— В шляпке, в клетчатом костюме, зонт-трость. Ну, сумка синяя еще.
— В шляпке она… Все, до встречи, не потеряйтесь!
* * *…Тамара застыла на месте, не успев дойти до родного «Сааба» нескольких шагов. Застыла как вкопанная, да еще и рот открыла, ибо картина, которая предстала ее глазам, была впечатляющей и абсурдной одновременно: Николай сноровисто перекладывал с аэропортовской тележки в объемистый багажник машины какие-то потертые черные сумки. Тамара не успела разглядеть, сколько их погружено, на тележке оставалось две. Сумки на вид не имели ничего общего с багажом, который сопровождает в дороге респектабельного серьезного джентльмена. Больше всего они напоминали мешки для спортивного снаряжения, которые таскают за собой с матча на матч игроки студенческих бейсбольных команд.
Но не это было главным: рядом, облокотившись о крышу автомобиля, стоял абсолютно плейбойского вида дядя с обильной сединой в черной волнистой гриве волос и надменным выражением загорелого лица. На нем были кожаные брюки в обтяжку, кожаная жилетка, надетая на белую сетчатую маечку, через которую просвечивала волосатая грудь, и примодненные остроносые штиблеты. «Если это профессор филологии, то я. — Орлеанская дева», — мелькнуло в помутневшем Тамарином сознании. Она как-то боком подобралась к заканчивающему погрузку водителю и просипела неожиданно севшим голосом:
— Коля!!! Ты ничего не перепутал? Кто этот мужик?
Запыхавшийся Коля развернулся к ней и с чувством до конца выполненного долга гаркнул:
— Тамара Николаевна, вот и наш гость, О'Нейл, — сделав ударение на букве "О". Для пущей убедительности он указательным пальцем ткнул прямо в подозрительного красавца, едва не угодив ему в глаз. Тем временем профессор филологии (если это был он) стал напряженно прислушиваться к разговору и даже, сняв локоть с крыши, сделал шаг в их направлении.
— Багаж уложил — можем ехать, — закончил свой рапорт Коля и замер в ожидании слов руководства. Но слов не последовало — Тамарина нижняя челюсть была еще далека от определенного ей природой места, норовя снова и снова лечь куда-то в область груди.
Возникла томительная, ничем не заполненная пауза. «Куда и с кем ехать? Кто же все-таки этот мужик и что вообще делать?» — Тамара лихорадочно пыталась оценить обстановку, дабы восстановить контроль над происходящим и овладеть ситуацией, как ее учили некогда в школе бизнеса.
Тем временем не идентифицированный ею как профессор-филолог дядя, оказавшийся теперь в непосредственной близости, овладел ее правой рукой, к которой вежливо приложился губами. Неожиданно галантное и вполне естественное поведение гостя произвело на Тамару эффект, прямо противоположный принятому у воспитанных людей.
— Паспорт!!! — неожиданно прорезавшимся, но при этом неестественно тонким голосом прокричала она. — Сейчас же покажите паспорт! — И, подумав, что он может не понять по-русски, заорала уже по-английски:
— Passport!!!
Звук собственного голоса вернул ее в реальность, и где-то на периферии сознания мелькнула мысль о том, что на обоих языках «паспорт» звучит практически одинаково, а она, Тамара, взрослая и умная женщина, выглядит сейчас жалкой и смешной.
Тем временем странный профессор, отшатнувшись, быстро полез в карман своих скрипящих штанов и, вырвав оттуда небольшую книжечку знакомого формата, поспешно протянул ее Тамаре. Это был нормальный паспорт, с фотографией стоящего перед ней плейбоя и всеми полагающимися данными о нем, включая, естественно, полное имя. «О'Нейл, зараза. Вправду, О'Нейл» — чертыхнулась про себя Тамара, теперь уже окончательно запутавшись и не зная, как выйти из этой идиотской ситуации.
Выручил Коля, не страдающий, как все профессиональные шоферы, всевозможными комплексами и хранивший все это время редкое присутствие духа:
— Профессор, а это начальник нашей фирмы. Зовут Тамара Николаевна. Знакомьтесь. — И, приобняв О'Нейла за талию, дружески подтолкнул его к Тамаре, которая пребывала еще в легком оцепенении, точно пережившая в пруду зиму, но еще до конца не оттаявшая лягушка.
— Николай, да ведь он не понимает…
— Зато о многом догадывается. Мы с ним, пока вещи получали, сумели найти общий язык!
Поняв, что дело требует, его дальнейшего участия, Николай усадил начальницу на ее любимое место на заднем сиденье справа. Приободрившийся филолог самостоятельно уселся рядом слева, невзирая на возражения Коли, который предлагал профессору место рядом с собой.
