представлял собой лишь нечто вроде шины, от которой отходили шипы-ветви. Со стороны Ядра эта шина открыта, и внутри нее обод, скрепленный спицами с крутящейся частью центральной сферы. Для чего нужно вращение? Чтобы создать гравитацию, других причин Тим не видел. В ветвях Сидры, в «шине» Пояса и внешних полусферах Ядра ее нет, только магнитные полы, но во внутреннем ободе и малом шаре создается центробежная сила, имитирующая притяжение сфиры. Наверное, она примерно равна земной? Тимур прищурился. Диаметр Пояса – километров десять-двенадцать. Судя по скорости движения спиц, бублик внутри него совершает где-то пол-оборота в минуту, может, немного меньше. Наверное, линейную скорость можно подсчитать, но Тимур не был настолько сведущ в математике, помнил только, что отношение длины окружности к ее диаметру равняется одному сакральному бесконечному числу, а вот с какой скоростью надобно раскрутить колесо диаметром в одиннадцать километров, чтоб на ободе его создать подобие земной гравитации – этого вычислить не мог.
– Слышал, Кааба способна к иным сфирам летать, – сказал Паплюх. – Опускаться… может, им нужно, чтоб ветви двигались в разных направлениях, именно для этого, для посадки? Чтоб поверхность сфиры, на которую она опустится, прогрызть, горы там своротить, туннель сделать… Дадал побери! У меня только двенадцать патронов осталось, на три зарядки!
Тимур скосил глаза: меню «крысы» на мониторе показывало наличие восьми пиропатронов. Они перезаряжались одновременно во все сопловые штанги, по четыре за раз… Мало, совсем мало.
Вместе с Ядром взору открылась и Земля. Вдруг стали ощутимы расстояния, Тим понял, что до Ядра ох как далеко – лететь и лететь, – ну а до Земли куда больше. Иллюзия того, что можно, подобно великану, встать на ее поверхности, вознесшись головой почти до орбиты, лопнула, обнажив истинное положение дел, развернув перед взором космические бездны, нечеловеческие расстояния межсфирии.
Они вновь достигли тени, пространство погасло, и защитные шторки шлема раздвинулись. Но огненное обиталище Метатрола выкатывалось из-за сфиры и вскоре зальет потоками света ту часть ветви, куда перебрались иеросолдаты.
– Недалеко уже, – сказал Паплюх. – Вон надстройки какие-то…
Конец ветви напоминал посох отца Карена с округлым набалдашником. Приближаясь к шарообразному утолщению поглотителя, они отключили мини-ракеты, вновь задействовали реактивники и начали подниматься. Во всей этой суматохе Тимур как-то упустил из виду обломок платформы, а когда вспомнил о нем и посмотрел вверх, чуть не вскрикнул: тот был совсем низко.
– Врежется! – помимо воли воскликнул Тим, но тут же сам себя поправил: – Нет, мимо пролетит…
Иеросолдаты неслись дальше, поднимаясь над оконечностью ветви. Они уже приближались к высшей точке «набалдашника», когда протянувшееся на несколько километров тело вновь согнулось. Утолщение надвинулось на них, проворачиваясь, – и под ногами разверзся поглотитель.
Там были разновеликие шестерни с острыми зубьями, гибкие манипуляторы, способные захватить добычу и впрыснуть суперкаустики или кислоту в особо твердые материалы, буры, которые состояли из выращенного в виде заостренной спирали цельного синтетического алмаза, головки кумулятивных зарядов – и все это выдвигалось на подвижных станинах, меняло угол и длину, выпячивалось из стен гигантского открытого зала на конце ветви и вновь исчезало в них…
Тусклая бездна, наполненная всполохами, снопами искр и ритмичным механическим движением, открылась под иеросолдатами. Двигаясь в направлении, заданном равнодействующей последних выхлопов, напарники летели прямо в иридиевые объятия двух шестерней с заточенными треугольными зубьями. Они вращались, одна на треть выступала из стены, вторая, закрепленная на подвижной оси, была видна целиком.
Внезапно шлемофон заполнило цунами помех – и сразу стихло. Один за другим начали гаснуть огоньки цифр и пиктограмм на мониторах под боковыми окошками.
– Рома! – закричал Тимур. Его перевернуло вверх тормашками, напарник исчез из поля зрения, зато взгляду открылся брошенный георг, влетающий в разверстую пасть ветви. Следом рушился обломок платформы. Солдат и остатки челнов что-то влекло внутрь поглотителя, хотя ни одно из щупалец, поблескивающих мириадами треугольных чешуек, пока не коснулось их.
Совсем близко промелькнули зубья шестерни, за ними – манипулятор, тянувшийся к георгу, потом перед глазами возникла далекая раскаленно-красная полость в нижней части зала, куда их тащила невидимая сила.
В скафандре погасла вся электроника, хотя система жизнеобеспечения в ранце за спиной еще действовала. Тимур попытался включить «крысу», направив вверх, чтобы она выволокла тело из поглотителя, но процессор мини-ракеты также вырубился, пиропатроны не сработали. Мимо, будто атакующая змея, пронесся кольчатый манипулятор, несильно зацепив плечо. А потом пространство раскрасилось в оранжево-рыжие цвета, и словно гигантский куст, состоящий из дрожащих огненных радуг, расцвел в нем.