Почему, ну почему у нее в эти дни ничего не получается из задуманного? Из того, что чувствует, что видит внутри себя? Это и пугало, и бесило ее. Только из упрямства она продолжала пытаться что-то делать, вместо того чтобы отринуть все и отдохнуть.
Что там говорит Брианна?
– . –Ты же сто лет не видела дядю Найла. А миссис Суини тебе симпатична, ты сама говорила.
– Да. – Что за черт! Отчего у нее такие дырявые руки сегодня? Не может толком обработать даже этот паршивый светильник! – Возможно, я не хочу там быть, Брианна, именно потому, что приедет миссис Суини, которой совсем не место за столом в нашей счастливой семейке.
– Как тебе не стыдно, Мегги? Что ты такое говоришь? Дядя Найл и эта женщина специально заехали повидаться с нами, и мы обязаны их принять! Они уже скоро будут. Я не выйду из твоего дома, пока ты не дашь слово, что придешь!
Мегги подняла защитные очки на лоб.
– Ты тоже можешь быть упрямой, сестрица. Хорошо, обещаю прийти. А сейчас иди и дай мне работать.
– В половине седьмого. Слышишь? Мы ждем тебя. Я покормлю своих жильцов пораньше, чтобы освободиться к этому времени.
– Представляю, как повеселимся.
– Если ты сумеешь придержать свой язык, Мегги, хотя бы ненадолго.
– Клянусь, улыбка не будет сходить с моего лица, и я не стану никого ругать и хватать мясо из тарелки пальцами.
Она опустила очки, уставилась на пламя в печи и не слышала, как ушла Брианна.
…Нет, хватит. Все равно ничего не выходит. Брианна права: нужна передышка.
Мегги обвела глазами мастерскую, задержала взгляд на готовой работе, завершенной как раз перед последним приездом Рогана.
Высокий, устремленный вверх ствол, с вершины которого ниспадают ветви-ручьи, тяжелые у основания и почти невесомые на концах. Одинокая ива – вот что послужило толчком для этой вещи. Ива, которая и крепка, и в то же время гнется и даже плачет (плакучая!), но все же сохраняет верность себе, своему стволу, из которого выросла. Цвет был синий – глубокий и чистый, и только по мере удаления от основания становился бледнее и мягче.
Она осторожно накрыла скульптуру мягкой материей. Для нее это был сейчас не просто кусок стекла, а последний всплеск души – то, что удалось и после чего уже ни одна ее попытка не приводила к желанному результату. Все, что делала потом, она вновь и вновь расплавляла, так как не могла добиться ничего путного, и с каждым разом все больше впадала в отчаяние, граничащее с безысходностью.
Это все его вина, решительно сказала она себе, еще более осторожно укладывая скульптуру в ящик. Он подверг меня искушению, обольщению славой и деньгами; он пробудил дремавшее во мне тщеславие. Соединившись, все эти формы соблазна поставили заслон в моей душе. Иссушили ее. Опустошили.
Ей хотелось еще и еще искать слова, которые бы определили ее теперешнее состояние – безжалостные, но справедливые слова.
Он научил ее желать слишком многого. Желать его самого. А потом ушел, исчез, оставив ее ни с чем. Чтобы она поняла, что это означает – остаться ни с чем. Наказал ее…
Но пускай он не думает, что она готова сдаться на милость победителя. Ничего подобного! У нее есть собственная гордость. Возможно, это все, что осталось, но она у нее есть!
Что мне сейчас нужно, решила Мегги, это отдохнуть. Я действительно заработалась, так нельзя. А потом стеклодувная трубка снова станет желанной, и работа начнет приносить удовольствие. И успех… Черт возьми, это слово в который уже раз возникло в голове, от него никуда не деться, оно пришло к ней, взяло над ней власть. Вместе с Роганом…
Господи, мысленно простонала она, прикрывая глаза, чтобы не смотреть на дразнящие языки пламени, неужели, когда человек исчезает, начинаешь любить его еще больше! Отчего это так?
– ..Вижу, у тебя распрекрасно идут дела, милочка. – С такими словами Найл Фини, упакованный в один из своих ярких костюмов и похожий в нем на довольную жизнью, нарядную сосиску, обратился к Брианне. – Я всегда говорил, ты башковитая деваха. Моя дорогая сестра была точно такой же, скажу тебе, Крисси… – Эти слова предназначались уже для миссис Суини.
– У вас прекрасный дом, – сказала та, принимая от Брианны стакан сока. – А сад – просто чудо! Дух захватывает.
– Спасибо. Я с удовольствием занимаюсь хозяйством.
– Роган рассказывал мне, – продолжала миссис Суини, – о своем кратком пребывании у вас. Теперь я вижу, он ничего не преувеличил.
– Домовничать у нее в крови! – Найл Фини с такой силой сжал плечо Брианны, что та чуть не вскрикнула.
– Я хорошо знала вашу бабушку, Брианна. Мы были близкими подругами.
– Крисси жалуется, что в те годы я не обращал на нее никакого внимания, – громогласно заявил дядюшка Найл. – Только вся штука в том, что я жутко стеснялся.
– Вот чем-чем, а стеснительностью ты никогда не мог похвастаться, – со смехом сказала миссис Суини. – Просто я была у тебя как кость в горле.
– Если и так, теперь я изменил свое мнение. Заявляю при всех.
Мистер Фини наклонился и запечатлел смачный поцелуй на губах миссис Суини, чем вызвал немалое замешательство Брианны, которой с трудом удалось это скрыть.
– Тебе потребовалось на это больше пятидесяти лет, – с улыбкой заметила миссис Суини.
– Они пролетели как один день, дорогая…
Брианна откашлялась.
– Я, пожалуй, должна… О, вот и мама пришла с Лотти! – воскликнула она, услышав шаги в холле.
– Вы ездите за рулем, как слепая, – донесся до них ворчливый голос Мейв Конкеннан. – Лучше я пойду в Эннис пешком, чем снова сяду с вами в машину.
– Если вам не нравится, научитесь водить сами, – охотно отвечала Лотти. – Тогда почувствуете себя более самостоятельной.
Обе женщины уже входили в гостиную, Лотти снимала с шеи толстый шерстяной шарф. Лицо у нее было розовое, улыбающееся.
– Сама надела вон какой шарф, – ворчала Мейв, – а мне теперь придется неделю лежать в постели с простудой.
– Мама! – Брианна бросилась к ней, помогая снять пальто. – Познакомься с миссис Суини… Это моя мать Мейв Конкеннан и наш друг Лотти Салливан.
Знакомство состоялось. Слава Богу, подумала покрасневшая от напряжения Брианна, мать хоть на минуту отвлеклась от обычного ворчания.
– Приятно встретиться с вами, – улыбаясь, сказала миссис Суини. – Я была подругой вашей матушки, миссис Конкеннан. Мы жили в Голуэе почти дом в дом.
– Я слышала о вас, – довольно сухо ответила Мейв и сразу переключилась на Найла Фини. – Это ты, дядя Найл? Не очень-то жаловал ты нас своим присутствием все эти годы!
– Тем приятней мне видеть тебя после стольких лет, – отвечал тот, заключая племянницу в объятия. – Надеюсь, ты прожила их неплохо?
– Да уж, лучше некуда. – Нетерпеливо освободившись из его здоровенных рук, она уселась возле камина. – Почему у тебя он всегда плохо горит, Брианна?
– Перестань ворчать! – гаркнул Найл. – Ты совсем не изменилась, Мейв. Такая же зануда, как была.
– Я… – начала Мейв, но Лотти Салливан не дала ей договорить и добродушно сказала:
– Разве это ворчание? Так, для начала беседы. А вообще-то я так устроена, что не слышу того, чего не хочется. И вам советую. Правда, у меня немалый опыт: как-никак вырастила четверых детей. И все ох с какими характерами! А уж муженек был…
Она тоже села и вынула вязанье из корзинки, которую держала в руках.
– Какая прелестная шерсть, – сказала миссис Суини, немного ошарашенная агрессивным вторжением Мейв.
– Да, мне тоже нравится. Хорошо доехали из Дублина?
– Прекрасно, миссис Салливан. Я почти уж забыла, какие у нас красивые края здесь, на Западе.
– Одни поля да коровы, – недовольно фыркнула Мейв. – Конечно, если живешь в Дублине, можно в хороший денек прокатиться по нашим местам. А вот как подойдет зима…
Приход Мегги прервал ее монолог.
– Ой, кого я вижу? – закричала Мегги от двери. – Дядя Найл! Ты стал еще больше, чем раньше! Растешь понемножку?
Со смехом она бросилась к нему в объятия.
– Крошка Мегги Мэй, ты тоже немного подросла.
– Да, но совсем чуть-чуть… – Она провела рукой по его лысой голове. – Куда же они подевались? Такие были густые, красивые.
– Видать, добрый Бог решил, что моя башка хороша сама по себе, – спокойно объяснил Найл, – и незачем ее закрывать волосами. А про тебя я слышал всякие сногсшибательные вещи и горжусь тобой, девочка!
– Спасибо, дядя Найл, но люди обычно сильно преувеличивают… Рада видеть вас здесь, миссис Суини. Надеюсь, этот шумный человек не очень измучил вас своим присутствием?
– Пока еще могу терпеть его… Мне бы хотелось, если удобно, Мегги, завтра перед отъездом взглянуть на ваши работы.
– Конечно, миссис Суини.
– Она для всех находит время, – раздался голос Мейв от камина, – кроме своей матери. – Брианна тоже не бездельничает, однако дважды в неделю приезжает поинтересоваться, не нужно ли мне что-нибудь.
– Вот видишь, – сказала ей Мегги, – значит, мне уж не обязательно делать то же самое.
– Если вы не против, – вмешалась Брианна, – я сейчас подам обед. Пойдемте в столовую.
– Какие приятные слова ты сказала! – воскликнул Найл. – Что может быть лучше, чем поесть в хорошей компании?
Он предложил руку миссис Суини, а другой крепко ухватил Мегги за плечо.
Стол был накрыт льняной скатертью, в комнате стояли зажженные свечи, цветы. Еда была вкусной и обильной, и все могло и должно было быть хорошо… Но так, увы, не было.
Чем веселей и непринужденней становилась беседа за столом, тем больше мрачнела Мейв Конкеннан. О, как она страдала, как ей неприятен был каждый из сидевших. Как она осуждала их всех! За веселость, за беззаботность, за то, что говорили обо всем, что Бог на душу положит, но только не о ней, не о ее здоровье, не о ее горестях и мучениях. Как она завидовала им! Но больше всего этой со вкусом одетой богачке, миссис Суини.
Подружка ее матери. В один класс ходили. И она, Мейв, могла быть такой же – жить в большом городе и носить жемчужное ожерелье, если бы не одна в ее жизни ошибка. И название этой ошибки – Мегги.
Ей хотелось плакать – от бессилия, ярости, стыда. От сознания, что жизнь загублена и ничего уже не сделать, это конец.
Вокруг нее бурлил разговор, не очень связный, дурацкий разговор обо всем и ни о чем – о цветах и о прежних временах, о Дублине и о Париже, о детях…
– Приятно, когда у вас большая семья, – говорила миссис Суини, обращаясь к Лотти. – Я всегда горевала, что у нас с Майклом был только один сын.
– Зато он, вероятно, никогда не забывал о своей матери, – сказала Мейв.
– Это зависит и от сына, и от матери, миссис Конкеннан, – заметила миссис Суини, повернувшись в ее сторону. – Но случилось самое страшное: я потеряла его… Что касается меня, то мне всегда хотелось иметь дочь. Господь благословил вас двумя дочерьми.
– Скорее проклял!
– Я положу вам грибов, Мейв, – сказала Лотти. – Они чудесно зажарены. У Брианны золотые руки.
– Меня научила готовить бабушка, – поспешила вставить Брианна. – Я всегда приставала к ней, хотела знать, как и что она делает возле плиты.
– Тебя учила, а меня несла последними словами за то, что я не любила готовить, – со злостью проговорила Мейв. – Я и правда не любила. Думаю, вы тоже не очень много проводите времени на кухне, миссис Суини?
– Боюсь, что не слишком. – Ей пришлось сделать некоторое усилие, чтобы продолжить разговор в спокойном тоне. – Во всяком случае, все мое былое умение готовить не сравнится с вашим, Брианна. Роган был прав, когда расхваливал вас.
– Она зарабатывает этим на жизнь, – сказала Мейв. – Кормит и обслуживает чужих людей. В то время, как родная мать…
– Оставь Брианну в покое, – тихо произнесла Мегги, но глаза ее кричали. – Она не забывает при этом и тебя.
– Это ее долг. Обязанность дочери. Никто за этим столом не станет отрицать этого. Кроме тебя, Маргарет Мэри. Которая пальцем о палец не ударила…
– Поэтому будь как можно ласковей с Брианной, она терпела тебя многие годы. И не кляни ее, как только что сделала.
– О, конечно, я должна сыпать благословения своим детям, которые вытряхнули меня из собственного дома! Оставили в одиночестве, больную…
– Слава Богу, вы ни одного дня не болели по-настоящему, Мейв, – с благожелательной улыбкой произнесла Лотти. – Тому я свидетель. И разве вы сейчас одна, если я все время с вами и ухаживаю, как могу?
– И получаете за это еженедельно денежки! А я имею право на то, чтобы обо мне заботились те, кто плоть от плоти моей. Но ни дочери, ни мой дядя, который сидит в своем хорошем доме в Голуэе, не хотят иметь со мной дела.
– О, Господи, Мейв, – выдохнул Найл, с состраданием глядя на нее. – Почему ты совсем не меняешься? Ну вот ни настолечко! Извини, Кристи, – обратился он к миссис Суини, – что моя племянница так ведет себя.
Бледная притихшая Брианна поднялась со стула.
– Сладкое, пожалуй, поедим в гостиной. Я принесу туда.
– Я помогу вам, милочка, – сказала Лотти.
– Прошу прощения, мне нужно поговорить с матерью, – сказала Мегги, повернувшись к Найду и миссис Суини. – Я вскоре присоединюсь к вам… Зачем ты это сделала? – во весь голос крикнула она, как только все вышли. – Зачем испортила вечер Брианне? Она так старалась. Неужели трудно было хотя бы на парочку часов притвориться, что у нас нормальная семья?
– Мне незачем производить впечатление на эту богачку из Дублина.
– Тем не менее ты произвела его. И очень плохое. Что не могло не задеть всех нас.
– А ты хочешь быть для всех хорошей, Маргарет Мэри? Лучше других? Потому что гуляешь по Венециям и Парижам? – Костяшки пальцев, которыми Мейв оперлась о край стола, побелели, лицо же сделалось багровым, как свекла. – Думаешь, я не догадываюсь, чем ты занимаешься с внуком этой женщины? Продаешь себя без зазрения совести, как самая последняя потаскуха! Душу и тело! В обмен на деньги и славу, которые он тебе добывает. Для тебя всегда это было главным.
Мегги сложила руки на груди, чтобы они так не дрожали.
– Я продаю не себя, а свою работу. В которую вкладываю часть души. Что же касается тела, то оно мое, только мое, и я отдаю его Рогану без принуждения.
– – И поплатишься за это! – зло крикнула Мейв, пришедшая в еще большее возбуждение теперь, когда получила от дочери подтверждение своих подозрений. – Такие люди, как он, ничего другого не добиваются от подобных тебе, кроме того, что бывает в темноте.
– Что ты об этом знаешь? Ровно ничего!
– Зато знаю тебя! Что станет с твоей карьерой, когда у тебя в животе зашевелится ребенок?
– Если это случится и я захочу этого, то попрошу Бога, чтобы у него была мать лучше, чем моя. И уж, во всяком случае, не пущу под откос всю свою жизнь и жизнь того, кто у меня родится.
– Много ты понимаешь, – сказала Мейв с бесконечной горечью. – Попробуй – и сама узнаешь. Поймешь, что это такое, когда жизнь как будто останавливается, а сердце разбивается на мелкие кусочки.
– Но почему непременно так? У многих музыкантов или певиц есть семьи. И дети.
– У меня был настоящий дар… – со слезами, которых она не хотела показывать, произнесла Мейв. – Талант. Так мне все говорили. Но его отняли у меня… Он пропал. Потому что я была самонадеянна и высокомерна. Вроде тебя. Из меня ушла вся музыка, когда я родила первую дочь. Все желания…
– Да, такое, наверное, может быть, – почти шепотом проговорила Мегги после молчания. – Но только в том случае, если желаешь чего-то чересчур сильно.
Желание… И сейчас, до сих пор, Мейв ощущала на сердце старый шрам.
– Что толку в желаниях? – с горечью сказала она. – Если они так легко исчезают.., бросают тебя… Ты отдаешь их за то, чтобы почувствовать мужчину между ног. И от тебя уходит главное…
– Он любит меня, – услышала Мегги собственные слова.
– В темноте мужчины легко говорят о любви. Но ты никогда не будешь счастлива. Рожденная в грехе, живущая в грехе… Ты и умрешь в грехе. И в одиночестве. Одинокая, как я… Наказанная, как я…
– Ты сделала целью своей жизни – ненависть ко мне, – так же тихо сказала Мегги. – И преуспела в этом. Но не это страшит меня больше всего, приводит в трепет. Ты ненавидишь меня, потому что чувствуешь во мне себя. Еще ту, не потерявшую душу и веру в жизнь. Так вот, не дай мне Бог закончить так, как ты.
Она вышла из комнаты и из дома – в сгустившуюся ночь.
Самое неприятное из того, что предстояло Мегги на следующее утро, когда она показывала миссис Суини и Найлу свою мастерскую, было вспоминать вчерашний вечер и извиняться за него. Хорошо еще, что в спокойном свете солнца несколько померкла малопривлекательная картина неудавшегося семейного обеда, но все равно у хозяйки мастерской на душе кошки скребли.
Полегче стало после того, как, отвечая на вопрос Найла, она принялась объяснять назначение разных приспособлений и как ими пользоваться. Дядюшка непременно хотел увидеть, как появляются на свет первые пузырьки стекла.
– Это тебе не музыкальный инструмент, – предупредила его Мегги, отбирая трубку, которую тот поднял слишком высоко. – Так ты можешь облить себя расплавленным стеклом.
– Да уж, лучше не буду, – согласился тот. – Одного художника в нашей семье хватит с избытком.
– Оказывается, вы сами делаете стекло тоже, – сказала миссис Суини, выглядевшая сегодня оживленной и на удивление моложавой в джинсах и шелковой блузке навыпуск.
– Да, из песка, соды и извести, – охотно пояснила Мегги. – А еще нужен полевой шпат, доломит.
Немного мышьяка.
О чем угодно готова она была говорить сейчас, только не о вчерашнем обеде.
– Мышьяка? – с испугом переспросила миссис Суини.
– И еще разная отрава, – улыбнулась Мегги. – Я готовлю всю эту бурду, как настоящая колдунья свое волшебное варево. А потом еще надо подумать о цвете. Кобальт, медный порошок, магнезия. Углекислая соль и различные оксиды.