– А что! Очень даже может быть! – закричал дядя Федя.
Тут я вспомнил, что внизу ждет такси, и вышел на улицу, держась за мешок, где сиротливо болтался последний подарок. Оставался еще один адрес – адрес Лисоцкого.
Таксист посмотрел на меня с сочувствием и сказал, что так мордовать людей, конечно, нельзя. Посоветовал обратиться в соцстрах, а когда приехали, довел меня до подъезда.
– Дальше уж сам! – сказал он, придав мне нужное направление.
Я полез на пятый этаж, используя перила как страховочную веревку. На площадке между вторым и третьим этажами я увидел еще одного Деда Мороза.
Он сидел на батарее отопления и плакал, утирая слезы ватной бородой.
– С Новый годом, коллега! – приветствовал я его.
– Снегурочка! – замычал Дед Мороз, обливаясь слезами. – Где моя Снегурочка?..
– Хорош г-гусь, – сказал я. – Снегурочку потерял!
– А ты без бороды! – ответил он, на секунду проясняясь. – Какой же ты Дед Мороз, ежели ты без бороды?
– Ты тоже без бороды, – сказал я, отрывая ему бороду.
– Пусть, – дружелюбно кивнул он. – Куда путь держишь?
– На пятый, – сказал я.
– И я, – сказал он, отлипая от батареи. – Пошли вместе. Вместе у нас больше шансов.
И мы пошли вместе, демонстрируя чудеса сплоченности и братства. Дед Мороз дышал сплошным коньяком, и я ему невольно позавидовал. Дойдя до цели, он спросил с усилием:
– Тебе в какую квартиру?
– Сорок семь, – выдохнул я.
– Мне тоже, – выдохнул он, и этот выдох меня доконал. Дальше я ничего не помню.
Проснулся я на тахте. По правую руку лежал знакомый Дед Мороз, а по левую – еще какой-то Дед Мороз, незнакомый. Мы были как богатыри художника Васнецова, только без лошадей.
Я перелез через незнакомого Деда Мороза и вышел из комнаты. В коридоре мне попался Лисоцкий.
– Как себя чувствуете? – тревожно спросил он.
– Ничего, – сказал я и поинтересовался, почему такой наплыв Дедов Морозов.
И Лисоцкий рассказал, что во всем виноват он. В прошлом году заказанный Дед Мороз не доехал, попал в вытрезвитель. Поэтому на сей раз он для надежности заказал меня, его жена заказала моего коллегу на своей работе, а бабушка вызвала из «Невских Зорь». Зато дети были очень довольны обилием таких разнообразных Дедов Морозов.
Путевка
Однажды у нас вывесили заманчивое объявление. Вокруг него сразу же собралась толпа. Я думал, это выговор в приказе. Подошел и поинтересовался. В объявлении было написано:
«Имеются туристические путевки за полную стоимость:
Болгария с отдыхом – 220 р.
Западная Африка – 800 р.
Круиз вокруг Европы – 850 р.
Аргентина с заездом в Бразилию – 2200 р.
Япония теплоходом – 1200 р.
Обращаться в местком».
Я никогда не был в Японии теплоходом, а равно иным способом. В Аргентине с заездом в Бразилию, а также наоборот я тоже не бывал. В Западной Африке и подавно. Я не был там в любых комбинациях и сочетаниях. С отдыхом и без отдыха. Собственно, непонятно даже, что мне делать в Западной Африке?
Тем не менее объявление меня смутило. Раз имеются путевки, значит предполагается, что кто-то их купит. Интересно, кто бы это мог быть? Немного настораживало, что путевки за полную стоимость. Это указывало на возможность неполной стоимости, которая в данном случае улыбнулась кому-то другому.
Надо сказать, что свободных денег у меня в этот момент не было совсем. Не считая свободного рубля на обед. Его каждый день выдает мне жена. Но я все-таки пошел в местком, чтобы там не подумали, что я испугался объявления.
В месткоме рядом с несгораемым шкафом сидела симпатичная девушка. В шкафу, по всей вероятности, лежали путевки.
– В каком месяце Западная Африка? – спросил я небрежно.
– В июле, – сказала девушка.
– Жаль… – сказал я. – Не годится. Там в это время жарковато.
– Возьмите Японию, – с готовностью предложила девушка. – Или Аргентину. Туда и туда теплоходом.
– Не переношу качки, – сказал я.
– Тогда круиз.
– А что это такое – круиз?
– Да мы сами точно не знаем, – сказала девушка. – Так написано.
– Я грамотный, – сказал я. – Но мне не хотелось бы платить 850 рублей неизвестно за что.
Девушка сказала, что хорошо меня понимает. Я улыбнулся ей, и можно было уходить с высоко поднятой головой. Я сделал все, чтобы приобрести эти самые путевки.
– Ой! А Болгария! – воскликнула девушка.
Я вздрогнул.
– Что Болгария?
– Про Болгарию я совсем забыла! Очень дешевая путевка. Почти даром. Вас это не затруднит. Да еще с отдыхом!..
– А нельзя Болгарию отдельно, а отдых отдельно? – спросил я. – Видите ли, я имею возможность хорошо отдыхать внутри страны. У моего тестя дача.
– Отдельных расценок нет, – сказала девушка. – Написано вместе и продаем вместе.
– Знаете что? – сказал я. – Я здесь еще не везде был. Дайте мне что-нибудь поближе.
– В таком случае возьмите Пушкинские Горы. Со скидкой. Шестьдесят шесть.
– Это даже излишне дешево, – пробормотал я и побежал занимать деньги.
Через полчаса путевка лежала у меня в кармане. Я ходил вокруг объявления и радовался. Во-первых, не нужно пересекать границу. Говорят, это волнует. Во-вторых, тоска по Родине мне не грозит. Как где-нибудь в Аргентине, у черта на рогах. А в-третьих, как-никак скидка!
Наверное, полная стоимость у этой путевки, как в Аргентину. Никак не должна быть меньше, потому что все же Пушкин там жил. Был в ссылке, гулял, писал стихи. А в Аргентине он никогда не был.
Между прочим, Пушкин вообще за границей не был. И ничего, прекрасные стихи писал. А в Михайловское он ездил без путевки. Ему эти поездки обходились дороже.
Народная тропа
Наш поезд отходил вечером. Это был специальный поезд к Пушкину. Он должен был отвезти нас в Псков, подождать там, а вечером увезти обратно. А мы должны были успеть за это время съездить на автобусе в Михайловское. Такая была установка.
В моем купе оказалась толстая женщина и супружеская пара средних лет. Мужа звали Вадик. Он сидел за столиком и размышлял, положив голову на кулак. По-моему, он не вполне сознавал, куда его везут.
Когда поезд тронулся, Вадик достал из кармана плаща недопитую бутылку. Его жена тренированным движением перехватила бутылку и сказала:
– Спи, убоище!
Убоище полезло на верхнюю полку, то и дело срываясь. Наконец оно там угомонилось. Я тоже лег и попытался подготовиться к встрече с Пушкиным. Так сказать, настроиться лирически. Для этой цели у меня имелся томик стихов.
«Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит…» – начал читать я. Убоище громко захрапело. Я положил стихи под подушку, стиснул зубы и закрыл глаза.
Когда я проснулся, толстая женщина ела пирожки. Вадик выяснял у жены, зачем она взяла его с собой. По словам Вадика, его выгоднее было оставить дома. Незачем ехать так далеко, чтобы выпить.
Толстая женщина съела пакет пирожков и запила их лимонадом. Она все делала основательно. Потом она взглянула на часы и спросила:
– Когда завтракать-то будем? Продают путевки, а ничего не предупреждают!
Я проглотил слюну и снова стал настраиваться. «Роняет лес багряный свой убор. Сребрит мороз увянувшее поле…» За окном все так и было.
Нас привезли, накормили, дали в руки пакеты с сухим пайком и повезли на автобусе к Пушкину. В пакетах были вареные яйца, бутерброд с сыром и печенье. Это чтобы мы не умерли с голоду, потому что прекрасное возбуждает аппетит.
– Приветствуем вас на псковской земле! – сказал юноша-экскурсовод, и автобус поехал.
На холмах желтели убранные поля. Рощи осыпали листья. Вадик благополучно спал. Его жена смотрела журнал. Толстая женщина медленно закипала, потому что экскурсовод молчал.
«Унылая пора, очей очарованье!..» – повторял я про себя.
– А чего это вы молчите? – вдруг грозно сказала толстая женщина. – Деньги плочены, а он молчит! Где мы едем?
– Мы приближаемся к Святогорскому монастырю, – сказал юноша.
– Он что, здесь жил? – спросила женщина, имея в виду Пушкина.
– В монастырях живут только монахи.
– А я почем знаю, кто он был, – обиделась женщина. – Я, может, для того сюда и еду, чтобы мне все объяснили.
– Объясню, объясню, – пообещал экскурсовод.
Мы проехали мимо монастыря. Толстая женщина заволновалась. Она решила, что шофер что-то напутал.
– Так вот же монастырь! – сказала она. – Куда же теперь?
– Сначала в Тригорское, – сказал юноша.
– У меня путевка в Пушгоры, – настаивала женщина, делая ударение на первом слоге.
Юноша успокаивал ее до Тригорского. От шума проснулся Вадик и полез за бутылкой. Он сентиментально посмотрел в окошко и дососал бутылку до конца.
В Тригорском толстая женщина первой вскарабкалась на гору, не отходя от экскурсовода ни на шаг. Юноша уже понял, что его ждет. Он печально рассказывал о соседях Пушкиных Осиповых-Вульф. Женщине он сказал, чтобы она запоминала вопросы. Отвечать на них он решил на обратном пути.
Вадик на гору не полез. Он устроился на берегу Сороти и кидал камушки в воду.
Возглавляемые толстой женщиной, мы пошли в Михайловское. Женщина требовала объяснений у каждого исторического куста. Она жадно впитывала культуру. Особенно ее интересовали любовные увлечения поэта. В аллее Керн она совсем расчувствовалась и принялась делиться с женой Вадика какой-то своей историей. Я нечаянно подслушал. История была аналогична пушкинской. До войны в женщину был влюблен один лейтенант. Все было так же, только стихов он не писал.
Наконец мы совсем устали и поехали в Святогорский монастырь. Толстая женщина притихла после воспоминаний. Она с нежностью смотрела на картину «Дуэль Пушкина». Наверное, вспоминала своего лейтенанта.
Вадик пожелал сфотографироваться у могилы поэта. Его жена достала фотоаппарат и запечатлела Вадика. Он стоял на фоне мраморного обелиска с таким видом, будто могила его собственная. Один интеллигентный старичок из нашей группы не выдержал. Он подскочил к Вадику и затряс головой. У него даже пенсне свалилось.
– Как вы смеете! – закричал старичок. – Это святыня!
– Сгинь, папаша! – сказал Вадик. – Искусство принадлежит народу.
Старичок кинул в рот валидол и отошел, пошатываясь.
– Расскажите про Дантеса, – попросила экскурсовода жена Вадика. С Пушкиным ей все уже было ясно.
– У этой могилы я не могу о нем рассказывать, – тихо сказал юноша. Он повернулся и пошел к автобусу. Все молча пошли за ним.
На обратном пути до Пскова экскурсовод отвечал на вопросы. Вопросов было много. Всех интересовали житейские подробности. Сколько у Пушкина было детей, где они жили и какое народили потомство. Будто Пушкин был основателем племени, а не великим поэтом.
Никто не попросил юношу просто почитать стихи. Вероятно, стихи были всем известны из школьной программы.
Перед самым Псковом юноша поднял на нас грустные глаза и медленно прочитал четыре строчки:
Опера
Меня вызвали к начальству и сказали, что нужно выступить в парке культуры. Там в воскресенье праздник молодежи. И ее нужно развлекать, чтобы она зря не убивала время. Нужно рассказать молодежи о научных исследованиях в области физики.
В воскресенье я приехал ко входу в парк и нашел ответственного за мероприятие. Он нервно прогуливался у билетных касс со списком в руках. Я представился, и ответственный поставил галочку рядом с моей фамилией. В списке было человек семь. Поэт, композитор, несколько певцов, футбольный комментатор и я. Как я понял, предстоял маленький концерт широкого профиля.
Подошел композитор с певцами. Певцов было двое, мужчина и женщина. Оба солидной комплекции. На двоих у них имелось штук шесть подбородков, расположенных друг под другом круглыми складочками. Говорят, это улучшает голос.
– А где Мулин? – спросил ответственный.
– Кто его знает? – сказал композитор. – Этот Мулин у меня в печенках сидит. Может, еще и явится.
Мы немного подождали Мулина, а потом нас посадили в микроавтобус и повезли к открытой эстраде. Эстрада располагалась рядом с пляжем. На скамейках сидела и лежала обнаженная молодежь. То есть не совсем обнаженная, конечно. Молодежь недвусмысленно загорала. Рядом сидели старушки. Они были одеты нормально.
Мы зашли в комнату сзади эстрады и стали готовиться.
– Вы пойдете первым, – сказал мне ответственный. – Постарайтесь, чтобы аудитория не разбежалась.
И он вытолкнул меня к микрофону.
Я распинался минут пятнадцать. Молодежь не шевелилась, старушки тоже. Не знаю, замечали ли они мое присутствие. Я рассказал им про лазер и другие штучки. Мне рассеянно поаплодировали, и я ушел обратно в комнатку.
Там напряженно ждали Мулина. Ответственный объявил поэта, и тот принялся что-то выть в микрофон. Композитор курил и сжимал пальцами виски.
– А зачем вам Мулин? – поинтересовался я из вежливости.
Композитор взглянул на меня, видимо, в первый раз замечая. Потом по его лицу пробежала какая-то мысль. Быстро так пробежала, как мышка.
– Леша, – сказал он певцу. – Этот подлец не придет, все уже ясно. Наряжай молодого человека.
– Понял, – проговорил певец и раскрыл маленький чемодан.
