– А у вас, милочка, очень изменчивый облик. В природе это, кажется, называется мимикрией.
– Не знаю, я не сильна в биологии, – прошептала Полина, выскальзывая за дверь.
Вслед ей послышался тихий, довольный смешок. Похоже, теперь, помимо прочих грехов, в вину ей вменялось еще и двуличие...
* * *Первое сентября не вызвало у ученика одиннадцатого «Б» класса Сергея Полянского никакого энтузиазма. Не прошло и трех дней, как он прилетел из Ялты. Жаркое солнце, море, фрукты и привкус соли на губах загорелых, раскованных девчонок – все это, к сожалению, перешло в разряд приятных воспоминаний. В ближайшем будущем его не ждало ничего хоть наполовину столь же приятного. Ему предстоял напряженный учебный год, выпускные, а затем и вступительные экзамены.
Нет, Сергей не был балбесом и лентяем. И меру предстоящей ответственности осознавал четко. Он во что бы то ни стало поступит в медицинский. Отец против, он хочет видеть единственного сына военным, но у Сергея впереди целый год, чтобы настоять на своем. Но, черт возьми, как тяжело настраиваться на рабочий лад!
Сергей лениво потянулся, поймал на себе настойчивый взгляд Алки Скворцовой.
– Что? – спросил не слишком любезно.
У них с Алкой намечался роман, но было это в прошлой жизни, до поездки на море, до общения с загорелыми и раскованными девушками. В свете их ослепительных улыбок облик первой красавицы класса Аллочки Скворцовой как-то потускнел.
– У нас француженка новая. Говорят, крыса крысой, – хихикнула Алка.
– Ну и что?
– Ничего! – Аллочка обиженно поджала губы и отвернулась.
Дура. Радуется, что еще одна баба оказалась страшнее ее. Боится конкуренции даже со стороны сорокалетней тетки.
Он оперся подбородком о скрещенные руки, обвел взглядом класс. В кабинете, как обычно во время перемены, царил бардак. Рыжий тщедушный Санька Кухто восседал на широких плечах Димки Лбова по прозвищу Лоб. Санька, несомненный лидер в этом тандеме, с гиканьем размахивал над головой кофтой, отобранной у Таньки Горевой. Танька громко возмущалась. Ее поддерживал нестройный хор девичьих голосов. Лоб ржал и самозабвенно «бил копытом». За соседней партой пацаны с восторженно-благоговейным трепетом разглядывали какой-то постер. Раньше бы он не сидел вот так, истуканом, непременно поинтересовался бы, а что там на постере. А сейчас вот лень. Постарел он, что ли, за это лето?
Перемены случились мгновенно, стоило только скрипнуть ведущей в класс двери. Девчонки шустро прятали косметички. Пацаны поспешно складывали постер. Санька Кухто скатился со спины Лба, швырнул злополучную кофту в лицо взбешенной Таньки, плюхнулся рядом с Сергеем. Галдящие подростки превратились в примерных учеников в тот самый момент, когда дверь открылась окончательно.
...Она была ужасна – их новая француженка! Настолько ужасна, что Сергей позабыл о своей меланхолии. Тощая, невысокая, с бледным, невыразительным лицом и стянутыми в унылый пучок волосами. Мышиного цвета костюм сидел на ней мешком. Воротник-стойка доходил до самого подбородка. Подол длинной юбки едва не волочился по полу. Не женщина, а бесцветная моль.
Представлять новую училку пришла Генриетта.
– Ребята, познакомьтесь, это Полина Мстиславовна Ясневская. Она будет преподавать вам французский язык.
По классу прошел удивленно-насмешливый шепоток, который тут же стих под строгим взглядом завуча.
– Приступайте, Полина Мстиславовна, – сказала Генриетта и вышла из класса.
Несколько секунд француженка нерешительно топталась у доски. Класс хранил настороженное молчание.
– Меня зовут Полина Мстиславовна, – у нее оказался неожиданно приятный голос. Если бы не неуверенные нотки, его можно было бы назвать сексуальным. – Я буду...
– Слышали уже! – перебил ее Санька Кухто. – Дальше что?
Француженка растерялась, испуганно прижала к груди журнал. Сожрут эту дуру, за пару дней сожрут.
– Ну, тогда, может быть, я познакомлюсь с вами? – промямлила француженка, пятясь к учительскому столу.
– Валяй! – милостиво разрешил Лоб.
Класс заржал.
– Что? – В голосе училки послышались новые нотки. Сергей назвал бы их гневными, но вряд ли гнев и эта очкастая мямля – совместимые понятия. – Кто это сказал?
– Ну, я сказал. – Лоб вальяжно откинулся на спинку стула, сцепил на пузе толстые пальцы. – А что?
