Первый иерусалимский дневник. Второй иерусалимский дневник - Игорь Губерман 7 стр.


но без необходимости жениться.

261


Душевной не ведая драмы,

лишь те могут жить и любить,

кто прежние раны и шрамы

умел не чесать, а забыть.

262


С лицом кота, не чуждого сметане,

на дам я устремляю легкий взор

и вычурно текучих очертаний

вкушаю искусительный узор.

263


Спектаклей на веку моем не густо,

зато, насколько в жизни было сил,

я жрицам театрального искусства

себя охотно в жертву приносил.

264


В меня вперяют взор циничный

то дама пик, то туз крестей,

и я лечу, цветок тепличный,

в пучину гибельных страстей.

265


Вовсе не был по складу души

я монахом-аскетом-философом;

да, Господь, я немало грешил,

но учти, что естественным способом.

266


Молит Бога, потупясь немного,

о любви молодая вдовица;

зря, бедняжка, тревожишь ты Бога,

с этим лучше ко мне обратиться.

267


Не знаю выше интереса,

чем вечных слов исполнить гамму

и вывести на путь прогресса

замшело нравственную даму.

268


Встречая скованность и мнительность,

уже я вижу в отдаленности

восторженность и раздражительность

хронической неутоленности.

269


Когда внезапное событие

заветный замысел калечит,

нам лишь любовное соитие

всего надежней душу лечит.

270


В дела интимные, двуспальные

партийный дух закрался тоже:

есть дамы столь принципиальные,

что со врага берут дороже.

271


Петух ведет себя павлином,

от индюка в нем дух и спесь,

он как орел с умом куриным,

но куры любят эту смесь.

272


Подушку мнет во мраке ночи,

вертясь, как зяблик на суку,

и замуж выплеснуться хочет

девица в собственном соку.

273


Какие дамы нам не раз

шептали: «Дорогой!

Конечно да! Но не сейчас,

не здесь и не с тобой!»

274


На старости у наших изголовий

незримое сияние клубится

и отблесками канувших Любовей

высвечивает замкнутые лица.

275


Любви теперь боюсь я, как заразы,

смешна мне эта легкая атлетика,

зато люблю мои о ней рассказы

и славу Дон Жуана – теоретика.

276


Затем из рая нас изгнали,

чтоб на Земле, а не в утопии

плодили мы в оригинале

свои божественные копии.

277


Кто в карьере успехом богат,

очень часто еще и рогат.

278


Семья, являясь жизни главной школой,

изучена сама довольно слабо,

семья бывает даже однополой,

когда себя мужик ведет как баба.

279


Увы, но верная жена,

избегнув низменной пучины,

всегда слегка раздражена

или уныла без причины.

280


Семьи уклад и канитель

душа возносит до святыни,

когда семейная постель —

оазис в жизненной пустыне.

281


Чтобы души своей безбрежность

художник выразил сполна,

нужны две мелочи: прилежность

и работящая жена.

282


Чего весь век хотим, изнемогая

и мучаясь томлением шальным?

Чтоб женщина – и та же, но другая

жила с тобою, тоже чуть иным.

283


Логикой жену не победить,

будет лишь кипеть она и злиться;

чтобы бабу переубедить,

надо с ней немедля согласиться.

284


Проблемы и тягости множа,

душевным дыша суховеем,

мы даже семейное ложе —

прокрустовым делать умеем.

285


Забавно, что ведьма и фурия

сперва были фея и гурия.

286


А та, с кем спала вся округа,

не успевая вынимать,

была прилежная супруга

и добродетельная мать.

287


Зов самых лучших побуждений

по бабам тайно водит нас:

от посторонних похождений

семья милей во много раз.

288


Любви блаженные страницы

коплю для Страшного суда,

ибо флейтистки и блудницы

меня любили-таки – да.

289


В семье мужик обычно первый

бывает хворостью сражен;

у бедных вдов сохранней нервы,

ибо у женщин нету жен.

290


Стал я склонен во сне к наважденьям:

девы нежные каждую ночь

подвергают меня наслажденьям,

и с утра мне трудиться невмочь.

291


Глаза еще скользят по женской талии,

а мысли очень странные плывут:

что я уже вот-вот куплю сандалии,

которые меня переживут.

