— Придется еще раз нырять, Игорь, — заявил Бурмистров, — и посмотреть, где там веревка запуталась. Но если ты устал, могу нырнуть я.
Хотя майор после пребывания в море заметно протрезвел, я все же не хотел отправлять его под воду — черт знает, как похмельный организм полицейского отреагирует на погружение под четырехметровую толщу воды. Вдруг сердце остановится, или дыхание прекратится из-за спазмов, или баротравму какую заработает.
— Да нет уж, Миша, лучше я сам, — проговорил я, опустил на лицо маску и снова нырнул под воду.
Сейчас добираться до дна было проще — я держался за шнур и, перебирая по нему руками, спускался к противоположному его концу. Достигнув дна, раздвинул водоросли и наконец-то смог увидеть, что именно удерживало шнур. Оказалось, на дне лежал якорь — тяжелая железобетонная плита, к торчащему из которой ушку из арматуры была привязана веревка, шедшая вверх к ограничительной линии из поплавков. Сквозь эту проушину и был продет шнур. Он оканчивался ошейником, примерно сантиметров трех ширины. Я тотчас понял, что это за устройство и что здесь произошло утром, и ужаснулся: смерть Люстрина была ужасной. Я взялся за «ошейник», потянул его вниз, и майор, поняв меня правильно, стал стравливать противоположный конец шнура. Когда я всплыл на поверхность, один конец оказался в руках у Бурмистрова, второй — у меня. Сам же шнур был продет через ушко якоря. Я снял маску, вместе с майором мы подплыли к лодке, ухватились за край ее борта и стали разглядывать ошейник. Он был интересной конструкции, как ремень со скользящей на ней пряжкой — в одну сторону затягивается свободно, а вот чтобы расслабить петлю, нужно на пряжке надавить на рычажок, высвобождающий стопорную собачку, и только тогда петлю можно ослабить.
— Ну, понял, что здесь произошло? — спросил Бурмистров.
Я с мрачным видом поднял маску и ответил:
— Чего уж тут не понимать-то! Какая-то сволочь заранее прибыла сюда с орудием убийства, нырнула на дно, просунула через находящееся на дне ушко якоря один конец шнура и с двумя концами всплыла на поверхность. Затем спрятала их под водой, прикрепив к днищу лодки либо к одному из поплавков. Заметив, что к лодке направляется жертва, этот кто-то тоже приплыл сюда. Скорее всего, Люстрин знал этого человека и, когда он к нему приблизился, не испугался. А этот гад, незаметно освободив концы шнура, неожиданно набросил ему ошейник на шею и резко потянул за второй конец шнура. Ничего не подозревавший Леня с головой ушел под воду. Больше он уже не вынырнул. Убийца тянул за второй конец шнура, притягивая его все ближе и ближе ко дну. Риелтор наверняка хватался за ошейник, пытаясь высвободить шею, но, не зная конструкции, не смог нащупать рычажок, ослабляющий петлю. Он запаниковал, стал биться, а преступник хладнокровно притягивал его ко дну, как рыбу на кукане. В конце концов Леня захлебнулся. Тогда убийца нырнул под воду, освободил мертвое тело от удавки и отбуксировал труп от места преступления поближе к берегу.
— Верно! — ухмыльнулся майор. — Именно так все и было.
— Но вот только зачем он отбуксировал его к берегу? Можно было бы толкнуть в море, и тогда мертвого риелтора не сразу нашли бы.
— Но это как раз таки понятно, Игорь, — ответил майор. — Убийца попытался представить, как мы уже говорили, преступление как несчастный случай, потому и толкнул труп к берегу с тем, чтобы его нашли и не поднимали лишнего ажиотажа с поиском тела по всей близлежащей акватории с привлечением водолазов. Тогда и могли обнаружить орудие убийства.
— Но почему он его с собой не забрал? — задал я просившийся на язык вопрос.
— Побоялся, что его могут поймать с поличным, вот и оставил улику. — Бурмистров неожиданно бросил ошейник, и он стал опускаться на дно. Ойкнув, я хотел было подхватить его, но майор остановил меня: — Не надо, Игорь, пусть на дне лежит. И ты свой конец шнура отпусти. Ладно, поплыли отсюда.
— Ну а как же, Миша… — удивленно проговорил я. — Мы оставим такую улику на дне моря? Может быть, стоит отнести ее турецким полицейским? Это же свидетельство убийства!
— Эх, Игорь! — каким-то безнадежным голосом произнес Бурмистров. — И что, мы сейчас придем в полицию, не зная языка, будем объяснять, доказывать, что Люстрин не утонул, а его убили? Нас начнут потом вызывать, допрашивать, это в лучшем случае. А то еще закроют в каталажку, объявив убийцами Люстрина. Ведение этого дела в компетенции местных полицейских, пусть они сами и подумают над причиной, повлекшей смерть иностранного гражданина. У меня на работе своих дел хватает. Что я буду лезть еще в чужие…
— Так что же, убийца останется безнаказанным? — возмутился я.
— Ну почему же? Я сам проведу расследование в частном порядке и обязательно его вычислю, — заявил майор и оттолкнулся от лодки. — А улика пусть на дне полежит. Возможно, полицейские найдут ее. Самое главное мы с тобой узнали: Люстрин не утонул — он был убит. Поплыли к берегу, там поговорим.
Прихватив из лодки трубку, которую туда бросил майор, дабы она не мешала нам во время манипуляций со шнуром, я поплыл следом за полицейским.
На берегу снял с себя снаряжение для подводного плавания и вместе с Бурмистровым пошел под зонтик, где на лежаках была сложена одежда. Наша группа неукоснительно придерживалась требований майора держаться только парами и на виду друг у друга. По диагонали справа от нас расположились неподалеку Алина Милушева и Надежда Ярилова, слева через зонтик — Николай Гуляев и Валерий Замшелов, мы с Бурмистровым образовали пару, и только Галина Студенцова пребывала в гордом одиночестве, тем не менее на виду у всех. Пока мы с Михаилом шли к зонтику, все пять пар глаз неотрывно и с удивлением следили за нами. И чем вызвано удивление членов нашей туристической группы, было понятно — ластами, маской и трубкой, которые я нес в руках. Однако никто не подошел и не поинтересовался, а чем это мы там с майором занимались в море, используя снаряжение для подводного плавания.
— А голова у тебя неплохо соображает! — похвалил майор, отряхивая со своих волосатых ручищ воду. — С ходу просек про веревку и про то, как с ее помощью Леонида утопили.
— Есть немного, — скромно ответил я, решив не объяснять майору, что увлекаюсь сыскным делом и иной раз с помощью своего хобби даже подрабатываю.
Мы с Бурмистровым сели друг против друга, каждый на своем лежаке.
— Ну, тогда объясни мне, что происходит, — посмотрел он на меня абсолютно трезвыми глазами — морская вода благотворно повлияла на его не так давно затуманенное алкоголем сознание.
— Я бы тоже хотел знать, кто и за что убил Леонида, — признался я, положив полотенце на лежак. — И, кстати, Светлану Буренину тоже. Я думаю, что это дело рук одного и того же человека.
— Я тоже склоняюсь к мнению, что убийство Люстрина и женщины в аэропорту Шереметьево — звенья одной цепи, — признался Бурмистров. — Более того, убийца один из нас.
— Но ведь он же не маньяк? Наверняка есть причины, по которым он лишил жизни двух людей.
— Конечно, есть, — согласился Бурмистров и пригладил остатки мокрой растительности на своей голове. — Только о том, какие именно, можно лишь гадать. Мы оторваны от своей земли, находимся как бы в информационном вакууме. Нам просто неоткуда и не у кого узнать о прошлой жизни Люстрина и Бурениной. А там наверняка найдется нечто, связывающее их. Так что вычислять убийцу придется методом дедукции, которым пользовались великие книжные сыщики, — посмеиваясь, произнес он. — Ну, давай, Игорь, говори, какие у тебя предположения относительно того, кто утопил Леонида Люстрина.
Я обозрел зорким взглядом сидевших на разном удалении от нас членов нашей группы, остановил взгляд на Галине Студенцовой и заявил:
— Пожалуй, я бы исключил из числа подозреваемых старушку. Ей не под силу заранее сплавать к лодке, нырнуть на дно, продеть сквозь ушко якоря шнур, вынырнуть с ним на поверхность и закрепить где-нибудь. Не говоря уже о том, чтобы накинуть петлю на шею здоровому мужику.
— Согласен, — произнес майор, теребя свой большой, расширяющийся к кончику нос.
Признание профессионалом моих скромных способностей вычислять преступника, отсеивая лишних людей, подействовало благотворно на мое самолюбие, и я уже более уверенно продолжил:
— Думаю, следует вычеркнуть из списка подозреваемых и Алину с Надеждой, по той же причине, что и Студенцову. Они хоть и не старухи, но все же женщины. И каждой из них не под силу проделать то, что проделал убийца.
— Нет, здесь я с тобой не согласен. — Бурмистров вытянул руку в сторону женщин, которые, очевидно, поняв, что разговор идет о них, смотрели на нас, и приветливо помахал им рукой. — Каждая по отдельности, возможно, и не могла бы, а вот обе… Не забывай, дамочки вдвоем приехали, живут в одном номере и могут быть заодно. Им двоим как раз таки под силу провернуть такое дельце. Обе молодые, физически развитые, у Яриловой так вообще фигура спортсменки…
— Нет, здесь я с тобой не согласен. — Бурмистров вытянул руку в сторону женщин, которые, очевидно, поняв, что разговор идет о них, смотрели на нас, и приветливо помахал им рукой. — Каждая по отдельности, возможно, и не могла бы, а вот обе… Не забывай, дамочки вдвоем приехали, живут в одном номере и могут быть заодно. Им двоим как раз таки под силу провернуть такое дельце. Обе молодые, физически развитые, у Яриловой так вообще фигура спортсменки…
— Танцовщицы, — вставил я и пояснил: — Она танцует в хореографическом коллективе. А может быть, преподает там.
— Тем более, — подхватил майор, — любая танцовщица не хуже спортсменки развита физически, запросто может нырнуть на дно на четырехметровую глубину. А двоим им еще проще было утопить Люстрина. Он их, не опасаясь, подпустил бы к себе. Одна могла накинуть ему петлю на шею, а другая в тот же момент потянуть другой конец веревки.
На сей раз моему самолюбию был нанесен удар. Доводы майора по поводу того, что красавицы могли быть убийцами, были намного убедительнее моих. Признавая это, я сказал:
— В таком случае и Николай Гуляев, и Валерий Замшелов подавно могли утопить Леонида, причем каждый в одиночку.
— Так же, как и мы с тобой, Игорь, — ухмыльнулся полицейский.
Я был неприятно поражен таким оборотом событий.
— И что, мы тоже под подозрением? — спросил, стараясь не показывать виду, как обескуражен.
— А как же! — проговорил майор и многозначительно улыбнулся: — И ты, и я с нашей-то силой запросто могли как щенка утопить Люстрина.
— Насчет тебя не знаю, а вот я точно не мог, — возразил я. — В то время когда Замшелов обнаружил труп, я ходил в магазин покупать вот это… — и продемонстрировал Бурмистрову флакон с жидкостью от загара, которую держал в руках.
— А кто тебе сказал, что Люстрина убили именно в этот момент? — приподнял кустистые брови Бурмистров. — Леонида убили раньше. Просто тело находилось под водой, и его никто не видел.
— Но ненамного, — покачал я головой. — Вспомни, Галина Студенцова заметила возле лодки нечто необычное незадолго до того, как нашли труп. Потому-то мы с тобой и отправились туда. И именно там нашли шнур.
