Он сказал «шрамы», чтобы подчеркнуть свое уродство, но она уже давно миновала ту стадию, когда воспринимала его шрамы как-то иначе, чем большое несчастье.
– Говори за себя, – пробормотала Сидони, осторожно вставая коленями на кровать. Матрац прогнулся, она покачнулась и вынуждена была опереться рукой о его грудь для равновесия. Жар так и зашипел от этого соприкосновения, и сердце ее застучало как молот. Его брови приподнялись в безмолвной насмешке, когда она отдернула руку.
Сидони затрепетала, когда он провел рукой по ее волосам. Пальцы задержались на груди, прежде чем он убрал руку. Соски ее напряглись до покалывающей твердости.
– Доброе утро, Сидони, – проговорил он с нежностью, которой она не доверяла.
Нежность – непобедимый враг. Наплыв чувств этим утром продемонстрировал эту истину. Она не могла отрицать влечения, не могла отрицать его уязвимости. Как и соблазна, неохотно призналась она себе, отмечая ленивый свет в его глазах.
Джозеф отпустил ее волосы и сцепил руки за головой, натянув крепкие мускулы рук и груди. Он походил на сонного пашу, рассматривающего свой ночной выбор из гарема. Несколько электризующих мгновений они глядели друг на друга. Сидони ждала в напряженном ожидании. Он, казалось, наслаждался, наблюдая, как минуты убывают, как пузырьки во вчерашнем кларете. Она прочла в его глазах ожидание, но не больше. Он поднял мост против вторжения в свою душу. Ясный дневной свет оказался менее откровенным, чем предрассветные тени.
– Ну? – Сидони просто не могла больше сидеть как мышь в норе, дожидаясь, когда ястреб упадет на нее с неба.
В глазах его вспыхнули искры нечестивого веселья.
– Что – ну?
Она скрипнула зубами.
– Я бы хотела позавтракать до того, как завтрак обратится в ленч. Ты собираешься целовать меня?
Лучики веселых морщинок разбежались от его блестящих глаз.
– Нет.
От потрясения она покачнулась назад, на пятки.
– Нет?
– Ты и в самом деле настолько невнимательна, когда заключаешь договор, bella? Это доведет тебя до беды.
Выражение превосходства у него на лице заставило Сидони стиснуть кулаки. Она пребывала в таком смятении, что и не знала, то ли хочет ударить его, то ли поцеловать, то ли с криками убежать из комнаты.
– Это уже довело меня до беды. Если я поцелую тебя, мы сможем одеться и спуститься вниз?
– Поцелуй в обмен на завтрак. Какая, оказывается, прозаичная натура скрывается под этой бесподобной внешностью, tesoro. Я разочарован.
Сидони оставила комплимент без внимания. Она вовсе не бесподобна. Она совершенно обычная.
– Разочарован достаточно, чтобы отправить меня домой?
– Можно подумать, ты хочешь вернуться к своей унылой жизни.
Она нахмурилась, вновь пожалев, что была так откровенна с ним.
– Там я была в безопасности.
– Нет, если из-за безрассудства своей сестры ты оказалась в таком положении. На моем месте мог бы быть мужчина менее сговорчивый, чем я.
– Это первый раз, когда она совершила нечто подобное. – Сидони уже давно перестала злиться на Роберту. Ей просто надо не забывать, как сестра, стыдясь, прятала свои синяки. Не забывать приступы бешенства Уильяма. Не забывать про двух маленьких сыновей Роберты. У Сидони не было иного выхода, кроме как предложить себя вместо Роберты. Но Меррик прав: ей повезло. Если бы он оказался тем злодеем, какого описывала сестра, мучения были бы невыносимыми.
Он улыбнулся ей, будто она была сокровищем. Ох уж эта лживая улыбка!
– Обрати внимание, ты сама сказала – если ты поцелуешь меня.
От нервозности она стала заикаться.
– Я не буду. Не могу. Я… я не знаю – как?
И вновь в глазах его промелькнула та опасная нежность, прежде чем длинные черные ресницы опустились, скрывая выражение.
– Вчера у тебя было несколько хороших уроков. Не могу представить, чтобы девушка, которая послала меня ко всем чертям, спасовала перед каким-то маленьким поцелуем.
Что ж, пережила же она те поцелуи, подумала Сидони и тут же про себя презрительно фыркнула. Пережила? Вчера она определенно наслаждалась ими. Встретившись с его поблескивающими серебристыми глазами, она придвинулась ближе, коснувшись ногой его ноги.
– Ну хорошо.
Это всего лишь поцелуй.
Глава 8
Это всего лишь поцелуй…
Джозеф силился сохранить беспечный вид, хотя сердце его выплясывало джигу. Как бы сильно ни хотелось ему схватить Сидони, он держал руки по швам, вытянувшись перед ней. Если б она догадалась о бездонной пропасти его чувственного голода, то убежала бы из комнаты без оглядки. Черт, да он не нагнал бы ее до самого Сидмаута! Джозеф старательно избегал задерживаться мыслями на том прискорбном мгновении, когда она с недрогнувшим любопытством разглядывала его изуродованное лицо.
Выражение ее лица сделалось оценивающим. Что, черт побери, она сделает? Когда она вновь сдвинулась, он уловил ее неповторимый запах. Она протянула руку и провела ладонью по его руке. При этом нежном прикосновении мышцы его словно окаменели.
– Ты такой теплый… – пробормотала она, словно говорила сама с собой. – Как печка.
Он попытался придумать ответ, но когда она нырнула рукой под рубашку и скользнула по соску, слова застряли у него в горле.
– Какое интересное мужское тело. – Она пропустила волосы на груди сквозь пальцы, и от трения кожи о кожу сердце его пустилось в бешеный галоп. – Ты совсем не такой, как статуи, которые я видела.
У Меррика вырвался сдавленный смешок.
– Совсем не такой?
Она метнула в него неодобрительный взгляд.
– Статуи не передают размера и силы.
Он сдержал порыв поведать ей о размере и силе одной конкретной части своего тела. Руки его непроизвольно стиснули простыню.
– Проклятье, Сидони, избавь же меня от мучений!
Она изучала его так, словно он являл собой математическую задачу. Ее спокойствие немного раздражало. Разрази ее гром, она должна волноваться! Должна вся трепетать перед поцелуем.
– Думаю, тебе лучше сесть, – задумчиво проговорила Сидони.
– Как прикажете, миледи. – Он поднялся, подложил подушки себе под спину.
После едва заметного колебания она прижала ладони к его лицу. Он непроизвольно дернулся. Он терпеть не мог, когда кто-то дотрагивался до его шрамов. Черт, для нее он хотел бы быть без шрамов. Хотел бы быть молодым, чистым, галантным и достойным. Но это было не так.
Она наклонилась к нему, и он потонул в ее запахе, теплом и сладком с утра. Затем мягкие руки обвили его шею, укрытая в бархат грудь толкнулась в его грудь, теплое дыхание овеяло лицо.
Их губы встретились.
Недолгая уверенность Сидони улетучилась. Руки Меррика лежали на простыне, а рот под ее ртом оставался плотно сжатым. Она хотела, чтобы он перехватил инициативу и увлек ее в огненный рай.
Ничего.
Дрожащая неуверенность росла. Росла достаточно долго, чтобы она отметила гладкость его губ. Тихий свист дыхания. Жар тела у ее бедра. Она пробно пошевелила губами, затем отдернула их от стремительного прилива покалывающего удовольствия. Рот Джозефа дернулся от ее пугливости.
– Не смей смеяться надо мной, – сурово проговорила она.
– Никогда.
Щеки его под ладонями были шершавыми от утренней щетины. Она получила доступ к скрытому Меррику, которого никто никогда не видел. Еще непрошеная, нежелательная интимность. Приняв его вызов, она как-то незаметно для себя перестала притворяться, будто делает это по какой-то иной причине, кроме желания поцеловать его.
Испорченная, испорченная девчонка!
– Краснеете, мисс Форсайт?
Сидони не собиралась отвечать, но разглядывала его рот. Этот рот выдавал так много. Страсть. Юмор. Уязвимость, в которой он не признался бы даже под пытками. Она облизала губы, вспомнив, что этим ртом вчера он целовал ее.
Ах!..
– Ты сейчас похожа на кошку, которая добралась до сметаны.
Ей доставил удовольствие его настороженный тон.
– Да?
Не задерживаясь на шрамах, она погладила лицо, затем поцеловала уголки рта. Он испустил приглушенный стон. Наконец-то она чего-то добилась. Взяв с него пример, мягко прикусила нижнюю губу и втянула ее в рот.
Вкус у него был чудесный. Солоноватый. Горячий. Отчаянный. Она обвела губы языком, затем подняла голову, чтобы встретиться с его серебристым взглядом.
– Проклятье, Меррик, прекрати сопротивляться мне!
– Что-то ты плохо стараешься. – Он силился говорить небрежным тоном, но осипший голос выдал, насколько ее неумелые ласки возбуждают его.
– Я только начала, – тихо сказала она.
Джозеф приготовился к новым мучительно-сладостным поцелуям. Чтобы сдержать себя, когда Сидони пробовала на вкус его нижнюю губу, ему потребовалась вся сила воли. Ад и все дьяволы! Он же пообещал не заводить поцелуй никуда дальше. Кажется, ему надо проверить голову.
Она проложила невыносимо приятную дорожку легких покусываний вниз по шее.
– По-моему, ты уклоняешься от работы. – Даже под угрозой проклятия ему не удалось бы скрыть дрожь в голосе.
Сидони поцеловала подбородок.
– Просто готовлю почву.
На этот раз, когда ее рот встретился с его, Джозеф был не в силах сдержаться. Губы его раскрылись, и ее язык метнулся вкусить его. Он тихо застонал. Она напряглась и отстранилась. Словно ища заверений, что он лучше, чем она думает, Сидони посмотрела на него. К несчастью, он не мог предложить такого подтверждения. И что еще хуже, хотел ее так сильно, что чуть не пообещал измениться, доказать, что он достоин.
Это началось как утренняя игра. Теперь же желание играть испарилось. И все же безмолвный диалог продолжился.
«Я хочу тебя».
«Но ты не можешь меня получить».
«Ты нужна мне».
«Ты меня не достоин».
«Это правда. И все равно ты желаешь меня».
«Да, я все равно желаю тебя».
Он услышал, как она резко вздохнула, затем медленно – ах как медленно! – опустила голову и прильнула к его губам ласково, как легкое касание крыла ангела.
Джозеф Меррик по натуре не был мягким человеком. Поскольку жестокость расколола его детство, нежность была ему неведома. Строительство деловой империи только укрепило его безжалостность. После смерти отца он никого не любил и был уверен: броня вокруг его сердца так крепка, что никогда и не полюбит. Поцелуй Сидони пронзил эту броню, которую он считал неуязвимой.
Она провела языком вдоль губ, и на этот раз он впустил ее. Вздохнув, она поцеловала его с не сдерживаемым ничем удовольствием. Сидони быстро учится. Будь он проклят, если это не так.
Застонав, Джозеф капитулировал. Руки его обвились вокруг нее, притягивая ее. До сих пор, несмотря на все свои уловки соблазнителя, он старался не напугать ее, но она подтолкнула его за грань сдержанности. Сидони тихо застонала и откликнулась на его страсть. Он перекатился вместе с ней, оказавшись сверху, и дрожащей рукой стащил одеяло. Он не мог припомнить, когда в последний раз дрожал перед женщиной. Перед Сидони это случилось.
Джозеф плавно скользнул ей между ног, приподняв пеньюар – его ладонь встретилась с ее бедром. Оказалось, он дрожал не один. Она трепетала в его объятиях как лист на ветру.
Очень медленно, чтобы не спугнуть, он повел рукой выше. Перспектива коснуться ее лона воспламеняла его. Пальцы обхватили холмик и запутались во влажных завитках. Джозеф погрузился в скользкий жар, омывая пальцы ее желанием. Она ахнула от потрясения и отдернулась, прерывисто дыша.
Проклятье! Слишком быстро. Слишком резко. Слишком много.
– Нет… постой. – Голос ее был надтреснутым. Она положила руку ему на грудь. Сердце под ладонью билось, как выброшенная на берег рыба.
Он накрыл ее руку своей. Голос его прозвучал хрипло:
– Ты хочешь на этом остановиться?
Она подняла на него встревоженный взгляд. Но что бы ни увидела она на его лице, это не давало утешения, тут же понял он. Рука его по-прежнему обнимала ее. Всего какая-нибудь доля секунды, и он мог привлечь ее к себе.
– Сидони, дай мне свое согласие, – напомнил он, когда она продолжала смотреть на него так, словно он олицетворял собой ее самый сильный страх… и самое сильное желание.
Неуверенность у нее в глазах усилилась.
– Я не могу.
– Но ты же хочешь этого.
Крошечная морщинка залегла у нее между бровей.
– Ты – голос соблазна.
Он заглянул в ее прекрасное лицо, темные глаза с отяжелевшими веками, пылающие щеки, покрасневшие губы. Мольба вырвалась у него из души.
– Согласись, tesoro, спаси нас обоих от безумия.
Она не позволила ему притянуть ее ближе, и взгляд ее стал непреклонным.
– Ты дал мне слово, что решение за мной.
Этот пристальный, недрогнувший взгляд продолжал изучать его. Ад и все дьяволы! Он со вздохом сдался.
– Если ты покинешь этот дом нетронутой, amore mio, мы оба пожалеем.
Напряжение ушло с ее лица, и она смягчилась в его руках, вновь сделавшись податливой. На этот раз он не стал удерживать ее, когда она соскользнула с кровати. Не стал умолять остаться с ним. Даже если бы от этого зависела его жизнь, Джозеф не мог бы сказать, хочет он, чтобы Сидони осталась на час или навсегда.
Сидони брела вдоль берега, глядя вдаль, за горизонт. Как могла она быть такой безрассудной нынешним утром? Ей повезло, что он сдержал свое обещание и отпустил ее. Мужчина с его житейским опытом должен был догадаться, как близка она к тому, чтобы уступить, послав здравый смысл ко всем чертям.
Несмотря на солнечную погоду, день был холодным и ветреным. Море сплошь покрывали белые барашки пены. Сильный ветер швырял волосы ей в лицо. Песок скрипел под ногами, когда она шагала, удаляясь от замка Крейвен. И от его таинственного владельца.
Меррик не пошел с ней на прогулку. Он вообще весь день избегал ее. После их страстной интерлюдии в спальне он ушел в себя, играя роль обаятельного хозяина, интересного собеседника. Внешне его светская любезность оставалась такой же, как и вчера в библиотеке, но Сидони знала, что он намеренно расширил пропасть между ними. На короткий миг сегодня утром между ними возникло нечто большее, чем желание. Нечто захватывающее. Затрагивающее не только тело, но и душу. Теперь он старательно избегал любой эмоциональной близости.
Раздосадованная, Сидони наклонилась, подняла с земли черный камешек и бросила его в воду. Нескончаемое движение моря было созвучно ее беспокойству. Проклиная свою восприимчивость к уловкам повесы, она набрала целую горсть камешков и стала швырять их, один за другим, в море. Глупое, бесполезное занятие.
Не глупее и не бесполезнее, чем, зная, какой урон может мужчина нанести женщине, все равно позволять искушать себя.
С не свойственной ей горячностью Сидони швырнула серебристый кусочек кварца – он глупо шлепнулся за волнорезами. Она вздохнула и пожевала губу. Ладонь раскрылась – оставшиеся камешки каскадом высыпались на желтый песок.
Сидони ничего не приобретет и все потеряет, если станет любовницей Меррика. Вдали от него она это понимала.
Когда же была с ним…
Чем больше он прикасался к ней, тем больше ей хотелось его прикосновений.
Черт бы его побрал! Ослепленная байками Роберты о его распутстве и бессердечии, она ожидала встретить злодея из сказки, а вместо этого обнаружила скорее заколдованного принца, чем чудовище. Сердце ее сжималось от боли за него, даже если каждую минуту, проведенную с ним, совесть брыкалась, как рассерженный мул.
Потому что каждую минуту она лгала, пусть даже только своим бездействием. И эта ложь была такой гнусной, что, если никогда не раскроется, омрачит всю его дальнейшую жизнь.
Сидони могла доказать, что Джозеф Меррик – законный лорд Холбрук.
Составляя каталог библиотеки Барстоу-холла несколько недель назад, она обнаружила утерянное свидетельство о браке между Энтони Чарльзом Вентуортом Мерриком, пятым виконтом Холбруком, и Консуэло Марией Альбертиной Диего. Документ оказался между страницами потрепанного тома «Дон Кихота». Как и утверждал отец Джозефа, путешествующий английский священник, прикрепленный за Оксфордширским приходом, исполнил обряд в испанском Фуэнте де Вальехо в 1791 году. Когда французы в 1813-м захватили Фуэнте де Вальехо, архивы сгорели. Сидони нашла единственное доказательство того, что брак на самом деле имел место.
Руки Сидони непроизвольно сжались в кулаки, когда она устремила невидящий взгляд на неспокойное море. Да поможет ей бог, но она не может рассказать Меррику о своей находке. Не может, не лишившись надежды спасти Роберту из того ада, в котором она живет. Уильям по закону владеет Робертой, как владеет овцами и скотом в своем имении. Если он не откажется от своего права на собственность добровольно или по принуждению, его жена навсегда останется в ловушке.
Сидони поместила брачное свидетельство надежно – в лондонский банк. Она не поделилась своим открытием с Робертой – боялась, что сестра не сумеет сохранить эту новость в тайне. Через пару месяцев, вооруженная своим наследством и этой информацией, она шантажом вынудит Уильяма отпустить жену. Нет, она, разумеется, не думала, что Уильям сдастся без грязной борьбы, поэтому банкиры Сидони получили распоряжение открыть запечатанный конверт и опубликовать его содержимое, если с ней что-нибудь произойдет.
В тот день, когда Сидони нашла брачное свидетельство, она хотела увезти Роберту от Уильяма, но осторожность взяла верх. Сидони хорошо знала о пристрастии Уильяма к судебным тяжбам и потому вначале решила получить доказательства подлинности документа. Она написала в приход покойного священника, запросив подтверждение о его испанском путешествии и образец его подписи для сравнения.
К тому времени, когда Роберта сыграла в свою губительную карточную игру с Джозефом Мерриком, ответ еще не пришел, но в любом случае Сидони поехала бы в замок Крейвен. Ненависть Уильяма к кузену граничила с манией. Даже такая сильная угроза, как потеря титула, не спасла бы Роберту от мести мужа, если б он узнал, что она изменила ему с его злейшим врагом.