2 января 1941 года фон Зальмут и несколько штабных офицеров прибыли в Берлин и сразу же отправились прямо в квартиру фон Бока. Зальмут принес с собой копию Директивы номер 21 и дополнительный сверхсекретный приказ Главного командования сухопутных войск, в котором группе армий «Б» приказывалось подготовить военноштабные учения «для предстоящей войны с Советской Россией»14. По мере того, как фон Бок изучал документы, в нем снова проснулась прежняя горечь по поводу Главного командования и Верховного главнокомандования. «Просто невероятно, что я должен узнавать об этих вещах от своих подчиненных!»15 Тем не менее фон Бок был доволен поставленной задачей и согласился с Зальмутом, что военную операцию против Советской России следует начать, взяв в расчет громадную и неисправляемую техническую отсталость этой страны. И что абсолютно необходимо уничтожить русские войска у западной границы СССР до того, как они смогут отступить на восток за реки Западная Двина и Днепр.
После совещания с фон Боком Зальмут поспешил обратно в Позен (Познань) и в течение двух недель утвердил план в Главном командовании сухопутных войск (ОКХ). Этот план, по сути, отражал те же концепции, что были утверждены Директивой номер 21. В нем поддерживался тот же оптимизм – оптимизм, который «мог быть объяснен только легкими победами вермахта в Польше и Франции»16. План соответствовал планам главнокомандования вермахта использовать на пограничном фронте с Советской Россией три группы армий. Сходились они и в том, что центральная группа армий – та, которую возглавит фон Бок, – должна быть наиболее сильной, чтобы нанести в ходе наступления главный удар и быстро продвинуться севернее Припятских болот в направлении Смоленска, по пути уничтожая военные силы противника в Белоруссии. Но, вразрез с Директивой номер 21, этот план предполагал обойти Ленинград и Кронштадт, а основная масса сил вермахта – под командованием фон Бока – должна быть сконцентрирована в полосе центральной группы армий, чтобы использовать предполагавшийся крах русских вооруженных сил и занять Москву настолько быстро, насколько возможно. Главным командованием сухопутных войск это предложение было отклонено17. Ленинград, Кронштадт и Киев, так же как и Москва, оставались территориальными объектами, которых нужно было достичь совместно с основными ударами, уничтожающими вооруженные силы России.
Причина предложения фон Бока обойти Ленинград и Кронштадт была проста. С того момента, как на него легла ответственность за главный удар в наступлении по плану «Барбаросса», он вынужден был видеть, как силы тратились на то, что он считал второстепенными задачами. Он не хотел рисковать ослаблением войск Германии и ее союзников, распыляя их по всей Западной России. Для фон
Бока захват столицы Советской России и главного коммуникационного центра имел величайшую важность, и только потом нужно было быстро уничтожать военные силы русских полностью. Факт того, что его группе армий поручалась такая задача, усиливал его гордость и воскрешал решительность. В захвате Москвы фон Бок предвидел выполнение вопроса своей чести, славу за совершение подвига, которого не добились, потерпев крах, такие завоеватели прошедших веков, как шведский король Карл XII в 1708–1709 годах и император Франции Наполеон I Бонапарт в 1812 году (который занял Москву 2 (14) сентября и оставил 7 (19) октября, а в дальнейшем погубил при отступлении почти всю свою армию, вторгшуюся в Россию, проиграл кампанию 1813 года в Центральной Европе и отрекся от престола после того, как русские и союзные войска 18–19 (30–31) марта 1814 года взяли Париж). В захвате Москвы он видел главное достижение за свою долгую и почетную военную карьеру – карьеру, в которой он подчинил каждый аспект своей жизни служению славе своего Отечества, не считая свои собственные личные амбиции.
И еще фон Бок предвидел, вполне практично, что возлагать на вермахт опасную задачу одновременного захвата удаленных друг от друга территориальных объектов – значит исключить шанс на достижение каждого из них в отдельности. Это более чем противоречило интересам фельдмаршала фон Бока, которого теперь снедала идея стать первым в современной истории настоящим покорителем Москвы, несмотря на его консервативный взгляд на новую германскую доктрину ведения войны. Он больше не испытывал возражений по поводу открытости своих флангов ударам неприятеля. Его больше не волновала проблема того, чтобы пехотные и танковые соединения наступали, взаимодействуя друг с другом, или, проще говоря, чтобы танки не отрывались от пехоты. Фон Бок готовился подчиниться всем решениям, ведущим к разгрому русских вооруженных сил и захвату Москвы.
31 января 1941 года впервые за четыре месяца фон Бок приступил к выполнению своих обязанностей. Он не был уверен, возобновятся ли его проблемы с желудком и когда это может произойти, но он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы встретить решающие дни, которые ему предстояли. Первым его делом было присутствие на совещании в ставке фон Браухича для командующих армиями и группами армий. На совещание фон Бок прибыл рано, выглядев еще более похудевшим, но зато отдохнувшим и находясь в форме.
Когда совещание началось, фон Бок быстро отметил среди присутствовавших преобладающее пессимистичное настроение.
«Фон Браухич рисовал нам мрачную картину… Атака на Англию была определенно отменена; план Германии втянуть в войну Испанию окончился провалом, и дела итальянцев в Северной Африке были плохи. Фон Браухич детально обсуждал предстоящие операции против русских и особо подчеркнул важность уничтожения русских войск в приграничных зонах, чтобы войска Германии могли быстро получить свободу передвижений. Я спросил Гальдера, который сидел рядом со мной: «Откуда у нас может быть уверенность, что русские будут смирно сидеть перед Западной Двиной и Днепром, пока мы будем их уничтожать?» Гальдер умно улыбнулся и в своем ответе просто повторил слова фон Браухича»18.
На следующий день, когда фон Бок готовился наконец-то отправиться в Позен (Познань), он получил сообщение от личного адъютанта Гитлера, полковника Рудольфа Шмундта, который просил его явиться к Гитлеру. Заседание у Гитлера продлилось почти час.
«Фюрер был радушен и выразил радость, узнав о моем хорошем самочувствии. В контраст вчерашнему пессимизму в ОКХ, он говорил о русском поражении как о заведомо свершившемся факте. Я отметил, что мы сможем разгромить русских, но будет трудно заставить их заговорить о мире. Фюрер ответил, что мы находимся в отличном военном и экономическом положении и что если русские продолжат сопротивление после потери Украины и Москвы, мы с легкостью проделаем путь и до Сибири. «И тем не менее, – сказал я ему, – мы должны быть готовы к изменениям». Гитлер остро ответил: «Они решат, что их накрыл ураган, я убежден в этом!» Как и на прошлых встречах с фюрером, я заметил, что его отношение может быстро меняться от теплого и дружественного к холодному и подозрительному и обратно… Мы тепло распрощались, и он пожелал мне удачи в Позене»19.
Фон Бок покинул Берлин рано утром 3 февраля. На железнодорожном вокзале в Позене (Познани) он увидел, что к его приезду готовился целый прием. В нем участвовали Артур Грейзер, гауляйтер (областной руководитель) гау Вартеланд (чьей столицей был Позен), а также мэр города, некоторые другие гражданские представители и все генералы, около двухсот, которые были приписаны к группе армий «Центр» фон Бока. Присутствовали почетный караул и военный оркестр. Оркестр сыграл «Славу Пруссии», любимый марш фон Бока. Гауляйтер Грейзер, фельдмаршал фон Клюге, генерал-полковники Адольф Штраус, Хайнц Гудериан и Герман Гот и несколько других высших военачальников произнесли по короткой приветственной речи. Фон Бок был польщен, хотя в этих обстоятельствах он предпочел бы менее пышную встречу. Но он поблагодарил каждого и воспользовался случаем, чтобы призвать своих слушателей приложить все усилия в эти предстоящие славные, но непростые дни20.
В Позене (Познани) фон Бок приступил к восстановлению своего статуса командующего. Первые несколько дней он проводил долгие часы за столом, изучая горы донесений. Фон Бок совещался с подчиненными командирами и штабными офицерами, одобрял учебные занятия по картам и военно-штабные игры, проводимые в корпусах и дивизиях в ходе подготовки к предстоящему наступлению. И занимал себя большим числом технических деталей и вопросов, связанных с гигантским личным составом, насчитывающим миллион человек. Среди постоянно наведывавшихся в штаб фон Бока людей в дни после его приезда был молодой офицер из Главного командования сухопутных войск (ОКХ), который назвался полковником Хорстом Ратке. Под видом конфиденциального обсуждения с фон Боком вопроса личного характера он попросил о приватном разговоре, и фон Бок просьбу выполнил. После предварительных слов Ратке заявил, что представляет группу офицеров ОКХ, которые убеждены, что Германии нельзя начинать войну против Советской России, пока Англия продолжает воевать, и что некоторые старшие офицеры ОКХ организовали заговор с тем, чтобы осуществить coup d’etat[21] в Берлине и тем спасти Германию от катастрофы. Полковник просил фон Бока присоединиться к заговору. В ответ фельдмаршал разгневался и немедленно выставил Ратке, заявив, что совершенно недопустимо даже обсуждать подобные вещи21. Насколько теперь известно, вплоть до самого конца войны фон Бока больше не донимали участники каких-либо антигитлеровских заговоров.
В течение февраля и начала марта 1941 года фон Бок контролировал приготовления к предстоящему наступлению. За этот период он постарался хоть раз посетить каждую из своих дивизий, которых было больше пятидесяти. Он совещался с командующими армий, корпусов и дивизий; инспектировал полки и батальоны; разговаривал с рядовыми, фельдфебелями и унтер-офицерами. Он с удовольствием отмечал, что боевой дух в основном находится на высоком уровне, хотя несколько солдат осмелились доложить своему фельдмаршалу, что имели место сокращения пайков. Фон Бок проинструктировал своего офицера по снабжению генерал-майора Людвига Кюблера[22] определить, какие меры можно принять, и, к своему неудовольствию, услышал, что ОКХ запланировало даже дальнейшее сокращение дневного пайка. «Меня одолевают сомнения, – писал фон Бок. – Если уже сейчас сокращают пайки, что случится, когда мы войдем в глубь России, далеко от наших баз снабжения?»22 И снова, как и во время прошлой Западной кампании, фон Бок начал жаловаться в Главное командование сухопутных войск по этой и другим причинам, но предотвратить сокращение поставок продовольствия и другого жизненно необходимого снабжения в свою группу армий ему не удалось.
Пока проходило множество военно-штабных игр и учебных занятий по карте, фон Бок обычно решал споры между своими упрямыми подчиненными командирами, видя необходимость утвердить свой авторитет командующего группой армий. Однажды командующий 9-й армией Штраус и командующий 3-й танковой группой Гот вступили в жаркую дискуссию во время совещания в штабе фон Бока по вопросу координации действий пехоты и танков. Гот резко оспаривал закрепление пехотных дивизий за его танковой группой в предстоящем наступлении. Он доказывал, что это замедлит его продвижение вперед. Штраус занимал противоположною позицию, заявляя, что базовый принцип командного единства будет нарушен, если Гот будет управлять только танковыми силами без поддержки пехоты.
Фон Бок переубедил Гота в этом вопросе и приказал приписать пять пехотных дивизий, около 70 тысяч человек, к его 3-й танковой группе. Фон Бок объяснил Готу и Штраусу, что ограниченная, некачественная сеть русских дорог будет быстро перегружена и что Готу, командующему 3-й танковой группой на запланированном направлении удара 9-й армии, придется учиться руководить как танками, так и пехотой. Тогда Гот сможет приказать пехоте уступить дорогу, если она будет создавать опасность замедления продвижения танков. В другой раз фон Бок разрешил подобный спор между фон Клюге, командующим 4-й армией, и Гудерианом, командующим 2-й танковой группой23.
Фон Бок, похоже, очень не любил огорчать своих подчиненных в ходе подобных споров, но позднее это стало неизбежным. Он был искренен в своем желании установить гармонию в обширной, сложной военной машине, которой командовал. Возможно, события сентября 1940 года преподали фон Боку урок. Но более всего, он, как опытный профессиональный солдат, понимал, что никогда не сможет выполнить поставленную перед ним противоречивую боевую задачу без лояльности, сотрудничества и скоординированных действий своих подчиненных, людей, которые должны будут производить ежесекундную оценку ситуации и принимать решения прямо на поле боя.
Несмотря на благие намерения, единственным командующим, с которым фон Бок смог сохранить стабильно хорошие отношения во время подготовительных мероприятий к вторжению в Россию, был командующий 2-м воздушным флотом, обеспечивавшим с воздуха действия группы армий «Центр», фельдмаршал Альберт Кессельринг24.
На протяжении месяцев подготовки, предшествующей наступлению, фон Бок решил не упускать из виду ни один фактор, который мог уменьшить его шансы на успех. Среди многих вопросов, которым он уделял особое внимание, были донесения разведки, собираемые командующими армий, корпусов и дивизий и передаваемые в его штаб. Одно такое донесение определило отношение фон Бока к предстоящему наступлению. 11 марта генерал-майор Ганс фон Оберниц, который командовал 293-й пехотной дивизией, передал лично фон Боку донесение разведки, в котором утверждалось, что русские проводят широкие учебные маневры к югу от Вильно[23] в Литве (с 1940 года Литовская ССР в составе СССР). Оберниц был взволнован этим сообщением, потому что агент, доставивший его, утверждал, будто маневры русских были прикрытием запланированной атаки на Германию. Фон Бок успокоил Оберница и решил не обращать на донесение внимания. В это же время он осознал, что невозможно скрыть такую гигантскую концентрацию германских войск на русско-германской демаркационной линии в Польше и что русские определенно знают, что что-то готовится, и, возможно, принимают контрмеры25.
12 марта по приказу фон Бока фон Зальмут подписал судьбоносный приказ о наступлении. С грифом совершенной секретности этот приказ имел очень ограниченное число копий – по одной на каждую из трех армий фон Бока, по одной – для каждой танковой группы, и еще копии, чтобы информировать главнокомандующего сухопутными силами фон Браухича и начальника Генерального штаба сухопутных войск Гальдера. Согласно приказу Главного командования сухопутных войск (ОКХ) от 31 января, датой для наступления группы армий на Советский Союз было назначено 15 мая 1941 года. Приказ удивительно просто определял миссию группы армий:
«Группа армий наступает в северо-восточном направлении и, пользуясь сильной поддержкой с флангов, уничтожает противника в Белоруссии. 3-я танковая группа наступает своими моторизованными и танковыми соединениями севернее Минска; за ней будет следовать 4-я армия. Как только Минск будет пройден, эти силы соединятся в окрестностях рубежа Борисов – Орша, с целью быстрого продвижения к Смоленску. После захвата Смоленска все силы, включая резервную 2-ю армию, соединятся с северной, или левофланговой, группой армии для быстрого продвижения к Москве»26.
План оценивал противостоящие группе армий силы противника примерно в 50 дивизий, или около 800 тысяч человек. Около двух третей этих сил были сконцентрированы в районе Белостока в Польше; оставшаяся треть была расположена близ Минска. Все эти силы именовались Западным фронтом, командовал ими генерал-полковник Д.П. Павлов[24]. Приказ не давал расчетов, когда именно будет достигнут Смоленск. Он довольно точно оценивал военные силы русских, а в его основании лежало утверждение, что русские войска, хоть и приблизительно равны по численности немецким, хуже подготовлены и должны были быть удивлены и потрясены внезапным нападением и разбиты в максимально короткие сроки.
В тот же день приказ о наступлении был распространен в группе армий фон Бока, фельдмаршал записал в своем дневнике, что Соединенные Штаты приняли акт о ленд-лизе[25]. Он был подавлен и отметил, что «…..они (Соединенные Штаты) сделали уже все, кроме непосредственной отправки своих солдат в Европу…..»27.
На протяжении этих недель фон Бок совершил несколько деловых поездок из Позена (Познани) в Берлин. Эти поездки давали передышку, в которой фон Бок периодически нуждался по причинам здоровья. 18 марта он отдохнул, посетив новое официальное открытие оперного театра в Позене (Познани), прошедшее под покровительством правительства Германии (захватившей Познань в сентябре 1939 года). Некоторые высокопоставленные лица, включая министра пропаганды Иозефа Геббельса, прибыли, чтобы присутствовать на этом событии из Берлина. Во время антракта фон Бок коротко переговорил с Геббельсом. Последний, в свою очередь, рассказал фон Боку, что в работе германской пропаганды наблюдаются значительные трудности и как ему, Геббельсу, тяжело даются попытки донести до флегматичных и упрямых англичан, что их положение безнадежно. «Геббельс выглядел очень встревоженным, – писал фон Бок, – и, похоже, не испытывал особого энтузиазма по поводу нападения [на СССР]»28.
Последняя неделя марта и начало апреля для фельдмаршала фон Бока были полны событиями. 27 марта он отправился в Берлин, чтобы принять участие в совещании в ОКХ. Он остался рассерженным и недовольным результатами совещания. Фон Браухич сказал фон Боку, что танковым группам будет необходимо вступить в непосредственный контакт к востоку от Минска. Фон Бок протестовал, заявляя, что это слишком трудоемкая задача и что болотистые территории вдоль реки Березины поставят под угрозу соединение его танковых сил. Кроме того, он считал особенно важным, чтобы танковые группы продвигались быстро, независимо от соединения друг с другом, пока они не достигнут Смоленска.
«Они (Главное командование сухопутных войск) не углубляются в детали и отказываются понимать полную картину этой многогранной операции! Я не получаю четкие ответы на поставленные мной вопросы. Что случится, например, если русские контратакуют до того, как мы достигнем Минска? На мне ли лежит ответственность решать, когда и где мы будем пересекать Днепр? Я настаиваю, что он должна быть на мне, но они уклоняются от темы»29.