На сей раз приведенные мною аргументы, доказывающие мою правоту, были сильнее аргументов полицейского, и уже ему пришлось это признать.
— Да не кипятись ты, Игорь, — промолвил он примирительно. — Никто ни в чем тебя не обвиняет. Тем более что я сразу сказал, что верю тебе, потому и делюсь с тобой своими мыслями.
«Ты-то мне веришь, — подумал я, — но верю ли я тебе? И кто сказал, что мент не может быть убийцей? Вон сколько по всей стране полицейских-подлецов встречается! Недаром же благодаря таким «блюстителям порядка» русский язык обогатился словосочетанием «оборотни в погонах». Вслух же, разумеется, подобное, чтобы не оскорбить майора, не сказал, а задумчиво произнес:
— И все-таки странно все это, Миша! — Бурмистров глянул на меня вопросительно, и я продолжил развивать свою мысль: — Как убийца мог заранее предугадать, что жертва приплывет на это место именно в нужный ему час?
— Ах, вон ты о чем, — махнул майор рукой так, словно речь шла о каком-то пустяке. — Ничего удивительного в этом нет. Лодка наиболее приметное место, и туда многие плавают, вот он и приготовил там удавку. А когда с берега заметил, что жертва поплыла к лодке, отправился следом и совершил свое черное дело.
— И все-таки вероятность того, что Люстрин в нужное время подплывет к нужному убийце месту, ничтожно мала.
— Отнюдь, — отверг полицейский мое предположение. — Убийца приготовил возле лодки ловушку и ждал, когда в нее попадет жертва. Причем ждать он мог все десять дней, которые мы здесь должны пробыть. Так что нужный момент за такой промежуток времени он запросто мог подгадать, наблюдая за Люстриным.
В нашем споре, разумеется, не было победителя и побежденного, к тому же хотя в нем и не рождалась истина, но многие ответы на возникавшие вопросы находились. Правда, был еще один вопрос, на который следовало дать ответ, — а не причастен ли к убийству Люстрина трансфермен Адам? Предположение, может, и абсурдное, и все же исключать его из круга подозреваемых с ходу нельзя. Дело не в том, что я с предубеждением относился к Демиру из-за того, что он ухаживает за понравившейся мне девушкой, а в том, что в сыскном деле не бывает мелочей, и даже самый незначительный факт нельзя упускать из виду. А если вдруг не придашь ему значения, упустишь, не проверишь, может оказаться, что он-то и играет самую важную роль в раскрытии преступления. Этот интересующий меня вопрос я и задал полицейскому. Он некоторое время молчал, потирая в задумчивости ладонью лоб, потом отнял руку от головы и переспросил:
— Адам? — при этом выражение его лица было таким, будто он хлебнул морской воды. — Нет, Игорь, Адам к этому делу непричастен.
— Ну, отчего же? — ничуть не тушуясь от того, что мое предположение отвергнуто, произнес я. — Адам был здесь на пляже в двенадцать сорок пять, сказал, что в час у него начинается экскурсия, и ушел. Труп выловили в тринадцать пятнадцать. Вполне возможно, Адам и не поехал на экскурсию, а увидел, как к лодке поплыл Люстрин, обошел пляж, отправился следом за ним и утопил риелтора.
— Откуда тебе такие подробности известны? — удивленно взглянув на меня, спросил майор.
— Незадолго до смерти Леонида — он неподалеку от меня находился, сидел на лежаке в компании Алины, Надежды и Валерия — я слышал их разговор и непроизвольно засек время, когда он ушел. И Милушева, и Ярилова, и Замшелов могут это подтвердить.
Майор немного помолчал, затем, раздумывая, медленно произнес:
— Факты, конечно, интересные, Игорь, и тем не менее Адам Люстрина не убивал. Сделал это кто-то из россиян, тем более мы с тобой решили, что смерть Бурениной и Люстрина — звенья одной цепи. Сделал это один человек, а Адама в Шереметьеве не было, это сто процентов.
