На торге, как всегда, стоял немолчный шум, каждый или предлагал свой товар, или приценивался к чужому. Вот ромей пересыпает из ладони в ладонь зерно, пытаясь доказать росичу, что в нем много шелухи. Хозяин спокойно следит за толстым, точно колода, гостем. Чем дольше тот веет зерна руками, тем они чище. Оба давно поняли, что ромей заберет все по хозяйской цене, ему уже пора уходить, долго торговаться нельзя. Теперь только идет борьба упорства, устоит перед натиском ромея росич, получит хорошую цену, а нет, так потрет гость руки и посмеется сам с собой над глупым славянином. Нет, устоял росич, ударили по рукам как спрашивал, сделал ромей знак крупному парню с угрюмым лицом, тот легко подхватил куль с зерном, взвалил на спину и засеменил бегом к берегу. Сам ромей остался на месте, зорко выглядывая вокруг — сторожил еще два куля. Росич припрятал за пазуху что получил и направился в сторону, где предлагали свои товары ковали. Власко улыбнулся — наберет железа кованого, вот и весь торг, всем хорошо.
В другом ряду продают выделанные кожи, пахнет кисло, но очень знакомо. Кожи вымочили в специальной закваске, чтобы они стали какая мягче, а какая, напротив, тверже крепкого дерева. Это большое умение — выделка кож, кожемяками Русь всегда славилась. А вот то, что из кож сделали — конская сбруя, ремни, даже усмошвецы сидят с сапогами, только нет ни тулов для стрел, ни щитов, обшитых крепкой кожей. Такой товар в другом месте, там все больше толпятся дружинники, оглядывают брони, щиты, натягивают, пробуя силу, луки, гнут над головами звонкие мечи, любуясь игрой переливов по булату… Туда Власка и манить не нужно, ноги сами несут к щитникам да латникам, засмотрелся парень на бронь кольчатую, что играла на солнце блеском своих колец. Ажурная, что твоя паутина, но сразу видно, что крепка, не всякий меч пробьет.
И вдруг слева сзади послышался какой-то шум. На торгу всегда шумно, но тут видно кого-то ловили. Не вора ли? Власко оглянулся, нет, дружинники пытались взять в кольцо его недавнего соперника по борьбе на берегу. Дрегович был безоружен против троих воев с мечами. Так нечестно, трое против одного да еще и безоружного. Не задумываясь Власко метнул парню какую-то жердину, попавшуюся под руку, и прыгнул к нему сам, выставив такую же:
— Не тронь!
Внезапное появление защитника остановило дружинников, но только на мгновение. Сам Власко уже понял, во что ввязался, даже вдвоем они не устоят против вооруженных людей, мечи разнесут их жерди при первом же ударе, но отступать было поздно. Ловко увернувшись, он отскочил чуть в сторону, отвлекая на себя сразу двоих и давая возможность дреговичу удрать. Но Перемысл не собирался этого делать, тот в свою очередь смело отбил удар дружинника, оставшись после него с обломком жерди. Парням пришлось бы туго, если бы вдруг драку не остановил чей-то зычный голос:
— Эй! Кто моих дружинников обижает?!
Вперед вышел, заслоняя собой парней, высокий крепкий человек. Вои опустили мечи, видно, заступник был им хорошо знаком, но один из нападавших все же недоверчиво протянул:
— Твои-и?.. А чего ж они у тебя безоружные и бездоспешные?
Человек оглянулся на опустивших обломки своих жердин Власка и Перемысла, и усмехнулся:
— Вот и выбираем что надо…
Дружинники ворча отошли, нехотя вкладывая мечи в ножны, защитник обернулся к парням:
— Чего в драку ввязываетесь без смысла?
Власка поразили его синие как весеннее небо глаза, глядевшие насмешливо и чуть с вызовом, но он упрямо боднул лобастой головой:
— А чего они втроем против одного?
Воин довольно хмыкнул.
— Кто вы? Откуда?
— Я Власко, вятич, — не посмел уйти от ответа парень, с тоской думая о том, что если тот что скажет Хотею, то неизвестно, как дело повернется.
— А я Перемысл, из дреговичей.
Их спаситель снова хмыкнул:
— А я Негош, княжий сотник, набираю вот воев в дружину.
Тут они заметили, что дружинники, видно поняв, что их обманули, не ушли, а остановились чуть поодаль, наблюдая за разговором. Негош покачал головой:
— Не знаю, что натворили, но расправы вам не миновать.
Те и сами понимали, что дело худо, даже Власку, который и не знал, почему гнались за Перемыслом, и то достанется.
Помощь пришла от того же сотника:
— Ежели не тати, вам одна дорога — ко мне в дружину, княжьих людей не тронут.
Раздумывать некогда, и парни кивнули, соглашаясь. Негош пробурчал:
— Шкуру спущу, ежели что!
Дружинники какое-то время внимательно следили за тем, как сотник выбирает для своих новых воев луки, прилаживает на руки червленые щиты, меряет мечи… Потом, видно, поверили, потому как растворились в толпе. Постепенно на новых дружинников перестали обращать внимание и все остальные, кого отвлекла от дел неожиданная стычка. Только теперь Власко задумался о том, как быть: бежать ли за спинами людей к своим или впрямь пойти с сотником под его начало. Негош, видно, почуял эти колебания парня, потому что обернулся к нему, внимательно глядя своими синими глаза в его голубые:
— Ежели хочешь уйти, иди сейчас. Не попадешься княжьим людям — твоя удача, попадешься — твоя беда. Но ежели останешься, то служить будешь по чести, иначе я тебя сам им отдам.
Сказал как отрезал и отвернулся, давая Власку возможность исчезнуть. Но парень остался, от сотника веяло такой силой и правдой, что более всего сейчас Власку хотелось быть с ним рядом.
Перемысл о том и не помышлял, он сразу решил для себя, что станет дружинником, и был только рад словам Негоша.
Оружие выбрали тщательно, но сотник его не отдал новым ратникам, те не обижались, и впрямь, дорогой доспех нельзя отдавать в руки первого встречного, надо убедиться, что человек достойный, а меч неумехе и в руку вложить грешно. Ни Власко, ни Перемысл мечом хорошо не владели, вот луки — другое дело, с луком мальчишка впервые встречается, как только силенки в руках наберет, чтоб тетиву натянуть, и не расстается всю жизнь. Власку очень понравилась кольчатая бронь, какую он разглядывал, когда услышал шум стычки, но он не смел и слова сказать сотнику про свой интерес, любую вещь надо либо сделать, либо заслужить, либо добыть в рати. Мысленно махнув рукой: «Все еще впереди!», он стал думать о другом — как подать весточку Хотею, что он стал дружинником? Негош, видно, понял заботу парня, потому что сам спросил:
— Своим как скажешь? С тобой пойти ли, чтоб сомнений у них не было?
Власко только благодарно кивнул, все же не собирался в дружину, бесед таких не вел, какими глазами на Хотея с товарищами глянет?
Перемысл от помощи отказался:
— Некого мне оповещать, один я.
Власко тихо ахнул:
— Изверг, что ли?
— Не-ет, из рода ушел в Киев… по делу…
Но дальше говорить не стал, промолчали и Негош с Власком, придет время, сам парень откроется, по всему видно, что не тать, скорее беда у него какая.
Челны вятичей были уже гружены тем, что набрали на торге для племени, оставалось дождаться утра и отплывать. Появлению сотника с парнями Хотей с товарищами подивились, но ничего не высказывали, гостеприимно пригласили к огню, вопросов не задавали. У русичей не принято спрашивать, коли нужно, человек сам все скажет. Негош расспросил о торге, о том, все ли удалось, покивал головой, услышав, что все прошло хорошо и споро, отведал вятичского меда и запеченной рыбы и завел разговор о том, с чем пришел. Власко напряженно вслушивался, как объяснит сотник, почему вдруг позвал к себе?
Тот рассказал, что на торге вдруг увидел, как трое вооруженных ратников преследуют безоружного парня, но вмешаться не успел. Хотя вятичи ничего не произнесли вслух, нельзя перебивать человека, по их лицам было видно, что и они бы не стерпели. Не удержался только Сволп, мотнул большой косматой головой:
— Парень тот тать?
— Нет, может, провинился в чем, но не душегуб. Вот он, — Негош кивнул на Перемысла.
Десятки глаз впились в лицо дреговича, сразу замотали головами почти все — нет, этот на татя не похож, а если провинился в чем, так разобраться надо, а не нападать втроем на одного. Сотник чуть усмехнулся в усы: не один Власко среди вятичей такой.
— Вот и встал на его защиту ваш Власко. Но не миновать бы им беды, если б княжьи ратники меня не знали, пришлось им сказать, что парни тоже дружинники, только мои.
Негош хитровато блестел глазами на Хотея и остальных вятичей, ожидая вопросов. Хотей вздохнул:
— А ты ли не княжий?
— И я княжий, только не рядом с князем Володимиром, а по его воле набираю свою сотню для защиты Руси на пограничье.
Вот оно! Это было то, о чем поведали вятичам захожие тиуны, князь киевский ставит грады у Степи и насаживает в них новых воев, каких набирает по всей Руси. Тяжело задумался Хотей. То, что у Власка были мысли о дружине, знали все, но не собирался парень ныне в нее идти. Что за недавнего соперника заступился, тоже верно, любой не стерпел бы, и что спас его от княжьего гнева сотник, понятно. Как же теперь быть? Отпустить от имени рода парня в дружину? Что скажет Смелк за внука? С другой стороны, захочет Власко уйти, и никто не сможет неволить.
— А сам-то в дружину пошел бы? — Чего было спрашивать Хотею, и так знал ответ.
Власко кивнул:
— Думал про то…
— Я не неволил. Коли решит — приму, а нет, так мне подневольный не нужен, мне с ними щитом для Руси стоять, заслоном от набежников степных, от каких покоя Руси извека нет, — голос Негоша был суров, но спокоен. Вятичи подумали, что и в его словах есть правда.
Хотей кивнул:
— Коли сердце лежит к ратному труду, иди, Власко. Смелку скажу, что за Русь встал. Только не опозорь род, ежели будешь воем, так таким, чтоб вятичам за тебя не стыдно было!
Парень стоял, чуть смущенный всеобщим вниманием, не зная, что отвечать на такое напутствие. Вдруг подал голос Раст, всегдашний соперник Власка по забавам:
— А всех ли берешь в дружину? Меня возьмешь?
Не успел Негош ответить, как отозвался Хотей:
— А ты род спросил?!
Раст смутился:
— И Власко без спроса…
— Власко невольно попал, хотя и не против был, а ты вперед сам лезешь!
Спор разрешил сотник:
— Ежели род отпустит да тягот ратных не убоишься, возьму. Только легкой жизни не жди, много потов сойдет и кровавых мозолей сотрешь, пока я тебя до дела допущу, а коли не выдержишь — погоню с позором!
— Я труда не боюсь! И воем стану не хуже Власка! — ярился Раст.
Негош усмехнулся в усы:
— Ишь какой!
На том и порешили, из племени двое не вернулись с торга, но не погибли-сгинули, а попали в дружину на ратную службу.
В новые грады и вокруг них садились многие изверги из дальних родов Руси. Раньше в пограничье со Степью жить не давали постоянные набеги, теперь же под защитой построенных крепостей люди искали спокойствия хоть на несколько лет. Здесь пока не было тиунов — сборщиков дани, князь не брал с новых жителей, чтоб смогли встать на ноги, здесь не было и боярского гнета. Надолго ли? Но русские люди не привыкли загадывать далеко, сейчас живут, и ладно. Придет завтра, вот и будут головы ломать, как с завтрашним лихом справиться.
Росли грады, строились церкви, крестили людей в ближних и дальних весях, менялась Русь… Но сколько же в ней еще предстояло сделать!
* * *Дождь то монотонно колотил по крыше, то хлестал по вековым бревнам верхнего яруса терема, навевая тоску. Иногда налетал порывами ветер, бросал в слюдяные окна целые горсти воды, потом снова начинался надоедливый стук капель.
К княжьей ложнице кто-то торопился. Был уже довольно поздний вечер, такие шаги могли означать только одно — спешные вести. Владимир поднял голову, ожидая появления на пороге кого-то из гридей. Так и есть, в распахнутой двери появился гридь, дежуривший внизу:
— Княже, к тебе вестник из Турова. Пускать ли? Говорит, срочно.
Князь кивнул:
— Веди сюда.
Гридь замялся:
— Да он мокрый весь, с дороги. — Добавил, точно извиняясь за непогоду: — Льет весь день…
— Веди! — почти гаркнул Владимир. Срочные вести из Турова могли означать что угодно.
Посланник действительно был мокрым, вода стекала с его одежды ручьями, сапоги в грязи. Хотя и постарался что можно оставить в гриднице, остановился у порога, но все же наследил к полному неудовольствию челяди. Но уж о чем меньше всего сейчас болела голова у князя, так это о мнении холопов.
— Говори!
Посланник произнес одним выдохом:
— Князь Туры помер!
Владимир выпрямился, глаза прищурились:
— Та-ак… А Изяслав?
— Князь у себя в городе. Меня прислали сообщить. Что делать велишь?
— Пока иди отдыхай. Завтра решу, — махнул рукой Владимир.
Далеко за полночь, но в княжьей ложнице горит свеча. Владимиру не до сна. Новость, пришедшая из Турова, не дает покоя. Прав тот, кто прислал гонца, решать надо срочно. Только что решать?
Недалеко от Турова Изяславль, но княжич там слишком молод, чтобы взять под себя и дреговичей. Оставлять Туров без правителя тоже нельзя, стоит об этом узнать гнезненскому князю Болеславу, сыну Мешка, или ятвягам, прощай, туровские земли, а там и полоцкие тоже… Кого отправить посадником? Был бы рядом Добрыня, поехал бы он.
Много земель взял под себя князь Владимир, теперь удержать надо. Но посадник есть посадник. Даже в Новгород князь вынужден был отправить Вышеслава, потому как почуял, что Добрыня, взяв город под себя, сделает князем новгородским своего сына Коснятина. Если кого также посадить в Турове, то этих земель можно лишиться и без ятвягов. И тут князя точно озарило: надо не посадников сажать, а уделы сыновьям выделять, тем, которые взрослее! Святополк, Ярослав и Всеволод давно на коня сели, давно с дружиной ходят, пусть под его крылом, но все же… Кого куда сажать? Сыновья почти одного возраста, дашь стол одному, надо и другому. Изяслав давно удел имеет поневоле, Святополк и Ярослав всего лишь на год брата младше, Всеволод еще на год.
Отправить в Туров Ярослава, а Всеволода в соседние Червенские земли? Тогда как быть со Святополком? Владимир крепко задумался. Рогнедичи, оказавшись близко друг с дружкой, могут и воле отца не подчиниться. Всеволод рядом с ним тих и спокоен, а окажется далече у братьев Изяслава и Ярослава под боком, кто знает, как себя поведет… Нет, Рогнедичей тоже не годится всех в одно место собирать. И Изяславу хватит в глухом углу сидеть, пора Полоцк под себя брать, там о княжьей руке забывать стали.
К утру пришло решение. Первые лучи солнца, прорвавшиеся сквозь тучи, осветили ложницу, точно подбадривая князя. Солнца не видно несколько дней, а теперь вдруг выглянуло, веселя все вокруг. Владимир велел звать к себе сыновей. Гридь подивился раннему распоряжению, но вспомнил о ночном гонце и со вздохом поплелся выполнять приказ. Княжичи тоже немало удивлены, но собрались быстро, понимая, что отец зря звать не стал бы.
Владимир позвал всех троих к себе в ложницу, а не в трапезную, где обычно вел беседы. Он явно взволнован, лицо уставшее, под глазами мешки. Не спал или недужен?
— Пришло время, сыновья, на себя землю русскую брать! — князь начал сразу без обиняков. Княжичи замерли от таких слов. Что значит «землю брать»? — Из Турова пришло нежданное известие. Умер князь Туры. Город без правителя остался. — Владимир подождал, пока в головах сыновей уложится это сообщение. Было видно, что Святополк и Ярослав успели сообразить быстро, а вот Всеволод крутил головой, оглядываясь на братьев, еще не понял, что это значит. Князь продолжил уже скорее для двух старших, чем для него:
— В Туров поедешь ты, Святополк! Князем поедешь, не посадником. Под себя дреговичей возьмешь. Рядом на Волыни сядет Всеволод, он моложе, но и волыняне спокойней. А ты, Ярослав, отправишься в… ростовские земли.
Мгновенная остановка была нужна, чтобы сын отвлекся от первого сообщения. Замерли все трое, каждый думал о своем. Святополк и рад, и обеспокоен. Туров — сильный град, князь твердо держал свои земли, и не так далеко от Киева, но рядом Гнезно, как бы рать без конца не пришлось держать. Болеслав с Туры не связывался, как со Святополком станет себя вести? Всеволод понял только одно — он теперь князь в Червенских землях! Больше других нахмурился Ярослав, и недаром. Ростовская земля далеко, очень далеко. Раньше под Новгородом стояла, но после того как Добрыня Новгород крестил, Ростову волю дали. Там княжий посадник, да только слышно, что пьянствует и ничего не делает. Но Ростов дань шлет без обмана, зачем Владимиру там князь понадобился? Не иначе, чтоб только убрать самого Ярослава с глаз подальше… Сердце княжича захлестнула обида, мать в монастыре, Изяслав далече, Всеволода в один конец отправляет, его в другой. Скоро Предслава заневестится, тоже отдадут куда-нибудь, вот и разбросаны все Рогнедичи, точно горох по амбару…
Но вслух спросил другое:
— Отпустишь ли Блуда со мной?
Владимир кивнул:
— Ежели сам поедет.
Ярослав подумал, что обязательно поедет, только бы с глаз долой от княгини Анны, которую страшно не любит и которая отвечает ему тем же.
Больше обсуждать нечего, но князь велел Святополку задержаться. Ярослав уходил, оглядываясь на брата. Что еще отец может ему сказать, кроме того, что отправляет от себя?
Оказалось, может. Владимир кивнул сыну, чтоб вернулся на лавку, сам прошелся по ложнице, видно не зная как начать следующую часть разговора. Не зря он не спал до самого утра, многое передумал.
— Святополк, — князь никогда не называл его сыном, только по имени, — я понимаю, что Туров далеко и в беспокойных землях. Почти рядом Гнезно, да и ятвяги неспокойны. Чтоб ляхов замирить, надобно вот что сделать… Сосватаем тебе дочь Болеслава Марысю. Говорят, девка красивая да неглупая, достойная княгиня будет. И тебе уж жениться пора…
Святополк хотел возразить по поводу жениться, рано еще, но подумал, что так даже будет лучше и промолчал. Князь вгляделся в лицо пасынка, что он там себе решил?