– Отличная идея, брат, и, кажется, единственная из возможных в качестве варианта спасти положение. Полезли!
…Через несколько минут троим полицейским, вызванным напуганной горничной, надоело стучать в закрытую дверь. Они потребовали, чтобы портье открыл ее при помощи имевшегося у него дубликата ключа. Тот немедленно выполнил просьбу полиции. Полицейские влетели в номер, держась за пистолетные кобуры, так как по собственному опыту знали, что русские, как известно, не сдаются. Мгновенно осмотрели весь номер, заглянули под кровать и в стенные шкафы, но никого нигде не обнаружили. Вопросительно поглядели на горничную. Та стала клясться и божиться, что тут только что были двое русских, пытавшихся затащить ее в номер, и никуда деваться они не могли, так как, пока она бегала вызывать полицию, за дверью следила вторая горничная. Тогда полицейские решили проверить соседние номера.
В то время как за стенкой слышался тарарам, протрезвевшие от осознания той опасности, которой они подвергаются, двое приятелей лихорадочно соображали, что им делать дальше. Герман страшно захотел курить. Вспомнил, что в чемодане лежат сигареты, и сделал попытку их достать. Чемодан, оснащенный кодовым замком, не открывался. Код отчего-то перестал подходить. Герман с остервенением, изо всей силы ударил по чемодану ногой, отчего тот с треском распахнулся. После того, как крышка чемодана отлетела от повторного удара ноги и злосчастные пьяницы увидели, что в нем лежит, наступила небольшая пауза. Первым голос подал Андрей:
– Мммм… Какой, однако же, неожиданный поворот. Да ты, оказывается, любишь надевать на себя женское белье?!
В чемодане вместо Гериных трусов, носок, бритвы, одеколона, сигарет, рубашек и галстуков совершенно непонятным образом оказались упаковки с женскими чулками, косметичка, кружевные трусики танго, бюстгальтеры, комбидрессы, женские гигиенические девайсы в виде прокладок и прочее в этом роде.
Герман при виде этого удивился не меньше Андрея и лишь руками развел:
– Андрей! Да за кого ты меня принимаешь! Должно быть, у кого-то из группы похожий чемодан!
– Ну да, у девчонки какой-нибудь. Белье-то что надо. Такое для мужика надевается, чтобы он его поскорее стащил.
– Вот-вот! А ты говоришь, что это я на себя напяливаю! Совсем ты, что ли, сдурел?! Ты меня за пидора принял?!
– Да ладно, Гера, извини. Сейчас чего только не встретишь. Уже ничему не удивляешься, если честно… Слушай! Так чемодан-то нам просто во спасение послан!
– В каком это смысле?! – подозрительно спросил Гера, с тревогой прислушиваясь к шуму за стеной. Кажется, он уже переместился в коридор.
– А вот в каком: раздевайся!
– Чего-чего?! Ты что, больной, что ли?!
– Да ничего я не больной! Полиция вот-вот здесь будет! Мы будем обязаны открыть дверь. А если они увидят, что на нас женские стринги и чулки, они вряд ли поверят горничной в том, что ее хотели оприходовать два убежденных педика!
Раздумывать было некогда, и оба неудачливых мачо ринулись к чемодану. Через пару минут на Андрее Втором были надеты красные чулки с поясом, стринги из блестящей ткани, похожей на парчу, также красного цвета, и красный же бюстгальтер. Герман неумело застегивал между ног крючочки атласного, с кружевной отделкой черного комбидресса. Наконец у него получилось, и он облачил свои буйно заросшие суровым черным волосом ноги в черные чулки с силиконовой лентой, пришитой сверху и предназначенной специально против сползания. Андрею подошли туфли на высоком каблуке без задника размера тридцать девять с половиной из девушкиного чемодана. Герман за неимением подходящей обуви с трудом нацепил какие-то тапочки в виде кроликов. Стыдясь взглянуть друг на друга, в таком отвратительном для честных гетеросексуалов прикиде приятели уселись спиной друг к другу по разные стороны разобранной Андреем «для правдоподобия» кровати и принялись ждать. Впрочем, ждать долго им не пришлось. Раздался настойчивый и долгий стук в дверь, похожий на автоматную очередь:
– Русски! Палис! Открывайт!
– Ну что, Андрей? Откроем?
– Пошли… Голубок, блин.
– Да отвали ты, скотина!
– Дай-ка я тебя обниму. Так будет правдоподобнее.
– Делай что хочешь, мне уже по фигу.
