Его перестал интересовать французский. На уроках он с отсутствующим видом смотрел в окно, частные же занятия просто игнорировал. Полина попыталась поговорить с Полянским-старшим, в который уже раз отказаться от работы, но тот был категоричен: «Полина Мстиславовна, ваши услуги меня целиком и полностью устраивают». Она хотела было сказать, что ее услуги больше не устраивают его сына, но в последний момент передумала, побоялась, что у Сергея будут проблемы. Нечастые встречи с Полянским-старшим убедили ее в одном: отец и сын находятся в состоянии вялотекущей конфронтации, и не стоит подливать масла в огонь их странной взаимной неприязни. Но и брать деньги за работу, которую она не может выполнять качественно, тоже неправильно. Вот, например, сейчас Полине просто не открыли дверь. Она ехала через весь город, чтобы обнаружить, что ее ученика в назначенное время нет дома.
Она уже собиралась уходить, когда дверь распахнулась. На лестничную клетку выпорхнула смеющаяся Аллочка Скворцова, вслед за ней вышел Полянский.
– Ой, здрасьте, – Аллочка окинула Полину изумленно-недоверчивым взглядом. Вне школьных стен у Полины не было нужды выглядеть и одеваться уродиной, да и очки она не носила.
– Здравствуйте, – она кивнула Аллочке, холодно улыбнулась Полянскому. Рубашка навыпуск, половина пуговиц расстегнута, волосы взъерошены... – А я уже думала, что никого нет дома.
– Мы занимались, – улыбка коронная – наглая, и взгляд наглый, вызывающий. Они занимались...
Аллочка хихикнула.
– Я могу войти? – На самом деле ей не хотелось входить, ей хотелось послать Полянского вместе с его занятиями к чертовой матери.
– Прошу! – Ухмылка исчезла. Он посторонился, пропуская ее в квартиру.
Снимая дубленку, Полина видела, как на лестничной клетке Полянский и Скворцова слились в страстном прощальном поцелуе. Где-то в желудке появился колючий холодок, Полина отвернулась, пообещала себе сегодня же поговорить с Сергеем Викторовичем. За спиной послышался звук закрывающейся двери. Она не стала оборачиваться, прошла в комнату Сергея.
Кровать с измятым, перекрученным покрывалом заставила Полину покраснеть.
– Мы занимались, – Полянский вошел следом.
– Я понимаю, – она обошла кровать, присела на краешек стула. – Сергей, нам нужно поговорить...
Не получилось у них конструктивного разговора. Полина пыталась быть беспристрастной, хотела объяснить, что их общение больше не приносит никакой пользы, а Полянский лишь молчал, смотрел на нее со снисходительным превосходством и ухмылялся.
Мальчишка... Не может простить, обижается, злится. Ей и самой не по себе из-за вранья. Ложь во спасение не перестает быть ложью. Но иначе никак: он ее ученик, она за него отвечает. И неважно, что она чувствует сейчас и что чувствовала тогда, когда собственными руками разбила его искреннее и невероятно хрупкое чувство. Она поступила правильно, хоть и жестоко. И сейчас поступает правильно...
– Я не хочу впустую тратить деньги твоего отца и свое личное время. Когда я смогу поговорить с ним?
Он равнодушно пожал плечами:
– Отец в командировке. Его не будет еще как минимум шесть дней.
– Хорошо, – Полина встала, – тогда я поговорю с ним через неделю. А теперь мне нужно идти.
Он догнал ее уже у двери, поймал за рукав свитера, развернул к себе, сказал срывающимся от злости шепотом:
– Вам заплатили за месяц вперед. Вы не можете бросить все и уйти.
– Могу, Сережа, – она высвободила руку. – Могу, потому что вправе ожидать большего уважения к своему труду. Тебе не нужен французский. А деньги... я верну их твоему отцу, не беспокойся.
Когда за Полиной захлопнулась дверь, Сергей с тихим рычанием опустился на пол. Он хотел позлить ее, заставить ревновать. Он хотел сделать ей больно, чтобы она наконец поняла, как больно ему. Он не подумал, что она может вот так просто взять и уйти.
А она ушла. И последнее, что она запомнит, – это тот бред, который он нес про деньги... Что она теперь о нем подумает? Что деньги значат для него больше, чем она...
* * *Впервые за полгода Полине захотелось домой. Она сбежала из Москвы, чтобы избавиться от ощущения несвободы. Полгода ей удавалось чувствовать себя условно независимой: от жизненных обстоятельств, от других людей. И вот все изменилось. Размеренная жизнь полетела кувырком. Вернулось почти забытое ощущение той самой несвободы, от которой она когда-то бежала. На первый взгляд все оставалось таким же, как и раньше: она ходила на работу, болтала со Светой, шутила с Петровичем, до полусмерти боялась Балконовны. Ее жизнь по-прежнему была заурядной и предсказуемой, но сохранять эту спасительную предсказуемость становилось все труднее. Ей каждый день приходилось ломать себя, чтобы оставаться прежней Полиной, чтобы не чувствовать прикосновений холодных пальцев к своей коже, не вспоминать один-единственный поцелуй. Она ломала себя, и это ей почти удавалось. Но она уже изменилась, где-то на уровне химических связей...
До возвращения старшего Полянского оставалось пять дней. Она откажется от занятий с его сыном, и тогда наверняка станет легче. Останутся лишь короткие встречи во время уроков французского.
Как раз во время одного из таких уроков в класс вошла Генриетта.
– Полина Мстиславовна, у меня к вам маленькая просьба, – не здороваясь, сказала она.
В желудке неприятно похолодело. Маленькая просьба Генриетты могла означать что угодно, начиная с подмены заболевшего коллеги и заканчивая добровольно-принудительным участием в городском смотре художественной самодеятельности.
– Из гороно спустили новую директиву, – Генриетта похлопала пухлой ладошкой по учительскому столу. – Мы должны воспитывать в ребятах любовь и уважение к родному краю. И наша Белла Кононовна предложила провести акцию под условным названием «Познай свой дом». Понимаете, о чем я, Полина Мстиславовна?
– Пока не совсем, – она не понимала, но уже чувствовала, что ничем хорошим для нее инициатива Балконовны закончиться не может.
– Ну это же ясно, как божий день! – сказала Генриетта с легкой досадой. – Вы, Полина Мстиславовна, организуете экскурсию по живописным местам нашего края.
– Края? – уточнила Полина.
– Ну, не совсем края. Достаточно пригорода. Ребята должны с детства проникнуться любовью к родной природе. Изначально предполагалось, что этим займется Маргарита Петровна. Ей, как учителю биологии, тема природы, безусловно, ближе, чем вам, но Маргарита Петровна сломала ногу, – Генриетта сделала скорбное лицо. – А вы, Полина Мстиславовна, молодой, энергичный специалист. Вам и карты в руки.
– Генриетта Сергеевна, но я совсем не знаю пригород. – Жалкая попытка избавиться от неминуемого.
– Ну вот, теперь у вас появился прекрасный шанс восполнить этот пробел, – отрезала завуч. – От вас ведь и не требуется ничего сверхсложного. Вы просто должны продумать маршрут предстоящей экскурсии. Можете взять нескольких помощников из числа старшеклассников и завтра же приступать к делу. Времени у нас не так уж много.
Генриетта обернулась к классу:
– Есть желающие помочь Полине Мстиславовне? Добровольцы снимаются с субботних занятий.
Тут же поднялся лес рук.
Генриетта хмыкнула, обвела добровольцев внимательным взглядом:
– Горевая и Полянский, останетесь после занятий и обсудите с Полиной Мстиславовной детали вашей завтрашней экспедиции. Ну все, продолжайте урок, – она кивнула Полине и выплыла из класса.
Разговор с добровольцами оказался коротким.
– Я знаю классное место в двадцати километрах от города, – заявил Полянский.
– И что же там такого классного? – поинтересовалась Горевая.
– Лес, Темное озеро и конный завод – живописнейшие места. Плюс возможность увидеть живых лошадей. Желающие могут даже проехать верхом. Вы умеете ездить верхом, Полина Мстиславовна? – он с вызовом посмотрел на Полину.
– Я-то умею, да вот только кто же мне позволит? – усмехнулась она.
– Позволят, не волнуйтесь. Конезаводом управляет приятель моего отца, он меня хорошо знает.
– Ой, я тоже хочу покататься на лошадке! – Горевая нетерпеливо заерзала на стуле.
– Покатаешься, – пообещал Сергей и тут же обернулся к Полине: – Ну так как, Полина Мстиславовна, вас устроит такой маршрут?
– Главное, чтобы маршрут устроил Беллу Кононовну, – сказала она без особого энтузиазма.
– Значит, завтра в десять утра мы с Татьяной за вами зайдем. Электричка отходит в одиннадцать.
В дверь позвонили ровно в десять – на пороге стоял Полянский. Один.
– А где Татьяна? – спросила Полина.
Полянский пожал плечами:
– У Татьяны случился грипп. Температура под сорок. Придется нам с вами вдвоем маршрут прокладывать.
Прокладывать маршрут вдвоем с Полянским Полине не хотелось.
– Вас что-то беспокоит, Полина Мстиславовна? – Он ухмылялся своей коронной улыбкой.
Прокладывать маршрут вдвоем с Полянским Полине не хотелось.
– Вас что-то беспокоит, Полина Мстиславовна? – Он ухмылялся своей коронной улыбкой.
– Да, меня беспокоит состояние здоровья Татьяны Горевой.
– И только?
– И только.
– Не волнуйтесь. У Таньки мама – врач. Она ей пропасть не даст. Теперь мы можем идти?
– Подожди, – Полина прошла на кухню, сложила в рюкзачок бутерброды и термос с кофе. – Ты про лошадей правду говорил? – спросила, возвращаясь обратно в коридор.
– Скоро все сами увидите, – Сергей неопределенно пожал плечами. – Давайте ваш рюкзак.
– Не надо, он легкий. – Полина завязала шнурки на высоких ботинках, сняла с вешалки куртку и шапку, сказала, ни к кому конкретно не обращаясь: – Ну, вперед!
На сей раз в электричке было совсем мало народа. Наверное, потому что дачный сезон уже давно закончился. Они вышли на маленькой, затерянной в лесу станции.
– Пару километров придется пройти пешком, – сказал Сергей. – Вы не возражаете?
Она не возражала. День выдался слишком погожим, чтобы бояться пешей прогулки. Солнце светило не по-зимнему ярко, на ослепительно белый снег становилось больно смотреть. В воздухе пахло весной. И даже легкий морозец был кстати.
Через полчаса они вышли к деревеньке, прилепившейся к берегу замерзшего озера. Полина присмотрелась – что-то было не так в этой пасторальной картинке, чего-то не хватало. Деревенька казалась нежилой. Добротные бревенчатые избы не производили впечатления запущенности, но ни из одной трубы не шел дым, не лаяли собаки, не бегали по улице дети. Полина вопросительно посмотрела на Сергея.
– Странная какая-то деревня.
– Это не деревня. Это что-то вроде дачного поселка для военной элиты, – пояснил тот. – Летом в здешних местах классная рыбалка, а зимой сюда редко приезжают. Только поохотиться или водочку на природе попить.
– И как же такое хозяйство без охраны?
– А кто сказал, что нет охраны? Вон видите домик на окраине? Там постоянно солдаты дежурят.
– Хорошая у них служба, – усмехнулась Полина.
– Еще никто не жаловался. Тепло, тихо, жратвы завались. Намного лучше, чем на учениях уши морозить. Вы не находите?
– Ну, если тепло и жратвы завались...
– А вон там конезавод, – Сергей махнул рукой куда-то в сторону леса. – Там кончается лес и начинается луг. Летом там красота невероятная. Пойдем, покатаемся на лошадках.
Катание удалось на славу. Полина не преувеличивала, когда говорила, что умеет держаться в седле.
– Ай да молодец! Ну просто джигит, а не девка! – восхищался Андрей Степанович, отставной офицер и директор конезавода. – Серега, ты только посмотри, как Ворон ее слушается! Нет, ну ты посмотри! Меня, стервец, так не слушается, как эту пигалицу!
Андрей Степанович закряхтел, поудобнее пристраивая раненную в Афгане ногу, с нежностью посмотрел сначала на гарцующего жеребца, потом на раскрасневшуюся от скачки Полину.
– Эх, мне бы парочку таких вот лихих да умелых! Открыл бы школу, ребятишек бы учил. Да и лошадкам моим общение.
Сергей слушал Степаныча вполуха. Слишком красивое, слишком захватывающее это было зрелище – Полина верхом на вороном жеребце. Легкость и непринужденность, с которой она держалась в седле, не приходят сами собой. Где-то она долго этому училась. Где тот мир, в котором маленьких девочек превращают в амазонок?
– Поля, иди ко мне работать! – крикнул Степаныч.
– Я бы с удовольствием, Андрей Степанович, – Полина спрыгнула на землю, погладила Ворона по шее. – Но только на общественных началах, по выходным.
– Да ради бога! Приезжай в любое время! И мне – компания, и лошадям – радость, – Степаныч махнул рукой. – Застаиваются мои детки в стойлах, да и я тут одичал совсем.
– Правда? Вы не шутите? – Полина улыбалась, как ребенок, нашедший под новогодней елкой гору подарков.
– Правда, правда. И Сережку с собой привози. А то он в седле как куль с зерном. Надо бы обучить парня азам мастерства. Ты, Серега, как, готов брать уроки у этого ангельского создания? – спросил Степаныч, пряча в усах улыбку.
– Готов, – сказал Сергей серьезно. – Только это ангельское создание, – он пристально посмотрел на Полину, – больше не желает давать мне уроки.
– А что так? Провинился?
– Провинился.
– Так извинись, – Степаныч тяжело поднялся, прихрамывая, подошел к Ворону, потрепал жеребца по холке. – Дело-то молодое: поругались – помирились.
Да, поругались – помирились. Найти бы только нужные слова...
– У нас еще есть время? – спросила Полина, когда они вышли за ворота конезавода.
