Это требовало времени, чтобы разобраться во всем. Выполнить работу, которую и должны выполнять журналисты.
Крис даже не задумалась о том, что за эту работу можно поплатиться головой…
Она решила, что сегодня в больнице уже ничего не произойдет. Завтра надо будет первым делом позвонить в редакцию, сообщить о том, что она нашла. Затем – наведаться в каирский корпункт, получить командировочные и кое-какую информацию. Дальше – продолжить журналистское расследование.
Она решила спуститься вниз, взять такси до гостиницы и выспаться. У лифта было немало народа, потому что сам лифт был маленький, мог поднять всего четырех человек и ходил очень медленно… просто удивительно, что в одной из лучших больниц Каира такие лифты. Она втиснулась в лифт с третьей попытки, с замиранием сердца перенесла дорогу вниз – лифт отвратительно скрипел и двигался очень неровно. Она и подумать не могла, что эта задержка спасет ей жизнь.
То, что дело дрянь, – я понял почти сразу. С тех пор как мне довелось послужить в Персии, до меня вообще удивительно быстро доходит. В этой проклятой стране, где «братья-мусульмане», негласно поддерживаемые британцами, вершат свой шабаш – ничего хорошего ждать не приходится. А эти ублюдки – не умеют ждать и потому – попытаются разобраться сразу.
Майкл остался на попечении морских пехотинцев САСШ… не самая плохая охрана в мире, как я успел убедиться на собственном примере. Торчать здесь, подобно свинье у корыта, глупо. Потому я не остался возле палаты, а быстрым шагом, переходящим на бег, направился вниз – по лестнице, чтобы не ждать лифт.
Просто торчать у палаты и ждать, пока эти ублюдки нанесут новый удар – было бессмысленно. Существует единственный эффективный способ защитить человека от убийства – это убить его убийцу. Надо было продолжать игру. Заставить подонка задергаться и допустить ошибку. Если он все еще в Каире – он должен знать, что и я здесь.
У меня были две вещи, которых, как я подозревал, не было у журналистки. Это машина и пистолет. Машина была прокатная, «Альфа-Ромео» – но это было лучшее, что было здесь. Пусть и довольно старая – но у всех «Альфа-Ромео» спортивные гены, и это именно то, что было нужно. Пистолет же мне привезли из посольства, как я и просил. В любом русском посольстве в спецсекторе – оружия полно, выбирай на вкус. Как чувствовал, что мне придется кое с кем разобраться…
Пистолет был американского производства. Скорее всего – прошедший через мои руки, точнее, через организованную мной фирму, занимающуюся оружейной торговлей. Когда я работал в Америке – оружие отправлялось в Россию самолетами, самое разное. В тайных операциях – нельзя пользоваться оружием своей страны, это сразу приводит к нарушению секретности. Зато теперь – «закладок» должно было хватить до скончания века. Из одной из этих закладок мне и выдали «Рюгер-Амфибию», точный, бесшумный, смертельно опасный пистолет двадцать второго калибра с тритием на прицеле, что позволяло точно стрелять ночью. К нему у меня было два магазина и коробка патронов повышенного останавливающего действия. Для охоты на мелких садовых вредителей. Отличный пистолет, форма его рукояти скопирована с «Люгера», а многие признают «Люгер» самым удобным пистолетом в мире, многие офицеры покупают его как сувенир. У меня «Люгер» был. Дома. Дедов трофей…
У больницы – несколько бедняг ловили такси: ночью такси немного, потому что ночью Аллах велел спать. В их числе была и та самая журналистка, показавшаяся мне сильно подозрительной. Люди, которые ловили такси вместе с ней, мне сильно не понравились – хотя бы своей бородатостью. С недавних пор я с предубеждением отношусь к молодым бородатым людям. Видит Бог, у меня есть для этого все основания.
И еще – мне сильно не понравился один ублюдок, который стоял чуть поодаль этой гоп-компании и разговаривал по мобильному телефону. Интересно – с кем и о чем возникла потребность поговорить глубокой ночью.
У меня было одно преимущество – я не засветился. Они меня не знают.
Я расстегнул пиджак, чтобы в случае чего иметь возможность мгновенно выстрелить. «Амфибия» – не лучший пистолет для быстрого выхватывания и ковбойской стрельбы, он длинный – но справиться за пару секунд можно.
Подкатило такси. Одно.
К моему удивлению, произошло следующее. Вмешался жандарм, он оттолкнул остальных, чтобы дать дорогу женщине… здесь женщине не уступают, женщину пускают вперед только потому, что впереди на дороге могут быть мины. Журналистка, переговорив с водителем, бесстрашно полезла в такси. Видимо, британская разведка теряет навык… или просто подставили новичка. О том, что не нужно садиться ни в первое попавшееся такси, ни во второе – рассказывают в самом начале спецкурса…
Следом, на заднее сиденье залез жандарм, и еще один бородатый – на правое переднее. Такси мгновенно тронулось.
Все. Аллах Акбар. Ловушка захлопнулась.
На входе в больницу стоял жандарм с автоматом. Крис прошла мимо, толкнула стеклянную дверь и вышла в «волшебную ночь Каира» – по крайней мере, так описывали ее в дешевых путеводителях.
У отметки на асфальте – белая буква Т – несколько человек ловили такси. Все мужчины, местные… господи…
Она беспомощно огляделась по сторонам. Человека с сотовым она заметила – но не знала язык и не придала этому никакого значения.
Господи… она так устала… голова кругом. Так она простоит здесь всю ночь.
Появилось такси – старый желтый седан «Фиат»[57], который все еще здесь выпускали. За стеклом – приветливо мигал зеленый.
Она уже приготовилась проиграть «рестлинг» за право сесть в такси, как услышала чей-то возмущенный вскрик и звук удара. Она обернулась – и увидела жандарма, отгоняющего местных.
– Мерси… – сказала она совершенно убитым голосом. Она не знала, на каком языке здесь принято говорить, и использовала французский.
Жандарм распахнул перед ней дверцу такси, она приветливо улыбнулась и села в машину. И тут – жандарм сильно пихнул ее в бок и буквально втиснулся в такси следом. А за ним – быстро обогнув машину, на правое переднее сел еще один человек, один из тех, кто ждал с ней такси.
– Эй, в чем дело! – возмущенно спросила она.
Жандарм схватил ее – и она увидела в его руке штык-нож.
Машина резко тронулась…
Я вел машину, проклиная себя за непредусмотрительность. Пистолет совершенно не подходил для таких случаев – двадцать второй калибр не пробьет ни стекло машины, ни кузов – а у одного из ублюдков – автомат. Одна ошибка – и в моей машине, а заодно и во мне самом, будет больше дырок, чем в швейцарском сыре.
Нет рации. Нет телефона экстренной связи с группой безопасности в посольстве. Нет карты города. Нет местных денег. Не знаю языка.
Ну и как это назвать?
Я скажу, как это назвать – разгильдяйство. За такую подготовку специальной операции – на теоретическом занятии по планированию любой преподаватель влупил бы кол с обязательной пересдачей. Я должен был вернуться в посольство, дальше, в зависимости от степени дружелюбности местных органов власти – либо должен был сообщить о том, что видел, либо – вернуться на место с людьми из посольства и, возможно, с морскими пехотинцами в штатском. Вот только если я буду действовать по правилам – труп этой красивой (без дурака красивой) девчонки найдут на свалке, погрызенный крысами, которых в городе полно, аж по улицам шастают.
А у меня будут проблемы с моей дворянской честью. Потому что дворянин – не должен оставлять попавшую в беду женщину. Пусть даже, как я подозреваю – связанную с британской разведкой.
Каир я знал плохо – но все же кое-что знал, потому что вероятные ТВД мы изучали плотно. Это город, в котором на тот момент, когда я сдавал зачет по ТВД, проживало двенадцать миллионов человек, а сейчас – как бы и не двадцать. Британцы, уходя, оставили здесь военную диктатуру фельдмаршала Амера, с тех пор одного фельдмаршала сменял другой, и в стране продолжало действовать чрезвычайное положение. В стране свирепствовали «братья-мусульмане» – агрессивное исламистское общество, которое в России было объявлено вне закона. Восемьдесят процентов населения страны здесь – мусульмане-сунниты, в основном радикальные, только двадцать – атеисты (в основном в армии) и христиане – копты. На побережье – курортные города были огорожены стеной, в крупных городах, как например в Каире, тоже были стены, отделяющие бедные районы от богатых. Весь харам сосредотачивался в богатых районах, в бедных тебя могли убить просто за западную одежду и белый цвет кожи. Сейчас мы двигались по одной из улиц богатого района и, как я подозревал, – направлялись в бедный. Конечно, существуют блокпосты, которые им никогда не пройти – но, черт меня дери, если между бедными и богатыми районами не существует подземных ходов…
Машина показала сигнал поворота – сворачивает на второстепенную улицу.
Машина показала сигнал поворота – сворачивает на второстепенную улицу.
Единственный шанс. Ирландский опыт – таким образом, мы поступали в Ирландии, когда надо было остановить захваченную террористами машину. Сейчас – ну!
Моя «Альфа» резко ускорилась – слава итальянским моторам! – догнала «Фиат» и ударила его зад с отвратительным жестяным звуком. С хрустом разлетелись стоп-сигналы на их машине и фонари на моей. Меня бросило вперед. Подушка безопасности тут была – но на прокатных машинах она, конечно же, была отключена.
И так даже лучше…
Крис только сейчас начала понимать, во что она вляпалась…
Жандарм лапал ее и пускал слюни, от него омерзительно пахло. Она попыталась оттолкнуть его – и получила удар под ложечку. Хороший удар, отработанный. Местные жандармы такие удары знают хорошо, потому что им часто приходится иметь дело с демонстрантами и протестующими. В машине играла какая-то музыка – восточная, тягучая. Тот, что сидел впереди, говорил по телефону, его голос – был похож на голос макаки в вашингтонском зоопарке, куда она ходила с отцом, когда ей было тринадцать…
Она решила изменить тактику… хотя от осознания того, на что ей предстояло пойти, ее чуть не вывернуло наизнанку. В САСШ – были очень популярны курсы самообороны женщин от насильников. Даже по телевизору показывали, что делать женщине, если на нее напал маньяк. Одно из самых уязвимых мест мужчины – это половые органы, и если до них добраться…
Она притворилась, что не против, погладила жандарма… форма была колючей, сделанной из верблюжьей шерсти. Жандарм выпучил глаза и тут – кто-то сильно ударил машину сзади, так что ее бросило вперед, на переднее сиденье…
Жандарма звали Ибадулла, ему было двадцать шесть лет, и у него за это время не было ни одной женщины. Нет… шармуты[58] были, но настоящей женщины, по любви – не было никогда. В Египте это сложно: если ты хочешь женщину, то надо собирать деньги на выкуп. А это немало… хорошая женщина стоит столько, сколько стоит квартира, обычная – как стадо скота на базаре. Ему, с его зарплатой – пока и мечтать не стоило. Конечно… все считали, что они неплохо живут, потому что они обирали лавочников и таксистов… вот только из десяти собранных таким образом динаров девять он обязан был отдать своему командиру. Попробуй не отдай! В лучшем случае вышибут из полиции. В худшем – объявят исламистом и расстреляют. Или повесят. И что тогда делать его семье? Отец заложил свой дом, чтобы набрать деньги на взятку, которую должен был дать каждый, кто хочет быть полицейским. И как он посмотрит ему в глаза, если скажет, что его выгнали из полиции?
Поэтому он делал то, что ему приказывали. Приказывали вымогать взятки – вымогал. Приказывали избивать – избивал. Приказывали расстреливать – расстреливал.
Но чем больше он это делал – тем больше в нем копилось ненависти.
Он ненавидел всех, начиная с собственного начальника. Лысоватый, с усами, которые в Египте называли «фельдмаршальскими», бригадир одиннадцатой полицейской бригады Аби был настолько жаден, что это было даже смешно. Он купил себе двух жен, но, как и все мужчины, ходил налево. Правда, пользовался услугами шармута-хаволь[59], потому что это в два раза дешевле. Когда он хотел поесть – он никогда не заказывал обед в здании полицейского участка. Он всегда выходил и шел чуть ли не полкилометра в заведение, владелец которого кормил его бесплатно, потому что содержал бордель с шармутами-хаволь и откупался от полиции тем, что позволял бесплатно обслуживаться и в харчевне, и в борделе. У него можно было занять денег – но только под процент, он никогда и никому не давал деньги просто так. Наконец, если все полицейские бригадиры ездили на внедорожниках – он ездил на машине цвета такси, но без шашечек. Это потому, что такую машину конфисковали у кого-то из таксистов, самого таксиста (перевозил наркотики) избили до смерти на допросе – и бригадир забрал машину себе. На ней и ездил – уже второй год…
Совершенно другим был мулла Хафизулла, через которого он и вступил в братство. Ему приносили закят – но он жил в скромной однокомнатной квартирке, рядом с которой, в трехкомнатной квартирке, была подпольная молельня и нелегальная точка «братьев-мусульман». У него не было машины, у него не было дома, у него вообще ничего не было, кроме того, что нужно, чтобы жить и молиться Аллаху. Когда Ибадулла пришел и спросил – а должен ли он платить закят с того, что отбирает у лавочников и таксистов, – мулла покачал головой и ответил: нет, Ибадулла, ты не должен платить закят с этих денег. Ты отобрал эти деньги у правоверных, такие деньги не будут угодны Аллаху и любому из тех, кто их держит в руках – они пойдут только во вред. Но если хочешь, – добавил Мулла, – ты можешь внести закят не нечистыми деньгами.
Ибадулла удивился и спросил – а как это. Мулла объяснил.
Так Ибадулла вступил в боевое подразделение «братьев-мусульман» и стал террористом. А через несколько месяцев после того, как походил в подпольное медресе – он стал и исламским экстремистом.
Мулла все говорил правильно. Все зло – от белых. Эти белые пришли в Египет и стали совращать правоверных. Эти белые поставили в Египте тагута, который правит не по законам шариата, а по законам белых. Эти белые сделали так, что один египтянин избивает, мучает и убивает других египтян. Эти белые приносят в страну разврат, лежат голыми на пляжах, привлекая Сатану, делают из египетских мужчин шармут-хаволь. Все это – от белых.
Мулла учил, что настанет час и господство белых рухнет. Воинство Аллаха пойдет по земле и принесет заблудшим правду на лезвии меча. Они отомстят за вековое унижение мусульман и не опустят мечи, пока на земле не останется ни одного уголка, где не воссиял бы свет Истинной веры и где люди поклонялись бы Аллаху, а не тагуту и написанным им законам. Мулла говорил, что они возьмут себе все имущество неверных и разделят по справедливости, то есть – всем поровну. И они возьмут всех белых женщин и тоже разделят их поровну. И каждому из воинов пророка достанется по одной, а может быть, и больше. А кто на этом пути падет от рук неверных – тот шахид и ему рай. И там его дожидаются семьдесят две девственницы и юные отроки с едва прикрытыми чреслами.
Среди тех, кто это слушал, – были и полицейские, и военные, Ибадулла был не один такой. Все они мучились от того харама, который видели и который вынуждены были совершать. Полицейские и военные проходили решение кровью, каждый из них должен был несколько раз в год дежурить в центрах дознания, участвовать в пытках правоверных. Пытки были самые разные… схваченных насиловали, причем и женщин, и мужчин, на них спускали собак – а ведь покусанный собакой не попадает в рай, их топили в бочках, их заставляли голыми прислуживать за столом, и все это снимали на видео, им привязывали к глазам и к половым органам опарышей и некоторых паразитов из Нила, которые проникают под кожу. Но мулла объяснил, что если они стали такбирами, если они ведут тайную войну против безбожников и многобожников, против тагута – то весь харам, который они совершили, – ничто в глазах Всевышнего перед той жертвой, которую они приносят. Потому что сказано: кто вышел на пути джихада, тот попадет в рай быстрее, чем тот, кто поминает Аллаха с утра и до вечера. Никакие слова, никакие молитвы, никакие славословия – ничто по сравнению со священной войной, с джихадом. Джихад – лучший из ибадатов[60]. Мулла строго-настрого запретил им говорить хоть одно слово против командиров и приказал им выполнять любые приказы, какими бы они ни были. Он сказал, что если кто из правоверных будет замучен их рукой – тот тоже будет шахид, и получается, что вы не убиваете брата своего, а даруете ему рай. Так надо делать до тех пор, пока не будет знак, и тогда Аллах унизит и рассеет безбожников своим карающим огненным мечом. И весь Египет, а потом и весь мир – познает несказанное совершенство таухида[61].
Мулла позвонил ему ночью и сказал, что надо ехать к госпиталю Аль-Каср. Взять с собой еще несколько братьев и похитить одну белую проститутку. Привезти ее к нему, чтобы он мог допросить ее. Ибадулла сорвался с места и поехал. Братья были на такси… машина такси и его полицейская форма помогли им пройти ночные посты. Иначе могли задержать до выяснения…
Когда он оказался рядом с этой женщиной, его окутал неведомый… такой аромат, по его представлению, мог быть только в раю. И такая женщина… с белой, гладкой кожей, с шелковистыми волосами… тоже могла быть только в раю.
Но нет, она была на земле, она была в его власти. Он знал, что по шариату нельзя насиловать… но разве это относится к проституткам? К таким проституткам, которые не носят паранджу и выставляют свое тело напоказ мужчинам. К таким проституткам, которые ненавидят их и надсмехаются над ними, которые не живут по законам шариата и служат своим телом самому Сатане? Таких, наверное, насиловать можно…