Не может быть никаких сомнений в том, что у Гитлера не было эгоистических стремлений к личному обогащению или излишним удобствам. Его образ жизни всегда был поразительно скромным и нетребовательным. Он не любил помпезности; в общении был прост и близок к простому народу. По сути же он являл собой особый вид эгоизма. Его жажда власти не имела ничего общего с холодным эгоизмом: стремление к лидерству сжигало его изнутри. Теперь, когда жизнь Гитлера стоит передо мной во всей своей полноте, я не могу избавиться от ощущения, что собственное воображение Гитлера бессознательно создавало широкий обманчивый мир, чтобы дать прибежище своему эгоизму. Националистическая мания величия и личная страсть к власти сделали его великим бескорыстным лидером своего народа и привели к трагическому краху.
Доминирующей чертой характера Гитлера было его невероятное упрямство. В шутливом разговоре о детстве он вспоминал, каким был упрямым мальчиком. Вне себя от ярости он даже падал в обморок, если последнее слово в препирательствах с отцом во время работы в саду оставалось не за ним. Последнее слово всегда должно было оставаться за ним! Его характер был таким вспыльчивым, что малейшее противоречие приводило его в ярость. В последние годы его нрав стал просто тираническим и совершенно неуправляемым. Пока в нем оставалась искра жизни, он никогда не сдавался. Его сильная воля могла быть вдохновляющей и конструктивной или подавляющей и разрушительной. Она объединила народ, но неуверенность снова расколола его. Повлиять на его волю было невозможно. То есть он позволял оказывать на себя влияние, но только тогда, когда уже все для себя решил. Противоречие и сопротивление только усиливали его упрямство, как трение высекает электрические искры. Воля Гитлера блокировала все попытки влиять на него; он лишь властно воздвигал между собой и другими глухую стену отчуждения. И по мере того, как крепла его власть, его деспотизм становился все более и более абсолютным. Это нужно понять, чтобы отвести надлежащее место попыткам «влияния» на него.
Насколько мне известно, на важные решения Гитлера не мог оказать влияния никто. Он сам принимал их в уединении и считал вдохновением и интуицией. Когда он около полудня появлялся среди своих ближайших соратников, я слышал, как он то и дело произносил фразу: «Я думал об этом всю ночь и пришел к следующему решению...» Иногда он временно отказывался от подобных решений, но никогда не забывал о них насовсем. Были случаи, когда он воздерживался от уместных возражений в присущей ему властной манере, потому что в тот момент не находил контраргументов. Но в подобных случаях он снова и снова с невероятным упрямством возвращался к этому вопросу, пока не добивался своего. Тогда решение объявлялось в форме еще более настойчивого приказа. Подобная схема действий в решении обычных текущих вопросов мне хорошо известна; вероятно, более важные секретные вопросы он решал точно так же.
Эти решения не принимались на совещаниях, а спускались сверху. Встреч ведущих членов правительства или партии, на которых бы принимались решения, просто не было. Разговоры о подобных совещаниях – не более чем миф. Теперь стало известно, что до войны кабинет министров рейха не собирался годами, а за все время войны ни разу. Партийный сенат, который Гитлер обещал сформировать и для которого был полностью оборудован Сенатский зал в Коричневом доме[2] Мюнхена, никогда не существовал. Решения принимались Гитлером единолично, а затем передавались правительству и партии как приказы. Сообщая о своих указах, Гитлер заявлял, что они имеют огромное значение для «блага нации».
Он был трудным учеником. Позже я еще расскажу об огромном объеме информации, которым он владел, и о том, как он был начитан. На этом основании он искренне считал себя умнее всех. С беспримерным интеллектуальным высокомерием и едкой иронией он отвергал все, что не вписывалось в его идеи, и пренебрежительно отзывался об «интеллектуалах». Увы, если бы он обладал хоть малой толикой их презренного интеллекта и осмотрительности, скольких ужасных испытаний мог бы избежать немецкий народ! Его интеллектуальное высокомерие выражалось с эготизмом[3], который иногда приводил в замешательство. В разговоре за столом, например, я иногда слышал, как его сподвижники поправляли его по какому-нибудь вопросу из любой области знаний. Каким бы дельным ни было замечание, Гитлер не признавал своей ошибки; он настаивал на своей правоте, пока собеседник не менял тему из чувства такта или самосохранения.
У Гитлера был свой способ общения с иностранцами и незнакомцами, заключавшийся в том, чтобы не дать им вымолвить хоть слово. Он немедленно захватывал контроль над разговором, беспрестанно перебивал собеседника и говорил так долго и страстно, что время, отведенное для встречи, заканчивалось раньше, чем гость успевал ответить, если у него еще оставалось это желание. Только однажды я был свидетелем случая, когда иностранный гость не попался на эту удочку, сорвав Гитлеру его трюк. Это был норвежский писатель Кнут Гамсун. Ему тогда было лет восемьдесят, он плохо слышал и поэтому, сознательно или бессознательно, постоянно перебивал Гитлера. Пользуясь случаем, он так хладнокровно и решительно пожаловался на поведение немецкого гражданского правительства в Норвегии, что Гитлер прервал встречу. После ухода старого джентльмена Гитлер в недвусмысленных выражениях выплеснул свою ярость. Лишь через несколько дней он смог забыть этот разговор.
Гитлер обладал силой одновременно убеждать и парализовать противника. Своими пламенными речами он умел внушать свою волю массам, когда сталкивался с ними лично. Сегодня может показаться странным, что в мирное время подавляющее большинство немцев проголосовало за Гитлера, тем самым закрепив права на власть, которую ему передал старый президент фон Гинденбург. Но мы должны понять, что в течение многих лет Гитлер напрямую разговаривал примерно с тридцатью пятью миллионами немцев во время своих поездок по городам и деревням. Люди толпились, чтобы взглянуть на него. Большинство из них подпадали под действие его речей. Нужно помнить об экономической ситуации тех ранних дней. Гитлер торжественно обещал немцам защищать социальные, экономические и национальные интересы народа. Все его проповеди изобиловали терминами трогательной морали и национальной чистоты. Следовательно, нет ничего странного в том, что немцы были заворожены его личностью, что они доверились ему. В конечном счете, добившись успеха, он оправдал их доверие, которое с годами становилось еще сильнее. Даже в поздние годы многие из его соратников оставались под действием его обаяния. Поскольку это обаяние действует на эмоциональном уровне, даже когда возникали сомнения, избавиться от него было трудно. Его личность гипнотически действовала на массы, парализуя их мыслительные процессы. Этот факт объясняет многие вещи, которые иначе сегодня кажутся непостижимыми.
Гитлер обладал способностью препятствовать любым попыткам повлиять на него. Это я знаю от многих важных персон, которые приходили к нему на прием с твердым намерением выдвинуть веские аргументы в противовес его решениям. Гитлер выслушивал только первые фразы. Затем он в течение часа перемалывал тему со всей доступной ему риторикой, освещая ее особенным светом собственной системы мыслей. К концу часа его оппоненты впадали в состояние интеллектуального транса и уже были неспособны высказать свою точку зрения, даже если бы он дал им возможность сделать это. Некоторые раскусили этот маневр Гитлера и думали, что обладают иммунитетом против него. Они даже осмеливались пренебрегать его красноречием и настаивать на своем, но в этих случаях Гитлер грубо прибегал к своему авторитету как фюрера. Если же собеседник не уступал, его ожидал такой взрыв истерической ярости, что слова застывали во рту несчастного, а кровь в жилах.
Высокомерие Гитлера зиждилось на его воображаемом интеллектуальном превосходстве. По мере того как в годы войны крепла его власть, росла и мания величия, пока, наконец, сила его воли не превратилась в совершенную тиранию. Призывая на помощь законы войны, он сделал себя хозяином жизни и смерти всех. Любой, кто не подчинялся его приказам беспрекословно, считался пораженцем или саботажником.
Патологическое беспокойство было одной из основных черт характера Гитлера. Он никогда не позволял себе расслабиться. Ничто не сдерживало динамичных порывов его воли. Пока Гитлер продолжал проводить политику мира, как он обещал и проповедовал, у людей еще был выбор. Но когда своим единоличным решением он изменил эту политику, у людей не осталось выбора. Им казалось, будто они на полной скорости мчатся в экспрессе, который ведет Гитлер. С движущегося поезда не спрыгнешь; ты на нем едешь, куда бы он ни вез тебя, к хорошему или к плохому.
Можно задать вопрос: почему не устранили этого опасного машиниста, чтобы остановить поезд? Но при этом нельзя забывать, что этот машинист долгое время доказывал свое умение, уверив всех, что приведет поезд к месту назначения. В столь неясной ситуации кто возьмет на себя ужасную ответственность сбросить с поезда машиниста, подвергнув опасности жизнь всех? Любого, кто устранил бы Гитлера, навсегда бы окрестили проклятым губителем немецкой нации. Поскольку народ по-прежнему верил в Гитлера, его смерть навеки считалась бы причиной неизбежной гибели страны. На человека, который убил бы Гитлера, взвалили бы тяжкое бремя вины перед историей, хотя теперь нам известно, что вся вина лежит на Гитлере. Оглядываясь назад, мы понимаем, что уничтожение столь опасного деспота, похоже, было насущной необходимостью; мы даже можем обвинять в серьезной оплошности тех, кто должен был осуществить эту задачу. Но в то время такой поступок казался совершенно невозможным.
С тех пор как Гитлер пришел к власти, немецкий народ был покорен динамизмом его воли. Позже немцы не могли разорвать цепи насилия, которыми Гитлер опутал их.
Одним из факторов, которыми сам Гитлер оправдывал свои действия, была его примитивная философия природы. И в публичных речах, и в частных беседах он неоднократно ссылался на свою философию. Его целью было убедить слушателей в том, что его философия представляет собой истину в последней инстанции. Он считал борьбу за существование, выживание самых пригодных и сильных законом природы, высшим императивом, распространяющимся и на общественную жизнь людей. Из его философии следовало, что сила всегда права, что насильственные методы абсолютно соответствуют законам природы.
В этом отношении Гитлер был совершенно старомодным, пережитком XIX века. Он не понимал глубокой власти духовных сил; он верил только в насилие. Гитлер считал грубость высшей добродетелью человека, а чувствительность – слабостью. Он полагал, что в принципе правильнее внушать страх, чем вызывать сочувствие. Основой его актов насилия всегда было настойчивое намерение устрашать. Внушение страха он считал высшей политической мудростью, высшим принципом правительства в политике, праве и войне. Он не слушал никаких возражений и приходил в ярость, когда кто-либо призывал к сочувствию и здравому смыслу. «Жесткие» люди пользовались его уважением, «мягких» людей он никогда не жаловал. Характерно, что его фаворитами были те самые люди, которых народ ненавидел; этих он всегда ставил в пример всем популярным у немцев деятелям. Для двуличной натуры Гитлера типично, что меры, считавшиеся в народе особенно жестокими, породившие фразу «если бы фюрер только знал...», принимались по приказу самого Гитлера!
Гитлер намеренно подавлял в себе человеческие чувства – это основная причина его падения. Чувства – ужасная сила в жизни наций и в существовании отдельных людей. Если их задевают, они возбуждают страсть и фанатизм. Тот, кто применяет к ним насилие, в конце концов уничтожается ими. Гитлер прекрасно сумел восстановить против себя чувства других наций. Он сделал все, что в его силах, чтобы оттолкнуть их, и ничего, чтобы завоевать их любовь. Для меня совершенно непостижимо полное отсутствие в нем понимания психологии других наций. Взывая к эмоциям, он завоевал немецкий народ в мирное время; насилием над человеческими чувствами он погубил немецкий народ в годы войны.
Трагедия присутствовала с самого начала. Народ выбрал лидером человека выдающегося интеллекта и сильной воли; но люди не подозревали, что он обладает демонической силой, доведенной до гротеска, и безумием преисподней. В лице, которое Гитлер представлял народу, виделся блестящий и возвышенный человек, в чье руководство все поверили. В другом, скрытом лице отражалась дьявольская сторона его души, которая привела к уничтожению государства.
Глава 2. ОТ ПОПУЛЯРНОГО ЛИДЕРА ДО ИГРОКА С СУДЬБОЙ
Осенью 1933 года по предложению секретаря Гитлера Рудольфа Гесса, знавшего меня как журналиста, я вошел в окружение Гитлера. В то время меня потрясла одна вещь. Он говорил о своем приходе к власти как о чем-то давно решенном, хотя многим тогда это казалось невозможным, а мне, безусловно, удивительным. У самого же Гитлера конечное вознесение к власти не вызывало никаких сомнений. Например, он много лет разрабатывал подробнейшие планы строительства в Берлине, Мюнхене, Нюрнберге и других городах. Впоследствии эти планы успешно претворялись в жизнь. Строительство автобанов и искоренение безработицы стали последовательной политикой более чем на десять лет. Проекты, о которых он говорил, были делом мира и прогресса, а не войны и завоеваний. В те дни, когда он еще разъезжал из города в город, из одного населенного пункта в другой, как странствующий проповедник, он уже видел себя во главе правительства и осуществляющим свои планы.
Ему, несомненно, удалось в огромной мере передать веру в себя и свою миссию миллионам, слушавшим его речи на митингах. Во время экономического коллапса и национальной безнадежности эти новые идеи вдохновляли массы. Как газетчик, я присутствовал на очень многих подобных публичных мероприятиях. Когда я сейчас вспоминаю, что именно в мыслях Гитлера оказывало наиболее сильное влияние на слушателей, мне кажется, большую часть аплодисментов вызывали следующие идеи.
Гитлер говорил народу, что национальное возрождение возможно только социальными мерами, а социалистические цели могут быть достигнуты только на основе национализма. Национальной идеей, которую он проповедовал, было создание бесклассового общества, образование народных сообществ по признаку расовой принадлежности, уничтожение такого зла, как партийная система, и решение еврейской проблемы. Основополагающий принцип этого национального сообщества выражал лозунг «Общественное благо превыше блага отдельного человека». Во внешней политике его целью был пересмотр Версальского договора.
Социалистическая концепция, разработанная Гитлером, начиналась с вопроса: с помощью какого принципа может быть лучше всего достигнута социальная справедливость и гармония экономических интересов с учетом естественных различий между людьми? Ответ Гитлера был следующим: наиболее справедливое и успешное решение даст принцип социалистической эффективности, основанный на равных для всех условиях экономического соревнования. Следовательно, он требовал равных возможностей для всех, упразднения каких-либо классовых привилегий и привилегий по рождению, лишения состоятельных слоев общества преимущественного права на образование, ликвидации нетрудовых доходов, «подавления ростков материальной заинтересованности» и уничтожения золота, так как золото – «непродуктивный экономический фактор». В его экономической мысли труд, который, в свою очередь, порождает труд, заменяет золото; на смену капиталистическому интересу он выдвинул экономическую производительность труда человека. Гитлер также представил решение еврейского вопроса на основе гуманности. Речь не шла об уничтожении еврейской нации. Хотя он требовал сдерживания их «излишнего» влияния на правительство и экономику, евреям по-прежнему позволялось жить своей жизнью. Достаточно лишь упомянуть об отделении еврейской культуры при министерстве культуры рейха, юридически гарантировавшем евреям культурную жизнь. Я могу также вспомнить директивы рейхсминистру экономики, выпущенные в 1934 году и представленные широкой публике министром пропаганды Геббельсом. Эти директивы запрещали какое-либо вмешательство в экономическую деятельность евреев, пока те соблюдают законы государства.
Многие немцы, голосовавшие в те дни за Гитлера, одобряли не все его идеи и пункты программы. Одни отвергали его антисемитизм; другие считали неразумными его экономические затеи, но соглашались с другими пунктами национальной и социальной политики. Ввиду ситуации в Германии народ принял его программу в целом. Большинство тяготело к национальному сообществу и социалистическому «народному государству», предложенному Гитлером. Гитлер в то время заявлял, что его социалистическое народное государство озабочено внутренним развитием немецкой «народности», под которой он понимал расовую сущность немецкого народа; его не интересует империалистический экспансионизм. Он объявил о стремлении национал-социалистов к миру и ясно дал понять, что пересмотр Версальского договора должен быть достигнут с помощью переговоров.
30 января 1933 года президент фон Гинденбург назначил Гитлера канцлером Германии. Он оказался на новом перекрестке своего жизненного пути. Задолго до этого судьба подала ему недвусмысленный знак – 9 ноября 1923 года в Мюнхене была жестоко подавлена его попытка захватить власть. Гитлер урок усвоил и тотчас же решил впредь применять только легальные методы. После девяти лет борьбы эти методы привели его к цели. В 1933 году Гитлер вступил в новую фазу: он впервые вышел на мировую арену, обладая ответственным положением. Как только национал-социализм пришел к власти, немецкий народ провозгласил заинтересованность жить в согласии со всем миром, чтобы использовать и развивать позитивные, мирные элементы новой идеологии, предложенные ему Гитлером.