— Ваше высочество?
— Город не падет, — ответил я уверенно. — Скорее всего.
Они рассматривали карту города, соприкасаясь головами, епископ сказал со вздохом:
— Если хотим наслаждаться миром, приходится сражаться.
— А победа зависит только от нашей доблести, — ответил я. — Так что, отец Геллерий, победа будет за нами, мы победим!
И хотя я сам не понял глубинной связи, но это прозвучало так, что доблестнее нас не было и не будет, что для нас весьма, и все повеселели, мужчинам нужно меньше, чем женщинам, но все же нужно.
Аварии Вопрошающий и его сын все смелее принимали участие в обсуждении вариантов защиты города, особенно в тех, когда мунтвиговцы все-таки ворвутся ричлрд Drtnwnwc Рук и — эрнирини
в город, где и в каких местах можно организовать оборону, а когда вся эта чернь тут же ринется грабить богатые дома, выйти и ударить в спину, растоптать, вернуться к городской стене и заделать брешь…
Разошлись за полночь, но на рассвете я уже снова поднялся на верх стены, что над городскими вратами.
Казалось, это от пожаров небо начинает светлеть, утренняя заря слилась с заревом, наконец из самого пылающего ада поднялось солнце и, будто опасаясь обжечься, торопливо покарабкалось по выгнутой тверди небосвода.
На стене уже народ, словно всю ночь там провели, подходят все новые, а многие из тех, кто помоложе, взобрались на крыши высоких домов и колоколен.
Я слышал, как общий стон пронесся поверху:
— Идут!.. Идут… Идут, проклятые…
На горизонте показалась темная масса и захватила там всю землю от края и до края. Почудилось, сама ночь опустилась на землю и двигается в направлении города, подминая своей тяжестью остальной мир. Потом стали различимы крохотные фигурки всадников, так плотно спрессованных в единую массу, словно с севера двигается в поисках добычи миллионноголовая колония гигантских муравьев, перед которыми все бежит в ужасе, а что не успевает спастись, от тех остаются только дочиста обглоданные кости.
Я наблюдал с надвратной башни, сюда доносится и тяжелый рокот, в котором можно различить топот копыт, и людские голоса, ржание, скрип телег, бряцанье металла и еще разные звуки, происхождения которых не определить, но и они наполняют душу первобытным ужасом.
Напрягая зрение, я рассмотрел на тяжелых подводах прибывающего обоза разборные части катапульт, подвижные балки из самого твердого дерева, а это значит, еще десятки повозок отданы под зубчатые колеса из лучшей стали, а также множество рычагов, блоков, тросов и тросиков, которые предстоит собрать на массивных станинах уже на виду противника на стенах города.
Оставили их под надежной защитой, а когда прибыли мастера, тут же начали собирать как сами катапульты, так и громоздкие требушеты. Вроде бы удалось рассмотреть еще и великанские дуги гастрафаретов, но я не был уверен, что это именно они.
Вдали на холмах выросли цветные шатры, к ним подогнали повозки и перетащили довольно громоздкую мебель, а намного позже прибыли и сами военачальники с пышной свитой.
Зигфрид негромко напомнил, что здесь, на этой надвратной башне, скоро станет опасно. Над воротами еще и широкий каменный навес для лучников, тут же запас тяжелых камней, что обрушится на головы тех, кто начнет ломать ворота, потому нападающие сюда в первую очередь обрушат град стрел.
— Стрелы нас пугают меньше всего, — ответил я. — Ты небось рад, что я не лезу в схватки?
— Сердце поет, — признался он.
— А моя репутация воина?
— Вы ее уже утвердили, — заверил он. — Теперь попытайтесь утвердиться как полководец.
В лагере противника оживление, оттуда выехала группа военачальников, все с виду знатные рыцари. Вперед помчался всадник на легком коне и помахал белым флагом.
Ко мне поднялись верховные лорды Варт Генца. Хродульф сразу встрепенулся:
— Переговоры? Что они предложат?
— Выгодный контракт на закупку шерсти, — сказал Леофриг язвительно.
— Потребуют сдачи, — обронил Меревальд.
— Дадим! — сказал Хенгест браво. — Догоним и еще дадим!
Я молча повернулся и пошел вниз. У ворот несколько знатных горожан города вроде бы готовы выйти для переговоров, но я покачал головой.
— Когда говорит армия, музы молчат. Зайчик!
Мне бегом подвели арбогастра, я вскочил в седло. Ворота заскрипели, приоткрывая для меня выход. Я обернулся к Бобику.
— А ты, морда, жди!.. Я скоро.
