Нас привезли на автобусе и быстро переодели в форму с погонами. Мы стали одинаковые, как билеты денежно-вещевой лотереи. И такие же зеленые. После этого с нами можно было говорить.
– Учтите, товарищи, – сказал полковник. – Никогда. Никому. Ни при каких обстоятельствах.
И я подписался о неразглашении. То есть обязался не разбалтывать сведения, составляющие военную тайну. Теперь оставалось только узнать, что составляет эту самую тайну, а что нет. Иначе попадешь в глупое положение.
Когда полковник ушел, остался майор. Он с тоской посмотрел на горизонт и сказал:
– Так вот. Значит, здесь вы и будете заниматься.
– Чем? – не выдержал я.
– Жара, – сказал майор, игнорируя мою бестактность. – Расписание работы столовой вам известно. Просьба не опаздывать.
Вечером мы долго спорили, куда нас привезли. Одни утверждали, что это танковые войска, другие – десантные. Одно было ясно. Это не было военно-морским флотом.
На следующее утро нас повели за колючую проволоку. Проволока была в три ряда. Вот тут я уже затрудняюсь. Может быть, это тайна, что в три ряда, а может, и нет. Но замысел этого сооружения я понял. Пока шпион пролезет через три ряда, он весь исколется и умрет от заражения крови, потому что проволока ржавая. Ее специально ржавят.
– Разрешите обратиться, – сказал я майору по всем правилам.
– Обращайтесь.
– Когда нас отпустят?
Майор посмотрел вверх. Наверное, он определял, не пролетает ли над нами шпионский спутник. На всякий случай он сделал каменное лицо. Я понял, что коснулся тайны. Поэтому я не разбалтываю, когда нас отпустили. Но, в общем, я уже тут.
В конце первого месяца появилась уверенность, что мы в каких-то технических войсках. Совершенно случайно выяснилось, что майору знакомо слово «конденсатор». Впрочем, он стал оправдываться, говорил, что еще в школе занимался радиолюбительством, и так далее.
Я служил хорошо. В столовую не опаздывал. И мне дали увольнение на родину. Я переоделся в гражданское и сел в автобус. Там было полно старух с мешками.
– А что, второй дивизион дежурит нынче, али первый? – спросила одна, обращаясь в пространство.
– Второй, второй! – загалдели остальные.
– Пора, значит, косить, – заключила первая старуха. Я насторожился.
Очевидно, эти старухи никогда не давали подписки о неразглашении. Иначе я не могу объяснить последующего разговора. Они стали обсуждать какую-то ракету, которая вчера якобы упала с заряжающей установки и сильно помялась. Называли фамилии и звания лиц, ответственных за это происшествие. Обсуждали возможную формулировку приказа. Вышел небольшой спор относительно модификации упавшей ракеты. Упоминали какие-то цифры, но я не запомнил.
В общем, когда мы подъехали к станции, я довольно сносно знал тактико-технические данные. Один вопрос меня заинтересовал дополнительно.
– Бабушка, – спросил я, – а по наземным целям стреляют?
Старуха подозрительно на меня посмотрела и поджала губы.
– А ты кто такой будешь? – спросила она.
– Чужой он, – заявила другая. – Раз не знает, значит, и есть чужой. Наши все знают. Надо сдать его в комендатуру.
И меня, между прочим, сдали в комендатуру. И совершенно правильно и бдительно поступили, потому что нечего совать нос не в свои дела.
Японец
Как выяснилось позже, разговор был следующий.
– Жалко, что вы не японец, – сказал японец. – Вы не знаете вкуса настоящего риса. Рис у нас едят палочками, вот так.
И он пошевелил пальцами, показывая, как.
– Нет, извините, денег у меня с собой нет, – сказал я, разводя руками. – Понимаете, в данный момент нет ни копейки.
– Это ничего, что вы не умеете, – вежливо сказал японец. – Я бы вас научил. Через неделю вы смогли бы взять палочками вот такое маленькое зернышко.
И он показал, какое.
– Я же вам говорю, что ни вот столечко! – заволновался я. – Вы поймите, деньги для меня не главное. Мне и так все твердят: деньги! деньги! У меня это вот где сидит!
И я показал, где это сидит.
– Почему вы не любите риса? Мы все любим рис. Рис полезный. Знаете, сколько в нем витаминов?
И он показал, сколько в нем витаминов.
– Ну и что? Подумаешь, шесть лет учился! Если бы я диссертацию защитил, тогда другое дело. Диссертация, знаете? Вот такой толщины талмуд.
И я показал, какой толщины талмуд.
– Нет-нет, я не пью! – испугался японец. – У нас мало пьют. Мы любим рис. Некоторые люди, правда, гонят из него сакэ, но это гадость.
И он сплюнул.
– Вот и я им говорю, что мне на диссертацию плевать! Я занят любимым делом. Вы понимаете: любимым! А мне говорят – ты пропащий человек. – И я махнул рукой.
– Зря вы так относитесь к рису, – заметил японец. – Хотите, я сварю вам небольшую чашечку. Рис нужно есть только из круглой чашечки.
И он показал, из какой.
– Я с вами согласен, – сказал я. – Все дело в детях. С детьми недопустимо класть зубы на полку.
И я показал, как класть.
– Не сомневайтесь! – сказал японец. – Вашей вставной челюсти ничего плохого не будет. Когда рис хорошо сварен, он тает во рту.
И японец сладко зажмурился.
– Это я уже слышал. Мне это все говорят. Ты, мол, живешь в царстве грез. Ты должен обеспечить семью! У тебя двое детей.
И я показал, сколько у меня детей.
– Хорошо, – сказал японец. – Я сварю вам две чашечки.
И через некоторое время он принес мне две чашечки дымящегося риса с набором палочек, похожих на дирижерские.
– Извините, – сказал я. – Но я сам в состоянии прокормить своих детей. Я работаю в научном учреждении и зарабатываю не так уж мало.
И я показал, сколько.
– Странный вы человек, – задумчиво сказал японец. – Совсем не похожи на японца. То вам мало, то много. Ну хорошо, возьмите хотя бы палочки.
Палочки эти я подарил жене. Теперь она вяжет ими свитер. А разговор с японцем пересказал мне потом Саша Рыбаков. Он у нас полиглот.
Экономия времени
Шеф купил автомобиль. Говорил я ему, что не стоит этого делать. Даже если он и профессор. У нас вполне достаточно тротуаров, чтобы передвигаться в свое удовольствие.
– Темп жизни возрос, Петя, – объяснил шеф. – Нужно экономить время.
И шеф стал его экономить. Месяца три он сидел над засаленной книжкой, где были нарисованы цветные кружки. Синие, желтые и красные. Это были дорожные знаки. Шеф смотрел на них, шевеля губами, а они смотрели на него. Потом три месяца шеф ходил сдавать на права. Таким образом, еще не приступив к эксплуатации машины, шеф успешно сэкономил полгода.
Наконец он надоел капитану, который права принимал. Капитан сказал, что он со своей женой реже встречается, чем с шефом. И поставил ему зачет по вождению.
Шеф получил права и на следующий день приехал на автомобиле на работу. Он приехал к обеду. Я уже успел по нему соскучиться. Шеф был возбужден до предела!
– Вы не представляете, где я побывал! – воскликнул он.
– А где? – спросил я.
– Долго рассказывать! – сказал шеф и махнул рукой.
Мы поработали как всегда. Шеф за письменным столом, а я за приборами. Потом мы оделись и вышли во двор. Шеф подошел к своей машине и погладил ее, как ручное животное.
– Садитесь! – предложил он. – Чего вам трястись в трамвае? Сэкономите время. Через пять минут будете дома.
Мы сели рядышком, и шеф стал нажимать на педали. Машина зарычала, как озверевшая толпа, но с места не двинулась. Тогда шеф изменил последовательность нажимания на педали. В результате заглох мотор.
– Удивительные выпускают машины… – пробормотал шеф и достал книжечку. – Читайте, Петя!
– Включите зажигание, выжмите педаль сцепления и установите первую передачу, – прочитал я. – Плавно нажимая на педаль газа, отпустите педаль сцепления…
– И что, она должна поехать? – с сомнением спросил шеф.
– Должна, – сказал я.
Шеф все так и сделал. Машина взревела и затряслась. Было такое впечатление, что мы сейчас взлетим. Но мы не взлетели и не поехали.
– Дурацкая книга! – крикнул шеф, забрасывая учебник на заднее сиденье.
– А что это такое? – спросил я, указывая на красную ручку.
– Петя, вы гений! – сказал шеф. – Это ручной тормоз.
Он вырубил тормоз, и машина рванулась с места. Я посмотрел на часы. Пятнадцать минут мы уже сэкономили.
Мы выехали на улицу. Шеф на дорогу не смотрел, а смотрел куда-то вверх, где висели знаки. Из-под наших колес непрерывно выпрыгивали пешеходы. Опомнившись, они смотрели нам вслед и крутили указательным пальцем у виска.
– Сейчас направо, – предупредил я.
– Здесь только прямо, – сказал шеф.
Только прямо было еще километра два. Потом мы сделали красивый поворот и поехали дальше.
– Что это за улица? – спросил шеф.
– Не знаю, – сказал я. – Я здесь впервые.
– Ничего, зато посмотрим наш город, – успокоил меня шеф.
Оказывается, когда едешь на машине, нужно ехать туда, куда показывают знаки. А совсем не туда, куда тебе нужно. Кроме того, необходимо ехать в правильном ряду и по правильной стороне. Шеф все время чего-нибудь путал. Водители такси, обгоняя нас, кричали шефу разные слова. Я никогда не слышал, чтобы к профессорам обращались так запросто и непринужденно. Шеф молодец, он тоже огрызался.
Когда мы сэкономили два часа и объехали весь город, у шефа кончился бензин. Еще час мы заправлялись. Я понял, что мы будем ездить, пока с кем-нибудь не столкнемся. Тем более что такая возможность возникала поминутно.
Наконец шефу удалось подвезти меня к дому. Было около полуночи. Я поблагодарил его, и шеф поехал мучиться дальше. Я даже представить себе не мог, сколько он еще сэкономит времени.
На следующее утро шеф позвонил на работу из больницы.
– Все-таки не умеют у нас ездить, – сообщил он. – У этого самосвала не было преимущественного права.
Я сообразил, что шеф имел встречу с самосвалом. Причем самосвал без всякого преимущественного права превратил машину шефа в украшение витрины ГАИ. Благодаря этой встрече шеф сэкономил еще два месяца. Его и машину ремонтировали параллельно. Если так пойдет дальше, шеф может сэкономить целую вечность. А ведь он еще нужен науке.
Лифт
Я еще никогда не застревал в лифте. Поэтому, когда такое случилось, я даже немного обрадовался. Как-никак новое впечатление в моей обыденной жизни. А лифт, между прочим, застрял между седьмым и восьмым этажами в доме, где живут мои знакомые. Я был у них в гостях. Лифт застрял как раз посередине, так что образовались две щели: одна захватывала низ восьмого этажа, а другая верх седьмого.
Первым делом я нажал кнопку. Потом открыл и закрыл дверцы. Потом попрыгал немного. Потом опять нажал. И так далее. Конечно, никакого результата. Тогда я нажал кнопку «вызов». Кого «вызов», чего «вызов», было неясно, но я стал ждать. Примерно через полчаса пришла девушка в очках и с конторской книгой под мышкой.
– Вы, что ли, вызывали? – спросила она, равнодушно раскрывая книгу. – Фамилия?
– А зачем фамилия? – осторожно спросил я.
– Вы, гражданин, будете называть фамилию или будете время тянуть?
Я назвал фамилию.
– Где проживаете?
Я сказал, где проживаю. Девушка очень рассердилась.
– Так вы же не с нашего участка! – сказала она, захлопывая книгу. – Так бы сразу и сказали. Только зря книгу испортила!
И она повернулась, чтобы удалиться.
– Эй, девушка! – закричал я, наклоняясь к нижней щели. – А лифт вашего участка?
– Не имеет значения. Раз вы не здесь живете, это делается по другой форме. Нужно писать заявление на бланке.
– А где же взять бланк? – совсем растерявшись, спросил я.
– Сейчас принесу. Ездят всякие, отрывают людей от дела!
И она ушла, оскорбленная в лучших чувствах. Пока ее не было, я успел познакомиться со многими жильцами. Потом девушка принесла бланк, я его аккуратно заполнил, свернул трубочкой и просунул обратно сквозь сетку.
– Скоро будет эксперт, – заявила девушка. – Номер вашего заказа 315.
Я лег на пол и свернулся калачиком. Эксперт, действительно, пришел скоро. Он беспокойно побегал по площадке, ощупал сетку и сказал, что неисправность налицо.
– Будем составлять акт, – произнес он. – Таков порядок!
И мы быстренько составили акт. Эксперт его подписал и просунул мне, чтобы я тоже расписался.
– Теперь все в порядке, – сказал он и собрался уходить.
– А я? – спросил я.
– Обычным путем! Обычным путем! – прокричал он, удаляясь.
Потом снова пришла девушка с конторской книгой. Она подшила акт к соответствующей странице конторской книги и внесла мою фамилию.
– В течение дня будет мастер, – объявила она. – Никуда не отлучайтесь!
Мастер пришел к вечеру. Он был хмур и неразговорчив.
– На который этаж едешь? – спросил он.
– На первый.
– Мог бы пешком спуститься, не барин, – строго заметил мастер. – На кнопку нажимал?
– Нажимал.
– А на другие?
– На все нажимал.
– А на две сразу нажимал?
– Нет.
– Вот видишь! А вызываешь мастера! Попробуй-ка понажимай!
Я стал нажимать на две кнопки в различных сочетаниях. Когда я все перепробовал, мастер почесал затылок и сказал, что он не знает теперь, что делать.
– А давай-ка на все сразу! – вдруг озарившись, придумал он.
Я сказал, что у меня не хватит пальцев.
– А ты носом, – посоветовал мастер.
Приловчившись, я нажал двенадцать кнопок. Лифт задрожал, видимо, удивляясь такому требованию, а потом, подумав, переехал вниз и остановился между пятым и шестым этажами. Мастер перебежал туда, очень довольный. Он совсем вошел в азарт.
– Можно на восемь кнопок! Или на девять! – кричал он. – Понимаешь? Главное – это угадать комбинацию. Как в «Спортлото».
Ну, в «Спортлото» я играл. Я прикинул количество комбинаций и сообщил мастеру. Мастер ответил, что другого способа нет, потому что механизм лифта опечатан после ремонта заводской бригадой.
Делать было нечего. Мы стали играть. Надо сказать, что некоторые комбинации давали удивительный эффект. Лифт возил меня туда-сюда, но все время чуточку недоезжал или переезжал. Мастер совсем замотался, бегая за мной. Присоединились и некоторые жильцы, которые подсказывали счастливые номера. Наконец какой-то мальчик угадал. Меня вынесли из лифта с опухшим от надавливания на кнопки носом.
– Творческая у вас профессия, – сказал я мастеру. – Все время что-то приходится придумывать.
– Да, – сказал он, вытирая лоб кепкой. – Беготни только многовато… Подпишите квитанцию. Кстати, с вас причитается.
И я заплатил ему за честную и добросовестную работу.
Развод
Рыбаков решил развестись.
Вообще это делается очень просто. Было бы желание. Подаешь заявление, вносишь определенную сумму, и привет! Но Рыбаков интеллигент и, кроме того, научный работник. Он ко всему подходит творчески. Поэтому он начал с прецедента.
– Петя, ты никогда не разводился? – спросил он как бы между прочим.
– Нет, – сказал я.
– Жаль, – вздохнул Рыбаков и снова углубился в свои приборы.
– А что? – заинтересовался я. – Если тебе очень нужно, то я могу попробовать. А потом расскажу.
– Мне нужно срочно, – сказал Рыбаков и с ненавистью посмотрел на портрет киноактрисы Чурсиной над моим столом. Видно, ему очень надоели женщины.
И он постепенно начал рассказывать. Главное – это его не спугнуть. Рыбаков очень обстоятельный человек. Всякие подробности, сопутствующие излагаемой информации, он включает в текст. Получается примерно следующее:
– Ты когда-нибудь видел подвесной мотор «Волна»? Я его купил этим летом и привез к дядьке. Дядька у меня в Белоруссии, у него три сына. Между прочим, охотники. Как-то раз мы с ними ходили на кабана…
Далее пошел рассказ про кабана, который я опускаю. К разводу он не имеет никакого отношения. В самом конце истории про кабана впервые промелькнуло слово «жена». Я стал слушать внимательнее.
Но Рыбаков опять свернул на какие-то мер[cedilla]жи и донки, которые нужно ставить, оказывается, с умом. Он мне все про них рассказал. Развод окончательно затерялся во всех этих рыболовных снастях.
– Слушай, Саша, – сказал я, когда до конца работы остался час. – Давай переходи к разводу. А то я домой уйду.
– К какому разводу? – удивился Рыбаков. Но тут же вспомнил и помрачнел. – Так просто непонятно будет. Одним словом, решил развестись.
– Ты жену предупредил? – спросил я.
– Нет, – сказал Рыбаков. – Я решил сначала статистику навести.
– Так ты ей скажи, не теряй времени. Чем раньше скажешь, тем раньше разведешься.
– А как сказать-то? – уныло спросил Рыбаков.
– А как мне говорил, – посоветовал я.
Рыбаков задумался и думал до конца рабочего дня. Потом он надвинул шляпу на очки, что-то пробормотал и пошел домой. А я с интересом стал ждать, чем это дело кончится.
– Ты знаешь, ни черта не получилось, – сообщил Рыбаков утром.
– Почему? – удивился я. – Ты ей про мотор сказал?
– Сказал.
– А про кабана?
– И про кабана.
– Ничего не понимаю! А про донки, мережки, мормышки?
– Нет, про мормышки я не успел, – сказал Рыбаков. – Она в ванную ушла.
– А ты?
– Я пошел за ней. А у нас ванная, кстати, не такая, как у всех. Когда делали дом, то там вышла какая-то чача с проектом…
И он рассказал мне про чачу с проектом.
– А жена?! – закричал я.
– Да она, понимаешь, включила стиральную машину. Я сам себя не слышал.
Я посоветовал Рыбакову в следующий раз рассказывать с того места, где его прервали. Чтобы не повторяться лишний раз. Иначе он не разведется. Рыбаков донимал жену примерно неделю. А по утрам донимал меня, рассказывая все, что он сообщал жене по вечерам. Причины развода были, видимо, очень серьезны. Рыбаков уже сложил небольшую сагу, а разводом пока не пахло.
Наконец он явился на работу совершенно убитый.
– Ну что?! – завопил я. – Дело в шляпе?
– Куда там! – махнул он рукой. – Она сказала, что подаст на развод. А что я ей плохого сделал?
– Ну, и прекрасно, – сказал я. – Все-таки ты своего добился.
– Ошибаешься, – покачал головой Рыбаков. – Она не так меня поняла. Нужно ей все объяснить.
По-моему, он до сих пор объясняет жене, как его правильно понять.