В гробовой тишине – все, затаив дыхание, ждали развязки – француженка подошла к ехидно улыбающемуся Лбу и, упершись ладонями в его парту, процедила:
– Во-первых, встаньте, когда разговариваете с преподавателем.
Неужто и в самом деле гневается?
Лоб недоуменно нахмурился, с недовольным кряхтением выбрался из-за парты.
– Во-вторых, не «валяй», а «валяйте», если уж нормальные русские глаголы вам не знакомы, – француженку, кажется, совсем не смущала нависшая над ней туша.
– А в-третьих что? – Лоб желал взять реванш.
– А в-третьих? – Кажется, она утратила весь свой боевой запал.
– Если есть «во-вторых», должно быть и «в-третьих», – буркнул Лоб и смерил училку презрительным взглядом.
– Я так полагаю, вы считаете себя крутым парнем? – Она улыбнулась, и Сергею вдруг показалось, что не так уж она и проста, их новая учительница французского.
– А то! – Лоб горделиво расправил плечи.
– В таком случае позвольте спросить, почему крутой парень ходит с расстегнутой ширинкой?
Это был удар не в лоб и не в глаз. Это был удар ниже пояса. Класс заржал. Многие повскакивали со своих мест, чтобы своими глазами убедиться в конфузе, постигшем бедного Лба. Танька Горевая даже захлопала в ладоши от переизбытка чувств. Враз добрая половина Сергеевых одноклассников прониклась к француженке неожиданной симпатией. Тупого и по-звериному агрессивного Лба ненавидели многие. Девчонки презирали его за грубость и откровенное хамство, пацаны побаивались за немереную силу и патологическую тягу к разборкам. Только с двумя людьми в классе Лоб никогда не задирался: с Санькой Кухто, которому был предан какой-то непонятной, собачьей преданностью, и с Сергеем, которого просто боялся. Саньке привязанность Лба льстила. Сергею было все равно. Даже теперь, глядя, как покрасневший, возможно впервые в жизни, Лоб со стыдливой поспешностью втискивает свою тушу обратно за парту, он не испытывал ни особой радости, ни особой жалости. Он почувствовал лишь легкое удивление от того, что моль оказалась с характером...
* * *– Ну что, Полина Мстиславовна! С боевым крещением тебя! – Света озорно хихикнула. – Говорят, ты злостного хулигана Лбова под орех разделала! Поздравляю, мать! Немногим это под силу.
– Кто говорит? – удивилась Полина.
– Да вся школа говорит. В старших классах только и разговоров про то, как ты его раскатала, – Света сощурилась. – Признаюсь, я от тебя такого не ожидала.
Вообще-то Полина и сама от себя такого не ожидала. Перед своим первым в жизни уроком она волновалась так сильно, что почти лишилась дара речи. Насмешливая реплика одного из учеников деморализовала ее окончательно. Во всяком случае, она так думала. А потом с ней что-то произошло. Растерянность сменилась холодным бешенством. Она, Полина Ясневская, не позволит унижать себя какому-то прыщавому переростку. Ядвига ни за что не спустила бы такого. И она не спустит...
Ответный удар был не слишком элегантным, зато весьма эффективным. Может быть, работа учителя не так уж и страшна...
– А что с Генриеттой? – спросила Света.
– Ничего. – Полина раздраженно поправила очки, которые все время норовили сползти на кончик носа. – Сказала, что у меня изменчивая внешность.
– Так кто бы спорил! Но знаешь, что я тебе скажу, по-моему, намного проще чучело превратить в красавицу, чем наоборот. А ты вон каких высот достигла!
– Очень спорное высказывание.
– Ну, так давай поспорим!
Полина улыбнулась.
– Извини, Света, я бы с удовольствием поспорила, но на сегодня с меня споров достаточно. У меня дела еще...
Полина вышла из автобуса, не доезжая до дома четыре остановки: решила зайти на почтамт, позвонить Ядвиге.
После короткого разговора с тетей она почувствовала себя намного увереннее, точно жизненная энергия Ядвиги могла передаваться по телефонным проводам. Дома все было по-прежнему. Мама с головой окунулась в светскую жизнь, отчим раз в три дня заезжал к Ядвиге, тщетно пытаясь выведать что-нибудь о Полине. Вальдемар покинул Москву. Поговаривали, что он впутался в какую-то грязную историю и теперь вынужден скрываться.
Получалось, что теперь Полина могла спокойно возвращаться обратно: с исчезновением Вальдемара пропали и ее проблемы. Но это только на первый взгляд. Отчим не успокоится. Вполне вероятно, что он уже подыскивает ей новую партию. И потом, вернуться в Москву – значит расписаться в своей беспомощности и инфантильности, дать отчиму еще один козырь. Нет уж, она останется. Докажет миру и себе в первую очередь, что способна на самостоятельные решения и взрослые поступки.
– Я вышлю тебе денег, Поля, – сказала трубка голосом Ядвиги.
– Не нужно, мне хватает.
В трубке послышался смех:
– Глупая девочка, что ты хочешь доказать? Что сможешь прожить без моей помощи? Уверена, что сможешь. Я просто стремлюсь немножко облегчить твою жизнь на первых порах. А потом живи как хочешь. Договорились?
– Договорились, – спорить с Ядвигой было бесполезно. Да и зачем ей что-то доказывать? Ядвига и так все про нее знает.
– И вот еще что, я скоро улетаю в Париж. Хочу организовать выставку памяти Аристарха. Еще не знаю, когда точно, но на всякий случай предупреждаю – если не сможешь до меня дозвониться, не волнуйся. Все, детка, удачи тебе, – в трубке послышались короткие гудки.
Полина улыбнулась ностальгической улыбкой. Париж, Москва, яркие огни, ритмы иной, уже слегка позабытой жизни. Хоть бы на денечек очутиться в привычной с детства среде...
* * *Через два месяца Полина уже с трудом верила, что существует та, другая жизнь. Работа, обустройство быта, новые знакомства – у нее уже был маленький список побед.
Ее квартирка понемногу приобретала вполне жилой и даже уютный вид. Она купила ковер и новые шторы. С помощью тети Тоси сшила очень симпатичный меховой чехол на диван. Теперь диван, сменивший агрессивно-бордовый цвет на нежно-персиковый, выглядел вполне респектабельно. Особенно вкупе с новыми обоями и подобранными в цвет шторами.
Закончив обустройство квартиры, Полина решилась на серьезную трату: купила телевизор, хоть и подержанный, но еще в хорошем состоянии. Теперь по вечерам она могла забраться с ногами на свой диван и проверять школьные тетрадки под его успокаивающее бормотание. А иногда она даже грешила тем, что в компании тети Тоси смотрела бразильские сериалы. Знала бы бедная мама, как низко пала ее единственная дочь.
На работе все тоже более или менее наладилось. Рутина засасывает быстро. По-настоящему близко Полина сошлась только со Светой, но кое с кем из коллег у нее установились легкие, приятельские отношения. Милейший Антип Петрович взял над Полиной шефство и не оставлял надежды откормить ее до «приятных мужскому взгляду размеров». Балконовна, как и предсказывала Света, Полину игнорировала и особых критических замечаний в ее адрес больше не высказывала. Генриетта наконец-то предъявила свой счет. И опять прогнозы Светы сбылись: завуч не потребовала ничего невыполнимого, просто возложила на плечи Полины груз общественно полезных работ. К сожалению, эта деятельность никак не поощрялась материально, а денег катастрофически не хватало.
Когда Полина получила свою первую зарплату, то не знала, плакать ей или смеяться. В студенческую бытность только на карманные расходы ей выделялась вдвое большая сумма. Но то было в прошлой жизни, а теперь она честно пыталась выжить на свою крошечную зарплату. Это оказалось очень непросто. Полину сильно выручало то, что не требовалось тратиться на одежду. Да и те вещи, которые имелись в ее гардеробе, Полине некуда было надевать, и с легкой руки Светы она стала их потихоньку распродавать.
В отношениях с учениками тоже имелись определенные трудности. Ее головной болью стал одиннадцатый «Б» – маленькое социальное болото. Иногда на его безмятежной глади появлялись и с громким шумом лопались зловонные пузыри. Такими «пузырями» для Полины стала троица в лице Кухто, Лбова и Полянского.
С Лбовым все было более или менее ясно: Полина нанесла удар по его самолюбию, и теперь он пытался отыграться. Кухто по натуре своей мелкого пакостника действовал исподтишка, чаще всего через своего туповатого друга. Полянский же пока оставался для Полины темной лошадкой. Неглупый и в общем-то незлой, он смущал ее больше всех остальных. Его насмешливая улыбка и вежливо-равнодушный взгляд задевали сильнее, чем неприкрытое хамство Лбова и мелкие пакости Кухто. Он не принимал участия в травле Полины, он просто наблюдал за ней, изучал, точно она какое-то диковинное насекомое.
Впрочем, какая травля?! И травли-то особой не было. Подумаешь, прибили гвоздями журнал к полу, намазали тряпку клеем, подложили пачку презервативов в шкафчик учительского стола...
С журналом быстро разобрался Петрович, пришел с гвоздодером – и все дела! Отстирывать тряпку и отмывать доску от клея Полина заставила Лбова, чтобы неповадно было. А презервативы... Как философски заметила Света, хорошо, что неиспользованные.
А из недавнего противостояния Полина вообще вышла победительницей. Наученная горьким опытом, она теперь всегда была начеку. То, что ножка учительского стула подпилена, не бросалось в глаза, но все-таки она ее заметила, так как насторожилась сразу, едва увидев выжидательное выражение на лицах своих подопечных. Болото готовилось исторгнуть очередной «пузырь». Она не стала садиться, прошлась вдоль доски, оперлась поясницей о подоконник. Класс, затаив дыхание, ждал.
Урок шел своим чередом, тема была сложной и нудной, одиннадцатый «Б» заскучал и утратил бдительность, и Полина решила действовать.
Не особо талантливо нарисованный плакат, который Генриетта Сергеевна именовала наглядным пособием, висел высоко, едва ли не под самым потолком. Полине с ее ростом никак не дотянуться.
– Александр, не могли бы вы мне помочь? – Она с беспомощным видом посмотрела сначала на наглядное пособие, а потом на заскучавшего Кухто.
– Непременно, Полина Мстиславовна, – парень выбрался из-за парты, вышел к доске.
Полина верно все рассчитала: и его роста оказалось мало, чтобы дотянуться до плаката. Вот такая незадача. Пока Кухто чесал затылок, глядя под потолок, Полина придвинула к нему стул. Обычный стул, отличающийся от своих собратьев лишь дефективной ногой.
Кухто падал некрасиво: с испуганным девчоночьим визгом.
– Боже мой, Александр, с вами все в порядке? Может, в медпункт? – Пожалуй, нужно было поступать не в МГУ, а в театральный. Со своей ролью она справилась на пятерку с плюсом.
– Не нужно мне в медпункт! – Судя по мрачной физиономии Александра, серьезно пострадала только его гордость. – Вам бы стул починить, Полина Мстиславовна, он у вас поломанный какой-то.
Полина обвела взглядом нервно хихикающее «болото». Только один человек разгадал ее маневр. Сергей Полянский смотрел на нее со смесью удивления и уважения.
* * *У подъезда стояла «Скорая». Дверь в квартиру тети Тоси была распахнута настежь. Из ее недр доносился зычный мужской голос. Полина переступила порог и поморщилась от острого запаха лекарств. Тетя Тося лежала на кровати и пыталась что-то втолковать сердитому пожилому врачу. Увидев Полину, она заметно приободрилась и попыталась сесть.
– Полюшка, ну хоть ты скажи этому ироду, что нельзя мне лежать! У меня хозяйство, мне живность завтра кормить.
– Я сказал – постельный режим, и точка! – в сердцах рявкнул врач и строго посмотрел на Полину: – Вы родственница?
– Соседка.
– Неважно. Объясните этой даме, что у нее гипертонический криз и кардиограмма, далекая от идеала. А вам, неугомонная моя, – он хмуро посмотрел на поникшую тетю Тосю, – нужно не живность кормить, а обследоваться и начать лечить свое давление.
– Так ведь пропадет скотинка! – По щекам тети Тоси потекли слезы.
– Выбирайте: или вы, или ваша скотинка, – буркнул врач, а потом добавил уже чуть мягче: – Скотинку вон она может покормить, – он кивнул на Полину.
В заплаканных глазах тети Тоси зажегся огонек надежды.
– Я покормлю, – сказала Полина не слишком уверенно. – Только я не знаю как...
– Ну, техническую сторону вопроса вы обсудите без меня, – врач встал, захлопнул свой чемоданчик. – Всего хорошего.
В дверях он остановился, уже совсем не строго, а как-то даже по-отечески посмотрел на Полину:
– Я на тумбочке рецепт оставил. Купите лекарства этой сумасшедшей и проследите, чтобы она их принимала регулярно.
...Полина тащила по платформе тяжелый пятилитровый бидон и проклинала скотинку тети Тоси. В бидоне плескались объедки – скотинкина еда. Неплотно подогнанная крышка то и дело норовила свалиться на землю. Это просто чудо, что в переполненной электричке ей удалось не заляпать толкающихся и возмущающихся пассажиров адской смесью, состоящей из красного борща, недоеденных кусков запеканки и картофельного пюре. Все это «добро» тетя Тося принесла из детского садика еще прошлым вечером.
Еще вчера спасение несчастной скотинки от голодной смерти казалось Полине пустяковой задачей: села на электричку, проехала пару остановок, нашла домик тети Тоси, вылила «еду» в тазик, сунула тазик под нос поросенку – и все дела. Но она не учла два существенных момента. Во-первых, бидон оказался тяжелым и страшно неудобным. Во-вторых, в выходной день электричка была забита под завязку. Полина даже представить себе не могла, что так много людей возжелает выехать за город субботним утром.
Она подождала, когда волна дачников и грибников схлынет с платформы, поставила бидон на землю и принялась рыться в карманах джинсов в поисках нарисованного тетей Тосей плана. Вдруг за спиной послышался пронзительный свист, и чей-то насмешливый голос сказал: