Услышав тихий плеск воды, Лиэн дошел до небольшой — шагов пять в ширину речушки, скрытой в серебристом ивняке, и, положив рогатину с мечом, напился. За речкой темнел лес — вотчина диких кланов.
Ночь была дивно хороша и тиха, словно мать-природа решила утешить сердца детей леса: в свете двух лун ивы светились тонким кружевом, а ясени казались вырезанными из янтаря. И туч нет. Самое время для дороги. Где бы еще силы взять.
И Лиэн вспомнил — где. Вспомнил, что может дать ему невероятные силы и забрать всю боль, навсегда. Вспомнил и стиснул зубы.
«Не поддаваться, остроухий! — приказал он себе. — Поднимайся и иди, чего расселся!»
И улыбнулся, поняв, что только что невольно передразнил учителя.
За речушкой прошуршала листва. Чуть сильнее, чем от ветра, и охотник замер, сжав рогатину. Древко завибрировало, осветившись ему одному видимым сполохом, метнувшимся к его ладони, — мол, держи меня крепче.
Не поднимаясь с корточек, Лиэн одним беззвучным движением перетек с освещенной Лунами тропы — словно тень ветки, колыхаемой тихим ветром. Но на место тень уже не вернулась, а слилась с густой темнотой под ивовой шапкой.
Меч остался лежать чуть в стороне от тропы и, к удивлению Лиэна, потерял малейший блеск, тоже слившись с тенями. Его можно было заметить только по более черному, словно трещина, неподвижному пятну.
На место, где только что сидел охотник, опустилась еще одна угольная тень, прыжком перемахнувшая через речушку. Повела над землей массивной мордой, принюхиваясь. Шарахнулась от трещины меча, внезапным жаром куснувшей нос, и понеслась прочь черным ветром, воющим от досады.
Охотник провел пальцем по дрожавшему в предвкушении древку, и кончики рогов осветились, полыхнув вслед волку-оборотню двумя нитями голубоватого огня, — раз, другой. Оборотень взревел — совсем близко ему откликнулись волки — и завертелся, стараясь избавиться от огненной паутины, но нити уже обвили его коконом. Лиэн рванул рогатину вверх, одновременно сделав левой рукой жест, словно тянул к себе тварь за поводок. Нити, вспыхнув, разорвали оборотня на части, да так, что ошметки с шипением разлетелись в стороны. Конечно, настоящим охотникам хватило бы одной бесшумной стрелы, но у Лиэна не было лука, да и не его это оружие.
«Тьфу, чтоб тебя… Вот и еще один след оставил», — вздохнул он и, подняв меч, опять сослуживший ему добрую службу, рванул к ближайшему дереву покрепче, чем гибкая ива. Как оказалось, вовремя: серые рычащие тела волков одно за другим прыгали через речушку. Ввязываться в драку со всей стаей у Лиэна не было ни малейшего желания. У зверей, впрочем, его тоже не возникло: покружив на месте гибели вожака, волки сбились в кучу и завыли, но внезапно умолкли. И в этот миг Лиэна прошиб пот: такая угроза была в полусотне смотревших на него злых огоньков, отражавших свет Лун, в молчании зверей с оскаленными мордами, ставших неподвижными.
«Ты выдашь себя в схватке, стоит только кому-нибудь взглянуть в твое лицо и остаться в живых», — вспомнил охотник. Но это же звери, всего лишь неразумные звери. Главную опасность — оборотня — он устранил.
Через мгновение волки встряхнулись и, пару раз огрызнувшись на дерево с притаившимся там убийцей их вожака, — а некоторые особо мстительные даже попытались перекусить ясень, — всей стаей понеслись на запад, откуда шел Лиэн.
«Словно у них был другой приказ. Или стал другим, — задумался эльф, трогая горевшие рубцы на щеке. — И когда я научусь держать лицо в любой передряге?»
Зато путь был свободен. Похоже, спать ему опять не придется. С одной стороны, это хорошо. С другой — ему все равно не удалось далеко уйти.
Лиэн свалился от усталости, едва только свет Двух Лун стал блекнуть. Единственное, на что его хватило, — найти в лесу за речушкой место поглуше, воткнуть в корни дерева рогатину, создавая вокруг полог невидимости, и забраться в гнездо из прочно переплетенных ветвей. Крепости «постели» помогло небольшое заклинание, которое он пробормотал, уже засыпая.
Меч охотник оставил за пологом, попросив у него прощения за такую негостеприимность, — изломанная магия клинка могла все испортить. Сквозь сон Лиэн почуял, как еще одна тварь, пришедшая с запада, обнюхала оружие и убралась, словно получив по морде огненным кулаком.
Зато когда он проснулся через пару часов, перед самым рассветом, то обнаружил вокруг полога почетный караул из трех десятков волков. В сером круге была лишь небольшая брешь — там, где лежал клинок.
«Кто-то недавно мечтал разорвать круг», — вспомнил охотник.
* * *Даагон вел отряд по свежему следу Алкинора. Лорд здраво рассудил, что направление пока все равно совпадает, и нет разницы, какой дорогой идти в горы, если это горы вообще, а не какая-то определенная гора, хребет, а еще лучше — сразу логово пресловутого медведя-оборотня. Никаких приказов по уточнению маршрута не приходило: видимо, гномы молчали.
Путь меча пролег посредине между имперской крепостью Финдал и эльфийской твердыней Эльмаар, огибая Шелковый лес с севера. То, что заклятый меч вернулся к Проклятым и теперь был где-то впереди, наводило на мысли, что Даагон ошибся, подозревая Энраха в убийстве. Страж, похоже, и в самом деле потерял предательский клинок, как выронил его у ног лорда. Хотя, как выяснилось, к истории с Эостой молодой эльф все-таки был причастен: именно он запер девушку в храме Галлеана, и та даже не знала о посланных для ее охраны стражах, а уж тем более о том, что они убиты. Демоны ворвались позже.
Но чутье главы дома Эрсетеа боролось с доводами рассудка. Чутье говорило: что-то не так, рассудок же убеждал: след меча — вот он, еще теплый. Пророчица — вот она, перед ним, на единороге. А Энраха всего лишь не хотевшего, по его словам, чтобы эльфийке угрожала хотя бы малейшая опасность в состязаниях, словно подменили. Он — подумать только! — улыбался. Не лорду, конечно.
Только демон мог выбраться из рухнувшего горящего храма и унести меч. Эльф, спасший Эосту, конечно, погиб, тут и к оракулу ходить не надо, — лорд покосился на пророчицу, — хотя и жаль того смельчака. И жаль вдвойне, ибо Даагон не отказался бы посмотреть на того, кто способен удержать раскаленный Алкинор, кроме демонов, его самого и Энраха, — тут лорд перевел взгляд на черноволосого эльфа, шагавшего впереди отряда с такой уверенностью, словно он тоже чуял след меча. И эта уверенность стала для Даагона еще одним доказательством, что Энрах, как это ни печально, — его сын.
Зачем демонам тащить Алкинор в горы, лорд даже не пытался понять — бесполезно. Хотя, если вспомнить свойства клинка, режущего скалы как масло, то в Дьявольских горах им такой меч не помешает… Но почему вокруг начали кишмя кишеть дети Бетрезена, а слуги Мортис, которые просто обязаны сопровождать поход и выслеживать его сына, ведут себя так, словно их поблизости и вовсе нет?
Лорд присматривался к спутникам и пока мог исключить из списка подозреваемых пятерых: себя, Тиаль, Эосту и сына, то есть Энраха, да еще лучницу Тиниру, за которую ручалась его возлюбленная. Из претендентов на роль слуги Мортис оставался только вор Сонил. Но в отряде еще десяток эльфов и среди них — Кимерт, который присутствовал в зале совета архонтов, когда был разрушен Посох Духа…
Устроившись на ночлег и выставив дозоры, лагерь Даагона быстро затих. Сам лорд позволил себе лишь краткую передышку, а потом он собирался в одиночку разведать след меча, насколько это возможно, — упускать демона он не хотел. «Хватит с тебя и четверти часа, Даагон», — сказал себе эльф.
Узкий серп Большой выкосил звезды близ себя, но у горизонта они сияли, точно ожерелье, Малая смотрела все еще прищуренным глазом, хотя уже через несколько дней он распахнется, любуясь вошедшей в силу сестрой.
Лорд наконец-то мог без боли смотреть в двуглазое небо — совсем рядом был сын, и почти вернулась его Тиаль. И пусть она все еще запрещает прикасаться к себе, но она ничего не забыла и любит по-прежнему. Это он понял, когда смотрел в гневные глаза поверх нацеленной стрелы в лесу Гаэтер. Пока они трое разделены, но уж он-то постарается, чтобы их руки соединились — пусть ненадолго, как соединяются раз в сто лет Три Луны в небесах Невендаара.
«Самое скверное, — думал Даагон, — что нам с Энрахом даже не удастся поговорить откровенно, пока не выловлены друиды Древа или кто там еще. Такая перемена в наших отношениях сразу насторожит врагов, и я могу потерять сына, еще толком не обретя. Какую же ловушку придумать, чтобы эти ошметки Безмясой себя выдали? Не тащить же их с собой к новому Посоху Духа!» И тут он в который уже раз убедился — стоит помянуть нечисть в ночь Двух Лун хотя бы в мыслях — она тут как тут. Совсем близко, примерно в часе пешего пути по следу меча, раздался вой. В нем опытный мастер битв безошибочно опознал предсмертный вопль волка-оборотня.
Лорд, сказав лишь: «Дозор — за мной, следующий — заступать! Тиаль — оборона лагеря!», призвал единорога и помчался вперед. Попутно он отметил, что вот она, возможность проверить вора Сонила, намеренно поставленного им в первую же стражу: рев стих почти мгновенно, и наступила очень неприятная тишина. С таким Даагон за все свои четыреста лет сталкивался лишь однажды. Волки после смерти вожака так себя не ведут. Должны быть вой и грызня в стае, если убийца оборотня мертв, или вой и рычание, если тот уцелел и обороняется. Молчание же значило только одно: убийца мертв, но рядом есть еще один оборотень, взявший стаю под начало. И Даагон хотел бы посмотреть, как Сонил будет с ним расправляться, — очень уж вовремя для слуг Мортис был разрушен Посох Духа, а среди четверых претендентов на наследство вор остался единственным для лорда подозреваемым.
Даагон не успел додумать эту мысль, как единорог, не встретив на пути ни одного волка, принес его на место недавней схватки. И лорд снова убедился, что ничегошеньки не понимает в происходящем: стая ушла в одну сторону и рассыпалась, убийца оборотня с Алкинором — в другую, по-прежнему двигаясь на восток. И никаких следов второго оборотня. А самое главное: первый вожак был убит не мечом и не огненной магией или проклятием демонов. У лорда вообще сложилось впечатление, что это порождение Безмясой растерзано на куски тоже нежитью, — он почуял отголосок их магии.
Допустим, в Невендааре бывало всякое. Случалось, что демоны восставали против Бетрезена, а Костяной Лорд — против богини Мортис. Но вот чтоб нежить и демон рука об руку прогуливались по землям Альянса и поочередно тащили меч в горы? В такое Даагон просто отказывался верить.
Еще меньше ему понравилось, что след меча вел на погрызенный волками ясень. Кто видел, чтобы демон спасался от волков на дереве? Вот и Даагон не видывал и не слыхивал о таком ненормальном — и щуплом, раз его выдержали ветки, — сыне Бетрезена.
Глянув на темную стену леса диких кланов, куда уходил след меча, лорд благоразумно решил, что утро вечера мудренее. По крайней мере, теперь можно быть уверенным, что этот демон не провалится внезапно в пекло.
Сонил и двое лучников появились, когда Даагон уже закончил осмотр и поджидал их, прикидывая, а не пройтись ли все-таки по следу Алкинора в тот лес за речкой?
— Возвращаемся! — сказал он, глянув на восхищенное лицо Сонила, пробормотавшего что-то вроде: «Ух ты, как оборотня-то размазало! Залюбуешься!»
Утром Даагон весьма пожалел о своей нерешительности. Да что там пожалел — прямо зубами заскрежетал от досады, когда увидел на пути Алкинора три десятка волков с аккуратно, даже, можно сказать, бережно перерезанными глотками. Убитых ножом, а не порубленных мечом, как можно было того ожидать. Выглядело все так, словно в чащобе был проведен какой-то жуткий ритуал жертвоприношения: мертвые звери лежали ровным зловещим кругом. В этом сером окровавленном кольце зияла небольшая брешь, через которую и ушел из осады демон.
«Вот только была ли это осада, или зверей приманили нарочно? И потом, почему обязательно демон? Быть может — друид Древа Смерти? — Лорд перевел взгляд на сплетенные ветви трех деревьев в центре круга. — Похоже на гнездо очень крупной птицы или ночлег темного эльфа. Демоны не забираются на деревья и не устраивают таких жертвоприношений. Ну почему я, ленивый дурак, повернул ночью обратно? Ведь чуял же — меченосец совсем близок! Взял бы тепленьким».
Отряд почтительно молчал с минуту, как при обряде похорон.
— Такого я еще не видела, — прошептала Тиаль.
— Ты не поверишь, но я тоже, — признался лорд. — И теперь просто горю нетерпением встретиться с тем, кто это сделал. Пожалуй, немедленно.
— Я с тобой, лорд!
Даагон решил сразу расставить всех по ранжиру:
— Как командир я не даю тебе разрешения, Тиаль. Ты поведешь отряд за мной.
— Лорд, демоны — это не та нежить, от которой ты, по слухам, заговорен, — тихо ответила теург. — Мы не можем позволить тебе рисковать в одиночку.
— Не уверен, что впереди — демон. Кроме того, молчание стаи значило только одно: волки сразу обрели нового вожака, и тот приказал им выследить убийцу прежнего. Где-то поблизости — еще один оборотень, и неизвестно, как он поведет себя после такого зрелища.
— Это земли диких кланов, лорд. Не думаю, что тебе там обрадуются.
— Вот и проверим их гостеприимство.
И тут Тинира его удивила. Опустившись на колени, она погладила чуть оскаленную, словно улыбающуюся, морду самого крупного волка, а потом запустила пальцы в густую шерсть на загривке, как будто пыталась поднять мертвого зверя.
— Они не мучились, — сдавленно сказала лучница. — Все умерли быстро и без ненависти. Я могу уважать того, кто взял их жизни так… безупречно.
Сонил солидно кивнул:
— Да уж, впечатляет. Даже крови немного.
Лорд ссадил с единорога пророчицу, сменил ее в седле и приказал остальным следовать за ним походным шагом, а сам пустился по горячему следу Алкинора — быстро, но так, чтобы не упускать след. И все равно потерял. Просто не заметил, когда он оборвался.
Вернулся, вновь нашел след — такой же горячий — и, спешившись, повел единорога под уздцы. И снова потерял, как будто Алкинор провалился сквозь землю на краю большой поляны с обломанными у тропы ветками. Лорд опустился на колени и по затухающей магии понял, что след продолжается под листьями. Меч лежал, очень глубоко зарывшись в их толстый слой, словно его швырнули издалека, и он вошел по косой.
— Хотел бы я знать, что здесь произошло, — покачал головой Даагон, оглядывая поляну. — Вот только спросить не у кого…
Забыв о благородных регалиях, благо никто не видит, он почти ползком обшарил поляну и опушку, вычисляя траекторию полета меча. «Да, из меня вышел бы неплохой следопыт», — с удовлетворением отметил лорд, обнаружив, что демон тут все-таки побывал, — в одном месте чувствовался запах гари, а листва вокруг него пожухла. Именно отсюда и был брошен меч, пролетевший через всю поляну. Но перед этим демон подобрал Алкинор в другом месте — там, где обломаны ветки, — и зачем-то долго — хотя и меньше, чем сейчас Даагон, — рыскал с мечом по кругу.
И вот там-то, где меч лежал сначала, лорд и нашел пепельные остатки, от которых пахнуло странной, незнакомой силой с легкой примесью магии нежити, — такой же, какой был уничтожен волк-оборотень. Втоптанная демоном полоса пепла напоминала змею. Может быть, это все, что осталось от неизвестного, ночевавшего в древесных ветвях посреди волчьего круга?
— Как же ты выглядело, порождение Мортис? — наморщил лорд лоб. — И не слишком ли ты было тощее?
Но иных следов схватки, каких можно ожидать, если в ней участвует демон, не наблюдалось. Тогда в кого был брошен меч и почему его не подобрали? «Поймать и допросить», — мрачно усмехнулся лорд.
Что ж, этот след кончился и ни к кому не привел.
Даагон возвращался к отряду с Алкинором, решив, что на этот раз не отдаст его Энраху. Раз клинок был брошен его последним владельцем, то теперь он вполне законная добыча того, кто его нашел.
«Или в последнего владельца, — хмыкнул лорд. — Как знать, не преследовал ли демон неизвестного меченосца, так же, как и я? Но когда некто, прячущийся на деревьях, обзавелся этим мечом?»
Единорог с удивлением скосил глаз, когда Даагон, остановив его посреди леса, хлопнул себя по лбу:
— Вот бестолочь! Мог бы давно догадаться. Кто еще, кроме эльфа, может идти пешком так же быстро, точнее, так же медленно, как эльф? Кто еще может стать друидом Древа, как не темный эльф? И шел он от храма Солониэль в Запретной роще. Хотел бы я посмотреть на такого мага… издали. Знаешь, Росинфин, что-то мне расхотелось с ним встречаться.
Единорог фыркнул, почти заглушив насмешливый женский голос:
— Тебе не придется встречаться больше ни с кем, кроме моей стрелы, проклятый лорд!
* * *Сначала Лиэн решил: утро началось неудачно. Потом оказалось — это, наоборот, неудачи начались с утра, ибо они продолжились и после того, как охотник, едва стряхнувший оцепенение снившихся ему кошмаров, вырвался из волчьего круга.
Вспоминать о бойне он не мог: начинало подташнивать. Ничего достойного в ней не было. Звери чуяли его, кидались, но он-то убивал их, оставаясь под пологом невидимости, и резня была бесчестной.
Лицо горело еще долго после того, как Лиэн, кое-как обтерев руки и очистив склизкий от крови нож, сжег оскверненные листья заклинанием, развеял пепел и только тогда вырвал рогатину из корней приютившего его дерева, снимая полог. Подняв с мокрой земли меч, шипевший от пролитой на него звериной крови, он разомкнул круг смерти.
Убедившись, что все глаза, видевшие его истинное лицо, остекленели, охотник выбрался из ловушки. Выбрался невредимым, и все же рана была.