Дверь открылась, и взорам полицейских предстала пара мужиков: один поменьше и в туфлях на каблуке, другой повыше и в пушистых кроличьих тапках. В нижнем женском белье. В обнимку. Желание задавать вопросы у полицейских иссякло мгновенно. Они просто развернулись и бросились в уборную, где каждого из них долго и мучительно рвало от увиденного. И долго еще потом в полицейском управлении Стамбула над ними подшучивали их коллеги, прозвав этот полицейский наряд «полицией голубых нравов».
Андрей Второй и Гера пообещали сами себе никому и никогда не рассказывать о том позоре, который они вынуждены были пережить, лишь бы не попасть в тюрьму из-за несговорчивой горничной. Чемодан, в котором нашелся даже вибратор на батарейках, Гера пинками запихнул под кровать. Тот оказался принадлежащим той самой любвеобильной и известной в торговой московской тусовке откатчице Карелии Ротевник, наличие у которой мужа и ребенка не мешало ей одновременно близко встречаться с несколькими разными мужчинами. Она вернула по ошибке взятый ею чемодан Германа и безуспешно пыталась найти свой, точную копию Гериного. Гера же как-то вывернулся, заявив, что был очень пьян, никаких чемоданов не помнит, ее чемодана он не видел, и тому подобное. Как Ротевник вышла тогда из положения, так никто никогда и не узнает. Остается предположить, что все необходимое взамен утраченных прокладок она прикупила в стамбульских магазинах, а отсутствие шустрого вибратора на батарейках ей компенсировал не менее шустрый Аркаша Тормошин – изрядный любитель тормошить женский пол.
По Стамбулу в простынях
Чудеса тем временем продолжались. Гера и Андрей бурно отметили свое невероятное спасение от тюремной камеры и решили пройтись по городу с целью ознакомления с достопримечательностями. По пути они зашли в какую-то чайхану, где попробовали турецкого национального достояния: крепкой анисовой настойки под названием «ракы». После первого же глотка на лица обоих нельзя было взглянуть без смеха, так как они стали напоминать сушеные сморщенные яблоки.
– Гер, ну и дрянь же тут пьют, а?!
– Не говори, Андрей! Похоже на микстуру от кашля из моего застенчивого детства под названием, кажется, «Пертуссин»!
– Это точно, чувак. Так и есть, галимый «Пертуссин».
– Эй, хозяин! Пива налей!
Хозяин чайханы подлетел к их столу с двумя кружками местного мутноватого пива. С дикой скоростью, вращая карими зрачками, затараторил:
– Рюсски! Наташчя нада? Тракацца нада? Наташчя карашо!
Приятели переглянулись:
– Чего это он про какую-то Наташу задвигает?
– Проституток предлагает вроде бы. Эй, крендель! Проститьюшен? Секс?
– Секс, секс! – закивал хозяин чайханы и, проведя указательным пальцем по длинным и острым, как у таракана, усам, высунул язык и совершил им несколько неприличных быстрых движений, которые выдавали в нем опытного куннилингера. – Рашен гёлс! Наташчя! Тракацца!
– Предлагает с какой-то Наташей потрахаться, – резюмировал Андрей. – Ты как? Не против?
– У меня, Андрей, к проституткам настороженное отношение. Я, видишь ли, все время боюсь заболеть чем-нибудь вроде сифилиса или еще какой-нибудь заразы, пострашнее него.
– Да забей ты! Я вот ничего не боюсь! От меня вся эта зараза отскакивает, словно черт от ладана.
– А черт отскакивает от ладана?
– А то!
– Ты уверен?
– Герыч! Мы идем к Наташам или нет?
– Скажи мне, Андрей, как человек более опытный в подобного рода вещах: вот почему иностранцы называют наших путан поголовно Наташами? Откуда у них такая ассоциация именно с этим прекрасным именем?
– Не имею понятия. Очевидно, первую девушку из России, залетевшую в постель к какому-нибудь популярному и влиятельному журналисту-международнику из, ну скажем, Би-би-си, звали Наташей, и она так смогла его очаровать, что в своей статье или передаче о русской продажной любви он ввел ее имя, как нарицательное.
– Да. Ты прав, пожалуй. Вполне правдоподобная версия. Очаровала или кинула. К своим девкам вроде не так стремно ехать, правда? Эй, хозяин! Мы хотим к Наташьчям, натюрлих!
Турок, похожий на таракана, радостно закивал. Видимо, его настолько обрадовало согласие двоих русских, находившихся в изрядном подпитии, что он даже начал одновременно потирать руки, прищелкивать пальцами и притопывать одной ногой.
– Рюсски! Тавай мине писсот долляр. Тамам?
Гера и Андрей переглянулись:
– Пятьсот баксов требует, слыхал, Андрей?! Он что, сам, что ли, нас обслужить надумал? Ха-ха-ха!
– Да ладно тебе, Гера, – с видом знатока молвил Андрей Второй. – Здесь проституция вне закона, вот и старается чувачок, заколачивает посреднические. Видимо, есть схема. Деньги ему, а затем он со всеми делится.
– Рюсски! Тавай мине писсот долляр. Тамам?
Гера и Андрей переглянулись:
– Пятьсот баксов требует, слыхал, Андрей?! Он что, сам, что ли, нас обслужить надумал? Ха-ха-ха!
– Да ладно тебе, Гера, – с видом знатока молвил Андрей Второй. – Здесь проституция вне закона, вот и старается чувачок, заколачивает посреднические. Видимо, есть схема. Деньги ему, а затем он со всеми делится.
Турок, словно понимая все, что сказал Андрей, осклабился и продолжил бубнить про «писсот долляр».
– Дам ему бабки.
Андрей достал из заднего кармана пачку долларов в банковской упаковке, подмигнул Герману:
– Начнем, Гера, новую пачечку? Обновим ее, так сказать?
Герман одобрительно кивнул. Андрей вытянул из пачки пять сотенных бумажек, кинул на стол:
– На, забирай. Где девочки?
Турок при виде пачки денег с видимым трудом пришел в себя. Глаза его вспыхнули каким-то, словно черным, огнем. Впрочем, он мгновенно взял себя в руки. Сгреб со стола доллары и пригласил приятелей за собой. Вышли на улицу через черный ход, пройдя по пути до двери через какие-то подсобные помещения, кухню, чуланы, где стояли ведра, стремянки и ползали огромные черные тараканы. На улице не было ни души, лишь перед самым выходом из заведения этого сводника стояло такси с выключенным мотором. Внутри дремал турок-шофер, положив голову на руль. Сводник пнул по колесу автомобиля. Таксист открыл глаза, встрепенулся, выскочил из своего такси и открыл заднюю дверь машины, приглашая Германа и Андрея внутрь. Те переглянулись, смутно понимая, что именно сейчас-то и есть как раз самое время для того, чтобы отказаться от сомнительного сексуального приключения, но нежелание одного мужика показать слабину в кураже перед другим забило им нужные слова обратно в глотки. Такси рвануло с места и принялось петлять по невообразимо кривым стамбульским улицам.
Ехали около сорока минут. Довольно долго, если учесть, что машина ни разу не застряла в пробке и все время двигалась со скоростью около восьмидесяти километров в час. Водитель совершенно игнорировал красные сигналы светофоров, орал на каких-то зазевавшихся прохожих, на таких же, как и сам он, таксистов, на остальных водителей… Словом, он орал на все, что попадалось в его поле зрения и имело способность двигаться, и все это в свою очередь отвечало ему тем же. Такова манера общения в этом городе. Андрей несколько раз зевнул и задремал. Герман пытался хоть как-то запомнить дорогу, но понял, что сделать это невозможно. К тому же каких-то особенно запоминающихся ориентиров – больших зданий, телевышек, крупных торговых центров – по пути не встречалось. У Германа мелькнуло подозрение, что они ездят кругами, но Андрей спал, и поделиться своими выводами Гере было не с кем.
Наконец такси остановилось на улице, которая была очень похожа на ту, откуда они уехали сорок минут назад. Такая же безлюдная и очень тихая. Даже шум города, казалось, не нарушал этой тишины. Таксист открыл дверь, Андрей проснулся и сперва начал рассеянно осматриваться по сторонам, затем, вспомнив, где он и с какой целью они с Герой приехали, живо выбрался из машины. Герман за ним. Таксист, не давая им оглядеться по сторонам, открыл дверь в стене и, буквально толкнув в нее Германа, шедшего за Андреем Вторым в спину, захлопнул дверь, а сам остался снаружи.
Они оказались в помещении размером примерно в тридцать квадратных метров с огромной кроватью, стоящей посредине. Окон не было, но освещение, которое давали точечные светильники в потолке, было достаточным для того, чтобы увидеть, что на кровати в самой неприличной позе, раздвинув лепестки пальцами с длинными наманикюренными ногтями, лежала довольно симпатичная девица и облизывала языком пухлые губы. Из одежды на ней был золотой браслет на ноге и на правой ягодице цветная татуировка в виде пышной розы.
От такого зрелища оба закадычных собутыльника немного растерялись, но, впрочем, растерянность эта длилась не более двух секунд. С пыхтением и сопением они стянули с себя одежду, побросав ее на пол как попало, и, похотливо мыча, полезли на кровать к ожидавшей их девице.
– Мальчики, – произнесла проститутка, внезапно приняв вместо позы вавилонской блудницы позу миссионерки, – не так быстро. Давайте-ка я принесу вам презервативы.
И не успели два голых секс-туриста что-либо ответить, как ушлая гетера спрыгнула с кровати, обогнула ее и нагнулась над незамеченной ранее Герой и Андреем тумбочкой, явив их взору свой запретный плод, столь многими ранее уже вкушенный.
Внезапно погас свет, и в комнате наступила кромешная темнота. Спустя несколько мгновений в этой темноте на секунду появился светлый прямоугольник – дверной проем, затем дверь захлопнулась и послышался шум отъезжающего автомобиля.
– Э! Что за дела! Куда! Свет включи! Ты где, Наташа, еб твою мать! – почти в унисон завопили приятели. Но никто им, понятное дело, не ответил. Кряхтя и матерясь, они слезли с кровати и, болтая враз поникшими членами, принялись искать выключатель. Наконец Гера нащупал на стене его клавишу и с остервенением ударил по ней. Свет загорелся. Наташи, как и следовало ожидать, след простыл. Но самое ужасное было в том, что также простыл и след одежды обоих незадачливых любителей перченой клубнички. Все, вплоть до носок, трусов и ботинок исчезло вместе с Наташей и ее маникюром. И произошло это все настолько быстро, что, казалось, просто не могло быть реальностью! Однако же более реального и отвратительного положения вещей сложно было себе представить.
Во-первых, совершенно очевидным был тот факт, что Андрея Второго и Германа самым свинским образом надули, сделав их персонажами целого заранее срежиссированного спектакля. Никакая Наташа вступать в интимные отношения с двумя изрядно бухими товарищами не собиралась, а ловко провела простаков, сославшись на необходимость облачения их понапрасну воспрявших было инструментов в презервативы.
Во-вторых, входные билеты на столь короткий эротический спектакль обошлись обоим по крайне высокой цене. Андрей расстался с загранпаспортом, бумажником, в котором находились платиновые карточки нескольких известнейших банков, начатой пачкой стодолларовых купюр из заднего кармана и часами «Harry Winston» стоимостью свыше ста тысяч долларов. Герман также лишился нескольких тысяч долларов наличными, загранпаспорта, кредитных карточек и часов «Panerai», хоть и не настолько дорогих, как часы Андрея, но тем не менее стоивших эквивалент приличного легкового автомобиля.
В-третьих, с небывалой остротой зазвучал извечный национальный вопрос: «А какого, собственно, лешего теперь делать?!», ответа на который не было. Второй раз в течение одного дня двое собратьев по облому сели по разные стороны разобранной кровати спинами друг к другу и принялись, тяжело посапывая, пытаться оценить положение.
– Андрей! Я говорил тебе, что не стоило ехать! Что теперь делать! Это же просто ужас какой-то!
– Да не ори ты! И так понятно, что это полный, тотальный пиздец! Документов нет! Денег тоже нет! А без денег я себя чувствую просто кучей дерьма!
– Это точно. У тебя денег много, значит, ты должен чувствовать себя просто огромной кучей дерьма, а у меня по сравнению с тобой их почти вовсе нет, поэтому я себя чувствую просто одной маленькой какашкой! Никому не нужной, валяющейся в углу и отвратительно пахнущей!
– Влипли… Да кто же знал-то! Ну, дайте мне только до телефона добраться!
– И тогда что?
– Тогда?! Что тогда?! Я тебе скажу, что будет тогда! Я позвоню в Москву, и через несколько часов в этот говенный город прилетит полный самолет быков, которые перевернут здесь все и камня на камне не оставят, а этого вонючего таракана, который нас так грамотно опрокинул, его просто повесят вниз головой, сдерут с живого кожу, а потом обработают паяльной лампой до состояния кебаба, которым здесь все питаются. Будет такой кебаб с начиночкой, мать его!
От предвкушения расправы с обидчиками у двух неудачников появились силы и жажда деятельности. Понятно было, что каким-то образом необходимо было добраться до отеля, и самым главным препятствием на пути к этой цели являлось отсутствие какой бы то ни было одежды.
– Как по городу пойдем? Здесь не нудистский пляж, на раз-два загремим в полицию! Прикинь, картина: миллионер и откатчик из России сидят голыми задницами на неструганой скамейке в полицейском обезьяннике, и над ними гогочут все, кто в состоянии это делать.
– А знаешь, Андрей, ведь у нас на кровати есть простыня! И довольно большая простыня! Может быть, разорвем ее пополам, сделаем что-то наподобие набедренных повязок и так дойдем до ближайшего полицейского?
– Нет! Ни в коем случае! То есть идея, разумеется, прекрасная, что касается простыни, но в полицию заявлять я бы не стал. Давай сначала выберемся из этой дыры, а то меня не покидают опасения, что сейчас сюда ворвется взвод янычар-гомосексуалистов, и они сделают из нас с тобой по крупноячеистому решету!