Высшего и даже среднеспециального образования у Шуры не было. Сразу после школы она пошла работать уборщицей в больницу, не зная еще, что так и будет всю жизнь мыть полы вонючей смесью воды и лизола, выносить утки и чистить казенные унитазы. Она работала в разных местах, но никогда не поднималась выше ставки санитарки. В Центре она работала с момента его основания, причем на нескольких ставках сразу, чтобы обеспечить себе минимальный прожиточный уровень.
Трудолюбием и тщательным исполнением своих нехитрых обязанностей она могла бы заслужить уважение или хотя бы снисхождение со стороны коллектива сотрудников Центра.
Но Шуру в коллективе не любили и даже сторонились, как носителя смертоносного вируса. На то была причина, которую никто никогда не высказал бы вслух. По этой же причине аристократы презирают золотаря, вычищающего яму с отходами на территории сияющей белоснежными колоннами усадьбы.
Помимо обязанностей уборщицы и санитарки Шура Зарубина выполняла в Центре еще одну работу - хотя и необходимую, но такую, которая ни в какое сравнение не может идти с работой того же золотаря, способного чуть ли не голыми руками вычерпывать зловонную жижу. Впрочем, сама она относилась к этой работе совершенно спокойно, без дрожи в руках и без слезных причитаний.
Это была не врожденная жестокость и не попытка хоть таким страшным образом отомстить миру за свою несложившуюся жизнь. Это было нечто вроде осознанной необходимости отрубить голову курице, чтобы накормить семью...
Когда Шурочке передали, что ее вызывает Ярослав Владимирович, она мыла полы в коридоре первого этажа - уже третий раз задень. Именно здесь, в вестибюле, требовалось прилагать особые усилия, чтобы поддерживать чистоту. На остальных этажах достаточно было помыть пол два раза: в начале и в конце смены. А внизу мраморная плитка быстро покрывалась пылью и грязью, которую несли в здание на своих подошвах посетители. И если полениться и махнуть рукой на это нескончаемое загрязнение, то на следующий день придется применять жесткую щетку и всевозможные чистящие средства, чтобы удалить въевшуюся в мрамор грязь.
Зарубина сразу поняла, зачем она понадобилась Дейнину, но, не торопясь, домыла вестибюль под неодобрительным взглядом пенсионера-вахтера, собрала свои нехитрые уборочные принадлежности, отнесла их в специальный чуланчик в конце коридора второго этажа и лишь потом, переваливаясь с боку на бок, поплыла к лифту.
Кабинет Дейнина располагался на четвертом этаже, где вечно кипела суета. Носились туда-сюда с какими-то бумагами вертлявые девчонки из делопроизводства. Проплывали неспешно, как матроны, степенные медсестры. Цокали каблучками-шпильками высокомерные врачихи. А в закутке возле лестницы черного хода стоял дым коромыслом - там было излюбленное место для перекуров научных сотрудников.
Шура шла по коридору сквозь косые, равнодушные и откровенно ненавидящие взгляды и чувствовала себя особенно огромной и неуклюжей. Иногда ей приходилось даже сходить с ковровой дорожки, чтобы пропустить группки людей, шедших ей навстречу, - при этом она бормотала скороговоркой: "Здрасьте", но, как правило, ее не замечали...
Когда впереди наконец показалась обитая черной кожей дверь с золоченой табличкой "Главный специалист Дейнин Ярослав Владимирович", Шура вздохнула с невольным облегчением и зачем-то постучала прямо в глушившую все звуки обивку.
Потом осторожно, словно боясь сорвать дверь с петель, приоткрыла ее настолько, чтобы в образовавшуюся щель пролезла голова, и заглянула внутрь:
- Вы меня вызывали, Ярослав Владимирович?
Дейнин работал за компьютером.
- Да-да, входите, Шурочка, - рассеянно отозвался он, продолжая бойко щелкать клавишами и сосредоточенно вглядываясь в озаренный неестественным, каким-то потусторонним светом экран.
Чтобы последовать его приглашению, Шуре пришлось распахнуть дверь до отказа.
Дейнин наконец оторвался от компьютера и развернулся к Шуре всем корпусом.
- Присаживайтесь, - торопливо предложил он, указывая на стулья за небольшим столиком, приставленным торцом к его рабочему столу.
Но Шура отрицательно помотала головой и переступила с ноги на ногу. Как всегда, в кабинетах людей, занимающих значительные должности, она чувствовала себя не в своей тарелке. В руках всегда чего-то не хватало. Например, швабры: на ее палку можно было бы так удобно опереться, но кто ж заходит к начальнику со шваброй?..
- Послушайте, Шура, - начал Дейнин, избегая встречаться взглядом с Зарубиной. Он даже снял очки в золоченой оправе и принялся с преувеличенным старанием изучать их со всех сторон. - У меня к вам опять есть дело, которое, конечно, не по вашему профилю... Но я уверен, что вы и на этот раз с ним справитесь... Ведь справитесь, Шурочка? Выручите нас, гнилых интеллигентов, а?
Шура молчала, время от времени привычно переминаясь с ноги на ногу: с таким весом долго не простоишь без движений.
Как всегда в подобных случаях, слова у нее куда-то пропадали. Смущение такого умного человека вызвало у нее замешательство.
- Да вы не беспокойтесь, - продолжал тем временем Дейнин, переставая терзать свои очки и близоруко вглядываясь в лицо Шурочке, - насчет оплаты я распоряжусь, чтобы вам оформили... сдельно-премиальные... Ну, что скажете?
Шура невпопад кивнула и сипло осведомилась:
- А сколько... скольких... надо?
Уже произнеся эти слова, она внутренне обругала себя: "Да какая тебе разница, дуреха?! Можно подумать, что ты откажешься, даже если их будет целая сотня!"...
Дейнин нацепил очки на нос, сразу став отчужденно-официальным, и поднялся из-за стола.
- Восемь, - сказал он, отпирая огромный, четы-рехсекционный сейф, стоявший в углу кабинета. - На этот раз их восемь... Что, много?
- Да нет, - выдавила Шура, чувствуя, как пылают у нее щеки. Нормально...
Дейнин мельком покосился на нее, продолжая копаться в недрах сейфа. Вид у него при этом был такой, словно он хотел что-то сказать, но передумал.
- Вот, держите, - сказал он, подавая Шуре прямоугольную пластиковую коробочку мерзко-коричневого оттенка. - Я там уже все подготовил... в смысле, зарядил... Ровно восемь доз...
И когда она, нелепо прижимая коробку к груди, двинулась, колыхая мощными бедрами, к двери, произнес ей вслед с натужно-шутливой интонацией:
- Только смотрите не промахнитесь...
Шурочка вздрогнула, хотела что-нибудь ответить, но перед ней уже оказалась дверь, и она молча принялась протискиваться в нее, стараясь не выронить коробку.
Шурочке не повезло. По отделению патологии, которое сотрудники Центра с черным юмором окрестили "салоном красоты", сегодня дежурила Ольга Николаевна, женщина откровенная и прямая.
- Что, Зарубина, опять тебя прислали? - угрюмо осведомилась она, когда Шура появилась в поле ее зрения.
- Ага, - кивнула Шура. - Ярослав Владимирович попросил...
- "Попросил", - с отвращением передразнила ее Ольга Николаевна, тряхнув крашеными кудряшками. - А у самой-то у тебя голова есть на плечах или нет?.. Ты ж у нас вроде бы уборщицей числишься, а не палачом. Разве нет?
- Я работаю санитаркой, - тихо отозвалась Шура, - а уборщицей только подрабатываю.
- Вижу я, кем ты подрабатываешь, - смерила ее с головы до ног презрительным взглядом дежурная. - Вот скажи мне честно, Зарубина, а потом что ты будешь делать?
- Когда потом? - не поняла собеседницу Шурочка.
- Ну, через пару часиков... Когда сделаешь у нас свое дело, - пояснила Ольга Николаевна, поджав губы.
- Как это - что? - пожала плечами Шура. - Домой пойду. У меня как раз смена закончится.
- А дома что будешь делать? - не отставала дежурная. - Стирать, гладить, суп варить? А потом его есть, да?
- Да что вы от меня хотите, Ольга Николаевна?! - взмолилась Шурочка, не понимая, к чему клонит дежурная. - Вам-то какое дело до меня?
- Мне-то? - задумчиво проговорила Ольга Николаевна. - Ты права: мне, пожалуй, никакого... А вот Господу Богу, похоже, ты успела за свою глупую жизнь здорово насолить!
- Я не верующая! - отрезала Шура. - И вообще, дайте мне ключ, Ольга Николаевна, некогда мне с вами разговаривать...
- Эх ты! - фыркнула дежурная. - А еще женщина... На, подавись!
Она швырнула на барьерчик ключ с биркой.
"Да за что вы меня так ненавидите?!" - хотела сказать Шура, но обида так сдавила горло, что, не сумев вьщавить ни звука, она схватила ключ и устремилась в глубь мрачного извилистого коридора.
Руки ее все еще тряслись, когда она открывала дверь без таблички, расположенную в глухом закутке коридора. Наконец ключ с щелчком повернулся в замке, и Шура шагнула через порог в знакомое помещение.
Щелкнула выключателем, и комната мгновенно залилась дневным светом.
Это было просторное помещение без окон. Все здесь было бетонным: и стены, и пол, и потолок. С этим мрачным интерьером, напоминающим морг, совершенно не гармонировали узкие продолговатые ящики со стеклянными выпуклыми крышками, стоявшие в ряд вдоль стены. От ящиков тянулись пучки проводов и шлангов к распределительному коллектору.
Это было просторное помещение без окон. Все здесь было бетонным: и стены, и пол, и потолок. С этим мрачным интерьером, напоминающим морг, совершенно не гармонировали узкие продолговатые ящики со стеклянными выпуклыми крышками, стоявшие в ряд вдоль стены. От ящиков тянулись пучки проводов и шлангов к распределительному коллектору.
Посередине комнаты находилось возвышение пульта с множеством кнопок и различных приборов.
На боку каждого ящика имелись крупные цифры, и Шура, как всегда, начала с того, что сверила их с номерами, написанными рукой Ярослава Владимировича на бумажке.
Все сходилось. Ящиков было восемь. И номера совпадали.
Положив коробку на панель пульта, Шура открыла ее и достала безыгольчатый инъектор. Внешне он ничем не отличался от пистолета, разве что большими размерами да меньшим диаметром ствола. Его никелированная рукоятка приятно холодила разгоряченную ладонь, и Шура сразу успокоилась.
Пусть про нее говорят что угодно, но она-то знает, что, кроме нее, никто в Центре не возьмется делать такую работу. Странно вообще-то: вроде бы все, кто здесь служит, должны были привыкнуть к тому, что это - единственная возможность исправить ошибку, допущенную природой, но почему-то поручали эту работу именно ей. А при этом еще и умудрялись ее ненавидеть. За что, спрашивается?! Разве она виновата, что из инкубационных камер вместо нормальных детей порой извлекают уродов, не имеющих права на. жизнь? И разве она решала, имеют они это право или нет?
Она только исполняет распоряжения начальства, вот и все. И нечего ее за это винить.
Тем более что это - совсем не трудно.
Надо только открывать по очереди крышки контейнеров, совать внутрь ствол инъектора и нажимать на курок. При этом можно даже не смотреть, кто там и насколько он страшен. Это потом, когда уже дело будет сделано и надо будет упаковывать неподвижные мертвые тельца в большие, непроницаемо черные пластиковые пакеты на "молнии", - вот тогда придется увидеть, от каких чудовищ ты только что избавила человечество.
А значит, даже такая неудачница, как ты, может быть полезной людям...
Бессознательно повинуясь магии цифр, Шура начала с контейнера под самым маленьким номером.
Существо, которое там лежало, судорожно дергалось. Оно не плакало. Побочники вообще плачут редко. Чаще всего они орут нечеловеческим голосом. Если, конечно, у них все в порядке с легкими и ртом. Бывает и так, что каких-то органов у них не хватает, а бывает, что появляются такие органы, которых никогда не может, не должно быть у человека.
Кого только Шура не перевидала за время своих визитов в эту комнату!
Четырехруких и безногих, с огромной, как глобус, головой и со сплющенным черепом. С жабрами и со свиной щетиной. Багрово-синих и изжелта-зеленых. С прозрачной, словно у ящериц, кожей, сквозь которую можно отчетливо различить все внутренности, и с когтистыми, птичьими лапками вместо рук...
Сейчас экземпляры, которые предстояло усыпить (так Шура про себя именовала то, что ей поручал Дейнин), были не лучше.
Но она уже привыкла ко всему.
Единственное, что ее интересовало, - побыстрее закончить работу.
И она механически двигалась от контейнера к контейнеру, заученно выполняя простые движения и думая о своем.
Кнопка открывания крышки - курок. Кнопка - курок. Курок... И опять курок...
Самые простые движения указательных пальцев.
Иногда рука ее пачкалась в какой-то скользкой, отвратительно пахнущей слизи, но она лишь сжимала зубы и терпела: ничего, вот закончу - и отмоюсь с мылом.
Двигаясь словно автомат, она безостановочно "усыпила" семерых, так что оставался всего один. Последний. Контейнер с номером сто восемьдесят пять.
Шура проделала обычные манипуляции (кнопка - пауза - крышка открывается - ствол инъектора направить внутрь), но вдруг застыла, как парализованная.
Потом медленно-медленно повернула голову, чтобы глянуть на то, что лежало внутри контейнера.
Ребенок, который там лежал, не шевелился. Он был бы похож на обычного, нормального новорожденного, если бы у него была нормальная голова. Но у этого головы почти не было. Во всяком случае, в привычном значении этого слова. Был только какой-то нарост, напоминающий набалдашник шеи, на котором не было ни рта, ни глаз, ни ушей. Только чуть заметные две дырочки ноздрей виднелись на плоском, синеватом в свете ртутных ламп лице.
Преодолевая себя, Шура подняла руку с инъектором и вновь замерла.
А потом инъектор глухо звякнул о бетон пола.
* * *
После ухода Шуры Дейнину удалось сделать многое. Посетителей сегодня почему-то больше не наблюдалось, хотя была среда, приемный день. И телефон звонил не так уж часто, так что оставалось время сосредоточиться на работе.
Прежде всего он закончил начатую еще в прошлом месяце статью для "Репродуктивной генетики", потом на три четверти написал следующую, на этот раз для "Проблем прикладной медицины", а напоследок всласть поковырялся в своей будущей докторской диссертации.
К действительности его вернул дребезжащий звонок внутреннего телефона.
Ярослав Владимирович взглянул на часы.
Для вечернего визита в инкубационную рановато.
Может, это Белке, то есть Белле Аркадьевне, вздумалось от скуки потрепаться с ним о том о сем?
Но это была не Белла. Голос в трубке оказался мужским и принадлежал он заведующему патологоанато-мического отделения Юрию Кемарскому - "главному по мертвецам", как его называли в Центре.
- Ярослав, привет, - обиженным голосом протянул "главный по мертвецам". - Одно из двух: или я слишком много пью, или ты... Иначе я ничего не понимаю!
- Ну, вообще-то мы с тобой действительно много пьем, Юра, - осторожно начал Дейнин. С заведующим ПАО он мог себе позволить мужское панибратство, которое было бы непростительной ошибкой по отношению к коллегам женского пола. - Правда, этот процесс почему-то носит слишком индивидуальный характер. Может, ты таким способом намекаешь на то, что пора бы встретиться и вместе, сплоченными усилиями раздавить зеленого змия?
- Да это всегда пожалуйста, - великодушно ответствовал Кемарский. Только я тебе не по этому поводу звоню...
Судя по его голосу, он действительно был чем-то расстроен.
- Ну, я слушаю тебя, - сказал Дейнин, беря карандаш и начиная рассеянно чертить загогулины на первом попавшемся под руку листе бумаги. - Какие проблемы? Может, кто-то из твоих подопечных ожил и сбежал?
- Вот именно! - огрызнулся Кемарский, сопя в трубку. - Только не мой подопечный, а твой, понятно?!
- Что ты имеешь в виду? - насторожился Дейнин. Он слишком хорошо знал "главного по мертвецам", чтобы не уяснить, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
Кемарский мученически вздохнул: мол, тяжело, когда до собеседника доходит как до жирафа.
- Ты мне сколько трупов сегодня собирался передать? - деловым тоном спросил он.
- Восемь, - растерянно произнес Дейнин. - Тебе что, Белла не давала мой список?
- Давала, давала! - сказал, словно отмахнулся, Кемарский. - Но это в теории, друг мой Ярослав... А по факту их оказалось семь! У вас там что, нелады с арифметикой? Или вы в последний момент решили одного помиловать? Короче, разбирайся сам, но полчаса назад Зарубина сдала мне только семерых!
- Как - семерых? - тупо удивился Дейнин. - Подожди-ка, подожди... Ты можешь продиктовать мне номера тех, которых она тебе принесла?
Он перехватил поудобнее карандаш и принялся писать в столбик под диктовку собеседника.
Потом глянул в сводную таблицу.
Действительно, номеров в списке было семь, а не восемь, и среди них не хватало сто восемьдесят пятого.
- Ты можешь мне хоть что-то объяснить, Слава? - устало поинтересовался Кемарский.
Дейнин с досадой швырнул карандаш на стол.
- Завтра, Юра, - пообещал он в трубку. - Сейчас разберусь, а завтра перед тобой отчитаюсь.
И с досадой бросил трубку.
Посидел, барабаня пальцами по столу и уставившись в окно, за которым начинало смеркаться.
Потом поднялся, подошел к сейфу и достал из него коробку с инъектором, которую ему около часа назад вернула Шура. Повертел в руках аппарат, потом осторожно разрядил его.
Дозатор был пуст.
Дейнин пожал плечами, убрал инъектор обратно в сейф и сделал несколько звонков подряд.
Телефон в каморке Зарубиной не отвечал. Сестра-хозяйка ее тоже не видела.
Дежурный охранник бодро отрапортовал, что Зарубина вышла из Центра примерно сорок минут назад.
- У нее было что-нибудь в руках? - перебил его Дейнин.
- То есть? - тупо переспросил вахтер.
- Ну, сумка, пакет, сверток... что-нибудь в этом роде! - позволил себе повысить голос Дейнин.
- Да-да, сумка была, - торопливо доложил дежурный. - Черная такая, большая, из искусственной кожи... Да она с ней каждый день ходит... И что она только в ней таскает? Кирпичи, что ли?
Дейнин закусил губу.