– Вы будете вместо Мулина, – сказал композитор, глядя мне в глаза, как гипнотизер. И он тут же в двух словах объяснил мне задачу. Предстояло сыграть сцену из оперы. Это была детективная опера, которую композитор сам сочинил. Певец Леша и его партнерша поют сцену расставания. Певец изображает уголовного типа, а певица его мать. Тут входит милиционер и говорит: «Встаньте!» Дальше они еще немного поют, а потом милиционер говорит: «Следуйте за мной!» То есть не говорит, а поет. В опере всегда поют.
Партию милиционера пел отсутствующий Мулин. Значит, теперь должен был петь я. Мне даже интересно стало, что из этого выйдет.
– Следите за мной, – сказал композитор. – Я дам знак и вы споете: «Следуйте за мной!»
– На какой мотив? – спросил я.
– Все равно! – махнул рукой композитор. – Тут уже не до мотива.
– Меня публика узнает, – сказал я. – Я им лекцию о физике читал, а тут вдруг пою…
– Леша, прилепи ему усы, – сказал композитор.
Пока мне прилепляли усы и напяливали фуражку, поэт и футбольный комментатор уже закончили. Я взглянул в дырку на аудиторию и увидел, что она переполнена. Это комментатор постарался. Ответственный вышел и объявил сцену из оперы. Публика потихоньку стала расползаться.
Композитор сел за фортепиано и заиграл. Леша с партнершей запели. Текст Леши был совершенно уголовный. Певица его задушевно увещевала. Я должен был вступить после слов: «Нужно было расколоться, но нет, не могу».
Они попели минут десять, и Леша красиво исполнил:
– Нужно бы расколоться, но нет, не могу…
Я выпрыгнул на сцену, как чертик из коробочки. Есть такая детская игрушка на пружинке. Публика насторожилась, увидев милицейскую фуражку. Я раскрыл рот как только мог, чтобы пропеть свое слово, и тут у меня отвалились усы.
– Я же тебе говорил, что он все врал про физику! – закричал в первом ряду какой-то голый молодой человек. – Он артист!
Я поспешно поднял свои усы и приложил их обратно к губе под носом. Придерживая усы одной рукой, я рявкнул голосом Шаляпина:
– Встаньте!
Старушки в аудитории поспешно вскочили на ноги.
– Да я не вам! – сказал я, обращаясь к старушкам. Они продолжали стоять, как заколдованные.
Певец Леша встал и посмотрел на меня исподлобья.
– Двинь ты ему и чеши! – посоветовал певцу тот же парень.
Певец пошел на меня, как медведь. Не знаю, может быть, так и полагалось по либретто. Но мне это не понравилось. Я отступил на шаг и провел рукой по бедру.
– У меня пистолет, – пропел я. – Он заряжен.
– Врет! – убежденно выкрикнул парень.
Композитор от расстерянности продолжал наяривать на фортепиано. Старушки скорбно молчали. Я ужасно разозлился, что мне этот тип не верит, вытянул указательный палец в виде пистолета и громко пропел:
– Кыхх!
Леша, видимо, был настоящим актером. Он жил по законам сцены. Поэтому он без звука рухнул на пол. А я совсем вошел в азарт.
– Ну, кого еще? – заорал я и повернулся к композитору. Тот прекратил играть и поднял руки вверх. Все старушки тоже подняли руки вверх. Голая молодежь была в восторге.
– Следуйте за мной! – победоносно закончил я, повернулся и ушел.
За мной последовали композитор и певица. Леша продолжал с минуту лежать для убедительности, а потом встал, раскланялся и тоже ушел. Старушки, крестясь, принялись покидать аудиторию.
Бедный Мулин, вероятно, кусал себе локти, когда услышал об этом моем триумфе. А композитор сказал, что я рожден для оперной сцены.
Вода
Раздался звонок, и я открыл дверь. На пороге стоял мужчина в шлеме мотоциклиста. Он вызывающе посмотрел на меня и сказал:
– Я ваш сосед снизу.
– Очень приятно, – сказал я.
– А мне не очень приятно, потому что у меня течет.
– Что именно у вас течет? – предельно вежливо осведомился я.
– Вода. С потолка. Я приехал, а она течет. Вот пойдемте, посмотрим.
Я охотно согласился, хотя при желании мог представить себе, как она течет.
Мы спустились на восьмой этаж. По лестничной площадке прохаживался какой-то тип в пижаме и шлепанцах.
– Акт будем составлять или как? – спросил он мотоциклиста.
– А что такое?
– Вчера молотком стучал, а сегодня протечка. На мотоцикле разъезжаешь, а у меня два часа течет. Долото куда-то запропастилось, а то дверь тебе надо было сломать, вот что!
– Значит, и у вас течет? – обрадовался мотоциклист. Я тут ни при чем. Это все девятый этаж! Посмотрим сначала у меня, а потом к вам.
Потолок у мотоциклиста был красивый, как акварель. Он плакал крупными, увесистыми слезами.