292


Нет, любовной неги не тая,

жизнь моя по-прежнему греховна,

только столь бесплотна плоть моя,

что и в тесной близости духовна.

293


Когда умру, и тут же слава

меня овеет взмахом крыл,

начнется дикая облава

на тех старух, с кем я курил.

294


Думаю угрюмо всякий раз,

глядя на угасшие светильники:

будут равнодушно жить без нас

бабы, города и собутыльники.

295


Я готовлюсь к отлету души,

подбивая житейский итог;

не жалею, что столько грешил,

а жалею, что больше не мог.

296


Я тебя люблю, и не беда,

что недалека пора проститься,

ибо две дороги в никуда

могут еще где-то совместиться.

297


Наш дух бывает в жизни искушен не раньше, чем невинности лишен

Творец нас в мир однажды бросил

и дал бессмысленную прыть,

нас по судьбе несет без весел,

но мучит мысль, куда нам плыть.

298


С возрастом яснеет Божий мир,

делается больно и обидно,

ибо жизнь изношена до дыр

и сквозь них былое наше видно.

299


Настолько время быстротечно

и столько стен оно сломало,

что можно жить вполне беспечно,

от нас зависит очень мало.

300


Совсем не реки постной шелухи

карающую сдерживают руку,

а просто Бог нас любит за грехи,

которыми развеивает скуку.

301


Не постичь ни душе, ни уму,

что мечта хороша вдалеке,

ибо счастье – дорога к нему,

а настигнешь – и пусто в руке.

302


Живу среди своих, а с остальными —

общаюсь, молчаливо признавая,

что можно жить печалями иными,

иную боль и грусть переживая.

303


Чтоб нам не изнемочь в тоске и плаче,

судьба нас утешает из пространства

то радостью от завтрашней удачи,

то хмелем послезавтрашнего пьянства.

304


Идея прямо в душу проникает,

идея – это праздник искушения,

идея – это то, что возникает

в уме, который жаждет орошения.

305


И детские грезы греховные,

и мудрая горечь облезлых —

куют нам те цепи духовные,

которые крепче железных.

306


Дав дух и свет любой бездарности,

Бог молча сверху смотрит гневно,

как черный грех неблагодарности

мы источаем ежедневно.

307


Масштабность и значительность задач,

огромность затевающихся дел —

заметней по размаху неудач,

которые в итоге потерпел.

308


В толкучке, хаосе и шуме,

в хитросплетенье отношений

любая длительность раздумий

чревата глупостью решений.

309


Под осень чуть не с каждого сука,

окрестности брезгливо озирая,

глядят на нас вороны свысока,

за труд и суету нас презирая.

310


Все в жизни потаенно, что всерьез,

а наша суета судеб случайных —

лишь пена волн и пыль из-под колес,

лишь искры от костра процессов тайных.

311


Я плавал в море, знаю сушу,

я видел свет и трогал тьму;

не грех уродует нам душу,

а вожделение к нему.

312


Размазни, разгильдяи, тетери —

безусловно любезны Творцу:

их уроны, утраты, потери

им на пользу идут и к лицу.

313


Вера быть профессией не может,

ласточке не родственен петух,

ибо правят должность клерки Божьи,

а в конторе – служба, а не дух.

314


В извилистых изгибах бытия

я часто лбом на стену клал печать,

всегда чуть не хватало мне чутья,

чтоб ангела от беса отличать.

315


Нрав у Творца, конечно, крут,

но полон блага дух Господний,

и нас не он обрек на труд,

а педагог из преисподней.

316


Увы, рассудком не постичь,

но всем дано познать в итоге,

какую чушь, фуфло и дичь

несли при жизни мы о Боге.

317


Сметая наши судьбы, словно сор,

не думая о тех, кто обречен,

безумный гениальный режиссер

все время новой пьесой увлечен.

318


Я вдруг почувствовал сегодня —

и почернело небо синее, —

как тяжела рука Господня,

когда карает за уныние.

319


Три фрукта варятся в компоте,

где плещет жизни кутерьма:

судьба души, фортуна плоти

и приключения ума.

320


Наш век успел довольно много,

он мир прозрением потряс:

мы – зря надеялись на Бога,

а Бог – напрасно верил в нас.

321


Печальный зритель жутких сцен,

то лживо-ханжеских, то честных,

Бог бесконечно выше стен

вокруг земных религий местных.

322


Нет ни единого штриха

в любом рисунке поведения,

чтоб не таил в себе греха

для постороннего суждения.

323


Недюжинного юмора запас

использовав на замыслы лихие,

Бог вылепил Вселенную и нас

из хаоса, абсурда и стихии.

324


А жить порой невмоготу —

от угрызений, от сомнений,

от боли видеть наготу

своих ничтожных вожделений.

325


Сурово относясь к деяньям грешным

(и женщины к ним падки, и мужчины),

суди, Господь, по признакам не внешним,

а взвешивай мотивы и причины.

326


Когда азарт и упоение

трясут меня лихой горячкой,

я слышу сиплое сопение

чертей, любующихся скачкой.

327


А если во что я и верю,

пока мое время течет,

то только в утрату, потерю,

ошибку, урон и просчет.

328


Кивнули, сойдясь поневоле,

и вновь разошлись по аллее,

и каждый подумал без боли,

что вместе им было светлее.

329


Наши духа горние вершины —

вовсе не фантом и не обман,

а напрягший хилые пружины

ветхий и залежанный диван.

330


Всему на свете истинную цену

отменно знает время – лишь оно

сметает шелуху, сдувает пену

и сцеживает в амфоры вино.

331


Не для литья пустой воды

Бог дал нам дух и речь,

а чтобы даже из беды

могли мы соль извлечь.

332


Я жил во тьме и мгле,

потом я к свету вышел;

нет рая на земле,

но рая нет и выше.

333


Я очень рад, что мы научно

постичь не в силах мира сложность;

без Бога жить на свете скучно

и тяжелее безнадежность.

334


Я жив: я весел и грущу,

я сон едой перемежаю,

и душу в мыслях полощу,

и чувством разум освежаю.

335


Увы, но никакие улучшения

в обилии законов и преград

не справятся с тем духом разрушения,

который духу творческому брат.

336


У жизни есть мелодия, мотив,

гармония сюжетов и тональность,

а радуга случайных перспектив

укрыта в монотонную реальность.

337


Живешь, покоем дорожа,

путь безупречен, прям и прост...

Под хвост попавшая вожжа

пускает все коту под хвост.

338


В любой беде, любой превратности,

терпя любое сокрушение,

душа внезапные приятности

себе находит в утешение.

339


Перед выбором – что предпочесть,

я ни в грусть не впадал, ни в прострацию,

я старался беречь только честь

и спокойно терял репутацию.

340


Цель нашей жизни столь бесспорна,

что зря не мучайся, приятель:

мы сеем будущего зерна,

а что взойдет – решит Создатель.

341


Я знаю, печальный еврей,

что в мире есть власть вездесущая,

что роль моя в жизни моей —

отнюдь и совсем не ведущая.

342


Столько силы и страсти потрачено

было в жизни слепой и отчаянной,

что сполна и с лихвою оплачена

мимолетность удачи нечаянной.

343


Чуя близость печальных превратностей,

дух живой выцветает и вянет;

если ждать от судьбы неприятностей,

то судьба никогда не обманет.

344


Я черной краской мир не крашу,

я для унынья слишком стар;

обогащая душу нашу,

потери – тоже Божий дар.

345


Мой разум точат будничные хлопоты,

долги над головой густеют грозно,

а в душу тихо ангел шепчет: жопа ты,

что к этому относишься серьезно.

346


Я врос и вжился в роль балды,

а те, кто был меня умней,

едят червивые плоды

змеиной мудрости своей.

347


События жизни во внешней среде

в душе отражаются сильно иначе,

и можно смеяться кромешной беде

и злую тоску ощущать от удачи.

348


Азартно дух и плоть вершат пиры,

азартны и гордыня и разбой,

Бог создал человека для игры

и тайно соучаствует в любой.

349


Когда еще не баржи мы, а лодки,

и ветром паруса не оскудели,

заметно даже просто по походке,

как музыка души играет в теле.

350


От Бога в наших душах раздвоение,

такой была задумана игра,

и зло в душе божественно не менее

играющего белыми добра.

351


Я редко сожалею, что не юн,

и часто – что в ту пору удалую

так мало я задел высоких струн,

а низкие – щипал напропалую.

352


Из-под поверхностных течений

речей, обманчиво несложных,

текут ручьи иных значений

и смыслов противоположных.

353


Забавен наш пожизненный удел

расписывать свой день и даже час,

как если бы теченье наших дел

действительно зависело от нас.

354


Хотя еще Творца не знаю лично,

но верю я, что есть и был такой:

все сделать так смешно и так трагично

возможно лишь Божественной рукой.

355


Редко нам дано понять успеть,

в чем таится Божья благодать,

ибо для души важней хотеть,

нежели иметь и обладать.

356


С азартом жить на свете так опасно,

любые так рискованны пути,

что понял я однажды очень ясно:

живым из этой жизни – не уйти.

357


Мужество открытого неверия,

полное тревоги и метания, —

чище и достойней лицемерия

ханжеского богопочитания.

358


В безумствах мира нет загадки,

Творцу смешны мольбы и просьбы:

ведь на земле, где все в порядке,

для жизни места не нашлось бы.

359


Я редко, но тревожу имя Бога:

материи Твоей худой лоскут,

умерить я прошу Тебя немного

мою непонимания тоску.

360


Живя с азартом и упорством

среди друзей, вина и смеха,

блажен, кто брезгует проворством,

необходимым для успеха.

361


Ты скорее, Господь, справедлив,

чем жесток,

мне ясней это день ото дня,

и спасибо, что короток тот поводок,

на котором Ты держишь меня.

362


Молитва и брань одновременно

в живое сплетаются слово,

высокое с низким беременно

все время одно от другого.

363


В игры Бога как пешка включен,

сам навряд ли я что-нибудь значу;

кто судьбой на успех обречен,

с непременностью терпит удачу.

364


В лицо нам часто дышит бездна,

и тонкий дух ее зияния

нам обещает безвозмездно

восторг полета и слияния.

365


То главное, что нам необходимо, —

не знает исторических помех,

поэтому всегда и невредимо

пребудут на земле любовь и смех.

366


Нам чуть менее жить одиноко

в мираже, непостижном и лестном,

что следит неусыпное око

за любым нашим шагом и жестом.

367


Душа моя нисколько не грустит

о грешном словоблудии моем:

ей Бог мои все глупости простит,

поскольку говорил я их – о Нем.

368


Сполна сбылось, о чем мечтали

то вслух, то молча много лет;

за исключением детали,

что чувства счастья снова нет.

369


Комок живой разумной слизи

так покорил и даль, и высь,

что создал множество коллизий,

чтоб обратиться снова в слизь.

370


У мудрости расхожей – нету дна,

ищи хоть каждый день с утра до вечера;

в банальности таится глубина,

которая ее увековечила.

371


Ощущение высшей руки

в нас отнюдь не от воплей ревнителей;

чувство Бога живет вопреки

виду многих священнослужителей.

372


Хотелось быть любимым и любить,

хотелось выбрать жребий и дорогу,

и теми я порой хотел бы быть,

кем не был и не стану, слава Богу.

373


Сейчас, когда постигла душу зрелость,

нам видится яснее из тумана

упругость, и пластичность, и умелость

целебного самих себя обмана.

374


Часами я валяюсь, как тюлень,

и делать неохота ничего,

в доставшихся мне генах спала лень

задолго до зачатья моего.

375


Цветение, зенит, апофеоз —

обычно забывают про истоки,

в которых непременно был навоз,

отдавший им живительные соки.

376


Товарищ, верь: взойдет она,

и будет свет в небесной выси;

какое счастье, что луна

от человеков не зависит!

377


О, как смущен бывает разум

лихим соблазном расквитаться

со всеми трудностями сразу,

уйдя без писем и квитанций.

378


В сумерках закатного сознания

гаснет испаряющийся день,

бережно хранят воспоминания

эхо, отражение и тень.

379


Жил на ветру или теплично,

жил как бурьян или полезно —

к земным заслугам безразлична

всеуравнительная бездна.

380


Когда последняя усталость

мой день разрежет поперек,

я ощутить успею жалость

ко всем, кто зря себя берег.

381


Сегодня настроение осеннее,

как будто истощился дух мой весь,

но если после смерти воскресение —

не сказка, то хочу очнуться здесь.

382


В этой жизни, шальной и летящей,

мало пил я с друзьями в пивных,

но надеюсь, что видеться чаще

нам достанется в жизнях иных.

383


Решит, конечно, высшая инстанция —

куда я после смерти попаду,

Назад Дальше