Губы Даагона сложились в презрительную усмешку:
— Нет уж, малыш, нечего оправдываться. Раз позвонил в колокольчик — будет тебе за это отеческая порка.
Энрах положил руку на рукоять меча.
«Отлично, вот и посмотрим на Алкинор!» — обрадовался лорд, не забыв брезгливо процедить:
— Впрочем, я не буду пачкать руки об алкмаарскую падаль.
Ноздри стража гневно раздулись, пальцы на рукояти побелели. Но меча он не обнажил.
— Отвечай, что ты сделал с Эостой? — прошипел молодой человек не хуже архилича Мортис. — Как ты посмел к ней прикоснуться?
— Ах, какие нескромные вопросы — что да как именно! Такие подробности не для детей. Но, скажу тебе, мечта некрофила, — ей понравилось.
Вот теперь меч со свистом покинул ножны, и Энрах взревел, кидаясь на лорда.
Тот даже не потянулся к своему оружию — зачем ронять честь клинка недостойной его схваткой? Уклонившись от атаки, развел руки в стороны и резко взмахнул, словно собрался плюнуть на все и улететь. Из-под ног Энраха взметнулся ворох палых листьев. Отбиваясь от них левой рукой, страж снова сделал выпад. Даагон отпрыгнул. Миг — и его противника с ног до головы окутал желтый лиственный смерч, залепив глаза.
Энрах закрутился, пытаясь вырваться из кокона, слепо размахивал мечом, измельчая листья в крошево, но от этого оно забивало глаза и уши еще плотнее. Изнутри столба некоторое время слышались грубые ругательства, но очень скоро листья заткнули сквернослову рот.
Лорд прислонился к стволу дуба и, скрестив руки на груди, наблюдал за толстым лиственным столбом, носившимся по поляне. Удивляло, почему соперник не использует защиту от магии земли, — страж троп обладал достаточными знаниями, чтобы противостоять такой простой контратаке. Наконец столб споткнулся о могучий корень, упал, и листья мигом осыпались, образовав над телом добрый курган. Меч, выпавший при падении из руки стража, отлетел к ногам Даагона.
Лорд поднял клинок и охнул: рукоять оказалась горячей. Даже для того, кто умеет вызвать в себе огонь Галлеана, держать меч было едва терпимо.
— Да что с ним такое? — прошептал Даагон, тронув черное лезвие кончиками пальцев с еще большей нежностью, чем девичью щеку.
Весь в хаотичных темных разводах, как бы закопченный, клинок выглядел и прекрасным, и устрашающим, и… больным. Багровые сполохи судорожно пробегали по лезвию, как языки пламени по угасающим углям, и пытались, но не могли сложиться в магические руны.
Неожиданно Даагону показалось, что в роще завелось горное эхо, — кто-то над самым его ухом произнес:
— Что с ним такое?
Лорд вскинул глаза. Не слишком ли рано Энрах выбрался из-под завала?
В паре шагов от Даагона стоял юный эльф из диких кланов. Из самых диких, судя по потрепанной одежде и безыскусной костяной рукояти ножа в деревянных ножнах. И ни один лист не выдал его приближения.
Мурашки неприятно щекотнули спину лорда: он, мастер битв, никогда не подпускал к себе незнакомцев так близко, потому и прожил свои четыреста лет.
Взгляд темных глаз охотника был прикован к мечу в руках мага. Сам он опирался на необычную рогатину: ее верхушка оканчивалась выше перекладины не одним копьем, а была раздвоенной, как крестьянские вилы, и на каждый рог был насажен острый шип. Лорд видел такие усовершенствованные рогатины у охотников на монстров: никогда не знаешь, справа или слева окажется сердце очередной твари, на которых так щедр Невендаар, а с двурогим оружием не промахнешься. Правда, такую рогатину не провернуть в теле монстра, зато ослепить молено одним ударом.
Даагон отнял ладонь от клинка и покосился на лиственный курган — тот был недвижим «Еще задохнется, наследничек!» — поморщился лорд и незаметно шевельнул рукой, шепнув заклинание. Листья начали осторожно, не привлекая внимания пришлого эльфа, расползаться.
— Я могу тебе чем-то помочь, охотник? — спросил Даагон, желая побыстрее избавиться от любопытного.
— Я ищу Тиниру из клана Гаэтер, мастер битв, — сказал эльф, не отводя глаз от меча.
Даагон понимал его зависть: какому воину не хотелось бы иметь подобное оружие, сам вид которого рождает в груди щемящую тоску и жажду?
— Тинира к полудню будет на поляне состязаний, это там, — лорд показал в нужную сторону. — И с чего ты взял, что я — мастер битв?
Он был уверен: стычку с Энрахом никто не видел. Лиственный столб, конечно, трудно не заметить даже издалека, но в нем уже никто не разглядел бы стража троп. На самом же лорде не было доспехов — ни парадных, ни боевых, а из оружия — только простой меч в невзрачных ножнах.
— Ты добыл чужой клинок, не обнажив своего. — Незнакомец улыбнулся краешком губ, показав взглядом на оттягивающий пояс Даагона меч.
— Почему ты решил, э-э… незнакомец…
— Меня зовут Лиэн.
Даагон не стал называться, прекрасно зная, какую ненависть вызывает в клане Гаэтер его имя.
— Почему ты решил, Лиэн, что я добыл меч без ножен именно в битве? Может, я его нашел или украл?
— Его клинок все еще не остыл.
— Чепуха. Лезвие бликует под солнцем, только и всего, — прищурился Даагон.
«Так это — маг? — думал он. — Не похоже. Слишком юн. Ничего примечательного, кроме ветхой одежды. Самый обычный эльф. Пройдешь мимо, и лица не вспомнишь».
— До заката еще далеко… мастер битв, — усмехнулся охотник, намекнув, что лорд врет как мальчишка, — солнечные блики не могли быть красными.
Глядя в спину удаляющемуся чужаку, опирающемуся на странную рогатину, лорд думал, что неплохо бы заполучить этого эльфа в разведчики. Да и весь клан Гаэтер нужно вернуть в эльфийский союз во что бы то ни стало, если у них даже простые охотники способны видеть потаенную магию. Потом, спохватившись, он обернулся к куче листьев: не помер ли наследничек?
Увы, нет. Даже выбрался из-под листьев и теперь сидел спиной к Даагону, обхватив плечи, словно замерз, — переживал позор. Лорд подошел, подавив усмешку и придав лицу отеческую строгость:
— Хоть ты не достоин этого меча, страж троп, но я тебе его верну. Правда, при одном условии: ты расскажешь, откуда он у тебя.
— Подарок.
— Чей?
— Не твое дело, лорд!
— Видишь ли, страж Энрах. Я должен знать если не все, то как можно больше о моем предполагаемом наследнике. Чтобы потом не произошло отторжения между ним и родовым древом Эрсетеа. Я должен, как это ни странно звучит в нашем с тобой случае… э-э… полюбить его. Или ее.
— Чудовище! — сверкнули глаза обернувшегося эльфа.
— Слушай, а ты вообще способен думать о любви в каком-нибудь другом смысле? Так кто тебе подарил этот меч?
— Когда я выиграю состязания, лорд, ты узнаешь обо мне все, что нужно знать. А пока… не смей приближаться к Эосте.
— Ты что-то путаешь. Это не я пришел к ней, а она…
Энрах вскочил, звериный оскал исказил благородные черты эльфа.
— Я убью тебя голыми руками!
«Галлеан и Солониэль, всемогущие боги! Что происходит с бесстрастными эльфами? — вздохнул Даагон. — Где прославленный холод сердца и ясный ум наших воинов?»
— Приди в себя, страж! — приказал он со сталью в голосе. — Поговорим, как настоящие эльфы, а не как склочные бабы Империи людей. С чего ты решил, что я пристаю к девочке?
— Ты к ней прикасался. И после этого она, как мертвая раба Мортис, отправилась бить в колокол и спутала мне все планы. Думаешь, я не знаю, что такое магия рода Эрсетеа?
«Интересно, и откуда же простому стражу знать, что такое эта магия?» Но лорд спросил о другом:
— Какие же у тебя были планы?
— Ты узнаешь после моей победы, — отрезал Энрах. — Если я захочу побеждать.
— То есть, как я понимаю, ты ввязался в это дело, лишь бы не допустить победы Эосты?
— Я не могу позволить, чтобы проклятие твоего рода коснулось ее.
— А тебе, значит, можно жить и с проклятием, — усмехнулся Даагон. — Тебе, видно, не привыкать, раз ты носишь меч, побывавший в Выжженных Землях. Кстати, мой тебе совет, страж троп: смени его, пока не поздно. Это оружие способно предать своего владельца.
Сунув легендарный Алкинор (если это и впрямь был он) своему ошарашенному противнику, лорд, не оглядываясь, пошел прочь. Чутье говорило ему: сейчас удара в спину не последует. Страж, так и не применивший заклинаний во время их краткого столкновения, был по-своему благороден: он желал поединка чести, который решается для эльфийских сердец, вдруг ставших горячими, только холодной сталью. Холодной…
Даагон знал: Энрах соврал. Не из-за Эосты он ударил в колокол, иначе пришел бы сразу за ней, вторым.
Но и эта мысль отступила.
Лорд вдруг понял, где именно чудовищно ошибся.
Он с особой ясностью осознал: никто, кроме воистину благородной и чистой эльфийки, настолько чистой, что иногда она слышит голос самого Галлеана, — никто больше не упомянул о том, ради чего им предстоит взять древо рода Эрсетеа. О благе всех. О спасении всех.
Зато они не стыдились признаться, что каждый из них преследует мелкие личные цели, на худой конец — узколобые интересы клана. «Как и ты сам, Даагон. Особенно — ты», — сказал он себе.
Не в древесных стволах надо было искать гниль и не в корнях священных рощ. Черная тень Древа Смерти давно накрыла эльфийские земли, но никто не видит ее, да и не способен увидеть.
Потому что каждый сам чуть-чуть стал тенью.
Кроме тех, кто еще может слышать голос бога.
Глава 3. Катастрофа
С деревьев тихо сочились и медленно опускались наземь листья — золотые слезы осенних эльфийских рощ, оплакивающих покинувшего их создателя. Тишина удивляла — видимо, уже все эльфы, кто был свободен от дозоров, собрались посмотреть на состязания.
«Дважды в твоих руках было спасение, Даагон. Ты бы увидел его, если б не ослеп тридцать лет назад. Если б не хотел больше всего на свете найти сына и спасти его. Тебе надо было похитить пророчицу, когда она пришла в твой дом. Призвать грифона и лететь с ней в священную рощу. Тебе нельзя было медлить ни секунды после того, как она ударила в колокол — не для себя, для других, — и отдать в ее руки древо Эрсетеа.
Но еще не поздно. Ты можешь похитить ее сейчас, и архонты вынуждены будут объявить состязания завершенными и провести ритуал разрыва. Еще не поздно…
Но ты этого не сделаешь».
Шаг лорда замедлялся.
Застывшие ветви и замерший воздух делали неуместным любое движение, кроме одного, — опуститься и прильнуть тихим листом к своим предкам, к братьям и сестрам, ставшим эльфийской землей.
Заставляя себя переставлять ноги, вдруг ставшие слабыми травинками, Даагон пытался понять, откуда нанесен невидимый удар. Потом упал, сжав желтые слезы рощ в горсти, и призвал целительную силу земли. Давление атаки разума ослабло. Эльф почуял, где его враг, — за спиной.
Кувырок, и с руки Даагона, привставшего на колено, сорвался столб пламени, дугой пролетел над верхушками деревьев, ударил в ложбину, откуда шла атака. Ощущение присутствия врага разом исчезло, а звуки, наоборот, вернулись. Их было много: трубил рог, свистели стрелы, шелестели, как от ветра, листья под ногами бегущих эльфов. И сам Даагон уже бежал к той ложбине, где дымилась прогалина от его огненной стрелы. Стрелки опустили луки.
Безобразная туша демона с отсеченной головой багрово тлела в обугленной яме. А рядом, на самом краю, струей раскаленной лавы пылал Алкинор.
Лорд задумался: в эти дни он ожидал атаки, но совсем с другой стороны — от слуг Мортис. Он ждал их, оставаясь в одиночестве в замке или разгуливая без доспехов. Друиды попытались бы уничтожить его до ритуала разрыва, чтобы древо Эрсетеа потянулось к остаткам родственной крови — к главному корню Древа Смерти.
И невероятное везение лорда в битвах с нежитью и отсутствие нападения даже теперь, перед ритуалом, было еще одним доказательством для Даагона, что его сын не поглощен Древом. Лорд пока нужен живым слугам богини смерти, нужен, пока они не найдут потерянную жертву. А вот уродец Бетрезена почему-то напал. Случайно ему попался Даагон или это была целенаправленная охота?
— Ты не скажешь, демон, кто тебя уложил первым? — спросил лорд.
— Да какая разница? — Подошедший Энрах протянул руку к мечу, и тот начал чернеть, угасая. Взяв еще не остывший клинок, по которому метались лихорадочные искры, страж троп даже не поморщился, словно не заметил жара, и сунул его в ножны. — Нам надо торопиться, лорд. Или состязание начнется без нас, а я еще не передумал убить тебя, так или иначе.
— Так ступай, — надменно вскинул подбородок Даагон. — Нам не по пути.
Рассыпавшиеся по роще эльфы искали другие следы прорыва, но раб Бетрезена оказался единственным, и свежего разлома, откуда вылезла тварь, не нашли.
Одинокий демон на эльфийской земле — сама по себе странность. Отсутствие разлома — другая. Предположим, враг где-то пересек границу, используя покров невидимости. Но как же эта тварь Преисподней забралась так далеко и ее следов не увидел ни один страж троп, ни один следопыт?
В уши лорда как будто влетел грозный окрик хранителя свитков: «Главная задача! Забыл?», и эту загадку пришлось с сожалением отложить. Но неужели Хоэрин наложил-таки на него какое-нибудь хитрое заклятье из своего неисчерпаемого арсенала?
Даагон сделал небольшой крюк, чтобы пройти к дворцу через поляну, где еще вчера возвышался колокол. Сразу после происшествия лорд, конечно, осмотрел, что мог, пока не набежали следопыты. Их доклад он слышал поутру на королевском совете, но хотелось еще раз при дневном свете посмотреть на место ночных событий.
Еще издалека он услышал резкий голос Тиниры и поморщился: встречаться с потенциальной наследницей крайне не хотелось. Ничего, им недолго осталось друг друга терпеть.
Судя по встопорщенным перьям на голове девушки и смущенному лицу стоявшего перед ней давешнего охотника с рогатиной, они уже поссорились.
— Отстань от меня, дикарь! — громко шипела лучница клана Гаэтер, уперев руки в бока. — Да я тебя знать не знаю и знать не хочу! Что ты мне свои свитки тычешь?
Эльф что-то тихо ответил.
Лорд развернулся, чтобы пройти к поляне другой тропой, не привлекая внимания, но до него донеслось:
— С ума сошел? Посох Духа ему! Тебя и могила не вылечит, не надейся. Да посмотри на эти хоромы, что благородненькие здесь понастроили! Тебя в таких лохмотьях никто и на порог не пустит. А ты — к королеве! Чтобы опять над Гаэтер все эльфы смеялись? Убирайся, позорище!
Такого оскорбления гостеприимству благородных родов Даагон уже стерпеть не мог и зашагал напрямик к парочке со словами:
— Могу я чем-то помочь, охотник?
— Да какой из него охотник?! — проворчала лучница, однако, увидев, кто предлагает свои услуги, изменилась в лице. — Нет! Уж твоя-то помощь точно никому не нужна, провались она в Преисподнюю! Идем, Лиэн, что-нибудь придумаем.
Схватив эльфа за руку, она решительно потащила его в сторону.
Метнув взгляд на Даагона, охотник опять спрятал тронувшую губы улыбку — как будто что-то понял и поблагодарил.
«Что-то чересчур понятливый юноша, — нахмурился лорд. — Или все-таки знает, кто я такой? Можно подумать, маги Гаэтер начертали мой светлый лик на всех листьях их леса, чтобы каждый стрелок тренировался на досуге. И что простому охотнику понадобилось от Посоха Духа, хотелось бы мне знать? Так… Главная задача!»
Но он так и не мог сосредоточиться на толкавшейся где-то в глубине мысли, что за это утро упустил нечто очень важное.
Прозвучал сигнал рога, созывавший королевский совет перед состязаниями, и лорд поторопился осмотреть поляну.
Она мало изменилась со вчерашнего дня. На земле выделялась глубокая круглая канава — место, куда опустили колокол. Внутри и снаружи круга палые листья лежали плотным слоем, потревоженным разве что ногами следопытов, да за ночь с ветвей осыпалось несколько свежих листьев. И вокруг — ни одной обломанной ветки. Если бы не канава, можно было подумать, что колокол только чудился эльфам, а потом мираж рассеялся.
Любая магия оставила бы видимый или невидимый след, особенно заклинание уничтожения. И все же в круге от колокола не чувствовалось никаких следов, даже от заклинаний следопытов. Равно как и на том месте, где упал жрец Мортис, — тоже ничего, кроме чуть заметной вмятины на лиственном покрове. «Но все же кто-то его толкнул. Кто-то или… что-то?» — вспомнил Даагон. Увы, спрашивать об этом надо у самого жреца, но теоретически можно заподозрить чью-то атаку разума. Уж не того ли демона, напавшего потом на лорда? Детям Бетрезена все равно, кого ненавидеть. Они уничтожают все — и живое, и мертвое.
«Жрец Безмясой кого-то атаковал, — понял Даагон. — Колокол — лишь досадная помеха на пути его удара. Если, конечно, это и впрямь жрец, а не что-то иное. С чем же мы столкнулись?»
Вместо того, чтобы поспешить во дворец, Даагон призвал единорога.
* * *Королевский совет был в полном составе — собрались архонты, теурги, лорды и военные вожди — и выглядел, как перед выступлением на войну. Даагон оказался бы единственным из присутствующих без боевого оружия и доспехов, если б еще с утра не уговорил своего четвероногого друга потерпеть некоторые неудобства поклажи.
Здесь же была и Эоста, хотя ей, как участнице состязаний, положено было находиться в другом месте. При виде ее лорду смутно припомнилось что-то еще, связанное с эльфийкой, помимо повода для стычки с Энрахом. Впрочем, наверняка не слишком важное, раз оно позабылось. Но Даагон с некоторых пор привык доверять чутью. Он нахмурился, прислушиваясь к этому невнятному шепоту: девушке явно что-то угрожало, и нужно бы позаботиться о ее охране.
Среди теургов не было только представителей клана Гаэтер и родственных ему диких — видно, главы этих семей сочли, что и отправленная ими на состязания вздорная девчонка — неслыханная честь для Альянса. И такое демонстративное отсутствие еще раз убеждало, что проигрыш Тиниры станет поводом для окончательного разрыва.