— Пропусти. На этаже пусть позвонит и назовет фамилию. Как его?..
— Тебя как? — Видимо, охранник спросил посетителя. — Викулов он.
Отец учил: день, ночь, а дело на первом месте, непредвиденные обстоятельства, о которых ты поленился узнать, могут впоследствии раздавить тебя. Когда вновь раздался звонок и Герман услышал фамилию, он нажал на клавишу, дверь на лестничной клетке автоматически открылась. Минуту спустя в дверном проеме кабинета показался темноволосый, с открытым и в то же время хитроватым взглядом серых глаз мужичок лет сорока, эдакий крепыш.
— Можно?
— Прошу вас, — пригласил Герман. — Садитесь.
— Простите, мне нужен шеф, Феликс Георгиевич…
— Он погиб. Я его сын, Герман Феликсович, теперь и являюсь шефом.
— Извините, я не знал, — растерялся и очень расстроился Викулов. — Примите мои искренние соболезнования… Надо же, так неожиданно… Значит, вы вместо отца? Что ж, может, с вами обсудим некоторые детали? Я специально приехал.
— Попробуем. — Герман предполагал, что Викулов начнет клянчить деньги.
— Я по поводу бутылочного завода, к строительству которого должны приступить через полгода. А я думаю, уже можно начать подготовительные работы, свозить материалы, делать замеры…
— Погодите. На меня сейчас навалилось слишком много всего, я принимаю дела и не совсем в курсе, о чем идет речь. Подробнее расскажите.
— Суть вот в чем. Год назад я обратился к вашему отцу с предложением построить бутылочный завод, который будет перерабатывать всю стеклотару без исключения. Проблема в том, что в ходу «чебурашки» и бутылки из-под водки, но и те далеко не все. Не везде берут в пунктах приема стеклотары бутылки из-под шампанского, вовсе не принимают импортные бутылки, битое стекло… долго перечислять. Мы предлагаем построить завод, который переработает все стекло, включая битое. Стекло должно приниматься на вес, а не поштучно…
Какие-то бутылки, битое стекло… Отец заинтересовался этой ерундой?
— Документы у вас с собой? — спросил Герман.
— Конечно, вот. — Викулов раскрыл кейс, подал бумаги. — Это сам проект, его стоимость. Вот авторы дают раскладку. Это обязательства западных инвесторов…
— Инвесторы дали согласие? — осторожно спросил Герман. Инвестиции означали, что проектом заинтересовались, заинтересовать западников можно только одним — прибылью. — А где расчеты прибыли?
— Пожалуйста.
Викулов положил перед Германом листы, при виде которых у того непроизвольно округлились глаза. От паршивого заводика прибыль офигенная, в это трудно поверить. Впрочем, бумага все стерпит, что на ней ни нарисуй. А Викулов продолжил:
— Мы подсчитали прибыль за каждый год с учетом максимальной инфляции, хотя в нашей стране предугадать размер инфляции невозможно, однако не каждый год и рубль обваливается. Смотрите, завод окупается за год, в дальнейшем приносит доход…
— А что за продукцию должен выпускать завод?
— Ходовые бутылки, банки… наименований много, они перечислены в самом начале проекта. Ваш отец ухватился за проект, пробил инвестиции, вложил деньги, арендовал участок под строительство. Понимаете, у нас же дуболомы сидят в кабинетах, им пока разъяснишь выгоды… Обратите внимание, это проба почвы, в смысле — анализ, геодезические работы сделаны. А визы главного архитектора нет. Без его визы завода не будет. Почему-то здесь возник тормоз. Ну и самое главное — до сих пор не открыт счет. Инвесторы посмотрят на нашу нерасторопность и пошлют нас подальше. Не слать же им деньги на деревню дедушке? Мы не в курсе, что с акциями. Скажу честно, мне показалось, что в акциях и есть проблема. Кто-то недоволен дележом. Как же быть? Дело стоящее. Я звоню-звоню Петру Ильичу…
— Как? Кому вы звонили? — насторожился Герман.
— Петру Ильичу. Ему поручил заниматься документацией Феликс Георгиевич. А его нет. Вот я и приехал, благо — недалеко.
— Давайте так: я отксерю документы, копии оставлю себе. Они есть в бумагах отца, но сейчас искать в неразберихе сложно. С понедельника я лично займусь этим вопросом, созвонюсь с Петром Ильичом и позвоню вам. Оставьте свои координаты.
Когда Викулов ушел, Герман, перелистывая копии, произнес:
— Так вот ты какой, дядя Петя!
