— Ты чего? — взревел Гниляк. — Лежи спокойно!
— Не надо! — прохрипел Иванов.
— Надо. — Гниляк поддел на кончик ложки еще пороха, посмотрел на Великана. — Подержи его.
Великан нехотя встал из-за стола. Все изрядно устали.
— Давай быстрее! — поторопил Гниляк.
Заметив эти движения, Речник снова вынул наушник и спросил:
— Ты чего собрался делать?
— Ты тоже помогай, — потребовал Гниляк.
Терпение Берсы лопнуло, и он медленно встал. Каратели все как один повернули головы в его сторону. Выражение на их лицах было таким, будто со скамьи, стоящей у стены, поднялся не человек, а гора. Берса неожиданно понял, что весь этот спектакль был устроен для единственного зрителя, которым оказался он. От этого ему стало противно.
— Хватит! — Он показал на двери. — Пойдемте во двор.
— А с этим что? — Гниляк показал под ноги.
— Лиса за ним приглядит. — Берса посмотрел в самый дальний угол подсобки.
Там, на сваленных в кучу мешках с барахлом, награбленным у горожан, в клубах сигаретного дыма сидела Марина Литовко. Берса не был против того, что в диверсионной группе будет женщина, но хотел бы видеть ее не в качестве авианаводчика, а с поясом смертника. Однако в Украине другой менталитет, и с этим приходилось мириться.
В прошлом Лиса была военным летчиком. Но здесь самолеты и вертолеты можно было пересчитать по пальцам. С другой стороны, никто не хотел служить в армии, и женщину перевели в батальон «Днепр», откуда она напросилась в группу Берсы.
У этой похотливой суки были явные нелады с психикой. Она во всем стремилась походить на мужчин, самых неотесанных и грубых. Лиса через слово вставляла мат, старалась говорить низким голосом и даже ходила вразвалку. Сейчас она пыталась собрать кубик Рубика, найденный где-то.
Гремя тяжелыми армейскими ботинками, бойцы спустились по железным ступенькам крыльца. Шел мокрый снег. Было сыро и холодно.
Берса придирчиво оглядел захламленный двор. Когда-то здесь был склад готовой продукции, которую делали на заводе. О тех временах напоминали два гигантских бетонных кольца для канализационных коллекторов, пара плит и груды обломков силикатного кирпича. У остатков металлического забора стоял остов автопогрузчика.
— Гниляк! — позвал Берса и сунул ладони за ремень. — Я так и не понял, что ты хотел от этого несчастного.
— В смысле? — растерялся Гниляк и оглянулся на Речника.
Тот снова вынул наушник.
— Что?
— Послушай! — рассвирепел Берса. — Ты воевать приехал или развлекаться?
Речник захлопал глазами.
Гниляк подскочил к нему и вырвал из рук телефон с гарнитурой.
— Задолбал! — крикнул он.
— Пленных вам передали для тренировок, а не для истязаний, — зло проговорил Берса, глядя на Гниляка. — То, что он оказался твоим земляком, не дает тебе права калечить его раньше времени.
— Да я спать не могу теперь спокойно! — возмутился Гниляк. — Он в соседнем подъезде жил!
— И что?
— Как что? — Гниляк захлопал глазами.
— Ведите сюда Климова и Рябова! — приказал Берса, решив посмотреть, на что способны новоявленные диверсанты. Еще неделю назад все они служили в разных частях. Эти оболтусы должны были за месяц научиться устраивать засады, собирать и устанавливать самые разные мины и фугасы, стрелять, драться, скрытно передвигаться на большие расстояния, ориентироваться на местности. Всего и не перечесть. Вглядываясь в их лица, Берса отчего-то не верил, что сможет выполнить обещание, данное Явценюку и Крикуну.
Бойцы переглянулись.
— Приведи, кого сказали! — приказал Гниляк Великану.
Солдат развернулся и направился в сторону склада. Там, в помещениях, приспособленных под камеры, сидели пленники, человек десять, которые были выделены Берсе для использования в качестве «кукол».
— Кто? — раздался отвязный голос часового.
— Хрен в пальто! — ответил Великан. — Открывай!
Берсе претило то, как солдаты относятся к службе. Разнузданность, вседозволенность и небрежность присутствовали во всем. Казалось, они попросту играют в войну, во всем подражают героям американских боевиков.
Впрочем, как заметил Абдула, правая рука Берсы, в этой стране уже и собаки лают на английском, а Украина давно превратилась в колонию США. Но даже быть плебеями у них выходило плохо. Правительство разворовывало транши, а армия, укомплектованная вчерашними школьниками и бандитами, терпела одно поражение за другим.
Каратели могли дать фору своим кумирам лишь в потреблении горячительного, изнасилованиях и мародерстве. До вчерашнего дня все находились в постоянном подпитии. Но сегодня утром Берса пригрозил, что тот, кто продолжит пить, получит большие проблемы, и пока они держались.
Сам Берса тоже был не прочь набраться. Странная, непроходящая тревожность и ощущение надвигающейся беды довели его до нервного истощения. Он страдал бессонницей и срывался по любому поводу. Алкоголь в этом случае помогал хотя бы ненадолго.
Пока Великан ходил за «куклами», Гниляк громко хвалился, как на зачистке в Краматорске нашел раненого ополченца. Берса заранее знал, что каратель горлопанит для него, и не слушал.
Наконец послышались шлепки шагов. Берса обернулся. Климов едва передвигал ногами, обутыми в армейские ботинки. К подошвам прилипли куски грязи. Берса поморщился. Сейчас с этим ополченцем справится даже ребенок. Второго пленника и вовсе не было.
— Я же велел двоих привести! — набросился Берса на Великана.
— Рябов не может идти, — стал оправдываться тот. — Не на себе же его тащить!
— А кто приказывал их бить? — Берса вышел из себя и перевел взгляд на Гниляка. — Может быть, ты?
— Нет. — Гниляк покачал головой.
— Или я? — Он ткнул себя пальцем в грудь.
Даже в темноте было видно, как солдаты удивленно хлопают глазами. До них никак не доходило, почему они не могут избить колорада.
Послышались еще шаги, и из темноты появился караульный.
— Гнилой! — позвал он. — Дай закурить.
— Слушай сюда! — с трудом сдерживая ярость, проговорил Берса. — Если я еще раз увижу, что кто-то уходит с поста, а тем более курит во время дежурства, то лично!..
Берса специально не договорил. Конечно, убивать их ему никто не позволит. Но и он не сам сюда приехал. Поэтому Алхастов не исключал, что воспользуется своим особым положением и кого-то все же если не прирежет, то покалечит.
— Я ничего, — испуганно лепетал караульный, пятясь задом. — Случайно.
— Раз пришел, забери пленного, — остановил его Берса. — Отведешь обратно и закроешь. Больше пальцем не трогать!
— Я все понял, — заверил караульный, беря Климова за локоть.
— Ты не понял, — зарычал Берса. — Комаров теперь от них отгонять будете!
— Чего с ними церемониться? — выдал кто-то.
Берса ответил на этот вопрос по-другому:
— Я обещал сделать из вас настоящих диверсантов и слово свое сдержу.
— Мы не против! — выпалил Гниляк.
— А вас никто и не спрашивает. — Берса усмехнулся в усы. — Я не вам обещал.
Солдаты переглянулись.
— По поводу пленных, — немного подумав, продолжил чеченец. — Как только они придут в себя, будете с ними драться.
— Давно бы так, — не удержался Великан. — Отбивную сделаю!
— Сейчас я говорю! — Берса повысил голос. — И не торопитесь радоваться. С сегодняшнего дня их будут кормить точно так же, как и вас.
— У нас срочникам жрать нечего, — возмутился Гниляк. — Зачем ватников кормить?
— Один хорошо подготовленный диверсант иногда стоит дороже целого полка или дивизии, — сказал Берса. — Для вашего обучения мне нужны нормальные люди, а не живые мертвецы. Поэтому пара солдат может и поголодать.
— Все равно не пойму, зачем их кормить? — недоумевал Гниляк.
— А затем, чтобы вы не расслаблялись! — вспылил Берса. — Вам и москалям я предоставлю равные условия. Вы и они будете вооружены ножами.
Во дворе воцарилась гнетущая тишина.
Первым не выдержал Гниляк.
— Берса, это уже слишком.
— Почему? — радуясь страху, спросил чеченец.
— Они озлоблены, — первый раз за вечер подал голос Проценко.
Этот старший солдат со слегка одутловатым лицом, вечно что-то жующий, лишь казался безобидным увальнем. Он был мастером спорта по боксу и отлично стрелял. Между собой бойцы называли его Портосом, и Берса без колебаний назначил ему такой же позывной.
— Вы тоже.
— Им кажется, что они свою землю защищают, — раздался из второй шеренги голос Люгера.
— Так ведь ты сам сказал, что только кажется. — Берса повеселел. — А вы настоящие патриоты.
Глава 17 Сирия
Вахид с трудом передвигал ноги. Уже совсем рассвело. Серебро утреннего неба растворило в себе звезды, на востоке налилось багрянцем. Взору открылись холмы, покрытые островками пожухлой травы, из которых торчали редкие деревья с кривыми стволами.
Вахид с трудом передвигал ноги. Уже совсем рассвело. Серебро утреннего неба растворило в себе звезды, на востоке налилось багрянцем. Взору открылись холмы, покрытые островками пожухлой травы, из которых торчали редкие деревья с кривыми стволами.
Он оглянулся на проводника.
— Долго еще?
Араб развел руками.
— Не понимает, — пояснил Шамиль, шедший в конце колонны.
— Почти пришли. — Мовса поморщился и тронул руками виски.
— Хочешь сказать, что мы уже в Сирии? — не поверил Вахид. — А где граница?
— Ночью миновали. Днем пограничные патрули открывают огонь и вынуждают остановиться.
— Откуда ты все знаешь? — Вахид замедлил шаг, давая возможность Мовсе поравняться с ним.
— Я бывал здесь, — признался Мовса. — И не один раз.
— Значит, тебя в этих краях знают? — попытался угадать Вахид.
— Сейчас ты в этом убедишься.
— Угрожаешь? — насторожился Вахид.
По тому, как вел себя Мовса, можно было сделать вывод, что он не врет.
— Зачем мне вам угрожать? — удивился Мовса. — Просто сказал.
— Много наших здесь?
— Хватает. Сейчас в отрядах боевиков можно чаще услышать разговор на русском и чеченском языках, чем на арабском. Легко тем, кто знает английский и турецкий. Каждый пятый — француз или испанец.
Вахид обескураженно хмыкнул.
Неожиданно проводник пошел медленнее.
Вахид проследил за его взглядом и увидел грунтовую дорогу, по которой ехал пикап с пулеметом, установленным в кузове.
— Кто это?
— Свои, — ответил Мовса и плюнул под ноги. — Больше некому.
Машина свернула с дороги и двинулась прямо на них.
— Увидели, — констатировал Шамиль.
В пикапе, покрытом ржавчиной пыли, сидели трое. Мужчины, заросшие щетиной до самых глаз, выбрались наружу. Проводник явно был им знаком. Изредка бросая на чеченцев настороженный взгляд, с ним некоторое время о чем-то быстро говорил рослый боевик в арабской накидке на голове.
— Каким ветром, Мансур аль-Шивани? — неожиданно воскликнул на чеченском его дружок и шагнул к Мовсе.
— Здравствуй, Эрбулат! — обрадовался Мовса и вытянул вперед руки.
Они обнялись.
— Я смотрю, ты или нет, — проговорил Эрбулат. — Вроде как не собирался пока к нам.
— Обстоятельства поменялись. — Мовса надменно посмотрел на Вахида. — Эти люди вынудили меня вернуться.
— Чего так? — Эрбулат вскинул брови, разглядывая Вахида.
— После ранения я месяц жил в Стамбуле. — Мовса потрогал плечо. — Почти поправился и уже собирался уехать домой, как мне сообщили, что Ислам крыса, и приказали его убить.
— Ислам из Газиантепа?
— Он самый, — подтвердил Мовса.
— На кого он работал?
— На Кадырова.
— Как узнали?
— Не мое дело, — ответил Мовса. — Ты же знаешь, я маленький человек.
— Но приказ поступил от надежных людей? — допытывался Эрбулат. — Им можно доверять?
— Я уверен в них, как в себе, — заверил Мовса.
— Как же теперь наши братья будут попадать к нам? — расстроенно спросил Эрбулат.
— Это не наша с тобой забота, — стал успокаивать его Мовса. — Те, кто отправил меня к тебе, уже позаботились о замене.
— Значит, ты получил задачу убить Ислама?
— Так и было. Мне пришлось вернуться в Газиантеп, чтобы наказать предателя. Но сразу это сделать не получилось. Много наших братьев едет сюда. Большинство из Европы. Ты же знаешь, я не говорю на французском или немецком. Как таким объяснить, почему я режу человека, который им помогает? Пришлось ждать удобного случая. Исламу я говорил, будто должен приехать мой брат, без которого не могу идти. Потом появились земляки. Вахид даже помог мне расправиться с предателем, но узнал, что я собираюсь вернуться, заподозрил меня в сотрудничестве с кафирами и заставил доказать, что это не так. У меня не было другого выхода, кроме как идти с ними.
— Мудрое решение, — похвалил Вахида Эрбулат. — Сейчас никому верить нельзя.
— Куда нам сейчас? — спросил Вахид.
— Сначала мы посмотрим, на что вы способны, — уклончиво ответил Эрбулат и показал на пикап. — Садитесь в кузов.
Глава 18 Новая стратегия
Берса заглушил двигатель, вышел из машины, ощутил ароматы старого дерева и горных трав. В его груди шевельнулась радость. Желая посмаковать возвращение в родной дом, он стал медленно подниматься по каменистой тропе, прошел вдоль почти отвесной скалы, спустился в ложбинку, заросшую кустарником. Она была наполнена прохладой, журчанием воды и огибала аул с севера.
Берса направился вдоль ручья. Через пару десятков метров, у двух валунов, где дед набирал воду, тропа круто уходила в гору. Деревья и кустарники, жавшиеся к воде, расступились.
У Берсы екнуло в груди. Он встал и увидел почерневшие от копоти руины на фоне изумрудно-зеленого склона. Место, где был дом деда, Берса определил лишь по темным веткам деревьев, росших во дворе.
В голове Берсы загудело. Ощущение, что за его спиной вдруг возник человек, заставило бригадного генерала развернуться.
— Зачем пришел? — спросил дед, брезгливо глядя на него подслеповатыми глазами.
— Пошли! — грубо приказал громила в маске с прорезями для глаз и рта, появившийся из ниоткуда.
Дед понуро опустил голову и прошел мимо.
— Стой! — захлебнулся криком Берса. — Как ты смеешь? Дед, что происходит?
Вслед за громилой в маске из кустов появился еще один, за ним еще.
— Где отец?!
Берса вдруг понял, что на чем-то сидит.
«Но почему темно? — не мог он взять в толк и ощупал затылок. — Неужели меня кто-то ударил сзади?»
— Берса! — окликнул кто-то из темноты.
Он напрягся.
— Берса, ты слышишь меня? — громом среди ясного неба раздался голос Абдулы Ярдобиева.
Этот опытный подрывник приехал из Турции, где скрывался последние пятнадцать лет, и тут же был рекомендован Томсоном на должность заместителя командира батальона.
— Абдула?.. — ничего не понимая, проговорил Берса.
— Почему стонешь? — голос Абдулы окончательно вернул Алхастова в реальный мир.
Прогоняя остатки сна, Берса потер ладонями лицо.
— Разве я стонал?
— Да.
— Намаз делать пора. — Берса откинул одеяло, поверх которого лежал бушлат.
Люди спали в одежде, но это не спасало. Ночью чеченец то и дело просыпался от холода и кричал на истопника. Тот набивал печь углем, но толку от нее было мало. Буржуйка нещадно дымила и почти не давала тепла.
Берса нащупал ногами ботинки и стал обуваться.
— Вместо угля надо заготовить дров, — неожиданно принял решение Абдула. — Ящиков из-под снарядов насобираем и нарубим.
— Почему раньше не догадался? — спросил Берса охрипшим от сна голосом.
— Так холодно еще не было.
Берса нащупал куртку и встал.
Воздух в большой лагерной палатке был влажным и спертым. Испарения скопились на брезентовом потолке, и сейчас крупные капли сваливались вниз.
Берса протиснулся между нарами, пробрался к выходу и откинул полог. На улице свежо и тихо. Пожухлую траву и опавшие листья подернула седина изморози. Он вздохнул полной грудью и огляделся.
Лагерь чеченских боевиков расположился в лесу. Место держалось в секрете. Даже журналистов сюда допускали после серьезной проверки и в машинах с зашторенными окнами. До Днепропетровска было рукой подать, поэтому в целях конспирации эти винтики западной пропагандистской машины везли объездными путями, отчего у них складывалось впечатление, что до лагеря много дальше, чем на самом деле.
Никто не сомневался в том, что такие меры предосторожности не напрасны. Русские уже знали, что на территории некогда братской республики сосредоточено большое количество чеченских боевиков, часть из которых объявлена в розыск. Опираясь на международный опыт, можно было сказать, что они имели полное моральное право в случае установления местонахождения лагеря накрыть его одним залпом. По крайней мере, Берса был уверен в том, что американцы уж точно не стали бы церемониться.
После намаза был завтрак. Но Берса не хотел есть. Все еще находясь под впечатлением сна, он сидел за столом, сколоченным из досок от снарядных ящиков, и ждал, когда поедят моджахеды.
Шурша опавшей листвой, подошел Абдула.
— Какие на сегодня планы?
— Что ты имеешь в виду?
— Так и будем сидеть и ждать?
— Разве мы сидим? — удивился Берса. — Или наши моджахеды всему научились?
— Лучшая школа — это война. — Абдула взялся за рукоять кинжала, висевшего на поясе.
Это оружие, инкрустированное серебром, досталось ему от деда.
— Ты опять за свое? — Берса посмотрел на помощника. — Больше половины наших людей — молодежь, которую еще надо долго учить.
— Лучше учить на живых мишенях, — не унимался Абдула.