Опустившись на колени, я напился. Вода пахла песком, но была чистой и живой. К черту осторожность, я не в том положении, когда можно бояться инопланетной дизентерии…
Завтра я пойду вниз по течению. Хочется есть, но куалькуа поможет – уж какую-нибудь рыбешку я поймаю. Если она здесь вообще есть.
Раскинувшись на теплом песке, я смотрел в небо. Где-то там затеряны звезды, по которым я сверял прыжки. Сверял, не подозревая, что это совсем не нужно. Что дело не в ориентации антенны, соотношении скоростей и начальном импульсе. Все дело во мне.
Не просто извозчики! Еще и лошади!
Что для русского в радость, то немцу – смерть. Что для человека в кайф, то чужому в безумие.
Как смешно – мы нуждались в обосновании принципа джампирования. И ученые высказали теорию, которую безрассудно рискнули проверить астронавты. И теория заработала – потому что этого очень хотелось пятерым камикадзе, сидящим в жестянке шаттла.
А чужим этого не дано. Находить подтверждение досужим домыслам. Восполнять верой пробелы в знаниях. Убеждать себя, что все должно быть именно так!
Может, потому у чужих так туго с религией? Не находят они оснований верить в Бога, вот и не верят.
Но где-то же должен быть ответ… не могу я обойтись без ответа.
Почему мы так похожи – да что там похожи, одинаковы! Тень, Геометры, Люди – словно отражения друг друга, и пусть одно зеркало огромно, другое поменьше, а третье совсем маленькое – но сходство бесспорно…
Дед, наверное, рад. Как же – третья гуманоидная раса…
Я засыпал. Наверное, стоило отойти подальше от реки – скоро песок совсем остынет. Но не хотелось вставать, разрывать паутину сна…
Опасность!
Куалькуа во сне не нуждался.
– Что? – прошептал я, переворачиваясь на живот, оглядываясь. – Где?
Река. Плеск. Свет.
Я всмотрелся – и увидел в звездном мерцании громоздкий темный силуэт, лениво скользящий вниз по течению. Слабый желтый огонек тускло теплился над водой.
Корабль?
Да нет, слишком уж тихо движется…
Воображение послушно дорисовало контуры чудовищного тела, выпученный сверкающий глаз на стебельке. Ну почему в первую очередь всегда ожидаешь встретить монстра?
Боевая трансформация?
Понравилось ему лепить из меня оружие…
– Подожди, – шепнул я. Наверное, слишком громко. Тень уже проплывала рядом – неуклюжая, угловатая. При звуке моего голоса что-то шевельнулось. Огонек поплыл вверх… будто глаз выискивал меня.
Я встал на корточки, готовясь рвануть подальше от берега.
– Эй! Кто здесь?
Голос был негромкий, но по воде расходился отлично. Вздрогнув, я застыл на месте.
– Есть кто? – с легкой неуверенностью спросили снова. Наверное, замерев, я мог скрыться. Желтый огонек покачивался, выискивая меня… монстр проплывал.
И вдруг морок рассеялся.
Какой еще монстр!
Плот, и человек, стоящий с фонарем в руке!
– Эй! – крикнул я. – На борту!
Мы говорили на языке, отличном от уже знакомого мне. Врата вновь подготовили меня к новой планете Тени.
– Эгей! – радостно отозвался голос. – Ты один?
– Да, – я вскочил и бросился вдоль берега. Неспешно удаляющийся плот внезапно превратился в центр вселенной. Нет, нет, я не хочу оставаться один на берегу! – Подождите!
– Мотора нет, – добродушно, но с легкой тревогой откликнулся незнакомец. – Ты доплывешь?
Доплыву ли? Да он что, шутит? Тут и двадцати метров нет… по дну дойду…
Я бросился в воду. Пробежал несколько шагов – глубина нарастала стремительно, нырнул.
Вода казалась теплой. Оказывается, я незаметно успел замерзнуть…
Желтый огонек приближался, превращаясь в маленький круглый фонарь. Я чуть не налетел на плот, вцепился в скользкие бревна. Самый что ни на есть классический плот. Навстречу мне протянулась рука.
– Давай, выползай…
Самое главное, что было в этом голосе – тепло. Может быть, чуть-чуть тревоги… но посмотрел бы я на земного туриста, так легко берущего в глухомани и посреди ночи случайного попутчика.
– Спасибо, – прошептал я, выбираясь на плот.
Человек молча поднес фонарь к своему лицу. Я ничего не сказал, но жест оценил.
Мужчина. Средних лет – может быть, за тридцать, может быть, под сорок. Впрочем, после покойного долгожителя Галиса я не рисковал судить о возрасте аборигенов. Кожа темная, похоже, не от загара, а от природы, волосы черные, прямые. Лицо очень спокойное, серьезное, но не напряженное. Лишь в глубине глаз – колючие искорки, будто не всю жизнь он сплавлялся на плотах и вылавливал из воды нервных инопланетян. Чем-то на Данилова похож, только крепче, куда крепче. Такие мужики мгновенно нравятся юным девушкам. Я, наверное, никогда таким не стану. На нем были лишь шорты из серебристой ткани, мгновенно воскресившие в памяти Ника Римера и Геометров.
– Спасибо, – повторил я.
Мужчина неторопливо повернул фонарь, посветил на меня. Я зажмурился, пережидая осмотр.
– Ну у тебя и шрам, приятель, – сочувственно сказал он, опуская фонарь. – И свежий, верно? У кого такие зубки?
Я глубоко вдохнул.
– У метаморфа.
– Ясно. Считай, дешево отделался. Он далеко?
– Он мертв.
Мужчина молчал. Вопрос был во взгляде – «как»?
Нет. Я не мог ему врать.
– Я… тоже метаморф. В какой-то мере.
– Понятно. У нас это не принято.
– Хорошо. Я и не собираюсь…
Кивок – будто все сказанное было мелочью, недостойной внимания. Пообещал я не превращаться в чудовище – ну и ладно, ну и хорошо.
– Кэлос. Так меня зовут. Это имя не значит абсолютно ничего ни на одном из языков Тени. Потому мне и нравится.
– Здравствуй, Кэлос. Меня зовут Петр. Это тоже ничего не значит на языках Тени.
– Ошибаешься. На диалекте Земли Изначальной это слово означает – Страж.
Он улыбнулся.
– Страж? – тупо повторил я.
– Страж, хранитель, диверсант. Смотря какой период брать, но мне больше нравится первое значение. Нет, я не оттуда. Не смотри так удивленно.
– Я не удивляюсь.
Кэлос кивнул:
– Ты у нас недавно?
– Совсем. Я прошел Вратами.
– Понятно. Это сразу видно. Ты не волнуйся.
Надо же – меня успокаивают.
– И тише говори, сына разбудишь.
Я кивнул. Покосился назад – на «корме» плота было что-то вроде шалаша. Сразу вспомнились «Приключения Геккельбери Финна».
– Ага, – тихонько сказал я.
– У нас приключение? – послышалось из шалаша.
Кэлос развел руками. Без особого огорчения сказал:
– Ну вот. Просьба снимается по запоздалости… Верно, Дари! Приключение.
Из шалаша на четвереньках выбрался мальчишка лет десяти. Тоже смуглый, но посветлее Кэлоса. Выпрямился, изучающе уставился на меня.
– Боюсь, я довольно скучное приключение, – промямлил я.
Мальчик, похоже, так не считал. Из его глаз мигом улетучилась сонливость.
– Это у вас форма? – звонко спросил он.
Кэлос вздохнул:
– Дари!
– Извините.
Мальчик смутился. Хороший мальчишка, еще не потерявший детской откровенности и непосредственности.
– Меня зовут Дари, – немножко церемонно сказал он.
– Петр, – в тон ответил я.
Набрав воздуха, мальчик выпалил:
– А это военная форма?.. Ой…
Кэлос погрозил ему. Как-то натужно улыбнулся мне:
– С детьми ничего не поделаешь. Лучше ты ответь.
– Военная, – сказал я. – А шрам на щеке…
Поймав взгляд Кэлоса, я закончил:
– От одного нездешнего чудовища. Но оружия у меня с собой нет, честное слово. И вообще ничего интересного. Даже камешка с другой планеты.
– Жаль, – серьезно сказал мальчик. – А то я коллекцию собираю.
Глава 6
Фонарик оказался непростой. На нем Кэлос разогрел припоздалый ужин – прямо в пластиковых тарелках. Похоже, они скорее играли в примитивные технологии, эти двое странных плотогонов, отец и сын.
Я съел все подчистую – еда казалась пресной, но мне сейчас было не до гастрономических изысков. Кэлос молча наблюдал за мной, мальчик, под строгим взглядом отца оставивший расспросы, уже клевал носом.
– Это у нас ритуал, – сказал он.
– Что?
– Вот такое путешествие, целую неделю. Подарок сыну ко дню рождения.
Я кивнул. Можно только позавидовать Дари. Наверное, и Кэлосу дарили такой праздник…
– Нет. Я из другого мира. У нас… у нас были другие подарки…
Наши взгляды встретились.
– Мысли я читать не умею. Да и вздор это, никогда не встречал человека, настолько способного к телепатии. У тебя лицо выразительное – сразу чувствуется, о чем ты думаешь.
Кажется, я покраснел.
– Мне просто приходилось общаться с таким количеством людей… молодых людей, вроде тебя. Извини, если обидел.
– Где общаться? – спросил я.
Кэлос глянул на дремлющего сына.
– В армии. Под моим началом было много парней…
Что ж, не один он умеет читать по лицам. Я тоже почувствовал в нем эту жесткую властность… пусть и спрятанную под спокойной расслабленностью.
– Тебе что-нибудь говорит название… Хрустальный Альянс?
Он напрягся, задав вопрос. Я покачал головой.
– Нет. Совершенно ничего не говорит.
Кажется, Кэлос остался доволен.
– Дело давнее, Петр. И почти забытое… кроме некоторых миров.
Мое появление задело его, ох как задело. Разбередило те тайнички в душе, куда каждый прячет своих скелетов.
И не всегда фигуральных скелетов…
– Ты воевал за Хрустальный Альянс? – спросил я.
Кэлос еще раз глянул на мальчика.
– А я-то ожидал, что гость о себе расскажет…– он попытался улыбнуться. – Боюсь, ничего тебе не скажут имена, должности, планеты…
Он глянул на берег – то ли демонстративно уходя от им же начатого разговора, то ли выискивая что-то. Мир в звездном сиянии казался сказочным, и красота его не была мертвой, как на блуждающей планете. Серебрились листья деревьев, склонившихся к самой воде, дрожали причудливые тени.
– Не хочу пропустить тропинку, – пояснил он. – По ней к дому дойдем за десять минут. Мы ведь уже возвращались, Петр. Праздник важно закончить в нужный момент, это самое главное искусство. Тогда он помнится навсегда.
– Всегда путешествуете на плоту? – спросил я.
– Нет. В прошлом году – пешком. Кстати, тоже повстречали гостя. Но он… он тут не задержался.
– У вас случайно нет небольшой войны? – спросил я.
Кэлос покачал головой.
– Нет. И не будет. Никогда. Это очень мирная планета.
– Здорово. Завидую.
– Чему? Ты теперь здесь, Петр. И тебя никто не прогонит прочь, сам понимаешь…
Понимаю? Вряд ли. Они тут все гостеприимны, особенно поначалу. И все любят свои планеты. Только я уже боюсь, после прежнего мира, что у реальности есть изнанка…
– Хрустальный Альянс был чисто силовым объединением, – неожиданно сказал Кэлос. – Тиранией в чистом виде. Причем, изначально создававшейся в противовес Тени.
Он заглянул мне в глаза, явно ожидая реакции. Угу. Еще бы знать, как реагировать.
– Поразительно, что я ничего о нем не слышал…
– Ты, видимо, очень молод. Альянс практически развалился полсотни лет назад. Тогда я и ушел. Не по своей воле, кстати. Не Вратами.
Господи, сколько же ему лет? Как минимум – ровесник деда. У меня больно кольнуло в груди – в то время, когда дед кряхтя прогуливался в саду, этот крепкий мужчина отправлялся с сыном в пешие походы!
– А в лучшие годы Альянс объединял полторы сотни планет… объединял – это не лучшее слово, скорее – сковывал…
Голова пошла кругом. Сколько миров, как я полагал, объединяет Тень? Пятьсот? Да уж! Если империя, собравшая полтораста планет, не оставила следа в истории… А ведь существует, кстати, так называемый «предел Хлыстова» – по имени социопсихолога, установившего, что звездная империя, объединившая более семисот миров с разной культурой, обречена на распад. И, говорят, данные о Конклаве подтверждают, что и чужие следуют этому числу…
– Мы даже Врата на подвластных мирах изолировали, – сказал Кэлос. – Веришь, нет? Вначале пробовали уничтожать… наивно так. Потом просто огораживали, сооружали вокруг саркофаги, капсулировали в пространстве… Врата прорастали, конечно, но медленно. Лишь в конце догадались, какие миры отдает нам Тень…
Я смотрел на Кэлоса и понимал, как мне повезло. Неслыханно повезло. Он – расскажет. Он объяснит, что такое Тень и стоит ли ждать от нее помощи.
Все-таки мне улыбнулась удача.
И как всегда, встает вопрос – случайно ли?
– Папа, что такое саркофаг? – тихо и сонно спросил мальчик. Кэлос вздрогнул. Но ответил спокойно:
– Усыпальница для древних царей. Ну, или для ненужных вещей.
– Разве Врата – ненужные? – Дари поднял голову, требовательно посмотрел на отца.
– Когда-то мне казалось, что да.
Я даже залюбовался, как он общается с ребенком. Ему явно не хотелось развивать эту тему. И все же он отвечал, четко и понятно, ничем не демонстрируя своего отношения к предмету разговора.
И эта картина не вызывала у меня раздражения. Может быть, потому, что это был не разговор Наставника с подопечным, а разговор отца с сыном.
Страшен, наверное, мир, где родителям предпочитают учителей…
– Пап, мы ведь уже приплыли! – вскинулся Дари. – Пап!
Кэлос глянул на берег, мотнул головой:
– А, плазма и пепел… Петр, хватай шест! Дари, на руль!
Через минуту мы уже отчаянно толкали плот поперек течения. От мальчишки на руле пользы, конечно, не было никакой. Только я стал бы последним, кто скажет об этом. Пусть скользит по мокрым бревнам босыми ногами, упирается в непослушное весло, зная, что правит домой.
Кэлос собрал рюкзак, закинул на плечи. Он так и оставался в одних шортах, ночная прохлада ему была нипочем. Дари надел свитер. Я стоял в сторонке, наблюдая, как они собираются.
Вроде бы предполагается, что я пойду с ними? Или короткое гостеприимство на плоту вовсе не предполагает приглашения в дом?
– Тебе формальное приглашение нужно? – деловито спросил Кэлос.
Неловкость сразу рассеялась.
– Не обязательно. Вы теперь от меня долго не отделаетесь, – нагло заявил я.
Тропинка через лес была узкой, но вполне заметной. Видимо, пользовались ею часто. Метров в десяти от реки я заметил, что стволы деревьев поблескивают в звездном свете – тонким, искрящимся мерцанием, будто тонко истолченное стекло в луче фонарика…
– Мама дорогу пометила? – спросил Кэлос сына. – Как полагаешь?
– Нет, это я сам, перед тем как уезжали.
– Молодец.
Мне снова стало чуть-чуть горько и завидно. А кому я завидовал больше, Кэлосу или Дари – не знаю.
Может быть, их дурацкая Тень и впрямь позволяет добиться счастья? Ну, пусть не везде… так идеального общества не бывает. Может быть, хоть этот мир предназначен для жизни.
– У вас много городов? – спросил я по неведомой ассоциации.
– У нас их совсем нет.
Дари взялся за руку отца:
– Папа, а в городе интересно?
– На мой взгляд – не очень.
– А почему люди на других планетах строят города?
– Они боятся одиночества.
Минуту мальчик молчал. Потом спросил:
– В городе одиночества нет?
– Там только оно и есть. Но этого не замечаешь.
Я не удержался и вступил в беседу с таким же детским энтузиазмом, как Дари:
– У вас все так считают, Кэлос?
– Да. Конечно.
Дари оторвался от отца и схватил за руку меня. Похоже, обращаться по имени он стеснялся и считал прикосновение лучшим началом беседы:
– А ты привык жить в городах?
– В общем-то, да. Только твой отец прав, это не лучшее место для жизни.
– Ты военный? Как папа?
Мне показалось, что Кэлос искоса глянул на меня.
– Я совсем недолго воевал, – осторожно сказал я. – Это скверная штука, война.
Черт, да что за прописные истины я изрекаю! Воскресная проповедь для инопланетных малышей…
– Ага. И папа так говорит, – согласился Дари. – Все, кто воевал, так говорят. Только почему-то все они сами воевали.
То ли он размышлял вслух, то ли совсем не по-детски иронизировал.
– Петр, а тебе в детстве не говорили, что война – это плохо? Вот папу учили быть солдатом, он и воевал.
– Дари, не приставай к человеку…
– Вам неинтересно со мной разговаривать? – спросил мальчик.
Я вздохнул.
– Интересно. Дари, мне в детстве говорили, что война – мерзкая, но неизбежная штука. Что если хочешь мира, то надо готовиться к войне. И что порой надо воевать за свою правду.
– Чтобы всех осчастливить, – насмешливо сказал Кэлос.
– Нет. Чтобы защитить себя. От тех, кто хочет тебя осчастливить.
– Ты уверен, что по твоей планете не прошелся Хрустальный Альянс? – поинтересовался Кэлос. – Я такие слова слышал от…
Он осекся.
– Что такое Хрустальный Альянс? – немедленно спросил Дари.
– А мы уже почти пришли, – на этот раз Кэлос проигнорировал вопрос. – Беги, буди маму.
Мы вышли из леса. Точнее, и не совсем вышли – лес просто поредел, превращаясь во что-то вроде окультуренного парка. Впереди, окруженный деревьями, виднелся дом – в два или три этажа, но огромный по площади. Что-то в нем было от старых английских особняков – мрачноватая строгость линий и потуги казаться крепостью.
– Хрустальный Альянс…– требовательно начал мальчик.
– Дари, я объясню позже. Давай, вперед.
Мальчишка перешел на бег и растворился в тенях деревьев.
– Я что-то сказал не так, – прервал я молчание.
– Нет. Это я… размяк. Давно не общался с военными… тем более – только что с фронта. Я не хочу говорить об этом при Дари. Понимаешь?
– Не совсем.
Кэлос вздохнул.
– Трудно уйти от романтизации войны, Петр.
– Достаточно на ней побывать.
– Возможно. Но я не хочу, чтобы Дари начал мечтать о военной карьере.
– У вас же не воюют.
– У нас! Петр, неужели ты не понимаешь?
– Не говори о таких вещах вообще, – предложил я. – Пусть мальчик думает, что мир – добрая и прекрасная штука.
На подобный совет можно было и обидеться. Но Кэлос лишь покачал головой: