"Убийца-паралитик! -- проклинал себя консорт. - Не нанять ли носильщиков до места преступления?" Посылать за д' Орсини и просить его в самый ответственный момент подменить себя Харвей не хотел. Он не мог перекладывать свою ответственность на других.
В результате консорт хромал до места предполагаемого нападения несколько дольше, чем рассчитывал, и злополучный посол уже успел прошествовать галереей. Оставалось ждать, когда Свищ начнет спускаться обратно, переговорив с королевой. Это сильно ухудшало ситуацию. Чертыхаясь про себя, Деми остановился в колоннаде, когда услышал приглушенные голоса на лестнице.
Осторожно подобравшись поближе, Харвей заглянул в холл, где начинались ступеньки, и обомлел. На втором пролете стоял сэр Джозеф Кларенс, а над ним, возвышаясь во весь свой громадный рост, лорд Босуорт собственной персоной. Наверное, он приходил проститься с королевой перед завтрашним отъездом, и сейчас спускался вниз.
Беотийский посол что-то горячо говорил горцу, а Дерлок с самым мрачным выражением лица почесывал бороду. У Харвея волосы на голове встали дыбом при одной мысли, что именно мог рассказывать Свищ бывшему фавориту. Дерлок слушал молча, иногда кивая в такт сказанному, иногда морщась. Наконец, посол затих, выжидательно глядя вверх на своего собеседника.
-- Ну? Что вы скажите? - чуть громче спросил он.
Горец вальяжно потянулся.
-- Скажу, что ты дурак, раз рассчитываешь на мою помощь. - произнес Дерлок, а потом неожиданно поднял руки, взял прокурора за уши и повернул ему голову.
Харвей услышал хруст ломаемой кости. Босуорт разжал ладони, и обмякшее тело посла рухнуло на ступени. Оно покатилось вниз по лестнице и застыло на площадке у подножия.
-- Дерьмо. - буркнул себе под нос Дерлок. - Убить они его хотели! Ничего сами сделать не могут. - горец миновал холл и вышел на галерею с противоположной стороны.
Деми минуту стоял молча, затем подошел к телу своего врага в его на этот раз окончательной смерти. Лунный свет сквозь узкое окно заливал лестницу. Кларенс лежал лицом вверх, так что консорту не пришлось его даже переворачивать. У посла была сломана шея. На лице застыло недоумение.
Харвея охватило странное чувство: человек, так долго бывший его кошмаром, валялся под ногами и сейчас вовсе не казался таким гипнотизирующе отвратительным. Консорту сделалось грустно и смешно. Свища убил Босуорт. Походя. Даже не задумываясь о том, что делает. Этот пещерный медведь одним ударом лапы кончил все терзания Харвея и даже не подозревает об этом. Жизнь странным образом связывала их судьбы, но пока ни один не мог сказать, что из этого клубка получится.
Возвращение хромого консорта к себе совпало с обходом дворца ночной стражей и обнаружением мертвого тела. Мак-Даган, несший со своими горцами караул не стал поднимать много шума из-за какого-то дурака, явно слетевшего с лестницы, и посол до утра пролежал в караульной.
-- Кто из вас убил Джозефа Кларенса? - взгляд королевы по очереди уперся в троих мужчин, стоявших перед ней.
Тело прокурора лежало на столе в закрытой комнате, где находились, помимо покойника, еще д' Орсини, Харвей, Дерлок и ее величество.
Хельви вела себя так, будто знала о случившемся все. Более того, она на время вышла из своего благодушного состояния, когда ни во что не вмешивалась и предпочитала поручать дела мужу.
-- Вы, идиоты, я спрашиваю, у кого руки чесались?
Под ее гневным взглядом Босуорт спасовал первым.
-- Он меня ущипнул за задницу! Вчера на приеме. - возмутился горец.
-- Событие! - фыркнула королева. - Запишем в анналы гранарской истории. И это причина, чтоб свернуть ему шею?
-- Больно. - добавил Дерлок, он явно издевался.
Харвей вдруг представил, какое сильное впечатление на этого, выросшего в горах, в сущности очень дикого деревенского парня должен был произвести куртуазный поступок беотийского посла. Ему стало смешно. Д' Орсини тоже.
-- Чего вы ржете? - вспылила королева. - У нас тело со сломанной шеей, и как прикажите объяснять это королю Дагмару? Месяц назад вы по крайней мере постарались, чтоб трупа не было.
-- К сожалению, он всплыл. - Симон вздохнул. - Что же касается сегодняшнего положения вещей, то оно на самом деле куда более отрадно. Характер раны указывает, -- рыцарь подошел к покойнику и с сомнением осмотрел ему шею, -- что он сломал себе позвоночник, падая с лестницы. Ночь была темная...
-- Да, и по дворцу шаталась странная публика, намеренно сталкивавшая со ступеней тех, кто шел на аудиенцию к королеве. - закончила за него молодая женщина. - Согласна с вашей версией, Симон. Какую версию предложите вы, Харвей?
-- Упал с лестницы. - пожал плечами консорт. - Какую еще?
-- А вы, Дерлок?
-- Мне все равно. Упал так упал. - голос Босуорта звучал совершенно равнодушно.
-- Так. - протянула королева. - Подавляющим большинством голосов решено, что Джозеф Кларенс очень любил кататься по перилам в темноте. Это и послужило причиной его внезапной трагической смерти. Так и напишем соседям. - она вдруг осеклась, глядя на левую руку покойного, на которой задувавший в комнату ветер слегка приподнимал белый кружевной манжет.
-- Д' Орсини, подойдите сюда. - голос Хельви дрогнул. Она наклонилась над телом прокурора и брезгливо двумя пальцами загнула кружево манжета вверх. - Вам это ничего не напоминает?
-- Пречистая Дева! - только и мог произнести рыцарь.
Остальные тоже согнулись над столом, чтоб рассмотреть, что встревожило Симона и Хельви. На левом запястье покойника красовалась полурасплывшаяся от старости татуировка: саламандра в треугольнике, кусающая свой хвост.
-- Мы думали, что избавились от них десять лет назад. - потрясенно проговорил Симон. - Но, видно, ошиблись. Неужели они до гробовой доски будут преследовать нас?
-- Значит он не только посол и уж, конечно, не только от Дагмара. задумчиво произнесла королева. - Да, Дерлок, -- она повернула к бывшему фавориту сокрушенное лицо. - Лучше б ты позволил ему щипать тебя за задницу. Теперь нас всех так ущипнут, что только держись.
-- Эй, господа. - возмутился Босуорт. - Вам не кажется, что вы говорите загадками. Двое из вас знают что-то, о чем мы не имеем и понятия. Рассказывайте.
Хельви устало вздохнула.
-- И рассказывать нечего. Мы сами током не понимаем, кто они. Тогда, в самом начале моего царствования, этого так и не удалось выяснить. Их называют "могильщиками", хотя вернее было бы назвать "убийцами". Люди с такими знаками на руках зарезали моего дядю короля Филиппа сразу после свержения с престола, хотя я и не хотела ему смерти. Люди с такими знаками участвовали в разоблачении и следствии над орденом Золотой Розы. Они оказывают услуги султанам Фаррада, королю Беота и банкирским домам Форца. Но кто их настоящий хозяин - неизвестно. В последнее время "могильщики" свили себе удобное гнездо под покровительством святого престола. Так что скоро мы получим много интересных новостей из Альбицы. Одна другой важнее. Дерлок, друг мой, -- королева обернулась к Босуорту, -- кончай поскорее с делами в горах. Ты нам можешь очень здесь понадобиться.
ЧАСТЬ V
Глава 1
Тугие струи дождя хлестали по воде. Свинцовые струи воды доходили до самой палубы, время от времени обдавая стоявших на ней людей с ног до головы. Пускаться в такую погоду в путь было чистым безумием. Небольшой баркас "Хромая Молли" нырял, зарываясь носом в воду, а тяжелые длинные волны с оттягом били по его бортам, а иногда заливали внахлест. Каким бы нежным не казалось Срединное море летом, но прогулка по нему в конце февраля не сулила ничего хорошего.
Харвей втянул голову в плечи и поморщился. Из-за борта его только что окатило целым ведром ледяной воды. Уговорить кого-нибудь из владельцев кораблей на побережье герцогства Грот выйти в море даже за очень большие деньги оказалось не просто. Только теперь Деми понял, почему в свое время так бесился Вибрен, получив от королевы в управление "южную часть флота". Не смотря на обилие судов, включая и военные, которые молодой консорт заметил, путешествуя в конце лета по здешним местам, флота у Гранара на юге не было также, как и на севере.
Дело в том, что почти все корабли, курсировавшие в благодатных водах Мальдограна, как называлась северная часть Срединного моря, принадлежали жителям острова Мальдор. Этот довольно большой, каменистый и ветреный осколок суши, некогда, видимо, составлявший с материком единое целое, в незапамятные времена отчалил от материнской плиты Центральной Сальвы и погрузился в ласковые волны под сияющим солнцем.
Со времен Фаррадского завоевания на Мальдоре существовала старая хорошо укрепленная крепость Альбуфер. Возведенная на самой высокой точке острова она прикрывала собой порт с кораблями и обеспечивала фаррадцам полное господства в окрестных водах. Десять лет назад, когда гранарцы после восстания, возведшего королеву Хельви на престол, сами начали войну за освобождение своей древней родины, Альбуфер стал для них символом фаррадского владычества. Люди готовы были вплавь переправляться через залив и голыми руками штурмовать крепость.
