— Зря ты сообщил мне о запросе, — сказал он Нуме. — Ты рискуешь.
Нума расхохотался:
— Чем? С меня что, взяли подписку о неразглашении? Предупредили, чтобы я помалкивал? Я звоню тебе по открытой линии. У тебя генеральная доверенность на ведение дел Марка. Я уведомляю тебя о запросе. Докладываю, что рабы твоего сына в полном порядке. Если меня прослушивают, пусть будут в курсе. В следующий раз возьмут подписку.
— Спасибо, — поблагодарил Юлий. — Нума, я ценю твою дружбу.
Оборвав соединение, он сообразил, что впервые — в первый раз за много лет! — помянул дружбу вслух в разговоре с Нумой. И пожалел, что не совершил глупость. Юлий Тумидус был в шаге от того, чтобы рассказать Нуме о запросе, пришедшем самому Юлию. Вернее, в окружной энергокомплекс, где Юлий уже седьмой год имел честь возглавлять наблюдательный совет. Кое-кто, чье право спрашивать не обсуждалось, интересовался рабами, принадлежавшими К. Р. Салонию, обер-центуриону ВКС Помпилии. Состояние здоровья, уровень энергоемкости. Особенности поведения. Отклонения от нормы.
Все, что могло бы вызвать беспокойство.
Ответ, подготовленный сервус-контролером и завизированный Юлием, содержал в себе следующую информацию. Из шестидесяти трех рабов обер-центуриона Салония, закрепленных за 4-м окружным энергокомплексом, пятьдесят семь функционируют в рамках общих нормативов. Четверо рабов освободились. От их хозяина — или доверенного лица, уполномоченного хозяином — никаких сведений об освобождении не поступало. Связаться с обер-центурионом Салонием на предмет разъяснения ситуации не удалось. Командование части, где служит Салоний, на присланный запрос сообщило, что обер-центурион Салоний числится пропавшим без вести на Халори.
Освободившиеся рабы были повторно заклеймены штатным тавроматом согласно договору между энергокомплексом и обер-центурионом Салонием, пункт 7.41. Все доходы от их использования, за вычетом сбора повторного клеймения, составляющего 9,5 %, будут гарантированно поступать на личный счет господина Салония в строгом соответствии с графиком выплат.
Еще двое рабов функционируют с незначительными отклонениями. Это выражается в циклическом речевом спазме. Звуки невнятны, громкость колеблется от шепота до крика. Удалось разобрать следующие реплики: «Ну и лайба! Умора!» — и «Есть уравнивание скоростей!». Спазм взаимосвязан: когда один раб упоминает «лайбу», другой откликается «уравниванием скоростей». Обследование показало, что на энергоресурсе рабов отмеченные отклонения не сказываются.
«Марк, — одними губами шепнул Юлий. — Где ты?»
Человек холодной логики, он относился к интуиции, как к болезни. Связь между сыном и обер-центурионом Салонием выглядела безумной, шаткой — мыльный пузырь, готовый лопнуть в любой миг. И все же Юлий Тумидус не мог отделаться от ощущения, что Марк сейчас находится рядом с пропавшим без вести Салонием. Если, конечно, центурион жив…
О том, жив ли Марк, Юлий старался не думать. Отец звонил Юлию трижды на день — старый клоун беспокоился судьбой внука, ему снились дурные сны. Луций требовал, чтобы Юлий, а лучше — Валерия, связались с Прециллом, с начальством Марка. Узнали, как дела, всё ли в порядке. Юлий успокаивал отца, едва сдерживая раздражение. Если бабушки и дедушки, говорил он, если отцы и матери станут терроризировать командование воинских частей на том основании, что ночью их мучили кошмары…
Отец злился, отключал связь.
Неужели он прав?
«Идиот, — вынес Юлий приговор самому себе. — Кретин. Пустое место, а не энергетик. Рабы освобождаются в момент смерти хозяина. Все рабы! Все, а не четверо из шестидесяти трех, или сколько их есть у офицера Салония. О чем это свидетельствует? Марк жив-здоров, его рабы функционируют нормально. Салоний живехонек, львиная доля его рабов функционирует нормально. Четверо освободились, двое несут околесицу. Ну и что? Откуда тебе знать, почему Салоний решил освободить именно эту четверку? Он что, должен тебе докладывать, зачем вбил в мозги паре рабов „лайбу“ и „уравнивание скоростей“?! Сходи к невропатологу, пусть выпишет тебе горсть пилюль…»
— Сервус-контролер Пирус, — доложила информателла.
— Соедините.
— Я н-н-н… насчет запроса, — задребезжал в акуст-линзе тенорок контролера. Пирус сильно заикался, превращая любой разговор в пытку для собеседника. — К-к-к… который про С-Салония. Н-надо внести из-з-з…
— Изменения?
— Д-д-да. Вы с-с-с… сами?..
— Сам! — рявкнул Юлий.
Пирус ему осточертел.
— Или лучше й-я-я, — не сдавался контролер, — оф-ф-ф… оформлю?
— Какие изменения?
— Еще од-дин раб осв-в-в… освободился. Пятый. Я в-в-велел отвести его на п-п-п… повторное к-клеймение.
* * *— Вы должны дать подписку, — напомнил брюнет.
Тумидус отмахнулся:
— Я не умею писать. Так и передайте.
— Подписку. О неразглашении. Сию минуту. Иначе я не имею права давать вам эту информацию.
— Вы уже дали.
— К моему глубочайшему сожалению, — брюнет нахохлился, заскучал. — У вас харизма, полковник. У вас такая харизма, черт вас дери, что я совершаю глупости. Меня расстреляют по вашей вине. Мои дети осиротеют.
— Вас сделают шефом контрразведки. Вы иссохнете от забот, обзаведетесь язвой желудка — и я наконец-то смогу набить вам морду. А что? Первый консул лупит контр-шефа на заседании сената! Отцы отечества рукоплещут. Теперь помолчите, я буду думать.
Воцарилась тишина.
Эту встречу брюнет, как ни странно, назначил не в спортзале. Парк Ботатака, разбитый на северной окраине Китты, сразу за озерами с лечебной грязью, был малолюден. Сюда захаживали для медитаций члены вудунской секты Мамбито — древней, непопулярной, на грани исчезновения. В беседках, увитых плющом, они вели беседы друг с другом, пили минеральную воду из краников с венчиками в форме лилий — такие краны имелись в каждой беседке — и на пятой-шестой минуте разговора впадали в транс. Редкие туристы, проходя мимо, имели счастье видеть оцепеневшие фигуры мамбито, наклонившихся к собеседнику или откинувшихся на спинку скамьи, с рукой, замершей на середине жеста. Зрелище выходило скучным, наподобие музея восковых фигур, только без особого разнообразия персонажей. Туристы покидали парк, злые как собаки, содрогались, вспоминая цену входного билета, и на виртуальных «пятачках» советовали приятелям никогда не ездить в Ботатаку.
Антиреклама давала превосходные результаты.
Тумидус из любопытства — а может быть, из чувства противоречия — однажды посетил парк. Он был удивлен тем, что из беседок к случайному посетителю Ботатаки не доносилось ни звука. Мамбито, судя по их типично вудунскому поведению, до входа в транс дискутировали с оживлением, в полный голос, на грани скандала, но реплики сектантов надежно глохли за пределами беседки. Эмиттеров конфидент-поля Тумидус не обнаружил. Природа, свежий воздух, мерный стук калебасиков, растущих тут во множестве, и всё. Охранник на входе просветил полковника: в свободные беседки заходить можно, в занятые — нельзя, штраф за нарушение приватности — шестьсот экю. «Транс?» — спросил Тумидус. Улыбнувшись, охранник завершил инструктаж: разговаривать со спутником (спутницей) не возбраняется, транс только для мамбито, для всех прочих, включая вудунов, не являющихся членами секты — поболтали, выпили водички и топаем дальше, наслаждаемся красотами.
Судя по месту встречи, брюнет был в курсе загадок Ботатаки.
— Вот, — спустя двадцать минут, показавшихся брюнету вечностью, сказал полковник. — Центурион Д. Ф. Пасиенна, унтер-центурион М. К. Тумидус, обер-декурион Л. С. Метелла, опцион Г. А. Тапсенна. Возможно, кто-то еще. Но я бы не стал на это рассчитывать. Остальные, полагаю, мертвы. Погибли при исполнении…
— Ваш племянник, — брюнет наклонился вперед. На лице его застыла гримаса хирурга, режущего по живому без анестезии. — Выдаете желаемое за действительное? Он уцелел, потому что вам так хочется?
Тумидус сжал кулаки:
— Не злите мою харизму. У рабов, принадлежащих либурнариям, которых я упомянул, не зафиксировано отклонений от нормы. Рабы всех остальных, так или иначе, демонстрируют нам сюрпризы. Часть освободилась, часть продолжает освобождаться…
— Часть, полковник. При гибели хозяина освобождаются все. Вы держите меня за идиота?
— Когда я буду вас держать, вы об этом узнаете первым. Скажите, вам когда-нибудь доводилось летать за край Ойкумены? Туда, где водятся драконы?
— Какие еще драконы? — опешил брюнет.
— Так писали на древних картах. Если не знали, кто живет за горами или морем, писали наобум: «Здесь водятся драконы». Не увиливайте от ответа. Летали за край?
— За край летают внешники. Контрам там делать нечего. Наша работа — тут, в этой миске с супом.
Полковник взял чашку: простую, глиняную. Отвернул кран, дождался, пока из лилейного венчика потечет вода.
— Я летал, — сказал он, наполнив чашку. — Каперствовал в отставке. Еле выкрутился: на обратном пути мою галеру перехватила стая фагов. «Змеи», «кракен» и «дэв»; от 1C-13+ до полного 3D по реестру Шмеера-Полански. Нас спас Папа Лусэро. Вы боитесь крупных пауков?
Брюнет пожал плечами.
— А я боюсь. Иногда кричу во сне, когда вижу, как паук рвет «дэва» на части. Ладно, оставим лирику. Поверьте на слово: законы зависят от людей. В том числе и законы природы. Расширяя Ойкумену, присоединяя к Лиге один обитаемый мир за другим, мы не просто заставляем варваров жить по нашим правилам. Мы вынуждаем яблоки на их планетах падать вниз, и только вниз. Пока эти миры не стали полноценной частью Ойкумены, мы должны с подозрением относиться к чужим яблокам. Вдруг да рванут к небесам? Меня, тупую десантуру, учили этому — в имперской академии, на случай, если придется воевать за краем миски с супом. Вы запомнили имена?
Брюнет смотрел, как Тумидус пьет.
— Пасиенна, ваш племянник, — перечислил он, когда опустевшая чашка вернулась на место. — Тапсенна, Метелла. У меня абсолютная память. Что теперь?
Ответить Тумидусу помешал уником. Оборвав трель вызова, полковник активировал сферу — и, хмурясь, долго смотрел на текст личного сообщения, видимый только ему. Брюнет ждал. Брюнету было зябко, хотя температура воздуха в беседке не упала ни на градус.
— В Крови… — начал Тумидус и опять замолчал.
Брюнет ждал.
— Список, который я вам продиктовал…
Чувствовалось, что полковнику трудно говорить.
— Звонил Нейрам Саманган, — Тумидус кивнул на коммуникатор. — Там, где погиб «Дикарь», наблюдалось еще одно явление, сходное с…
— С чем?!
Рассудок брюнета отказывался принять очевидное. Нейрам Саманган, лидер-антис расы Вехден, связывается с Гаем Октавианом Тумидусом, расовым лишенцем Помпилии, через коммуникационную сеть — вместо того, чтобы молнией рухнуть с небес в «большом теле», усмирив в последний момент свою богатырскую мощь ради спасения Ботатаки? Как это прикажете понимать, господа хорошие?!
— С предыдущим явлением.
— Вы издеваетесь?
— Нет. Просто нервничаю. Дурные новости, знаете ли. Речь о происшествии, после которого я запросил у вас сведения о рабах, принадлежащих экипажу «Дикаря». Список выживших либурнариев… Боюсь, он уменьшился еще на одного человека. Если мы продолжим контроль состояния рабов, мы скоро узнаем имя покойника.
— Ваш племянник?!
— Это, — Тумидус набрал в ладони воду, предназначенную для транса мамбито, и сполоснул лицо, — я выясню лично. В самом скором времени.
Вторая пригоршня воды выплеснулась на бритую голову. Капли потекли на лоб, виски, впалые щеки, запутались в бровях, тесно сдвинутых у переносицы. Луч солнца, прорвавшись сквозь завесу плюща, поселил в каждой капле искорку света. Лицо полковника не было иссиня-черным, как у части вудунов, оно даже не было особенно смуглым, как у вехденов. Обычный загар, не больше. Но мрачность, с какой Тумидус уставился на безвинную лилию крана, могла соперничать с мраком открытого космоса. Она намекала на грядущие, а главное, близкие неприятности. Лицо? — нет, тьма и звезды, и ворох проблем.
— Десантура, — вздохнул брюнет.
В голосе его не крылась насмешка или осуждение.
Скорее зависть.
Глава четвертая Кто менее свободен, чем мертвец?
IВнизу, за квадратным окном-иллюминатором, тянулось бескрайнее серо-зеленое море джунглей. Его рассекали блестящие змейки ручьев и мелких речушек. Ртутью растекались цепочки озер, слепя глаза отраженным солнцем. На горизонте, частично скрыт туманной дымкой, проступал горный хребет. Хребет мнился древним, выветренным, хотя подробно рассмотреть его на таком расстоянии не представлялось возможным.
Вертолет шел ровно, словно на автопилоте, держа постоянную высоту, скорость и направление. Машину едва заметно покачивало, как корабль на пологой зыби. Эта убаюкивающая качка, усталость и давно приевшийся пейзаж внизу делали свое дело: Марк впал в тупое, сонное оцепенение. Если бы не грохот винтов, плотно забивший уши, и не ужас, которому либурнарии стали свидетелями, унтер-центурион Кнут наверняка заснул бы.
«Не спать!» — мысленно приказал себе Марк. Он напряг и расслабил мышцы, возвращая им тонус. Когда сознание прояснилось, Марк прильнул к иллюминатору, силясь разглядеть второй вертолет. Машина охристо-ржавого цвета никуда не делась. Как привязанная, она следовала за ведущим, держась метрах в двухстах позади.
До вертолетов шестиколесные машины добирались четыре часа по раздолбанной грунтовке. Кто и зачем проложил эту дорогу через девственные джунгли, оставалось загадкой. На утоптанной площадке ждали два геликоптера — одновинтовых, меньше тех, что вывалили на деревню стаю кошек. В первом вертолете, кроме пилота, разместились либурнарии, Изэль и ее помощники со своими кошками. Беспамятного Скока погрузили во второй. Хотелось верить, что среди людей, сопровождающих центуриона, есть хоть один медик…
В соседнем кресле заворочалась Ведьма. Марк искоса глянул на нее. Удостоверившись, что завладела вниманием командира, Ливия продемонстрировала коммуникатор и коснулась мочки уха. Марк понял. Разговаривать, перекрикивая грохот винтов, было проблематично. Но у них сохранились уникомы. Сунув в ухо горошину миниатюрного наушника, Марк приклеил к нижней губе микрофон-липучку и перевел коммуникатор в режим локальной аудио-связи.
— Мы ошибались, — голос Ведьмы прорвался сквозь давящий, пульсирующий шум. — Они не варвары и не техноложцы. Они — энергеты.
Марк кивнул. В салоне царила жаркая духота, пропитанная вонью перегретого машинного масла. Но пот, выступивший на лбу Марка, был холодным. Вот Изэль опускается на колени меж раскинутых ног вождя, будто и впрямь хочет с ним совокупиться. Торжественно, двумя руками, возносит над головой черный нож. Безумная радость, нетерпеливое ожидание, вожделение, не имеющее связи с телесной похотью — все это написано на лице Ачкохтли. Если раньше Марк заставлял себя смотреть, то сейчас он заставил себя вспоминать. Ненависть, сказал он госпоже Брезгливости и господину Страху. Вы хотели увидеть, как они умирают? Нет, иначе: я хотел. Думал: пусть они сами делают нашу работу, пусть убивают друг друга…
— Они используют энергию смерти, — возник в ухе голос Змея.
— Энергию жизни, — возразила Ведьма.
— Энергию свободы, — подвел итог Марк. — Они делают то же, что и мы. Просто они отбирают всю энергию за один раз. Мы так не умеем. Общий принцип, разница в скорости и концентрированности процесса…
— Но…
Марк не дал Ведьме договорить.
— Наши рабы, когда их ресурс исчерпан, превращаются в «роботов». Безвольные овощи, они топчутся за шаг до смерти, не способные без чужой помощи даже переступить черту. Местные поступают проще. Они убивают пленников — ботву! — отбирая весь ресурс целиком. Кто менее свободен, чем мертвец?!
Ответом Марку было угрюмое молчание. Змей и Ведьма пытались переварить услышанное. Марк и сам еще не оправился от потрясения, которым сопровождалось осознание «энергобратства» со здешними убийцами. Увы, другого объяснения он не видел. Все встало на свои места. Раз местные — энергеты, тогда понятно, что за пурпурная дымка окружала лайбу, да и всю планету. Энергетическое поле. Вот только с планетой пока неясно…
— Дымка? Поле? О чем вы, командир?
Похоже, финал внутреннего монолога Марк произнес вслух. Ну да, конечно, Змей с Ведьмой не видели записей Жгуна, земля ему пухом. Они ничего не знают.
— Декурион Жгун скачал из бортового компьютера видеоматериалы. На них вокруг орбитального корабля, уничтожившего «Дикаря», видна пурпурная дымка. Такая же окружает планету.
— Энергополе вокруг целой планеты? — в словах Змея звучало глубочайшее сомнение. — Ладно еще, вокруг лайбы…
— Запись осталась в коммуникаторе Жгуна. У меня нет доказательств.
— У меня есть, — Змей пошарил в лохмотьях, в которые превратился его комбинезон, и достал уником. — Это Жгуна. Вместе с оружием забрал.
Марк требовательно протянул руку, и коммуникатор перекочевал к нему.
— Может, не стоит, командир?
Ведьма едва заметно качнула головой в сторону Изэли. Красавица с интересом следила за разговором чужаков, не пытаясь вмешаться. Ну да, одно дело — разговор на языке, которого Изэль не понимает, и совсем другое — демонстрация видеозаписи. Хотя… Что она там увидит? Как их корыто первым атаковало корабль пришельцев, в результате чего все погибли?! Судя по тому, как ведет себя черноволосая с либурнариями — распоряжайся на лайбе она, по «Дикарю» не стали бы открывать огонь. А значит…