Виконт не отводил взгляда от верхушек дальних деревьев.
– Боюсь, мисс Джарвис, вы были не очень-то честны со мной в отношении цели вашего недавнего визита к епископу Прескотту. Или мне следовало сказать «визитов»?
Руки и посадка Геро оставались расслабленно спокойными. Но ее внутреннее волнение, должно быть, передалось лошади, и та пошла боком. Всадница тут же выровняла ее.
– Никаких объяснений? – переспросил Девлин мгновение спустя.
Повернув голову, Геро всмотрелась в тонкие, привлекательные черты спутника, но не смогла обнаружить никаких признаков того, что ему известна ее тайна.
– Его преосвященство мертв. Как, скажите на милость, вы можете знать, о чем мы с ним говорили?
Дождь припустил сильнее, шлепая по листьям растущих вдоль аллеи каштанов, барабаня по утоптанной дорожке.
– Епископ обронил фразу о давнем друге, нуждающемся в совете, – поправил шляпу Себастьян.
Внутри у Геро все перевернулось, но она тут же взяла себя в руки и ровным тоном заметила:
– Здесь, по всей видимости, какая-то ошибка.
– Возможно. Хотя нельзя не удивиться: три встречи? Из-за одного выступления в Палате лордов?
Теперь уже полило, словно из ведра. Дождевые струи стекали по щекам виконта, просачивались за воротник мисс Джарвис.
– Может, нам продолжить эту беседу как-нибудь в другой раз, в менее неблагоприятной обстановке? – предложила баронская дочь, подавая знак груму и поворачивая в направлении собственного дома. – Всего доброго, милорд.
Покидая парк, она чувствовала на себе пристальный, наблюдающий взгляд виконта.
Но не оглянулась.
* * * * *
Вернувшись на Беркли-сквер, Геро отпустила служанку, стащила с себя амазонку и встала перед зеркалом в гардеробной.
Положив ладони на нижнюю часть живота, она бесстрастно изучала свое отражение. Тело было по-прежнему стройным, а живот – плоским. Но сколько это еще продлится? Месяц? Два? Как долго сможет она показываться в высшем лондонском обществе? Вошедшие в моду платья с завышенной талией на некоторое время скроют меняющиеся формы, но наступит момент, когда придется уехать.
Мисс Джарвис намеревалась провести приближающуюся осень и зиму в горах Уэльса, у одной из милейших кузин. Геро знала имя супружеской четы, которая должна была усыновить ребенка, однако эти люди пребывали в полнейшем неведении относительно личности матери. А без Прескотта возможность передать дитя приемным родителям, не раскрывая себя, подвергалась серьезному риску.
Она подумала было обратиться к супругам напрямую, но сразу же отказалась от этой идеи. Поступить так означало обречь себя на пожизненное оглядывание через плечо, на вечную боязнь позорного разоблачения и шантажа. Требовалось найти какой-то другой выход. Причем быстро.
Времени совсем не осталось.
ГЛАВА 18
К тому времени, когда Себастьян добрался обратно до Брук-стрит, его сюртук и бриджи для верховой езды промокли до нитки.
– Сыск явно губит на корню гардероб джентльмена, – заметил Жюль Калхоун, собирая разбросанную хозяином одежду.
– Подумываешь об увольнении? – разгладил складки свежего галстука виконт.
До тех пор, пока в его доме не появился этот невозмутимый камердинер, Девлину приходилось терпеть все: от приступов меланхолии до гневных истерик слуг, не привыкших обхаживать аристократа, который то и дело оказывался втянутым в расследование убийств со всеми грязными подробностями.
– Кто, я? – оглянулся глубоко оскорбленный Калхоун. – Разумеется, нет, милорд!
Переодевшись в сухое, Себастьян велел заложить городскую карету и отправился на поиски сэра Питера Прескотта, племянника епископа Лондонского.
Он нашел баронета развалившимся в углу старинной скамьи с высокой спинкой в таверне, известной под названием «Иерусалимские ворота», около площади Ханс-плейс. Как раз пробило десять часов утра, но Питеру Прескотту, судя по его внешнему виду, еще только предстояло добраться до кровати. На небольшом восьмиугольном столике перед джентльменом стояла наполовину пустая бутылка бренди, замаранный галстук съехал набекрень. Небритая со вчерашнего дня светлая щетина пятнала щеки, а хорошего покроя оливковый сюртук измялся и выпачкался на манжетах. Когда Девлин отодвинул стул напротив, сэр Питер, не меняя позы, поднял глаза и неизвестно зачем объявил:
– Я набрался.
– Мои соболезнования по поводу кончины твоего дяди, – обратился к Прескотту Себастьян, заказав две кружки эля.
Сэр Питер снова откинул голову на высокую деревянную спинку. Это был стройный, среднего роста мужчина, со светлыми вьющимися волосами. В бытность мальчишкой сочетание ореола золотистых кудрей и небесно-голубого взгляда придавало ему обманчиво-ангельский вид. Но сейчас локоны прилипли к вспотевшему лбу, а глаза налились кровью.
– Милейший дядюшка Фрэнсис, – пробурчал он. – Дай епископу волю, так его и убьют в церкви.
Девлин вглядывался в раскрасневшееся, искаженное лицо баронета. Они были знакомы почти двадцать лет – поначалу как школьники, потом как ровесники в одном городе. Но затем дороги молодых людей разошлись. Сэр Питер занялся управлением фамильным имением, которое принадлежало ему с рождения, а дни Себастьяна наполнились топотом солдат, одетых в красные мундиры, и воем артиллерийских снарядов, взрывы которых ему и сейчас иногда слышались во сне.
Потягивая эль, виконт не сводил глаз со старого приятеля.
– Мне всегда казалось, что вы с дядей в близких отношениях.
– В близких, – странно передернул плечами Прескотт. – Ну да, наверное. То есть, все сложилось как нельзя более подходяще, правда? У него не было сына, а у меня отца. Можно сказать, союз, заключенный на небесах. Или в аду.
– Насколько я понимаю, вы недавно повздорили?
– Я же не знал, что его убьют, – баронет трясущейся рукой потер подбородок. – Попробовал бы ты иметь своим чертовым дядюшкой епископа Лондонского. Стремись я быть причисленным к лику святых, стал бы, как и он, треклятым попом.
– Никогда не замечал за тобой желания попасть в святые.
Тень мальчишеской улыбки приподняла уголки губ собеседника.
– Ну, может, я и запустил козу в спальню нашего старичка-директора, но придумал-то эту проказу ты.
Виконт негромко хохотнул. По правде сказать, епископу Лондонскому грех было жаловаться на племянника. Озорной школьник вырос в добродушного и ответственного землевладельца, гораздо более интересующегося своими стадами и новейшими сортами овса, чем конными бегами или стаканчиком с игральными костями. Девлину приходил на ум только один путь, на который баронет мог свернуть со стези респектабельности. Как и Себастьян, Питер Прескотт до сих пор не был женат, предпочитая по-прежнему видеть хозяйкой старинного особняка в поместье собственную мать. Баронет делил время между имением и некоей темноволосой и черноглазой оперной танцовщицей, которой он снимал квартиру в городе.
Откинувшись на спинку стула, Девлин скрестил вытянутые ноги.
– Дядя прознал о твоей пассии, да?
Сэр Питер, ссутулившись, обхватил пятерней пивную кружку и фыркнул:
– Послушать его, так можно подумать, что я прямо-таки развратный турецкий паша с целым гаремом. Не годится, похоже, племяннику епископа Лондонского якшаться с женщиной низкого происхождения – особенно, если этот самый епископ нацелился на местечко в Кентербери.
– Так он об этом хотел побеседовать с тобой во вторник?
– Откуда ты знаешь? – удивленно глянул Прескотт.
– От секретаря епископа.
– Чтобы повидать собственного распрекрасного дядюшку, надо записываться к нему на прием, – сделал добрый глоток эля баронет. – Разве это не о многом говорит?
– И как епископ?
– Что ты имеешь в виду? – прищурился собеседник.
– Не показался он тебе каким-то… непривычно расстроенным?
– Нет. С чего вдруг?
Подняв кружку, виконт неторопливо отпил глоток. И мисс Джарвис, встречавшаяся с епископом в тот же вечер, но в шесть часов, и Уильям Франклин, видевший Прескотта накануне, утверждали, что его преосвященство был чем-то заметно взволнован. Сэр Питер был либо чрезвычайно ненаблюдательным, либо слегка неправдивым.
– Тогда скажи, кто, по-твоему, убил епископа?
– Я?! Откуда мне-то знать?
– Должны же у тебя иметься соображения о возможных виновниках.
Прескотт бросил быстрый взгляд по сторонам и подался вперед, положив руку на столешницу и приглушив голос:
– Мне кажется, властям следовало бы задаться мыслью: «Кому наиболее выгодна смерть епископа Лондонского?»
– Хороший вопрос, – одобрил виконт. – И каков, по-твоему, ответ?
– Вот в этом и загвоздка, – откинулся обратно сэр Питер. – Дядюшка Фрэнсис не боялся заводить себе врагов даже среди тех, кто мог оказаться опасен.
– Он, часом, не упоминал кого-либо конкретно?
– Помимо каждого и прочего – от Джарвиса и Квиллиана до Ливерпуля и Каннинга? – хмыкнул баронет.
– Похоже, его преосвященство был задирой
– Задирой? – сэр Питер нахмурился, затем покачал головой. Гнев и раздражение словно отпустили его. – Нет, дядя Фрэнсис не то чтобы был сварливым. Он просто искренне верил в идеалы своей религии. В справедливость. В милосердие. В мир.
– Иными словами, епископ был достойным восхищения человеком.
– Да, – глубоко вздохнул Питер Прескотт. Он вдруг оказался не таким уж и пьяным. – Да, действительно достойным восхищения.
– А где ты находился во вторник вечером?
– На Камден-плейс, – помрачнел взгляд баронета. – А что?
– Камден-плейс?
– У меня там квартира.
– А-а, – Себастьян внимательно посмотрел на дрожащие руки бывшего соученика, дневную щетину, покрывавшую обычно румяные щеки. Судя по виду, Питер Прескотт пил без просыху с того самого момента, как узнал о смерти дяди. – А когда ты в последний раз видел леди Прескотт?
– Маму? – нахмурился собеседник. – Вчера. Почему ты спрашиваешь?
К этому времени сэр Генри Лавджой уже, должно быть, прибыл со своей щекотливой миссией в Прескотт-Грейндж, привезя ветхий бархатный камзол, покрытый пятнами атласный жилет, старинные золотые часы и брелок. Если их предположения верны и мертвец в синем бархате действительно сэр Нигель, леди Прескотт только что узнала о том, что много лет назад стала вдовой.
– А тебе известно, что в склепе рядом с телом твоего дяди обнаружили еще один труп – мужчины, которого, по-видимому, убили там тридцать лет тому?
– Тридцать, говоришь? – внезапно застыл баронет.
– Именно.
С лица Питера Прескотта сбежали все краски:
– Ты хочешь сказать?..
Поднявшись, Себастьян положил руку на плечо приятеля:
– Я хочу сказать, не мешало бы тебе вернуться в поместье. Полагаю, ты обнаружишь, что леди Прескотт нуждается сейчас в сыновней поддержке.
ГЛАВА 19
Себастьян ехал вверх по улице Уайтхолл, направляясь на Боу-стрит, когда заметил Чарльза, лорда Джарвиса, выходившего из здания министерства иностранных дел. Дождь к этому времени уже стих, оставив после себя сбегающие по водостокам ручьи да мокрую мостовую, глянцево блестевшую под свинцовыми тучами.
Виконт направил двуколку поближе к бровке тротуара.
– Милорд, позволите вас на пару слов?
– Только если пожелаете пройтись со мной, – не останавливаясь, откликнулся вельможа.
– Следуй за нами, – велел Девлин своему юному груму, соскакивая с высокого сиденья.
Себастьян пристроился рядом с продолжавшим свой путь бароном. Запутанная история вражды между этими двумя аристократами тянулась почти два года, и виконт никогда не допускал такой ошибки, как недооценивать ум и могущество, а тем более злокозненность лорда Джарвиса.
– Слышал, вы наводите справки касательно смерти епископа Прескотта, – заметил королевский кузен. – Не кажется ли вам такое занятие не вполне достойным? Сын пэра Англии то и дело впутывается в расследование убийств, словно заурядная полицейская ищейка!
– Пока я не совершаю ничего действительно постыдного, например, не беру плату за свои услуги, репутации семейства Сен-Сиров ничего не грозит.
Продолжая шагать, Джарвис ухмыльнулся.
– Насколько я понимаю, между вами и епископом Лондонским имелись разногласия? – поинтересовался виконт.
– Разногласия? – покосился на него собеседник. – Можно назвать и так. Вам вряд ли удастся отыскать хоть одного члена Палаты лордов, у которого не нашлось бы «разногласий» с его преосвященством, – в том числе среди его рукоположенных сотоварищей по епископской скамье. Этот человек был чертовым радикалистом.
– Из-за своей позиции в отношении рабства?
– Из-за своей позиции в отношении чего угодно. Он даже сочинил поэму о мире! – Джарвис выплюнул последнее слово с таким видом, словно это было грязное ругательство.
– Но ведь Прескотт, в конце концов, был служителем Господа.
– А эта страна исполняет Господнее предназначение, – барон остановился у бровки, пропуская грохотавшую мимо двухколесную повозку, запряженную серым мулом и доверху груженую бочонками. – Хотя Прескотт, конечно же, так не считал. «Владыки горделиво мнят, что вправе убить и оправдать числом злодейство», – с иронией процитировал вельможа.
– Епископ был сторонником мирных договоренностей с французами?
– И с французами, и с треклятыми американцами.
– Невзирая на то, что относился к обеим нациям с изрядным презрением?
Джарвис издал неприличный звук:
– Только не просите меня отыскать логику в извращенном ходе мыслей этого праведника.
Себастьян присмотрелся к надменному орлиному профилю барона.
– Как я понимаю, вы возражали против перемещения Прескотта в Кентербери?
– Разумеется.
– Потому что он противился войне или потому что ратовал за отмену рабства?
– А как по-вашему?
– По-моему, епископ Лондонский нажил себе немалое количество врагов.
Вельможа остановился на тротуаре возле Карлтон-хауса.
– Разве сей факт не свидетельствует о человеке определенным образом?
Слова Джарвиса перекликались с тем, что сказала его собственная дочь.
– Думаю, свидетельствует, – согласился Себастьян. – Хотя многое зависит от того, каковы сами враги.
В твердом взгляде серых глаз собеседника вспыхнула веселая искорка:
– И то правда. Доброго вам дня, милорд.
Девлин дождался, пока барон пройдет в ворота ограды, отделявшей Мэлл от территории дворца, а затем, повысив голос, окликнул:
– А как насчет брата епископа? Он каким был человеком?
Джарвис медленно повернулся:
– У Френсиса Прескотта имелось четверо братьев. О котором из них вы спрашиваете?
– О самом старшем.
– Сэре Нигеле? – на аристократическом лице барона мелькнула неприязненная гримаса. – Епископ Прескотт являл собою нудного и назойливого глупца. Но его старший брат был гораздо хуже. Попросту говоря, человек дурного тона. Меня ничуть не удивило, что, в конце концов, его порешили.
Себастьян сморгнул. Лично он располагал вескими доказательствами того, что старший из братьев Прескоттов пролежал последние тридцать лет в крипте церкви Святой Маргариты с кинжалом в спине. Но этот факт еще не сделался общеизвестным.
– А что, сэра Нигеля разве убили? – переспросил виконт. – У меня сложилось впечатление, что он пропал без вести.
– Разумеется, убили. Не думаете же вы, что подобный субъект мог просто взять и исчезнуть?
– И кто, по-вашему, это сделал?
– Честно, не знаю. Но если бы узнал, угостил бы выпивкой, – Джарвис замолчал, прислушиваясь к городским колоколам, начавшим отбивать время. Над крышами поплыл мелодичный перезвон. – А теперь всего наилучшего, милорд.
Девлин наблюдал за тем, как барон пересекает двор, направляясь к ступеням.
– Хозяин? – окликнул Том, останавливая рядом гнедых.
Себастьян еще минуту помедлил, хмурясь вслед могущественному кузену короля, затем вскочил в экипаж и повернул лошадей в сторону Боу-стрит.
* * * * *
– Думаю, не осталось никаких сомнений, – подтвердил сэр Генри Лавджой, наморщив серьезное лицо. – Наш загадочный покойник из прошлого века, по всей вероятности, давно пропавший брат епископа. Леди Прескотт опознала в синем бархатном камзоле и атласном жилете одежду, которая была на ее супруге перед исчезновением. Часы и брелок тоже его.
Друзья вышли из управления на Боу-стрит и теперь проталкивались сквозь запруженные толпой аркады, выходившие на площадь Ковент-Гарден. К этому времени суматоха, характерная для рынка в ранние часы, уже улеглась, тяжелые фургоны оптовых торговцев уступили место тележкам уличных продавцов и лоточникам, предлагавшим булки и устрицы, ножи и бумажники.
– А искривленная левая рука? – вспомнил Девлин.
– Леди Розамонда сообщила, что муж сломал руку еще мальчишкой, учась в Итоне, – пояснил магистрат, смотря вслед полной, толстошеей женщине, которая прошла мимо, пошатываясь под весом водруженной на голову корзины. В воздухе смешивались запахи кофе, свежих цветов и подсыхающего конского навоза.
– И как она восприняла новость о найденном теле?
– Расплакалась.
– А что супруга рассказывала об обстоятельствах исчезновения сэра Нигеля?
– Насколько я понял, баронета видели в последний раз двадцать пятого июля. Он уехал из поместья после раннего ужина, намереваясь провести вечер в одном из своих клубов. Но так там и не появился.
– Его лошадь обнаружили бродившей по Ханслоу-Хит тем же вечером?