— Логика железная, — кивнул я, — и все-таки версию с трансферменом нужно проверить.
— Давай проверим, — с легкостью согласился майор и поднялся. — Пойдем к отелю, побеседуем насчет Адама с людьми, да и снаряжение для подводного плавания в пункт проката пора сдавать.
Я купился на простодушный тон майора, на то, с какой легкостью он согласился с предложением проверить алиби Демира и сам потащил меня к отелю. Вскоре выяснилось, чем была вызвана покладистость Бурмистрова. Едва мы, сдав в пункт проката ласты, маску и трубку, приблизились к отелю, как майор потащил меня в находившийся между зданием гостиницы и рестораном бар, где заказал сто граммов коньяку и, не отходя от барной стойки, выпил.
— Кха! — крякнул он, закусил благородный напиток половинкой шоколадной конфеты, взятой тут же из вазочки, и довольно улыбнулся. — Ну вот, теперь и розыском будет веселее заниматься!
Я никоим образом не высказал своего мнения относительно действий сотрудника полиции: не мама и не папа я ему, чтобы осуждать, не начальник, чтобы выговаривать, и не собутыльник, чтобы поддерживать.
— Ты что, вообще не пьешь? — засовывая в рот вторую половину конфеты, поинтересовался Бурмистров.
— Ну, почему же? — пожал я плечами. — Могу выпить, но для этого повод какой-нибудь должен быть.
— Солнце, море, свежий воздух, пляж, — провел рукой по всем перечисленным достопримечательностям майор, — разве не повод, чтобы порадовать организм несколькими граммами крепкого алкогольного напитка?
— Предпочитаю несколько иной набор, — в тон майору ответил я. — Тихая музыка, приглушенный свет, красивая женщина рядом…
— Хм, да ты поэт! — насмешливо произнес Бурмистров.
— Возможен иной антураж, — не слушая собеседника, продолжал я развивать свою мысль. — Шумное застолье, хорошая закуска, танцы до упаду либо компания друзей, разговоры за жизнь, воспоминания былых подвигов. А вот так… — кивнул я на пустой стакан майора, стоявший на стойке бара, — не люблю.
— Ладно, порядочный ты наш, пошли выяснять про твоего Адама, — буркнул в ответ майор.
Мы зашли в отель. На ресепшен, к счастью, дежурил уже известный нам молодой мужчина с внешностью прилежного ученика. К счастью, потому что он более-менее изъяснялся по-русски, и мы смогли поговорить с ним без переводчика. На вопрос, была ли сегодня экскурсия в дельфинарий, он ответил, что да, действительно, такая экскурсия состоялась, и, глянув на часы, проговорил:
— Скоро должны вернуться.
— Спасибо, — поблагодарил я турка, и мы с майором развернулись и двинулись к выходу.
Пока ждали автобус, Бурмистров куда-то отходил на несколько минут, я так подозреваю, что в бар, ибо, вернувшись, стал потеть еще больше и чаще без причины улыбаться.
Наконец на ту же площадку, куда и мы приехали вчера, подкатил экскурсионный автобус. Из него высыпали несколько человек, преимущественно дети, сопровождаемые взрослыми, и двинулись в направлении отеля. В автобусе на месте гида я заметил Адама. Трансфермен скользнул по мне и майору безучастным взглядом и отвернулся. Мы тоже посмотрели на него так, будто видели впервые. Не такие уж у нас близкие отношения, чтобы при встрече обмениваться знаками приветствия. Автобус развернулся и повез на следующую точку группу экскурсантов, а мы стали поджидать тех, кто был из нашего отеля. Я отдал майору свои солнцезащитные очки, чтобы он прикрыл свои осоловелые глаза, и обратился к шедшей впереди всех дамочке с двумя детьми — мальчиком лет шести и девочкой, на пару лет младше его. Дабы дама не подумала, будто я к ней пристаю, с ходу перешел к сути дела: