– На что ты намекаешь? Что младший брат убил старшего из-за наследства?
– Такое действительно случается. Хотя должен признать, для данного дела это кажется притянутым за уши.
Очистив от мяса все кости, Гибсон отодвинул тарелку.
– Если это правда, епископ, должно быть, испытал немалое потрясение, когда леди Прескотт через несколько месяцев родила посмертного наследника.
– И ни одна из вышеперечисленных версий не объясняет, кто убил самого епископа Лондонского и почему, – осушил свою кружку Девлин.
– Может, сэр Питер? Он выяснил, что дядя порешил его отца из-за наследства, и отомстил родственнику, расправившись с ним.
– Не думаю. Я знаю Питера Прескотта.
– Ты знал его мальчишкой. Люди меняются, – глядя, как друг поднимается из-за стола, Гибсон поинтересовался: – Что собираешься делать дальше?
– Съезжу утром в имение и поговорю с леди Прескотт.
– А что, по-твоему, она может рассказать?
– Не знаю. Может объяснит, чем занимался ее супруг в церковной крипте – это было бы неплохим началом.
* * * * *
Вечером виконт достал с книжной полки свой экземпляр эсхиловских «Плакальщиц» и уселся за чтение, поставив под рукой зажженные свечи и стакан с портвейном.
Являясь второй частью кровавой трилогии известного афинского драматурга о проклятии дома Атреев, трагедия развертывала страшную историю об убийствах, мести и припадках безумия[33]. Но в древнегреческом мифе не попалось ни единой подсказки по поводу смерти епископа Лондонского. Себастьян как раз дочитал до середины третьего акта, когда приехала Кэт.
Препровожденная в гостиную Мореем, гостья принесла с собой запахи воска, апельсинов и ночной прохлады. На пороге Кэт замешкалась, стягивая с головы капюшон бархатного вишневого плаща и дожидаясь, пока дворецкий, сдержанно поклонившись, удалится.
Сияние свечей мерцало на бледных щеках и водопаде темных волос, и вся она была столь прекрасна, что у Девлина перехватило дыхание.
– У меня есть ответ на твой вопрос, – сообщила актриса.
Книга соскользнула на пол. Себастьян поднялся, но не подошел ближе.
– И?..
– Одно время поговаривали, что в прошлом епископа Лондонского имеется некая тайна. Но многочисленные попытки агентов выяснить, в чем суть, так и не увенчались успехом.
Девлин встретил сияющий ослепительной синевой взгляд.
– Ты уверена?
– Да, – гостья повернулась к выходу.
– Могу я предложить тебе что-нибудь? – задержал ее Себастьян. – Чашку чая? Бокал вина?
«Останься» – вот что он говорил на самом деле.
Кэт медлила. На ее губах заиграла невеселая улыбка:
– Нет, спасибо.
«Ты же знаешь, это было бы неразумно».
Себастьян пристально посмотрел на нее через комнату. «Да, ты права». Но все равно не смог удержаться, чтоб не спросить:
– Как ты, Кэт? Йейтс хорошо к тебе относится?
– Он ведет себя как истинный джентльмен, – легонько повела плечом собеседница. – У каждого из нас свой путь.
Как ни тяжело было Себастьяну представлять себе Кэт с другим мужчиной, но думать о том, что она оказалась в западне брака, лишенного любви, было еще мучительнее.
– Это не похоже на супружескую жизнь.
– Это та жизнь, которую я желала. Мы с Йейтсом друзья.
– Мне бы хотелось видеть тебя счастливой и влюбленной.
– А ты сам, Себастьян? – печально улыбнулась гостья. – Гендон отчаянно жаждет наследника.
– Я не женюсь, если не смогу отдать избраннице все свое сердце. – «Или, – подумал виконт, – если не буду вынужден защищать ее честь».
Кэт кивнула и накинула капюшон.
– Благодарю за сведения, – выдавил Девлин с тягостной церемонностью, причинявшей ему не меньшую боль, чем все остальное.
– Я разговаривала с Гибсоном, – Кэт остановилась, положив руку на дверную ручку, словно понимала, что должна уйти, но не могла заставить себя сделать это. Несмотря на все события последних десяти месяцев, актриса и ирландский хирург оставались друзьями. – Он рассказал про Обадию Слейда. Прошу тебя, будь осмотрителен.
– Я всегда осмотрителен, – Себастьян умудрился изобразить беспечную улыбочку.
– Нет, ты никогда не осторожничаешь. Как раз это меня и тревожит.
После ухода гостьи виконт поднял книгу с пола, но строки плыли перед глазами. Ему казалось, что запах Кэт по-прежнему витает в комнате, словно сладкое воспоминание, которое невозможно удержать.
* * * * *
Преподобный Малькольм Эрншоу, издав негромкое стенание, опустился перед алтарем церкви Святой Маргариты и молитвенно сложил руки.
Истертый каменный пол придела был холодным и мучительно твердым для разболевшихся коленей, но священник принимал эту боль в качестве епитимьи.
Пастор крепко зажмурил глаза, зашевелил губами в беззвучной молитве. «Господи! Ты испытал меня и знаешь. Ты знаешь, когда я сажусь и когда встаю; Ты разумеешь помышления мои издали…»[34]
Столь трудно решить, что предпринять в подобной ситуации. Недопустимо по неосторожности обвинить невинных, но что если… Что если с виду невиновные на самом деле не являются таковыми? Как убедиться? Никогда еще преподобный Эрншоу так не нуждался в мудром наставлении.
– Ты окружаешь меня, и все пути мои известны Тебе, – зашептал священник, находя утешение в проговаривании молитвы вслух. – Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу?
Снова припустил дождь. Прислушавшись, как застучали капли по черепичной крыше, Эрншоу вздрогнул от холода, сырости и прилива необъяснимого страха.
– О, если бы Ты, Боже, поразил нечестивого! – воззвал священник, повышая голос. – Удалитесь от меня, кровожадные!
Где-то пугающе близко что-то глухо стукнуло.
Преподобный поднялся с колен, потрескивая суставами. Дыхание горячим сгустком застряло в горле. Обернувшись, он беспомощно вгляделся в темноту:
– Кто здесь?
В ответ донеслось лишь эхо собственного возгласа. Эрншоу тяжело сглотнул, объятый смешанным чувством понимания своей неразумности и ужаса.
– Здесь есть кто-нибудь?
Пастора одолевало желание выскочить в западную дверь придела, но толстые восковые свечи, горевшие возле алтаря, были неимоверно дорогими – не следовало жечь их попусту. Как бы он ни боялся, нельзя допускать глупой расточительности.
Нагнувшись и быстренько затушив пламя, священник, в спешке спотыкаясь, шагнул к алтарю. Затем бросил еще один испуганный взгляд в сторону нефа и прошептал:
– О, Господи…
ГЛАВА 22
СУББОТА, 11 ИЮЛЯ 1812 ГОДА
Наутро Себастьян отправился в Прескотт-Грейндж, намереваясь побеседовать с вдовой сэра Нигеля. Проезжая через Танфилд-Хилл, он увидел на деревенском лугу толпу местных жителей, рассредоточивавшихся в разных направлениях под руководством Дугласа Пайла.
– Что случилось? – поинтересовался виконт, останавливаясь.
– Да этот полоумный священник куда-то запропастился, – пояснил сквайр. – По словам миссис Эрншоу, его преподобие вчера вечером ушел из дома, сказав, что не помнит, запер ли он дверь в ризницу. С тех пор его никто не видел.
Себастьян бросил взгляд на древнюю церковь, толстые каменные стены которой под облачным небом выглядели мрачными и зловещими.
– А в склепе смотрели?
Колыхнув широкой грудью, помещик медленно выдохнул:
– А то как же. Благодарение Господу, пастора там не оказалось. Зато вот что мы нашли, – он выудил из жилетного кармана какую-то вещицу и протянул виконту.
Себастьян уставился на вырезанный из черного камня классический профиль в массивной серебряной оправе.
– Кольцо сэра Нигеля?
Дуглас Пайл кивнул:
– Один из парней обнаружил на куче щебня возле тех рассыпавшихся гробов. Должно быть, как-то закатилось туда, потому мы в прошлый раз его и не заметили.
– А отец Эрншоу часто так поступал? – Девлин вернул перстень помещику. – В смысле, ходил по ночам в церковь?
– Супруга утверждает, что иногда – когда его что-то тревожило.
– А пастора что-то тревожило?
– Миссис Эрншоу говорит, что, судя по виду, да.
– Она не знает, что именно?
Сквайр покачал головой:
– С той поры, как священник обнаружил трупы в крипте, он вел себя как-то необычно. Хотя кто бы после такого не переменился?
– И то правда, – согласился виконт, пытливо вглядываясь в полное, дружелюбное лицо сэра Дугласа. – Насколько хорошо вы знали Нигеля Прескотта?
– Сэра Нигеля? Не так чтобы очень. Баронет был гораздо старше, – помещик потер ладонью затылок. – Говорят, то страшилище в синем бархате оказалось им?
– По всей видимости.
– Аж не по себе становится, – мотнул головой Пайл, – как подумаешь о том, что добрых три десятка лет каждое воскресенье он лежал у нас прямо под ногами с ножом в спине, а никто и не догадывался.
Себастьян наблюдал, как отправившиеся на поиски жители деревни расходятся в разные стороны.
– Насколько я понимаю, баронет был неприятным человеком.
– Неприятным? – ухмыльнулся сквайр. – Тяжеловато вам будет отыскать в округе хоть кого-то, кто скажет о нем доброе слово.
– Нечасто встретишь столь отличающихся друг от друга братьев.
Помещик потер ладонью подбородок и отвел взгляд в сторону, словно выискивая слова.
– Ходили слухи о прежней леди Прескотт, матери сэра Нигеля… ну, вы понимаете, о чем я. Между Френсисом Прескоттом и остальными его братьями и сестрами не наблюдалось сильного семейного сходства.
– И все же, не родись Питер Прескотт, имение отошло бы к епископу?
– Ну да, так бы и случилось, – подтвердил сэр Дуглас, покачивая головой. – Кто бы мог подумать, при пятерых-то сыновьях?
Он снова покачал головой, словно подчеркивая сказанное:
– Пятеро сыновей. И если бы не посмертный младенчик, все досталось бы самому младшему.
* * * * *
Поместье, унаследованное Питером Прескоттом при рождении, располагалось к северу от деревни, на краю пустоши Ханслоу-Хит. Себастьян ехал меж ухоженных полей поспевавшего ячменя, пшеницы и овса, колыхавшихся под легким июльским ветерком. Тучные бурые коровы щипали траву на пастбищах, обнесенных крепкими каменными оградами и густыми живыми изгородями. Возле крытых соломой домиков дети играли с собаками, которые с лаем бросились за коляской, когда Себастьян покатил по аллее, ведшей к старинному особняку.
Здание являло собою живописное и беспорядочное нагромождение пристроек, одни из которых были деревянно-кирпичные, из красного кирпича эпохи Тюдоров, другие – из средневекового камня. Все это располагалось вокруг мощеного прямоугольного двора, а центром был большой холл, датируемый, должно быть, тринадцатым или четырнадцатым веком.
Леди Прескотт, мать нынешнего баронета и вдова сэра Нигеля, находилась в саду, простиравшемся к востоку от древнего холла. С корзинкой на сгибе локтя и садовыми ножницами в руке она срезала цветы с буйных кустов роз и пионов, мальв и лаванды, образующих широкий бордюр вдоль поросшего травой края канавы, оставшейся от оборонительного рва. Это была невысокая, стройная женщина лет пятидесяти с небольшим. Ее золотистые косы уже тронула седина, а в голубых глазах, смотревших из-под широкополой шляпки на приближавшегося виконта, сквозила печаль. Дама была одета в строгое черное платье с глухим воротником, как и приличествует женщине, пребывающей в глубоком трауре по мужу и деверю.
– Прошу прощения, но сын отсутствует и не может вас принять, – заговорила леди Прескотт, протягивая визитеру руку. – Однако он должен скоро вернуться. Кажется, Питер обсуждает с арендаторами вопросы ремонта некоторых коттеджей.
Она передала корзинку с цветами и ножницы лакею, который сопроводил Девлина, и обратилась к слуге с улыбкой:
– Фредерик, попросите миссис Норвуд поставить букет в воду, хорошо?
– По правде говоря, мы с сэром Питером виделись вчера, – сообщил виконт, когда лакей, поклонившись, удалился. – Я надеялся, что смогу побеседовать именно с вами.
Дама кивнула:
– Сэр Генри сообщил мне, что архиепископ попросил вашего содействия в этом ужасном деле. Постараюсь помочь, чем смогу.
Они пошли вместе вдоль бордюра. Несмотря на облака, день стоял теплый, в неярком солнечном свете броско алели и розовели пышные розовые кусты.
– Вам может показаться, что по прошествии трех десятилетий меня не должно было потрясти обнаружение тела сэра Нигеля, – заговорила хозяйка поместья. – Но считать кого-либо умершим и знать это доподлинно – совершенно разные вещи.
Себастьян всмотрелся в тонкие черты спутницы, мелкие морщинки, расходившиеся веером от уголков глаз. Леди Розамонда все еще оставалась очень привлекательной женщиной, в юности же она наверняка была удивительной красавицей.
– Когда сэр Нигель исчез, что, вы подумали, с ним сталось?
– Поначалу? Когда его лошадь нашли бродившей по пустоши, я решила, что с мужем приключился несчастный случай, и мы найдем его где-нибудь в кустах раненного.
– А когда не нашли?
– Если честно, я предположила, что супруга убили.
– Никаких догадок, кто?
Леди Прескотт бросила через плечо взгляд на гостя. На ее губах промелькнула тень странной улыбки.
– Скажите, лорд Девлин, ведь вы уже беседовали со многими людьми, знакомыми с моим мужем: удалось вам обнаружить хоть кого-то, кто хорошо знал сэра Нигеля и, тем не менее, мог сказать о нем доброе слово?
– Кажется, кто-то утверждал, что ваш супруг мог быть обаятельным, – улыбнулся в ответ Себастьян.
– О да, и вправду мог. Когда считал нужным, – повернувшись, вдова сорвала с буйствующей клумбы розовую мальву. – Я шокирую вас?
– Вы восхищаете меня своей прямотой.
Леди Прескотт вертела цветок обтянутыми перчаткой пальцами.
– Тридцать лет назад я не стала бы так откровенничать. Однако долгие годы, прожитые не то женой, не то вдовой, сделали свое дело.
Дама оглянулась на газон, где садовник в рабочем халате раскидывал навоз по пустым цветочным грядкам, и спустя мгновение добавила:
– Я буду еще честнее с вами, лорд Девлин. Мне безразлично, что случилось с мужем, раз уж он точно мертв, и я никогда больше его не увижу, – ее челюсти сжались, подбородок вздернулся. – Ну, вот и сказала. Думайте обо мне, что вам угодно.
Виконт смотрел в бледное, напряженное лицо собеседницы. «Каким же человеком следовало быть, – размышлял он, – чтобы внушить своей юной благовоспитанной жене столь неистовые и непреходящие враждебные чувства?». И все же…
Все же, по свидетельству Лавджоя, леди Прескотт заплакала, когда увидела доказательства того, что сэр Нигель действительно погиб.
Вслух же Девлин произнес:
– Мне говорили, что в то время, как ваш супруг пропал, приходским священником в церкви Святой Маргариты был его брат, Френсис Прескотт?
– Да, он очень поддержал меня в то время, – свернув в сторону от древнего рва, спутники пошли по дорожке, ведшей к растущим вдали молодым вязам и каштанам. – А почему вы спрашиваете?
– Вы помните обстоятельства, сопутствующие его решению запечатать церковную крипту?
– Отлично помню. Френсис уже давненько собирался замуровать склеп. Вонь стояла просто невыносимая, особенно в летнюю жару. Также имелись опасения, что миазмы, поднимавшиеся от разлагающихся тел, могут вызвать эпидемию среди паствы. К сожалению, вдовствующая леди Прескотт, моя покойная свекровь, была категорически против. Она решила, что должна быть похоронена в крипте, рядом с дочерьми, которые умерли еще детьми. Умоляла сына повременить, пока не отойдет сама, вот он и ждал.
– А когда скончалась ваша свекровь?
– В июне, незадолго до исчезновения сэра Нигеля. После похорон матери Френсис не затягивал с запечатыванием.
– Вы никогда не связывали этот факт с исчезновением вашего супруга?
Леди Розамунда повернулась к спутнику, на бледном лице широко раскрытые голубые глаза казались огромными:
– Нет. Да и с какой стати?
«Действительно, с какой?» – подумал Себастьян, а вслух спросил:
– Я так понимаю, тем вечером сэр Нигель намеревался посетить какой-то из своих клубов?
– Да.
– Никаких предположений, почему он передумал и направился в церковь Святой Маргариты?
– Нет, – растерянно глянула собеседница.
– И вам не приходит на ум ни одна причина, по которой ваш муж мог решить спуститься в крипту?
– Не могу даже представить, – покачала головой леди Прескотт. – Это такое ужасное место.
– Скажите, чем занимался сэр Нигель в дни, предшествующие исчезновению?
– Чем занимался? – затянутая в перчатку рука сделала неопределенный жест. – А вы многое помните об определенном отрезке времени тридцать лет тому назад?
– Тридцать лет назад меня еще на свете не было.
– Ах да, полагаю, что не было. Да и мой сын тогда еще не родился, – тихонько хмыкнула леди. Какое-то время она шла, словно затерявшись в мыслях о прошлом, затем заговорила: – Припоминаю, в те дни муж был очень занят, почти каждый день мотался верхом в Лондон на заседания во дворец и в Уайтхолл. Видите ли, он являлся значительной фигурой в Палате общин – поддерживал Питта. Если бы сэр Нигель не погиб, при перестановках в правительстве его могли назначить министром иностранных дел. Я знаю, что муж стремился к этой должности. Это одна из причин, по которой он посетил колонии.
– Сэр Нигель был в Америке? – вскинулся виконт.
– Да, а вы не знали? Он как раз только вернулся.
Себастьян наблюдал, как садовник, сложив лопату и грабли в опустевшую тачку, потолкал ее в сторону конюшен. Ветерок доносил дребезжание подпрыгивающего на ухабах инструмента. То, что сэр Нигель незадолго до исчезновения вернулся из колоний, казалось до странности предсказуемым. Каким-то образом все крутилось вокруг Америки.