Он вздохнул и сел толстой задницей на землю, в глазах такой укор, что я поспешно отвернулся, а Зайчик торопливо протиснулся наружу, и ворота тут же прикрыли.
Всадники остановились сразу за лагерем, лишь обозначив присутствие, а в сторону городских ворот шагом продолжал путь красивый саврасый конь с одиноким рыцарем в полных доспехах, но с обнаженной головой.
Арбогастр порывался понести вскачь, я придержал сперва, потом остановил на расстоянии двух полетов стрелы от городских стен. Всадник приближается все так же неспешно, суетливость в подобных делах недопустима, я видел, как он всматривается в меня с той же интенсивностью, как и я в него.
Ничего особенного, типичное лицо военачальника, их сразу отличаешь от остальных по выражению лица, возраст уже за средний, что нехорошо для нас, такие бывали в разных переделках, много видели и многое могут просчитать наперед.
Я ждал молча, он остановил коня в трех шагах и вскинул руку в приветствии.
— Командующий второй армией оверлорд Гайгер, — представился он, — выказывая уважение вашим попыткам отстоять город, явился лично, чтобы напомнить нехитрую истину.
— Вы остановитесь, — спросил я, — чтобы захватить город?
— Вы против? — осведомился он учтиво.
— Нет, — заверил я, — если это доставит вам удовольствие… Но почему бы вам не двинуться следом за командующим первой армией, благороднейшим графом Чарльзом Делстэйджем, что повел свои войска в глубь Бриттии и в направлении королевства Варт Генц?
— Граф Чарльз Делстэйдж, — проговорил он и посмотрел на меня странно, — в самом деле один из благороднейших лордов нашего святого воинства. Настолько чист и благороден, что и такие погрязшие в грехах люди, как я заметил в изумлении, смогли увидеть его благородство. Однако…
— Слушаю вас, оверлорд, — сказал я учтиво.
— Мы намерены взять этот город, — сообщил он, — как и другие города по дороге.
— Простите… почему?
Он ответил любезно:
— У всех, как вы понимаете, свои задачи. У графа Делстэйджа — пройти вперед как можно дальше, а у меня… гм… в общем, как вы должны понять, такой огромной армии, как у меня, сопротивляться бесполезно.
— История свободы, — напомнил я еще учтивее, — это история сопротивления.
— Вы навлечете на город великие несчастья, — сказал он предостерегающе.
— Несчастье, — ответил я ровно, — побеждается только сопротивлением.
Он внимательнее всмотрелся в мое лицо.
— Вы представляете городские власти или же… вы передовые части войск Ричарда?
— Это неважно, — ответил я небрежно. — Город устоит.
Он покачал головой.
— Сомневаюсь. Вы должны знать, что послушание гарантирует жизнь.
— Послушание, — согласился я, — и сопротивление — две добродетели гражданина. Послушание дает порядок, а сопротивление — свободу.
Он поморщился.
— Какая свобода у погрязших в грехе? Лишь свобода плоти, а мы несем свободу духа. Сдайте город, погибнет меньше людей.
— Но все-таки погибнут? — спросил я. — Почему? Ваши дикие орды будут убивать и насиловать?
Он поднял руку и торжественно перекрестился.
— Мы несем мир и Слово Божье погрязшим в грехе народам. Мы очищаем души, а кто упорствует Господу и поклоняется дьяволу, тот окончит дни на костре!
— Хороший вариант, — пробормотал я, — значит, вы рыцари Добра и Света, а мы — Зло и Тьма?.. Вы воины Господа, а мы — слуги дьявола?
Он повел плечами, но взгляд оставался ясным и твердым.
— Если и не прямые слуги, то еретики — точно. А Господь сказал, что таким он принес не мир, а меч! Мы призваны истребить ереси и возвеличить Слово Божье, а также дать надежду и защиту тем, кто даже в вашем распутном и развращенном мире остался верен Господу и его заповедям.
— Значит, — уточнил я, — если сдадим город, заполыхают костры?
— Ни один достойный человек не пострадает, — заверил он. — А если и пострадает по ошибке, его невинная душа попадет в рай!.. Зато ведьм, колдунов, развратников, мужеложцев и скотолюбцев ждет костер!
— Хорошая программа, — одобрил я несколько ошарашенно, — вообще-то мы никак не ожидали, что у вас она… такая радикальная. Честно говоря, вообще не ожидали, что у вас она вообще есть, если не считать базовые принципы демократии убивать и грабить. Скажу правду, до этой минуты и я полагал, что армия Мунтвига — лишь огромная шайка грабителей.
Он нахмурился, но проговорил с великим достоинством:
— Скоро и ваши королевства воспрянут под рукой святой церкви… после очищения их огнем веры и благочестия.
— Мне нужно будет сообщить эти новые данные совету города, — сказал я.
Он нахмурился сильнее, сказал резко:
— Хорошо. Я даю вам этот день. День, но не сутки! До наступления темноты вы должны дать ответ. До этого времени я воздержусь от приступа, потому что в боях первыми гибнут самые достойные, в то время как человеческая гниль спрячется в подвалах.
— Достойные слова! — воскликнул я.
Он коротко наклонил голову.
— До новой встречи!
Я коротко вздохнул, когда он повернул коня и поехал к ожидающим его всадникам. В разговоре я старался не выказывать сильнейшего изумления, а теперь еще прибавилась и штормовая тревога.
Меня ждали с нетерпением, все лорды уже внизу, там же епископ и несколько знатных горожан. Хро-дульф спросил первым еще издали:
— Что он сказал?
Я соскочил на землю, арбогастра тут же увели, Бобик посмотрел на меня с укором и побежал за ним.
— Ожидаемое, — ответил я невесело. — Предложил сдать город. Но не это важно.
— Ваше высочество? — спросил Хродульф.
— Вы будете смеяться, — сказал я, — а то и ржать, как кони лорда Хенгеста… но они считают себя силами Добра и Света, что несут Слово Божье в наш развращенный мир Юга.
Леофриг пробурчал в недоумении:
— Юга?.. А мы при чем?
Меревальд, что соображает быстрее всех, сказал ехидно:
— А ты и есть Юг. Самый настоящий! Для королевств Аганда, Сизия, Меция…
— Дурость, — сказал Леофриг.
Меревальд повернулся ко мне, темные как маслины глаза сумрачно блеснули.
— Ваше высочество, если я правильно понял, Мунтвиг идет не просто пограбить и позавоевывать, а вроде борца за идею?
— Увы.
— Это плохо, — сказал он серьезно.
Я сказал тяжело:
— Хуже не бывает. Будет не война, а кровавая бойня, как всегда, когда сталкиваются идейные люди.
Епископ смотрел на меня невесело, но что-то в его взоре таилось. Я взял его под локоть и медленно повел от ворот в сторону центра города.
— Святой отец, — поинтересовался я кротко, — выходит, войско Мунтвига не из язычников, как мы полагали?
Он взглянул на меня искоса, из груди вырвался тяжелый вздох.
— Сэр Ричард, в некоторых случаях язычники предпочтительнее заблудших христиан.
— Святой отец?
— Они христиане, — ответил он нехотя. — Но они называют себя апостольской церковью. А в ней главой является король! Разве такое возможно?.. В нашей церкви глава — Иисус. Мы не подчинены ни королям, ни императорам, никаким другим земным правителям, облеченным властью!
Я пробормотал озадаченно:
— Это круто, святой отец, если в одном кулаке военная власть, административная, судебная и церковная… Такой человек может сделать все, что возжелает!
Он перекрестил меня и сказал важно:
— Сим победиши, сын мой!
— Чем? — спросил я в лоб.
Он чуть смутился, слова его были риторическими, красивые и освященные временем, там все такие округлые, потому запнулся, сказал с затруднением:
— Ну… твоим умением сражаться и побеждать… А также этой, как ее… ага, верой в Господа и справедливостью нашего дела.
— Ну да, — согласился я, — хотя Господь все-таки обычно на стороне больших армий и воинского мастерства.
— Сын мой, — сказал он с укором и вместе с тем предостерегающе.
— Не надо, ваше преосвященство, — ответил я почти тем же тоном, — я догадываюсь, где Иисус провел те двадцать лет, о которых хорошо известно Ватикану, но о которых так старательно молчат.
Он сделал вид, что не услышал, проговорил с зарождающимся праведным гневом:
— Если они христиане, то почему Ватикан давно не получает от них десятины? Это значит, дерзостно отвернулись от церкви. Ватикан посылал к ним прелатов, но над ними поглумились, а затем изгнали!
— Недопустимо, — поддакнул я — Ни один человек не должен подвергаться глумлению…
— Тем более, — сказал он с нажимом, — служитель Господа!.. Я понимаю тебя, сын мой, ты хочешь полной справедливости, как и сказано в Священной Книге, но справедливость нужно восстанавливать постепенно. Сперва защитить от глумления священников, потом высших лордов, затем простых людей благородного сословия, а потом уже и чернь, ибо для Господа нашего нет ни королей, ни простолюдинов, а все его дети…
Я порывался было возразить, но когда он закончил, кивнул и сказал со вздохом:
— Да, святой отец, я хочу все и сразу! Господь не смотрит, кто барон, а кто землепашец, но разве мы выполняем не волю Господа Нашего?
— Его, — согласился он, — но Его волю лучше всего понимает наша святая Церковь, ибо Иисус сам основал ее и назначил святого Петра первым ее епископом и римским папой. Кому, как не Петру, лучше знать стремления и чаяния нашего Господа?
— Со времен Петра прошло много времени, — пробормотал я. — Остальные папы могут что-то истолковать не так.
Он грозно сверкнул очами и повысил голос:
— Папа непогрешим!
Я склонил голову.
— Да-да, папа прав, Мунтвига нужно остановить, а его ложную церковь как-то разрушить.
— Именно!
— Хотя я не представляю, — добавил я, — как это сделать, верующий человек не слышит доводов разума. Он будет цепляться за свою апостольскую церковь в любом случае.
Он вздохнул и перекрестил меня.
— Сын мой, когда достигнешь ее, а ты такой, убивай там всех. Господь сам разберется, кто сильно виноват, а кто чуть-чуть.
— Но невиновных нет?
Он вздохнул еще тяжелее.
— В этих проклятых войнах гибнет столько невиновных людей! Мы провинимся перед Господом, если самонадеянно начнем взвешивать степени вины заведомо виноватых в апостольской церкви. Господь сам отделит зерно от плевел, а овец от козлищ и сделает это точнее, чем мы с вами.
— Понял, — сказал я. — Я рад, что рука церкви еще крепка, а воля неколебима.
Глава 3
В лагере армии оверлорда Гайгера суматоха так и не улеглась, но помимо бестолковой суеты, как я заметил, ремесленники весьма быстро и умело собирают требушеты. Начали с них, а завтра очередь дойдет и до катапульт.
— Похоже, — обронил я с неохотой, — этот Гайгер не самый тупой на свете. Сообразил, гад.
— Дураков не ставят командовать армиями, — сказал Меревальд и бросил косой взгляд в сторону Хенгеста, тот как раз ржет над солеными шуточками его свиты, хлопает по плечам как знатных, так и простых воинов, зарабатывая их любовь и преданность.
— А жаль, — сказал я. — Я бы поставил.
Он посмотрел с недоумением.
— Во главе своей?
— Шутите? — ответил я. — А вот Мунтвигу посоветовал бы самых отважных и неистовых продвигать в руководство во имя поддержки доблести. Безумству храбрых поем мы песню…
— Похоронную?
— А вы догадостный, сэр Меревальд!
День прошел в приготовлениях с обеих сторон, наконец я послал к оверлорду гонца с крайне вежливым отказом. Дескать, мнения отцов города разделились, но незначительным большинством голосов было решено город не сдавать.
В их лагере после моего ответа ничего не изменилось, так что, понятно, завтра с утра штурм, но теперь уже при поддержке тяжелых орудий, которых орудиями труда не назовешь.
Вечером снова стали заметнее зарева пожаров, что-то еще так долго горит или новое нашли, затем наступила ночь, и я с тревогой всматривался в костры в ночи, что начинаются чуть ли не от крепостных стен и уходят вдаль, вдаль, так что сливаются на горизонте в единую полосу огня.
В какие-то моменты мне чудилось, будто исполинский пожар охватил всю степь. Багровые языки пламени то и дело вырывают из жаркой полутьмы пляшущих с топотом диких горцев, а остальные хлопают им, орут подбадривающе и постоянно прикладываются к горлышкам винных бурдюков.
Я вскинул руку и потрогал лук за спиной. До ближайшего костра, пожалуй, смогу добросить стрелу, пусть и ослабевшую, но не знаю, стоит ли. Пусть располагаются в уверенности, что им там ничего не грозит…
Только бы ничто не задержало Макса, взмолился я неизвестно кому. Господи, хоть ты и не существуешь, но так хочется, чтобы ты существовал!.. И хотя с твоей высоты мы для тебя мельче, чем для нас красные и черные муравьи, сцепившиеся в смертной битве на полное истребление, но все-таки я бы и муравьев остановил, чтоб не дрались, это нехорошо, Господи, ты это тоже как бы понимаешь, я уверен!
Двадцать тысяч в городе, считая и местных жителей, а к городу поступило даже не представляю сколько. Как докладывают разведчики Норберта, за Мунтвигом поднялись все племена, населяющие лесные чащи Ирама, пришли воины из степных союзов Пекланда, явились на зов горные кланы из королевства Эбберт…