— Мы все ее разделяем, — сказал лорд Мельбурн, — но, Ваше Величество, я полагаю, сочтет более достойным, если эта добрая весть достигнет не всех ушей в одночасье.
— Пожалуй. Надо так и сказать Альберту.
О да, она, несомненно, получала удовольствие от совещаний с лордом Мельбурном в голубом кабинете. Если бы при сем присутствовал еще и Альберт — как ему того давно хотелось, — от очарования этих бесед не осталось бы и следа. Она не желала перемен, а они могли наступить после падения правительства лорда Мельбурна, замены его сэром Робертом Пилем и вмешательства Альберта.
— Альберт, — сказала королева, — давайте не будем делать никакого объявления. Все и так скоро станет известно.
— По-моему, это нехорошо, — серьезно сказал Альберт.
— Ах, моя любовь, мы с лордом Мельбурном решили, что пока не стоит сообщать об этом.
Альберт промолчал.
— Альберт, вы дуетесь?
— Дуюсь?! С чего это вы взяли?
— Вы ведь желаете, чтобы было сделано объявление.
— Ах, вон оно что. Я давно уже понял, что мои желания не имеют ровно никакого значения.
— Как у вас язык поворачивается?
— Но это правда.
— Альберт, вы прекрасно знаете, что я всегда желаю угодить вам.
Альберт вскинул брови.
— Нет, этого я не знал. Я-то считал, что все обстоит как раз наоборот. Слишком многое из того, чего желаю я, попросту игнорируется.
— Какой вы, однако, упрямец. Опять вы за свое. — Королевский нрав давал о себе знать.
— Если упрямство — констатация истины, тогда извольте.
— Альберт, куда вы?
— К себе в комнату.
— Но мы же не закончили разговор.
— По-моему, разговор уже закончен.
— Я так не считаю.
— Поймите же, он закончен. Я хочу, чтобы было сделано объявление. Королева и ее премьер-министр этого не хотят. Следовательно, вопрос решен.
Альберт щелкнул каблуками, поклонился и направился в свою гардеробную.
— Альберт! — позвала она, но он не оглянулся. — Подите сюда. Немедленно подите сюда.
Он не ответил. Ах так! Значит, он думает, что может поступать так, как ему вздумается. Она подошла к двери. Ключ торчал в замке с наружной стороны. Она торжественно повернула его. Теперь он не сможет выйти. Будет знать, как не слушаться ее.
Она ждала. Вскоре он попытался выйти. Ручка наконец медленно повернулась. Теперь он знает, что заперт. Сейчас забарабанит в дверь, потребует открыть, может, даже станет умолять, чтобы его выпустили. Однако по другую сторону двери было тихо.
Она приложилась ухом к двери: ничего не слышно, но надо подождать еще немного.
Она села на кушетку. Долго он все равно не выдержит, и тогда ему будет сказано, что его выпустят, если он пообещает быть хорошим.
Пообещает?! Казалось странным просить об этом Альберта. Он и так хороший. Единственный его недостаток в том, что иногда он словно забывает, что она королева. Лорд Мельбурн, безусловно, прав: поддерживать свое королевское звание в семье не так-то просто.
Как же он долго! Ее уже снедало нетерпение. Она снова подошла к двери и прислушалась — ни звука. Удалилась и снова села, но по-прежнему ничего не произошло. В ярости она повернула ключ, открыла дверь и ахнула от удивления: Альберт сидел у окна, что-то рисуя.
— Альберт! — вскричала она. — Что вы делаете?
Он повернул к ней голову и улыбнулся.
— Из этого окна такой красивый вид.
Она не знала, как себя вести.
— Но ведь вы собирались выйти, — сказала она.
— Королева решила иначе.
Она сердито отвернулась и вышла, но через две-три минуты вернулась.
Посмотрев набросок, она одобрительно сказала:
— Хорошая работа.
— Я подарю его вам, когда закончу, — с улыбкой сказал Альберт. — Это будет напоминать вам о том дне, когда вы заперли меня в комнате.
— Ах, Альберт! — вскричала она, полная искренного раскаяния. — Я бы, пожалуй, предпочла, чтобы мне об этом ничто не напоминало.
— Почему? — спросил он, и ее опять — в который уже раз! — восхитила голубизна его глаз; она ведь, в сущности, глубоко любила его и очень жалела, что между ними происходят подобные ссоры.
Она бросилась в его объятия.
— Ну к чему нам эти бури? — спросила она.
Альберт нежно привлек ее к себе и ответил:
— Хорошо, что они хотя бы недолго длятся, а потом снова выглядывает солнце.
Это были очень умные слова, а умение Альберта оставаться таким спокойным — просто замечательным, хотя время от времени оно и выводило ее из себя.
Но объявление все же не было сделано: все вышло так, как решили королева с лордом Мельбурном.
На двадцать первый день ее рождения Альберт подарил ей красивый бронзовый чернильный прибор.
— Во всяком случае, я надеюсь, что хоть так я окажусь полезен вам в вашей работе, — сказал Альберт.
— Ах, Альберт, — вскричала она, игнорируя намек, — прибор красивый, и я буду вспоминать о вас всякий раз, как буду пользоваться пером.
В тот день она относилась к своей матери внимательней, чем обычно, потому что этого желал Альберт. И поскольку сэр Джон Конрой, бывший управляющий двором, имя которого было скандальным образом связано с именем герцогини, больше не служил у нее, это оказалось не таким уж и трудным делом. Хотя, разумеется, баронесса и герцогиня никогда не пойдут друг другу навстречу. Слишком уж много у них накопилось взаимных обид.
— Двадцать один, — заявила Виктория. — Я уже чувствую себя старушкой.
Неисправимый лорд Мельбурн сказал, что он ее вполне понимает, и выразил уверенность, что она почувствует себя гораздо моложе, когда доживет до сорока.
Был, разумеется, дан бал.
— Что это за день рождения без бала? — воскликнула королева. И так счастлива она была, кружась с Альбертом в вальсе.
— Не понимаю, почему вы не любите танцевать, Альберт, — осуждающе сказала она, — вы же бесподобно танцуете.
Она с удовольствием отметила, что он ни с кем больше танцевать не пожелал. Какой он все же душка, такой искренный в своей преданности! А ведь как ведут себя некоторые мужчины! Нет, ей с ним определенно повезло.
Впрочем, ей очень хотелось приучить его к балам, а он весь вечер то и дело поглядывал на часы, да еще и намекнул, что через два-три месяца ей вообще придется отказаться от танцев. Эта мысль действовала на нее угнетающе, поэтому она старалась гнать ее от себя прочь.
На следующий день Альберт решил, что ему надо предпринять кое-какие действия, а предварительно поговорить со своим секретарем Джорджем Энсоном насчет обуревавших его чувств. Его положение, пожаловался он, весьма незавидное. Королева ему совершенно не доверяет. Один раз она, правда, оказала ему доверие: разрешила промокать ее подпись на бумагах. От этого он чувствует себя оскорбленным, а еще ему кажется, что их браку придет конец, если королева не переменит своего к нему отношения.
Мистер Энсон считал, что лучше всего в таком случае поговорить с лордом Мельбурном.
— Ваш прошлый разговор с ним ничего не дал, — ответил Альберт. — На мой взгляд, как раз благодаря стараниям лорда Мельбурна и возник этот барьер между королевой и мной.
— Я думаю, лорд Мельбурн очень хочет счастья королеве, а это возможно только в том случае, если она будет счастлива в браке. Если Ваше Величество позволит мне еще раз намекнуть ему о наших чувствах, это, я уверен, даст определенные результаты.
С некоторой неохотой принц согласился, и лорд Мельбурн решил поговорить с королевой.
Как только они в очередной раз оказались в голубом кабинете, он сказал, что у него к ней личное дело и он верит, что она не станет сердиться на старика, для которого дороже всего на свете ее счастье.
И стоило слезам, которые всегда так ее трогали, заблестеть у него во взоре, как она вскричала:
— Мой дражайший лорд М., разумеется, я знаю, что вы мой самый лучший и преданный друг, так что можете просить чего угодно!
— Я хочу попросить за принца.
— Альберта?!
Лорд Мельбурн кивнул.
— Видите ли, он далеко не счастлив.
— Вот тебе на! Господи, да Альберт же совершенно счастлив. Он любит меня, я люблю его. Чего ему еще?
— Он чувствует себя лишенным вашего доверия.
— Но это же совсем не так.
— Возможно, вы и правы. Он жалуется, однако, что ничего не знает о том, что происходит в стране.
— Но это же государственные дела.
— Он муж королевы. Его задевает, что вы не говорите с ним ни о чем, кроме сущих пустяков.
— Ни о чем? — пылко вскричала королева. — Он говорит, ни о чем?
— Фигурально выражаясь, — принялся успокаивать ее лорд Мельбурн. — Вы же знаете, нет серьезной причины, которая бы мешала вам обсуждать с ним дела.
Королева молчала.
— Он может не согласиться, — сказала она, — и пожелает, чтобы дела вершились не так, как решила я… как решили мы.
— Нет ничего страшного в том, что муж королевы выскажет свое мнение.
— Боюсь, если он не будет соглашаться, у нас пойдут ссоры.
Лорд Мельбурн насмешливо посмотрел на нее.
— У принца очень мягкий характер.
— Зато у меня — нет.
— Тогда гармония супружеской жизни будет целиком зависеть от Вашего Величества.
— Значит, вы полагаете, мне следует обсуждать с Альбертом государственные дела?
— Я думаю, вы можете обсуждать с ним все что угодно.
— Вероятно, я была довольно бесчувственной, — сказала Виктория. — Есть столько всего, о чем я могла бы говорить с Альбертом гораздо охотней, чем о государственных делах.
— Небольшое вкрапление государственных дел и будет той солью, которая придает вкус домашнему пирогу.
Очень скоро Альберт обнаружил, что победил в первой схватке, и, хотя Виктория предпочитала говорить скорее о любви и разных домашних делах, нежели о политике, от последней его уже полностью не отлучали.
Еще одно разногласие возникло у Виктории с Альбертом из-за миссис Кэролайн Нортон, которую королева решила принять при дворе.
Присутствие миссис Нортон вновь напомнило о скандале, связанном с лордом Мельбурном. За год до вступления Виктории на престол достопочтенный Джордж Нортон решил подать на развод со своей женой Кэролайн и предъявить иск за нанесенный ущерб человеку, которого он обвинял в том, что тот соблазнил ее. Этим человеком был лорд Мельбурн.
К счастью для премьер-министра, дело достопочтенного Джорджа Нортона против виконта Мельбурна за «прелюбодеяние» имело результатом обвинение истца, а лорд Мельбурн, ко всеобщему удивлению, вышел сухим из воды и даже остался премьер-министром, чего никто не мог ожидать.
Королева, которая была знакома с подробностями дела, желала показать, что полностью доверяет лорду Мельбурну. Поэтому, когда леди Сеймур попросила, чтобы ей позволили представить ее сестру, миссис Нортон, ко двору, Виктория согласилась ее принять. — Не сделай я этого, — объяснила королева мужу, — это бы означало, что я осуждаю моего дорогого лорда Мельбурна, а я бы этого не вынесла.
— А вам не кажется странным, что лорд Мельбурн оказался замешан сразу в двух неприглядных делах? — заметил Альберт.
— Лорд Мельбурн — блестящий человек, а у таких людей много врагов… злобных врагов. Я знаю Мельбурна очень хорошо, возможно, лучше, чем кого-либо другого, — он ведь был моим постоянным спутником с тех пор, как я вступила на престол, и я открыто заявляю, что он не способен совершить бесчестный поступок.
— Вполне возможно, — согласился Альберт, — но королева должна быть безупречна, а если она будет принимать людей с подмоченной репутацией, это может вызвать кривотолки.
— В таком случае, пусть будут кривотолки, — вскричала королева, сверкая глазами. — Я бы никогда не осудила невинных.
Альберт принялся терпеливо объяснять ей, что речь идет не об осуждении невинных, а о том, что ни тени скандала не должно коснуться королевы.
— Скандал всегда будет там, где есть злые люди, которые его устраивают; а поскольку мой отказ в аудиенции миссис Нортон может быть истолкован так, будто я в чем-то подозреваю лорда Мельбурна, я ее, безусловно, приму.
На этом вопрос закрыли. Она взяла Альберта под руку.
— Дорогой мой Альберт, вы сами такой добродетельный, что склонны проявлять к другим излишнюю строгость. Предоставьте все мне. Вам не обязательно принимать в этом участие.
— Как и в столь многом другом, — грустно сказал Альберт. Но он был преисполнен надежд. Произошла перемена, и оказалось, что лорд Мельбурн, с которым так считалась королева, вовсе не враг ему. Он даже очень помог Альберту.
Иногда ему верилось, что он все-таки движется — пусть и очень медленно — в правильном направлении.
Лорд Мельбурн поблагодарил королеву за прием миссис Нортон.
— Безграничная доброта Вашего Величества — пример для всех, — сказал он со слезами на глазах.
— Дорогой лорд Мельбурн, это было самое меньшее, что я могла сделать для леди, с которой обошлись так несправедливо. Альберт, правда, возражал, но ведь Альберт до того чист, что не всегда понимает, как легко для некоторых людей — которые не столь безупречны в своем поведении — оказаться в неловком положении. По правде говоря, лорд М., я иногда задаюсь вопросом, как мне сравняться с добродетельным Альбертом.
— У Вашего Величества добрейшее сердце в мире, — сказал лорд Мельбурн. — А доброта — это гораздо более ценное качество, нежели незыблемые моральные устои.
— Ах, лорд М., неужели вы и впрямь так считаете?
— Я в этом убежден. И я уверен, что ангел, который сейчас все за мной записывает, во всем согласится со мной.
— Лорд М., это просто ужас, что вы такое говорите.
— Если мои слова способны вызвать улыбку на устах Вашего Величества, большей награды мне и не нужно.
До чего приятно было общаться с лордом Мельбурном, и как ее раздражало поведение оппозиции, нападавшей на него в связи с политикой правительства в Китае, биллем об объединении двух Канад и назревавшими общими беспорядками.
— Какой он несносный — этот Роберт Пиль!
Лорд Мельбурн вскинул свои красивые выгнутые дугой брови, которыми она когда-то, да и сейчас еще, разумеется, так восхищалась. Лорд Мельбурн был очень красивый мужчина, но все-таки никто не обладал такой поразительной, захватывающей красотой, как Альберт.
— Да нет, он неплохой парень.
— Он чудовище.
— Тогда и все, кто не согласен в чем-то с королевой и ее премьер-министром… чудовища… но, если не брать этого в расчет, они могут оказаться чертовски хорошими парнями… Ваше Величество, конечно, простит мне мой язык.
Она с улыбкой склонила голову, но при этом подумала: Альберт был бы шокирован, услышав, что премьер-министр сказал «чертовски» в присутствии королевы.
А она всегда любила живой, образный язык лорда М.! Нет, если бы к ним в голубом кабинете присоединился Альберт, их разговор попросту не мог бы продолжаться.
А лорд Мельбурн тем временем уже рассказывал ей, что слуга лорда Уильяма Рассела, швейцарец Бенджамен Курвуазье, сознался в том, что убил своего хозяина. Это была дикая история, поскольку убийца вошел в спальню жертвы в Норфолк-Плейс на Парк-Лейн в чем мать родила, с тем чтобы не осталось крови на одежде. Он взял почитать у слуги герцога Бедфордского книгу «Джек Шеперд», написанную Хэррисоном Эйнсуортом, и она, наверное, его вдохновила. Его мотивом было ограбление, поскольку ему хотелось вернуться обратно в Швейцарию богатым.
Лорд Уильям всегда спал с горевшей у него на прикроватной тумбочке лампой, и кто-то из окна на другой стороне улицы увидел в спальне напротив обнаженную фигуру. Этот кто-то не пришел и не сообщил о виденном, поскольку это был хорошо известный генерал, и он как раз проводил ночь в спальне одной светской леди.
— Какой ужас! — сказала Виктория.
— Но так устроен мир, — ответил лорд Мельбурн. — Курвуазье во всем признался. Сомневаюсь, что вы услышите историю о генерале и его возлюбленной, но она получила распространение, и люди считают, что нет дыма без огня.
«Как это ужасно, даже жутко! — думала она. — Но интересно». Лорд Мельбурн всегда приносил ей какие-нибудь пикантные новости, так разнообразившие ее жизнь.
Но она не могла говорить ни о чем подобном с Альбертом. Он, безусловно, этого бы не одобрил.
Они ехали в Клермонт. Это пойдет ей на пользу, сказал Альберт, там больше свежего воздуха: он собирается быть очень строгим, сказал он игриво. Они будут рано вставать и рано ложиться; будут прогуливаться в красивых садах, и он будет рассказывать ей о растениях и птицах; они будут вместе рисовать; он будет читать ей вслух, а потом они вместе обсудят прочитанное; они будут петь дуэты и играть на рояле. Подобное существование казалось обоим восхитительным.
— Милый Альберт, — сказала она, — вы так обо мне заботитесь.
— А как же, любовь моя, это мой долг.
— Ах, Альберт, и только?
— Конечно же, еще и мое наслаждение, — добавил он с нежностью.
Итак, они ехали в Клермонт, и чем ближе они подъезжали к нему, тем с большей силой ее охватывали воспоминания о проведенных там днях.
Она рассказывала ему о дорогой Луи, которую она там встретила в детстве.
— На людях она вела себя со мной как с принцессой, а когда мы оказывались у нее в комнате одни… только мы вдвоем, тогда я уже переставала быть принцессой Викторией, а становилась ее подружкой, пришедшей к ней в гости. Она, бывало, заваривает чай, и мы сидим себе попиваем, а она рассказывает о прошлом, большей частью о принцессе Шарлотте.
— Да. Дядя Леопольд тоже мне много рассказывал о Клермонте. Мне кажется, это очаровательное место.