Из Ларнаки в Лимасол добирались автобусом, неприглядный каменистый вид скрашивало море, резавшее глаза. Ах, море… Оно встретило Свету музыкой лучей в лазури, которая проникала внутрь, прогоняя меланхолию. Гид в микрофон на ломаном русском повествовала о Кипре, его истории, достопримечательностях:
— Обратите внимание на три скалы, выступающие из моря. По преданиям, около среднего камня родилась из морской пены Афродита Киприда…
Пассажиры вскакивали с мест, вытягивали шеи, чтобы своими очами увидеть место рождения богини любви. Въехали в Лимасол, где пышная растительность, роскошные отели, парки поражали ухоженностью и чистотой. Остановились в пятизвездочном отеле, получили пластиковые карточки, в лифте с прозрачными стенами медленно поднимались вверх. Гигантская конусообразная люстра нависла над фойе, лифт проплывал мимо нее, Марат не сдержал восторга:
— Ну и махина! Трудно поверить, что она сделана руками.
— Представляешь, если свалится? — равнодушно произнесла Света. — Мокрого места не останется от тех, на кого упадет.
— Светильда, тебя ничем не удивить.
У номера он возился с ключом, Света сначала наблюдала, потом спросила:
— Ты первый раз за границей?
— Да. А что, заметно?
— Угу. Ты открываешь номер ключом от мини-бара. Отойди.
Она вставила пластиковую карточку, дверь, как по волшебству, открылась. Марат внес чемоданы в просторный, светлый номер с видом на море, внизу как на ладони — парк и бассейн. Оглядевшись, Света растерялась:
— Здесь одна кровать.
— Ну да, номер-то для молодоженов заказан.
Света насупилась, забыла, что замужем уже третий месяц, привыкла видеть в Марате друга, слово «муж» не увязывалось ни с ней, ни с ним. Он умчался в душ и что-то говорил оттуда с тем же дурацким восторгом. На столе красовался великолепный букет, прямо на цветах белел конверт, Света вынула из него открытку… «Ласточка, желаю прекрасно провести время. Папа». Слезы сами собой навернулись, но она проглотила их и полезла в сумочку за фотографиями отца и Егора. Их самих нет, но есть снимки — странно, как все странно… Света поставила фотографии на видное место и услышала за спиной:
— Значит, две недели я проведу с покойниками.
— Проводи с живыми, — посоветовала Света, отправляясь в душ.
— Я привез тебя сюда, чтобы ты забыла…
— А я не хочу забывать. Ничего, — заговорила Света под шум воды. — Предупреждаю, если хочешь поменять деньги, меняй в банке. В отеле меняют круглосуточно, но дерут, ты много потеряешь. В банке за сто баксов получишь пятьдесят один кипрский доллар, а в отеле всего сорок семь. Так было раньше.
— Ну и ну, Светильда! Я думал, ты вообще ни в чем не гребешь. Ты точно дочь своего отца.
После ужина Марат купался в бассейне, а Света улеглась спать на краю кровати, разделив ее на две части, в качестве границы поставила чемодан и сумку поверх одеяла. Вспомнив содержание открытки, всплакнула, но, когда вернулся Марат, притворилась спящей. Он лег на другом конце, ворочался.
Это чудовищно, но хватило трех дней, чтобы воспоминания о папе и Егоре погасли. Настроившись на самоизоляцию и страдания, Света не смогла сидеть затворницей и не поддаться искушению поплавать в море, съесть мороженого и экзотических блюд. Да и Марат не давал ей упиваться горем, тащил то на экскурсию, то погулять. Разве можно отказаться от всего этого, когда тебе восемнадцать? Раза два Света усиленно принималась плакать в ванной комнате, вспоминая о постигших ее несчастьях, но слезы никак не желали литься. В конце концов, лежа в постели утром пятого дня, она решила больше не страдать, раз не страдается. Отодвинув сумку, посмотрела на спящего Марата и впервые подумала, как глупо себя ведет. Ну зачем было ставить на середину кровати чемодан и сумку? Марат не собирается покушаться на ее честь. И вдруг ее заело: «А почему, собственно? Я что, уродина? И вообще, зачем он женился на мне?» Вот сколько возникло вопросов, а посоветоваться не с кем. Всем она делилась с папой, скрыла только роман с Егором. Даже когда месячные пришли, Света прибежала к Феликсу, а не с девчонками обсуждала проблему. Так было, а как будет? Ей стало жалко себя, Света шмыгнула носом.
— Светильда, ты что — опять плачешь? — сонно промямлил Марат.
— Насморк у меня.
— Простудилась? — приподнялся он. — Давай к врачу сходим, страховка оплачена.
— Нет, спи. Это аллергия.
Набросив халат, убежала в ванную. Все-таки ей повезло заиметь мужа-друга. Марат заботлив, предупредителен…
Но день принес немало открытий. За завтраком Света обнаружила — как-то раньше не замечала, — что с ним кокетничает женщина типа старухи лет эдак тридцати. Поехали в аквапарк. Оказывается, Марат пользуется успехом у «старух», общителен, предупредителен и заботлив не только с женой. «Что они в нем находят?» — раздраженно думала Света, глядя на «старух» в купальниках «почти Ева», крутившихся возле него.
— Марат, дай руку. Марат, помоги мне надеть лямку (от мешка неизвестно для каких целей). Марат, поплыли наперегонки?
«Какое мне дело? — пожимала плечиками Света. — Пусть развлекается с кривляками». На ужине к их столику подплыла фальшивая блондинка и предложила посмотреть Египет с Израилем, три ночи на корабле — два дня впечатлений. Это становилось невыносимым.
— Светильда, хочешь в Египет? Пирамиды, сфинксы…
— И жара до ста градусов в тени, — буркнула она.
— Светочка, таких градусов не бывает, — улыбнулась блондинка.
— Не хочу в Египет, я там была, — отказалась Света. — А ты поезжай.
— Мы не хотим в Египет, — почему-то рассмеялся Марат.
— Я иду в номер, у меня болит голова, — поднялась Света, разозлившись.
— А я посижу еще, — сказал Марат. — Ты не против?
— С какой стати я буду против?
Белая старая лошадь подсела к нему, что-то чирикала, пошло хохоча. Не над ней ли? Противно.
С раннего утра Света плавала в бассейне. Марат пришел много позже — он соня. Поприветствовав ее, улегся в шезлонг, Света подплыла к бордюру:
— Если надо пойти на свидание, то иди. Ты не обязан сидеть возле меня.
— На свидание? С девушкой, что ли?
— Ну, не с парнем же.
— Не могу ходить на свидания, у меня жена есть.
— Какая я тебе жена, не смеши.
— К тому же ревнивая.
— Чего-чего? А что такое ревность?
— Это… — зевнул Марат. — Это как вареное или сырое яйцо, не попробуешь — не поймешь.
Света нырнула и выплыла на середине бассейна, чем выразила свое «фи».
— Светильда, выходи, у нас сегодня большая экскурсия в горы, обещали праздник «Кипрские ночи».
— Мне надоели экскурсии, — ворчала она, выбираясь из воды. — Когда-нибудь будет свободный и спокойный день?..
А было здорово. День закончился в корчме, где три киприота в национальных одеждах зажигательно танцевали, на голову одного из них туристы водрузили целую пирамиду из стаканов. В конце вечера они увлекли в танец туристов, в том числе и Свету. Возвращались ночью в джипе, а ветер, теплый средиземноморский ветер с запахом нагретых за день камней и моря обдавал лицо и плечи. Света утомилась и дремала, прислонившись к стенке джипа. Марат перекинул через ее голову руку, взяв за плечи, привлек к себе.
— Устраивайся поудобней и спи.
«Он славный, добрый», — подумала Света.
15
— Это опять Герман. Не приехал?.. Ах, звонил… и что? Извините, Кира Викторовна, за беспокойство, до свидания.
Не вернулся Петр Ильич из командировки — кодовое название загула. Укатил в Крым с сексапильной молодой блондиночкой, у которой грива до задницы. Хорошо, должно быть, ему на берегах Тавриды командируется, раз задержался на неопределенное время. Впрочем, понять мужика легко: директриса вянет на глазах, а дядю Петю долбанула третья молодость, причем долбанула крепко. Это его дело, конечно, а вот как случилось, что он не поставил Германа в известность о строительстве завода, куда Феликс бросил кучу денег? Забыл? Ничего себе! Он же готовил документацию, составлял смету с авторами проекта, выбирал место, добывал специалистов для проб почвы и забыл? Ну, если учесть, что основная часть акций должна принадлежать Феликсу, остальное рассыпано по рукам, включая инвесторов, то, наверное, память отказать может. Не хватает-то всего ничего. А кто руководит мнением главного архитектора? Арифметика проста: мэр. А мэр друган дяди Пети. Медведя нет, а шкуру делят.
Герман полистал тетрадь, задержался на страницах с надписями «Митя» и «Люся из кафе». Заходил в кафе, выпил поддельного коньяку и, как на нечто экзотическое, смотрел на Люсю, которую часто окликали. О чем ее спрашивать? Это существо вряд ли помнит вчерашний день, куда ей восстановить в памяти двадцать пятое мая? А Митя? Допустим, поговорит он с Митей, что это даст? Он свидетель Егора, которому наплевать на земные страсти. Записал: «Что это даст?» И: «Ничего».
— Что ты пишешь? — спросила Белла, войдя с закусками на подносе.
— Да так… — Он закрыл тетрадь и бросил в стол, потянулся, хрустнув костями. — Катаю план на неделю, чтобы не забыть. Я закончил.
— В обычную тетрадь? Я подарю тебе ежедневник, делать записи в обычной тетради несолидно. — Белла сервировала стол, разложила салфетки, достала бокалы для вина, не забыла о свечах. — Чем еще будешь заниматься?
— Хочу посмотреть свадьбу.
— Опять? Ты беспокоишь меня. Не больно видеть отца живым?
— Напротив. Он меня вдохновляет на великие дела. Нет, правда, не могу же я стать хуже! Предлагаю и тебе посмотреть запись Михасика. Обхохочешься.
— Что ж, раз больше нам нечем заняться… — кокетливо протянула Белла.
— Нам всегда есть чем заняться, но потом. Ты только взгляни, там такое…
Белла налила вина, а Герман вставил кассету в видеомагнитофон. Кстати, он опять забыл вернуть компактные кассеты с камерой, с которых сделал копии. Герман удобно устроился в кресле, отхлебнул вина и забубнил:
— Так, акт бракосочетания проскакиваем, это неинтересно… Предупреждаю, комментарии — жуть… Ну, ты с Михасиком неплохо знакома.
На экране толпа у ресторана встречает молодых. Подъезжает вереница убранных лентами и цветами машин. Толпа стала больше, в кадре головы и спины. Неповторимый голос Михасика:
— Ну, бля, рассоситесь! Че снимать я должен? Котлы ваши? Не, ну че, пацаны?.. Болт! Кончай базар, в натуре! Распихай там… Ага, так…
Такой же, а-ля Михасик, Болт бесцеремонно расталкивает всех. Мужчина протестует против хамства, но он не из шишек, с ним не считается Михасик:
— Хавальник закрой и отвали. Ну, народ! Дай снять, мать твою!
В объективе Марат и Света, их встречает Галина Федоровна на пороге ресторана с хлебом и солью, толкает заученную речь тоном клинической оптимистки. Белла со смешком сказала, пригубив бокал:
— Еще чуть-чуть — и мама Марата взлетит.
— Смотри, а вот ты, Белла.
Гости ринулись занимать места, в хвосте плетется Белла в сиреневом тумане одежд, сняла с плеча такого же колера довольно большую мягкую сумку, опустила туда руку. На подругу налетела Зоя, которую, в свою очередь, толкнул муж, гаркнув (надо полагать, шутливо) ей в ухо. Обе вскрикнули, у Беллы выпала сумочка. По ступеням рассыпались косметические принадлежности. Зоя давай ругать мужа, а Белла сбежала вниз, торопливо начала поднимать вещи. Молоденький мент — тот самый, предложивший Герману помощь, когда он выяснял отношения с Ритой, — помог собрать флаконы и прочие женские штучки. Белла со злостью налетела на него:
— Оставь, я сама.
А на заднем плане Михасик с женой скалит зубы, обнимая благоверную. Он поднял вверх руки, мол, вот он я, какой красавец-удалец! Их-то и снимал Болт, просивший поменять позы, Белла попала в кадр случайно. Грубо вырвав у мента некий предмет, она спохватилась, ибо тот обидчиво поджал губы и хлопал глазами, дескать, не понял, что я плохого сделал. Белла, сжав его руки, пропела:
— Ой, простите, я не хотела вас обидеть, так получилось. Я расстроилась, пудреница разбилась… Вы не сердитесь?
У него был еще один предмет, похожий на дезодорант… Забирая его, Белла поцеловала паренька в щечку, потом поднялась к друзьям, обернулась и помахала юноше. Околдованный мент проводил ее мечтательным взором, как нечто недосягаемое.
— А ты натуральная ведьма. Глянь-ка, — Герман вернул несколько кадров, — паря спекся. Не слишком ли расшаркалась перед сопляком? Белла! Ты слышишь?
— А? — очнулась она. — Что ты сказал?
— Говорю, не стоило так расшаркиваться перед сопляком.
— Перед каким сопляком? — не поняла она.
— Ты что, не смотрела? Перед ним… Все, дальше поехало. Вернуть запись?
— Не стоит. — Она пересела к нему на колени. — Просто я вежливая.
— Смотри, смотри! Дальше сплошная умора.
Камера поползла под столом, запечатлевая ноги гостей, а впереди объектива задница, которая сдвинулась в сторону, из-за нее выглянула хитрющая рожа Михасика. Он начал трогать женщин за коленки, раздался писк. Два идиота затряслись от хохота вместе с камерой. Михасик снова повернулся к объективу, приложил палец к губам, видно, что набрался он здорово. Темновато, конечно, но разобрать нетрудно, с каким неописуемым восторгом и азартом приподнял он длинную юбку и запустил лапу между ног. Женские коленки резко сжались, под столом появилась очаровательная головка, перекошенная злобой: