Лере было приятно это услышать. Значит, он сказал правду, и здесь он не в поисках легких побед, иначе бы танцплощадку не упустил!
Она вызвалась его поучить, и они весь вечер дурачились, наступая друг другу на ноги и толкая, в пылу освоения танцевальной премудрости, окружающих. И по взглядам, сопровождавшим каждое их движение, Лера поняла, что они отлично смотрятся вместе.
После танцев они еще полночи просидели на террасе, потягивая коктейли, и, расставаясь, чувствовали, что это почему-то трудно…
Следующий день был отмечен необыкновенной спортивной активностью. Лера никогда не увлекалась экстремальными видами спорта, но с Данилой она согласилась и на парашюте полетать, и на водном скутере покататься. Переполненная новыми ощущениями, среди которых было – пожалуй, главное! – удивительное доверие к этому едва знакомому мужчине (уж раз она с ним на парашюте отважилась!), Лера легко согласилась пойти поужинать с ним в город.
Свечи, экзотическая кухня, полумрак – и эти серые глаза с мягким выражением всепонимания. «Такие глаза бывают у святых, наверное», – подумала она с некоторым сожалением. Она, конечно, никаких видов на него не имела, но все же, все же… Святые не совсем в ее вкусе…
Однако недолго ей пришлось сожалеть. Вечер плавно перетек в ночь. Мартини на террасе гостиничного бара, снова разговоры, и уже рука в руке. А потом само по себе стало ясно, что было бы огромной глупостью, лицемерием и ханжеством разойтись сейчас по своим номерам.
«Как это по-русски называется… Курортный роман , кажется? – думала она, стоя под душем. – Да какая разница! – решила она, закручивая краны. – Пусть никак не называется. Этому названия вообще нет…»
Додумать сию глубокую мысль ей не удалось, потому что дверь в ванную распахнулась и Данила, отбросив в сторону полотенце, которое она едва успела взять в руки, схватил ее, мокрую, на руки и потащил на широченную кровать.
– Я не могу ждать, – говорил он, целуя ее куда попало, – не могу, Лерка, иди ко мне, иди, это какое-то безумие, я так хочу тебя, у меня сейчас сердце выпрыгнет…
…Расставались они трудно. Он приехал сюда на неделю раньше ее, и его срок уже подошел к концу. Автобус должен был забирать отъезжающих из отеля туристов через полчаса. Они говорили о всякой ерунде, о важном не имело смысла говорить, это всего лишь слова, названия и определения чувств, а какой смысл определять чувства, у которых нет продолжения? Разные континенты – это вам не разные улицы… Даже смешно говорить о серьезных вещах, потому что все закончится прямо сейчас, через несколько минут, оставшихся до отъезда.
– Напиши мне, что ты решила с Москвой. Если приедешь, я тебя встречу.
– Обязательно. А ты напиши, как долетишь. Я отсюда, из интернет-кафе, твое письмо прочитаю.
– Обязательно…
Она ткнулась ему в шею, куда-то под мягкую бородку. Так бы там и жила.
За спиной громко фыркнул автобус. Отъезжающие курортники стали подтягивать чемоданы.
– Иди, – отстранилась она, отпуская его.
– У меня только сумка, с собой возьму. – Он притянул ее обратно. – Подыши мне еще в шею…
Они стояли в стороне от автобуса, у пальмы, но на виду, а где еще стоять? На них посматривали. Русская мутант-бригада тоже покидала отель и даже была, кажется, относительно трезвой. Освободившись от чемоданов, они принялись изучать парочку, подталкивая друг друга локтями. Курортный роман не ускользнул от внимания обитателей отеля, да Лера с Данилой и не удосужились его скрывать.
– А американка-то небось с икрой уезжает! – хихикнула блиннолицая.
– Вот хорошо, больше наших, русских, в их Америке будет!
Лера не очень поняла, что имелось в виду, да и не хотелось понимать. Данила только крепче прижал ее к себе, будто хотел укрыть своим телом от пошлых взглядов и слов.
– Забудь о них. Это выродки, – шепнул он. – На самом деле таких мало. Это исключение, а не правило, поверь мне. Приезжай в Москву, сама увидишь. Приезжай, Лерка… К Москве и ко мне.
– Я напишу, Данила, напишу тебе. Мы не расстаемся, то есть не совсем расстаемся.
– Да…
– У нас есть интернет…
– Да…
– И по телефону можем говорить…
– Да…
– Отпускай меня, сейчас ребра хрустнут…
– Да…
До них долетел голос сопровождающего, просившего отъезжающих пожаловать в автобус.
– Иди. – Она вывернулась из его рук, поцеловала в губы и подтолкнула. – Иди же!
Он сделал несколько шагов, обернулся.
– Я никогда не знал, что так бывает, Лера…
И она не знала. Какое-то острие, тонкое и стальное, насквозь прокололо ей сердце. Было очень больно, очень…
– Я напишу тебе… – повторила она. Других слов не нашлось.
Она стояла, пока автобус не скрылся из виду, а потом наступила пустота. И Лера совершенно не представляла, как в ней жить.
…Она была влюблена только один раз в жизни: в мужа. И потом много лет осваивала непростое искусство принимать другого таким, как он есть. Они оказались очень разные с мужем, но это и нормально! Даже в книжках пишут, что именно на разности любовь держится. Что с человеком, похожим на тебя по складу ума и характера, тебе просто будет скучно. Ведь так?
Парадокс был в том, что с Данилой они оказались схожи в чем-то очень важном. У них мысли о жизни были похожие, они угадывали их с полуфразы. У них отношение к людям было похожее, и оттого каждый из них чувствовал другого, предугадывая еще не родившееся сомнение, ловя любую эмоцию еще на взлете.
– Я не очень понимаю классическую музыку, меня к ней не тянет, – говорил он.
– Она трагична по своей сути, она уводит за пределы жизни. Если любовь – так смертельная, если разговор – так с Богом, – говорила она.
– А вот джаз гармонизирует меня и мир, – говорил он.
– А джаз радостный, и в то же время он соединяет в себе многие важные вещи. В нем есть любовь и есть мысль, – говорила она.
– А вот всякие песенки я не особо слушаю. Слова у них обычно простые, как три копейки! – говорил он.
– Во-первых, не всегда, а во-вторых, под них танцевать можно! – возражала она.
Ну, надо же хоть в чем-то не совпадать!
– Я люблю детективы, а ты? Фантастикой увлекалась в детстве, теперь не тянет. А фэнтези совсем не понимаю: сказки для взрослых. Толкиен мне очень понравился в свое время, но Гарри Поттера не осилила, – говорила она.
– А я люблю и фантастику, и боевики, и детективы, – говорил он. – А из серьезной литературы… Я когда-то составил себе список из классиков – Шекспир, Бальзак, Хемингуэй и так далее, – которых необходимо прочитать. И всех прочитал, хотя заняло у меня это лет десять…
– У меня даже больше! Я не работала, была домашней хозяйкой – вот в свободное время и поглощала книги всех времен и народов!
– Знаешь, что я заметил? Что западные авторы только описывают то, что происходит с людьми, но редко объясняют, почему. А наши любят анализировать, покопаться в причинах, дать объяснение…
– Надо же, ты тоже об этом подумал! Мне всегда не хватало у европейских и американских писателей объяснений. Я все время спрашиваю себя мысленно, по мере чтения: «почему?» – но не получаю ответа, – отвечала она.
– И еще наши любят мораль почитать!
– Ох, не говори! Особенно Толстой! Я его недолюбливаю поэтому, хотя, конечно, великий писатель…
Казалось бы, что ей с того, что у них совпало несколько мнений? Ерунда, пустяк! Наверное, за ними было что-то другое, более важное. Эти слова оказались просто электронным кодом, взломавшим естественную защиту ее души, и в открытую словами-хакерами дверь вошла другая душа. И как это соединение оказалось сладостно!
И как оно оказалось коварно. Разделение сросшихся душ стало подобно убиению.
«Посмотри в иллюминатор , – написала она из интернет-кафе, когда стрелки часов достигли времени его отлета, – видишь? Там моя душа летит рядом. Прицепилась к крылу твоего самолета и летит, летит. А я тут осталась одна – без тебя и без души ».
Он позвонил на ее мобильный с бортового телефона, как только шасси коснулись московской земли.
– Лер, у меня такое чувство, что меня располовинили: одна половинка долетела, другая осталась там, с тобой, у тебя на хранении… Ты береги ее, ладно?
Через неделю и она вернулась домой, в Америку, и еще два месяца они переписывались и перезванивались. Интернет – виртуальное пространство, в котором сообщения с легкостью перемахивают через континенты, – казался Лере тем самолетом, который все летел и летел в пространстве, и ее душа все цеплялась за крыло, отчаянно заглядывая в овальное окошко иллюминатора, пытаясь разглядеть черты Данилы; он же, отправляя письмо, думал почему-то не об Америке, – он видел Леру так, словно она все еще стояла под пальмой, глядя вслед его автобусу. И выгоревшие пряди выбивались из хвостика на затылке, падая на глаза, а она их не заправляла, потому что они скрывали слезы…
…Что это – любовь? Влюбленность? Увлечение? Какие еще слова есть, чтобы назвать то, что с ней происходило?
Двадцать четыре года назад было все просто и ясно: словом «любовь» обозначались всяко-разные бурные чувства, в пьянящем букете которых был и такой неброский цветочек, как прицел на замужество. А как же иначе? В том возрасте ищут себе пару для того, чтобы создать семью. Выйти замуж, родить детей… Все дивные свидания, все биения сердца – все это было прелюдией к ней, семье! Она была целью и структурировала чувства, направляла все последующие шаги.
А теперь Лера растерялась. Детей ей уже не надо, замуж тоже. После долгого, очень долгого брака она свое неожиданное и непрошеное одиночество ощутила как свободу – и наслаждалась ею… Отчего влюбленность в Данилу поставила ее в тупик: ей хотелось его видеть, с ним быть, с ним проводить ночи, слушать его дыхание, да… Но жить с ним, заводить семью – нет. Для совместной жизни нужно куда больше, чем совпадение душ и тел! Куда больше, чем любовь…
Лерин долгий брак потому и оказался счастливым, что был постоянной работой, процессом взаимного приспособления, обоюдных усилий и шагов навстречу. Но сейчас она не чувствовала себя готовой к совместной жизни. Устала она от нее. И Данила, между прочим, тоже. Он пережил такой развод, что отдыхать от семейных отношений будет еще десять ближайших лет.
К тому же у них пять лет разницы в возрасте, как выяснилось. Внешне она не была заметна, Лере никто не давал ее возраста, но она есть, и надо смотреть на вещи трезво!
И живут они на разных континентах, между прочим…
Но тогда как? Как проводить с ним хотя бы время от времени ночи? Как хотя бы время от времени наслаждаться его обществом? Наш мир, с удивлением констатировала Лера, не знает никакой другой формы союза между мужчиной и женщиной, кроме семьи. И в нем нет места для непринужденных и свободных отношений. Не-ту!
«Эротическая дружба»? Но это тоже форма отношений, причем очень конкретная! Для этого нужно хотя бы жить в одном городе. И при этом неплохо бы заниматься каким-то делом. А если, допустим, она купит в Москве квартиру и будет в ней сидеть в ожидании их с Данилой встреч, то так она сойдет с ума! И он заодно тоже.
Может, все-таки поехать в Москву? А там осмотреться… Если понравится, то… тогда и подумать. Вариантов немало – например, открыть какое-нибудь свое дело в Москве… Деньги у нее есть, муж оставил ей вполне приличную сумму…
Ведь все началось именно с этого: с ее идеи съездить в Москву, найти старых друзей, посмотреть на дом, где жила раньше… Уловить запах детства. Америка так и осталась чужой, и теперь, после смерти мужа, ее там больше ничего не держало. И отчаянно хотелось в Россию. Да, отчаянно, если не лукавить с собой! И вся ее поездка по Европе, она была приближением, подкрадыванием к России. И ее отдых в Тунисе – тоже.
Где пьяные мутанты превратили образ призабытого Отечества в образину…
Но Данила ведь тоже представляет Россию! Даже его лицо – лицо сказочного русского витязя – вызывало в памяти какие-то виденные в детстве фильмы, отчего ее ностальгия сплавилась с любовью… Или наоборот?
…Так, может, все-таки поехать в Москву? Ну, хотя бы ненадолго, на разведку?
«Конечно, — писал ей Данила, – конечно, приезжай! Все увидишь своими глазами и тогда решишь, что делать дальше. А то ты словно страшилок насмотрелась и теперь боишься открыть дверь и выйти из комнаты. Не дрейфь, Лерка, если что, я тебя спасу ».
Он ни разу не попросил, чтобы она приехала ради него. Деликатность? Или?..
«Гостиница обойдется тебе слишком дорого, у нас непомерные цены в отелях. Если тебя не смущает мое общество, ты можешь остановиться у меня ».
«Я не хочу тебя стеснять », – отвечала она.
«У меня две комнаты, не стеснишь », – писал он…
Почему-то теперь, когда ее приезд оказался решенным и они принялись обсуждать детали, их общение приобрело некоторую напряженность. Спросить у Данилы, что чувствует он, она стеснялась. Да и хорошо бы сначала понять, что чувствует она, откуда взялся зажим. Курортный роман, как новорожденный вулкан, потихоньку уходит под остужающие воды повседневности? Так ведь часто бывает, все говорят…
«Нет, – вдруг поняла она, – это другое. Это страх перед формой , которую неизбежно должны принять отношения. Жизнь в одной квартире, ее как-то надо устраивать! Вместе завтракать или по отдельности? Кто будет мыть посуду? Докладывать, куда пошла, или вечером каждый по себе? Совместную жизнь, пусть и ненадолго, надо организовывать… Это и есть форма . Конкретная, прописанная мелкими и реальными подробностями быта, разных привычек и особенностей характеров…» Где он будет курить? – Лера не выносит табачного дыма. Чисто ли у него в квартире? – Лера не выносит грязи. Какая у него стиральная машина? – Лера требовательна к качеству стирки…
А он, чего не выносит он?
Хорошо было в Тунисе. Жизнь в отеле пять звезд не содержит подробностей. Там не стоит вопрос о том, кто будет мыть посуду…
И Лера решила остановиться в гостинице.
Часть 2 Одноклассники
Чем больше приближался день отъезда, тем большее волнение охватывало Леру. В последние дни она ни о чем другом не могла думать, даже мысли о Даниле отступили на второй план. Въезд в Москву представлялся ей торжественным, как гимн Советского Союза, и праздничным, как марш Мендельсона. У нее заранее захватывало дух и мурашки шебуршились на затылке.
…И вот сидит она в машине, разглядывая Ленинградское шоссе, отмечает новшества, о которых, впрочем, наслышана, и ничего не чувствует. Ну, ровно ничего!
Ей почему-то стало неприятно, словно ее обманули. Столь долгой – длиной во много лет и множество сомнений – была дорога на родину! И нате вам, ни одной положительной эмоции, хоть самой завалящей…
– И тут «Макдоналдс», – произнесла она с легким раздражением, заметив знакомое лого.
Данила посмотрел на нее, словно хотел поймать выражение ее лица, и тут же отвернулся: надо следить за дорогой. Ленинградка была забита, особо прыткие пытались протыриться всеми неправдами, глаз да глаз.
Лера тоже посмотрела на него. Там, на белых пляжах Туниса, он был романтическим любовником из такой далекой и такой романтичной Москвы; здесь же, за рулем машины, он стал обычным москвичом, прекрасно вписавшись в интерьер загазованного шоссе с замызганными бордюрами. А она не вписывалась никуда. Она не была иностранной туристкой, готовой радоваться любой глупости, которую скажет гид; но она и не была россиянкой.
Точнее, она больше не была ею…
– Почему ты решила поселиться в гостинице? – от мыслей ее оторвал голос Данилы.
– Извини, я подумала, что так будет лучше…
– Не извиняйся, это твое право решать, где тебе будет лучше. Я просто полюбопытствовал.
– Я не имела в виду, что только мне… Тебе тоже.
– Ты меня держишь за маленького мальчика, который сам не в состоянии решить, что ему лучше?
Все неправильно пошло с самого начала, Лера чувствовала, и, наверное, в этом виновата она, потому что у нее совсем не такие эмоции, как она ожидала… Она не рада Москве, не рада Даниле, и невозможно понять почему. А он, конечно, мгновенно это уловил – это была его черта, она уже изучила: он пеленговал, как сверхмощная антенна, любые перепады ее биополя.
– Лер, если я предложил тебе остановиться у меня, значит, я все взвесил. И если я сказал, что ты меня не стеснишь, значит, сказал правду. Мне бы не хотелось, чтобы ты перестала верить мне.
– Я… Данил, я не перестала, почему ты так…
– А если не перестала, то, значит, испугалась. Что я, поселив тебя у себя, предъявлю на тебя права?
Она попыталась что-то сказать, беспомощно чувствуя, что они сейчас поссорятся, и тогда все станет просто невыносимо, и тогда она попросит его повернуть обратно в аэропорт, потому что Москва ее уже предала, и если теперь еще и он…
Данил обвил рукой ее плечи.
– Погоди, помолчи минуту. Дай договорить. В наших отношениях много всего хорошего… Очень хорошего. Но знаешь, что самое потрясающее? Что мы все время говорили друг другу правду. И в Тунисе, и когда переписывались… Тут важны оба слова: и то, что правду, и то, что ее говорили. Ведь можно остаться честным и промолчать. И тогда другой никогда о ней не узнает. А мы говорили друг другу все… Так вот, Лер, пусть это останется так же… У меня в мыслях не было связывать тебя, иначе бы я сказал, вернее, предложил бы тебе пожить вместе, именно вместе . Но я таких слов не произнес, потому что таких мыслей у меня не было, понимаешь? Если бы ты приняла мое приглашение, ты бы осталась совершенно свободной, независимой в своих делах и планах. И даже в постели, – усмехнулся он. – Я специально во вторую комнату купил кровать, чтобы ты не считала себя обязанной спать со мной. Ты могла жить у меня, как в гостинице, только бесплатно.