Наконец они тронулись. Ловко маневрируя в потоке, Коля изредка поглядывал на пассажиров: налаживаются ли взаимоотношения. Взаимоотношения, видимо, налаживались: одна профессорская рука уже вольготно расположилась на Тамарином плече, другая совершала какие-то пассы возле ее колен — похоже, ирландец что-то интересное рассказывал своей сопровождающей, упорно называя ее Наташей. Бедная сопровождающая сторона терпеливо кивала головой, все дальше сползала вбок, к дверце, сохраняя при этом выражение вежливого интереса на лице. «Ну, силен мужик», — покрутил головой Николай.
Идиллию нарушил громкий профессорский вопль. Одновременно его могучая лапа впилась в плечо водителя и сильно его дернула. Коля нажал педаль тормоза, и машина резко остановилась. Сразу же раздался скрежет тормозов идущей сзади машины и почти неизбежный в таких случаях несильный удар…
Вышедший из «Фольксвагена» водитель, который-таки слегка «боднул» «Сааб», был на удивление сговорчив и легко отдал Николаю затребованные им триста долларов.
— Слушай, — сказал Николай напоследок, — ты же вроде за мной из аэропорта ехал, я тебя, кажется, там видел?
— Да нет, путаешь, мы из области едем, — пробормотал водитель «фолькса» и быстро пошел к своей машине.
Там, скрытая за сильно затемненными стеклами, его ждала пассажирка — брюнетка в шляпке и клетчатом костюме.
— Снова за ними? — поинтересовался хозяин «фолькса».
— Да, — бесстрастно бросила брюнетка. — Только держите дистанцию, а то у меня денег не хватит на ваши разборки.
— Но вы же сами просили не торговаться и не осложнять ситуацию…
— Просила, но все равно аккуратней. Тем более что он и так, кажется, нас заметил раньше.
— Спросил даже, но я сказал…
— Слышала, не глухая. Вот что. Сейчас поедем за ними, они вон, кажется, вворачивать собираются. Посмотрим, куда приедут, а потом я вас отпущу.
— А можно хотя бы спросить, чего мы за ними так?
— Нельзя! Хотя… Там мой муж. Загулял, скотина, вот хочу до конца проследить степень его падения. Веришь?
— Да не очень. Ваше дело, деньги платите, и ладно.
Глава 4
Разобравшись с дорожными делами, Коля захотел выяснить у истинного виновника ДТП, что же произошло, — не дала ли ему по физиономии за какие-нибудь его особо откровенные филологические изыскания пришедшая в себя Тамара Николаевна.
Оказалось, профессор увидел (и как только успел?) красиво оформленный и стилизованный под старину ирландский паб. И не устоял — ему срочно понадобилось посетить заведение, причем вместе со своими новыми русскими друзьями. Да и посмотреть, на что похожи ирландские пабы в российском исполнении, было просто необходимо.
— Что делаем, Тамара Николаевна? — Водитель вопросительно взглянул на начальницу.
— А что, есть варианты? — грустно отозвалась Тамара. — Он же… — Тут она спохватилась, заметив, что О’Нейл внимательно слушает их диалог.
Вроде по-русски не Копенгаген, а слушает внимательно, как пес, которого должны вывести погулять.
Коля все понял правильно, и они свернули на малую дорожку, ведущую прямиком к зданию, над которым изумрудными огнями сверкала огромная вывеска. Оставив Колю в машине на стоянке, Тамара с дорогим гостем вошли в паб и уселись за столик в углу большого, но полупустого еще зала.
Тем временем Николай, утомленный происшествиями, решил немного вздремнуть, тем более что не надеялся на быстрый исход профессора из пивного чертога — свой свояка видит издалека. Обычно внимательный, он не заметил, как прокрался за ними к пабу и приткнулся невдалеке уже знакомый ему «Фольксваген».
…Веселье в пабе продолжалось третий час. Профессор-филолог стал окончательно похож на байкера, потерявшего спьяну свой «Харлей Дэвидсон». На загорелом лице удивительным образом проступили красные пятна, обнажив наконец его ирландские корни. Счет пивным кружкам шел на дюжины, за несколькими сдвинутыми вместе столами сидела разношерстная многонациональная компания: оказавшиеся здесь земляки О'Нейла («Вот бы кого встречать в аэропорту!» — с тоской подумала Тамара, глядя на их рыжие шевелюры и роскошные красные лица), несколько англичан, американцы, немецкая супружеская пара и чудом затесавшиеся к ним два узбека. Взаимопонимание было полным, пиво прекрасным, и настроение от кружки к кружке улучшалось. Когда дело дошло до песен, часть коллектива уже мирно подремывала. Танцевать же смогли выйти только ирландцы, едва держащиеся на ногах, и те американцы, которые в разгар веселья ловко перешли с пива на водку.
Тамара все это время мечтала лишь о том, чтобы профессор наконец-то свалился под стол. Они с Николаем вынесут его, засунут в машину, привезут в гостиницу и уложат в койку, где ему сейчас самое место.
Но время шло, а счастье так и не наступало. Уже сломались непривычные к таким марафонам узбеки, врассыпную спали по углам англичане, где-то растворились немцы, даже американцы стали потихоньку сдаваться. Ирландцы же танцевали, и конца этому не предвиделось.
Она вздрогнула от вежливого прикосновения к плечу и подняла глаза. Перед ней стоял молодой человек с бесстрастным лицом и в строгом темном костюме — видимо, охранник.
— Извините, вас спрашивает дама. Она ждет вас на улице, перед входом.
— Какая дама? Что такое?
— Извините еще раз, я только передал вам просьбу. — И охранник удалился куда-то в сторону кухни.
«Пойду хоть проветрюсь, а то голова чугунная, — решила Тамара. — Заодно и посмотрю, что там за дамы меня хотят. И кто это может быть, интересно?»
На улице было уже темно. Спустившись по красивым мраморным ступенькам паба, она никого не увидела. «Ну и слава богу, а то опять какие-нибудь проблемы». Тамара поискала в сумочке сигареты и зажигалку, нашла и только собралась прикурить, как сзади послышался тихий и злой женский голос:
— А ну, давай, шагай вперед, вон до тех кустов!
Тамару сковал ледяной ужас, но в то же время ей показалось, что голос этот ей знаком. Идя к кустам, она подумала: если следующий день встретит живой, это будет большой удачей. Дойдя до указанного места и не оборачиваясь, она спросила:
— Ну и что дальше?
— Ты не нукай, — ответил все тот же голос. — Будешь отвечать на вопросы. Ответишь правду — ничего тебе не будет, соврешь — тогда посмотрим…
— Не совру, жизнь дороже. А повернуться можно?
— Не стоит. Ради твоего же спокойствия. Итак — полный рассказ о том, кто и зачем должен был быть сегодня в аэропорту, одетый в клетчатый костюм, с зонтом-тростью и синей сумкой? И сразу еще один вопрос — какое ты ко всему этому имеешь отношение?
У Тамары как будто камень с души упал. Ее сбивчивый рассказ о себе, о Ларисе и ее отпуске, о ее странных звонках и просьбах, об ирландском профессоре и приключениях в аэропорту продолжался минут тридцать и закончился слезами.
— Нервишки лечить надо, — заметила ее немногословная собеседница. Чуть подумав и как будто поколебавшись в выборе, она произнесла:
— Ладно, дай мне номер своего мобильного — вдруг понадобится что-нибудь уточнить. Не бойся, ничего плохого тебе не сделают, если болтать много не будешь.
— Я могу идти? — уточнила Тамара
— Иди, иди, — разрешила собеседница.
— А профессора забрать можно?
— Да забирай, мне он не нужен.
Тамара с облегчением, почти бегом бросилась к заветному мраморному крыльцу и взлетела наверх. Прокуренный и пропахший пивом зал показался ей землей обетованной. По-прежнему гремела музыка, но людских голосов уже не было слышно. Посередине зала в гордом одиночестве отплясывал что-то глубоко национальное ее профессор. Тамара, получившая только что хорошую порцию адреналина, поняла, что нужно действовать решительно, иначе этот день будет продолжаться бесконечно.
Разыскав мобильник, она позвонила в машину. Сонный Коля не сразу понял, чего хочет от него возбужденная начальница, а когда понял, сразу же бросился выполнять приказанное: схватил сопротивляющегося, но уже абсолютно ничего не соображающего филолога поперек туловища и поволок его к машине. Усадил на переднее сиденье и для верности прихватил О'Нейла не только ремнем безопасности, но еще и собственным брючным ремнем. Тамара села строго позади профессора, удерживая его в относительно вертикальном положении. Так они и доехали до отеля, где бесчувственное ирландское тело было передано в надежные руки гостиничной обслуги.
…Лариса решила не дожидаться окончания веселья — оно могло длиться до следующего утра, а у нее времени не было совсем. Отпустив порядком струхнувшего водителя, одарив его предварительно солидной суммой, она решила применить на практике свои специальные познания, приобретенные во время ее незавершенной учебы. Допрос вообще был ее коньком, а тут и объект был несложный, и мер безопасности особых не требовалось; разве что некоторая ловкость.
То, что она узнала от Тамары, повергло ее в легкую панику. Налицо была ошибка, досадная случайность, банальная путаница. Она понимала, что ничего хорошего от такой ситуации ждать не приходится. У нее лично — прокол на первом же задании. А к чему это могло привести всю задуманную Корабельниковым комбинацию, она себе и представить не могла. А клиент? Что он подумает о конторе, которая мнит себя крутой, а на самом деле элементарных вещей организовать не может…
И что же теперь делать? Эдик в Стокгольме, да и стыдно, как маленькой, жаловаться на судьбу и обстоятельства! Звонить Корабельникову — вот что нужно срочно. Главное — она выяснила первопричину, а дальше можно попытаться раскрутить все заново Если, конечно, ей дадут это сделать. Если Корабельников вообще с ней будет общаться после всего произошедшего.
* * *По какой-то причине Маргарита в ресторан «Веселая матрешка» приехать не смогла, и это обрадовало Жидкова не меньше Ларисы.
Они с ним вошли в ресторан плечом к плечу, как два солдата, и уселись друг напротив друга за большой стол, покрытый скатертью с вышитыми краями. Мрачный зал был декорирован медными самоварами и чучелами рябчиков, взиравших на посетителей злобными красными глазками. Официанты разговаривали друг с другом приглушенными голосами. Тот, который принес меню, даже вздрогнул, когда Жидков сочным баритоном потребовал:
— Принесите-ка нам для начала выпить! Красного вина, самого лучшего. — И зачем-то добавил:
— Голубчик.
Вероятно, ему показалось, что «голубчик» соответствует духу заведения. Дух предполагался свой, русский. По крайней мере в меню глаз радовали маринованные лисички, блинчики со сметаной, расстегаи, кулебяки и пирожки со всевозможными начинками.
— Как вы думаете, Альберт скажет вам, что было в той записке? — поинтересовалась Лариса, завязнув глазами в перечне холодных закусок.
— Конечно, нет! — Жидков все еще был подавлен.
Настроение у него упало окончательно, когда, отъезжая от дома, он увидел свою лопату, воткнутую в невысокий холмик на газоне. Он все никак не мог оторвать глаза от этого холмика и чуть не врезался в песочницу.
— Вы обязательно должны расспросить его, как было дело, — поучала Лариса. — Что он увидел, когда поднялся на чердак, почему вообще поехал в тот день за город…
— Вы полагаете, Альберт укокошил своего отца?! — вскинул голову Жидков.
— Отчима.
— Какая разница!
— Наверное, есть разница. Недаром ваша мама всячески подчеркивала это обстоятельство. Думаю, между Макаром и Альбертом существовали какие-то трения.
— Я не слышал о трениях. — Жидков насупился.
— То, что вы не слышали, еще ни о чем не говорит.
— А какое вам-то, собственно, дело до чужих трений?
— Не знаю, — искренне призналась Лариса. — Почему-то меня это взволновало.
— Если Альберт и в самом деле пристукнул отчима, он ни за что не признается.
— Не кричите так, — шикнула на него Лариса, поглядев на застывшего неподалеку официанта.
— Я и не кричу, — огрызнулся Жидков и тут же добавил:
— А вот и он, красавец наш. Легок на помине. Держитесь, он и вам спуску не даст.
Лариса окинула человека, пересекавшего зал, пристальным взором. Он оказался высоким и сутулым, имел крючковатый нос и две острые залысины на продолговатом черепе. Рот у него был маленький, тонкогубый и страшный. Прямо вампирский рот.
Лариса поздоровалась со вновь прибывшим за руку, как привыкла здороваться с иностранцами, а потом украдкой вытерла под столом ладонь о юбку. Бр-р-р! Надо же иметь столь отталкивающую внешность. На деле Альберт и человеком оказался неприятным.
— Кто вы такая? — спросил он Ларису после того, как пожал ей руку. — В первый раз вас вижу.
— Это моя новая подруга, — честно выдал легенду Жидков.
— И еще вскоре подъедут наши друзья, — предупредила на всякий случай Лариса.
— Да-да, а пока они не приехали, давай поговорим.
— Ну, давай, — согласился Альберт. Поставил локти на стол и сцепил пальцы под подбородком.
— Мать сказала, ты нашел какую-то записку возле тела…
Лариса закатила глаза. Тоже мне — Пинкертон. Кто же так начинает разговор? Задает важные вопросы без всякой подготовки, в лоб?
— Да что вы ко мне все пристали? — Альберт скривился так, словно ему предложили на обед дохлую собаку. — Что вам надо? Сказано же — произошел несчастный случай. И баста!
— С какой это стати — баста? — рассердился Жидков.
Ему почему-то было неудобно перед этой серьезной, слегка задирающей нос девицей, что Альберт с ним так разговаривает. Сегодня вместо клетчатого костюма она надела светло-серый со скромной белой кофточкой и выглядела в нем, словно героиня фильма «Весна на Заречной улице».