– На дневную электричку мы уже опоздали, а до вечерней еще четыре часа. – Вообще-то он врал. Была еще одна электричка, на которую они запросто могли успеть, но, его бы воля, он бы и вечернюю пропустил.
– Тогда, может, присядем где-нибудь и перекусим? У меня тут, – Полина встряхнула рюкзачок, – кофе и бутерброды.
– У меня есть более заманчивое предложение.
– Что может быть заманчивее бутербродов и горячего кофе?
– Горячий кофе, выпитый в тепле.
Они шли по узкой, расчищенной в снегу тропинке. Слева от них было озеро, справа – ряд бревенчатых домиков. Сергей остановился у крайнего, загремел ключами.
– Собираешься проникнуть на частную территорию? – Полина плечом оперлась о забор. Устала, наверное.
– Что-то в этом роде.
– А уголовной ответственности не боишься?
– Это домик моего отца, – Сергей открыл замок. – Летом он приезжает сюда порыбачить, зимой поохотиться, а в межсезонье попариться с друзьями в баньке.
Дом выстыл. Когда они с отцом были здесь в последний раз? В ноябре, кажется. А сейчас уже конец зимы.
– Холодно, – Полина поежилась, пристроила рюкзачок на полу у двери, опасливо покосилась на лежащую на полу в главной комнате медвежью шкуру. – Настоящая? – спросила шепотом.
– Настоящая. – Сергей нашарил выключатель, включил свет. На дворе еще светло, а тут, в домике, уже как-то сумрачно. – Отец – заядлый охотник, это, – он кивнул на шкуру, – его трофей. Да вы не стойте в пороге, проходите. Я сейчас огонь разведу, сразу станет теплее. Попьем кофе у камина.
– Камин – это, наверное, долго, – она в нерешительности топталась в дверях, не решаясь подойти к медвежьей шкуре.
– Это совсем недолго, вон и дрова уже сложены. Соглашайтесь, Полина Мстиславовна.
Наверное, не нужно было соглашаться. Камин – это слишком по-домашнему, слишком расслабляющее, а ей никак нельзя расслабляться. Но, с другой стороны, они полдня провели на морозе. Что плохого в том, чтобы немного согреться?
– Где здесь кухня? – спросила Полина.
– Там, – Сергей указал на одну из закрытых дверей. – Кстати, гляньте в холодильник, может, там какие консервы завалялись.
Ничего съестного в холодильнике не нашлось, кусочек высохшего сыра не в счет. Полина выложила на стол содержимое рюкзака, посмотрела в окошко.
Солнце больше не было таким празднично-ярким, как всего несколько часов назад. Теперь оно заливало озеро мягким розовым светом. Снег и верхушки деревьев тоже отливали пурпуром. Красиво. Захотелось выйти на улицу, подставить лицо розовым лучам. Полина заглянула в центральную комнату – Сергей возился у камина.
– Я пойду прогуляюсь, – сказала она.
– Угу, – он был слишком сосредоточен на том, что делал. Скорее всего, он даже не услышал, что именно она ему сказала.
Отсвечивающий розовым лед манил. Прогуливаясь по узкой тропинке, Полина высматривала спуск к озеру. Наконец напротив выкрашенного в жизнеутверждающий желтый цвет домика она увидела что-то похожее на деревянные сходни – то, что нужно. Заметенные снегом доски тихо поскрипывали под ногами. Наверное, летом здорово сидеть на этом мостике с книжкой в руках, свесив босые ноги в теплую воду.
Мостик закончился, зарылся неровным краем в девственно чистый снег. Полина заколебалась: жалко нарушать эту первобытную гармонию, но уж больно хочется, как в детстве, потоптаться по целинному снегу, оставить на заснеженной озерной поверхности цепочку следов. Соблазн был велик, и она решилась.
Она думала, что снега будет гораздо больше, но ошиблась – его оказалось только по щиколотку. Подошвы ботинок заскользили по гладкому льду. Полина ойкнула, взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие.
...Что-то было не так. Спящая деревушка и это Темное озеро заманили ее в ловушку. Полина успела сделать пять шагов, прежде чем послышался хруст...
...Она ушла под лед в тот самый момент, когда приняла решение вернуться обратно на мостик. В считаные мгновения казавшаяся незыблемой твердь превратилась в месиво из снега, ледяной крошки и воды, убийственно холодной воды. Полина еще не начала бороться за свою жизнь, но уже израсходовала почти все силы. А те крохи, которые еще оставались, вымывала обжигающая озерная вода.
Она не умела плавать. Играла на пианино, владела тремя иностранными языками, прекрасно держалась в седле, но никто не позаботился научить ее плавать. Ботинки, такие удобные, такие незаменимые для длительных пеших прогулок, в воде превратились в пудовые гири, и что самое ужасное, из-за высокой шнуровки их нельзя было снять. А еще куртка, брюки и толстый шерстяной свитер. А еще холод...