Тогда взять остров королеве помогли рыцари Золотой Розы, оставшиеся в живых после разгрома ордена. Им во владение и был отдан Мальдор на условиях признания гранарского подданства. Его дикие, но плодородные земли были разделены между бывшими братьями, вынужденными отказаться от принадлежности к прежнему союзу, а местное фаррадское население обращено в зависимых крестьян. Впрочем, таких оказалось немного. Остров в основном жил торговлей и мореплаванием. Он быстро разбогател, обзаведясь вексельными домами - старым изобретением ордена Розы.
Даже отказавшись от братства, мальдорские дворяне держались, выделяясь среди остальных гранарцев образом жизни, продолжавшим носить живые следы орденской организации. Во главе острова стоял командор, выполнявший функции губернатора. Мальдор имел множество кораблей, вел организованную торговлю и лов рыбы. Наконец, мальдорские военные суда несли службу в водах Мальдограна, охраняя гранарские земли с юга. Именно эти-то корабли и видел летом Деми. Но во время осенних штормов мальдорские корабельщики, привыкшие к старой орденской дисциплине, организованно отводили свои суда в защищенные гавани острова и оставались там до конца апреля. В течение четырех месяцев связь с Мальдором была затруднена до предела, и если королеве случалось посылать или получать оттуда какие-нибудь вести, то только с почтовыми голубями.
Деми сплюнул соленой водой на палубу и, выругавшись, побрел к люку в трюм. Он второй день не спал из-за этой адской погоды. Капитан "Хромой Молли" знал свое дело, и не ему - новичку в этих широтах - распоряжаться на борту чужого корабля. Они не утонут - это видно по лучам света, косо пробивающимся сквозь тучи, и по волне, которая в последние полчаса стала более пологой - и на том спасибо. Рецидив лихорадки консорт себе все равно уже заработал вечно мокрой одеждой на продувном ветру.
Спустившись в трюм, где из-за затекающих сверху струй вода под ногами хлюпала едва ли не также, как на палубе, Харвей, не раздеваясь, лег на жесткие нары, закрылся с головой сырым одеялом и застыл. Это нельзя было назвать сном, но время от времени он погружался в короткие дремотные видения, из которых выныривал с каждым следующим толчком то головой, то ногами о стенки своего скорбного ложа.
Два дня назад "хромая" посудина на глазах у потрясенных прибрежных жителей вывалила из порта Крак де Грот. Ее хмурый неразговорчивый капитан, который, как сразу понял Деми, был из контрабандистов. Алчность заставила его взять деньги, хотя разум говорил, что в море выходить нельзя.
Харвей тоже еще не лишился головы. Но было обстоятельство, забросившее его - консорта Гранара - так далеко от столицы, на палубу почти пиратского корабля, взявшего курс на Мальдор.
Еще неделю назад Деми казалось, что самая страшная опасность в стране грозит лично ему. Свет клином сошелся на проклятом Свище. Смерть врага решала все. Но на поверку вышло иначе - гибель прокурора разверзла под ногами гранарских властей адовы глубины и, уже чувствуя горячее дыхание преисподней, никто толком не мог пока сказать, откуда последует удар.
Вид злополучной саламандры в треугольнике произвел на королеву такое сильное впечатление, что подхватившая свою хозяйку в покоях под белые руки Тетсинда несколько дней всерьез опасалась выкидыша. Впрочем, сейчас это были бы уже преждевременные роды, грозившие жизни и матери, и малыша. Напрасно добрая Тетси уговаривала Харвея не волноваться так сильно. Случается, семимесячные дети выживают и даже растут потом сильными и крепкими малышами. Третий внук камеристки - семимесячный. И ничего.
-- А что случилось с женой твоего сына? - оборвал чрезмерно бодрые излияния Тетсинды консорт.
Та умолкла и виновато опустила голову. Мать малыша умерла от родильной горячки. Не гоже было сейчас сообщать об этом и без того бледному мужу госпожи. Хорошо еще, что Дерлока нет во дворце, подумала камеристка. Вот кто живыми не слез бы со слуг: почему не уберегли хозяйку! Стоило Хельви порезать палец или подхватить насморк, как Босуорт терял голову от панического ужаса и готов был всех вокруг обвинить в государственной измене. Тетсинда считала, что в глубине души этот громадный горец относится к Хельви, как к своему маленькому ребенку, и позволяет ей вертеть собой именно так, как балованные дети вертят родителями. Дерлоку же, по глубокому убеждению мудрой камеристки, самому нужна была нянька. И не занятой делами королеве выполнять эту роль.
Старая служанка с одобрением смотрела на Харвея, молча сидевшего у изголовья кровати жены. Он старался держаться как можно спокойнее. "Правильно, -- похвалила про себя Тетсинда, -- не зачем ее баловать". Харвей принес с собой в спальню королевы бумаги и отвлекал Хельви от болезни разбором дел.
Молодая женщина полулежала в постели, подперев щеку кулачком, и старалась отвечать на вопросы мужа как можно толковее. Но Деми чувствовал, что ее мысли очень далеко от их сегодняшнего разговора.
-- Если тебе скучно обсуждать ставки таможенных пошлин, -- мягко сказал консорт, -- мы можем сделать это в другой раз. Отдохнешь?
-- Я не устала. - Хельви покачала головой. - Извини, я действительно рассеяна сегодня. Если ты возьмешь решение на себя, я подпишу.
Харвей молчал несколько секунд. Ему не нравилось невнимание, даже апатия, с которой Хельви в последние дни относилась к делам. В ее суждениях слышалась странная обреченность.
-- Налоговые ставки - это серьезно. - сказал Деми, откладывая лист в сторону. - Что с тобой, Хельви? Я не могу решить без тебя.
Он видел, как ее брови надломились грустно и чуть насмешливо.
-- Все это уже не важно. - сделав над собой усилие, проговорила королева. - Харвей, милый, я устала и поэтому говорю чушь. Не слушай меня. Посоветуйся с Ламфа и рассчитай нужную квоту.
Она перевернулась на другой бок и тяжело вздохнула.
Ночью Деми проснулся, чтоб попить воды, и с удивлением не обнаружил рядом жены. Ее половина кровати была пуста, одеяло небрежно откинуто в сторону, меховые туфли исчезли. Накинув парчовый халат, Харвей поспешил из спальни. Караул у внешних дверей покоев сообщил, что ее величество изволила проследовать в часовню и наотрез отказалась от сопровождения.
Обругав стражу за то, что его не разбудили, Деми быстрым шагом спустился по лестнице в тот самый отделанный мореным дубом холл, в котором еще неделю назад лежало тело злополучного прокурора. Выход через галерею налево вел к часовне. Ночные кусты шелестели на ветру. Не смотря на оттепель, в парке было еще очень холодно, и Харвей про себя чертыхнулся: "С ума она сошла что ли? Разгуливать в феврале по улице в ночных туфлях!"
Поплотнее запахнув халат, Деми двинулся к темному зданию часовни, в глубине которой тускло поблескивали огоньки свечей. Хельви стояла на коленях почти у самого алтаря. Небольшой храм, вопреки ожиданиям консорта, не был пуст. Шла заутреня, и Харвей догадался, что сейчас уже около трех.
Королева, в отличие от него самого, вовсе не выскочила на улицу в домашнем облачении. Консорт отругал себя последними словами за глупое беспокойство, выставившее его круглым дураком. Конечно, Хельви перед тем, как идти в церковь, привела себя в порядок и оделась. Ее можно было упрекнуть только в том, что она выбрала для этого не совсем обычное время. Но кто посмеет указывать государыне, когда ей посещать храм?
Длинные ряды монахов из аббатства св. Гервасия в серых рясах и накинутых на головы капюшонах стояли вдоль стен, побарывая искушение сна, ради ранней, по долгому гранарскому обряду заутреней.
Чуть хрипловато от сырой погоды и еще не сошедшей дремоты пел хор. Харвея удивило, почему браться св. Гервасия пришли служить в дворцовую часовню, вместо того, чтоб привычно встретить зорю за крепкими стенами родного монастыря? Он слышал, как несколько дней назад ее величество просила отца Робера начать постоянные богослужения при дворе. Такое обычно происходило только в дни больших праздников или траура по кому-то из членов королевской семьи. Однако сейчас до Пасхи было еще далеко, а при дворе никто не преставился, кроме проклятого прокурора, читать по которому заупокойные молитвы Деми казалось кощунственным.
Смущаясь своего не вполне подходящего для церкви вида, консорт отступил в глубину колоннады, чтоб за спиной у монахов подойти к Хельви, чья меховая накидка маячила у алтаря. На него никто не обратил внимания. Сонные, как мухи, братья клевали носами, машинально повторяя слова литании. Их негромкий, но дружный распев парил под округлыми сводами часовни и отражался от толстых стен.
Пожалуй, этот маленький храм был едва ли не самой старой частью гранарского дворца, выстроенной еще в монсальватском стиле. Здесь не было ни скамей вдоль стен - в Гранаре вообще считали неприличным разговаривать с Богом, сидя - ни темных альковов по углам, куда молящийся легко мог спрятать свои грехи. Переступая через порог таких церквей, человек сразу же оказывался под главным куполом - в центре Мироздания. Эта странная особенность старых базилик, оставшихся в наследство от давних времен и более счастливого народа, почему-то очень нравилась Харвею.