Я пребывал в полном неведении относительно происходящего. В этих ответных посланиях, возможно, подтверждалось время и место встречи с каким-либо сообщником или содержался ответ весьма осведомленного человека на прямой вопрос Холмса. Я уже хотел было просить Холмса пролить свет на ситуацию, как в дверь тихонько постучали.
– Входи, Билли, – отозвался Холмс.
На этот раз в руке у мальчика-слуги не было ни телеграммы, ни письма.
– Мистер Холмс, два посыльных с ящиком. Они просили передать, что ящик следует сохранить для мистера Майкрофта Холмса, сэр. Адрес значится ваш.
– Странная история! Майкрофт ничего об этом не говорил и у него достаточно адресов, которыми можно воспользоваться в случае необходимости. Ну что ж, самое лучшее, пожалуй, взглянуть на него.
– Ящик довольно большой, сэр.
– О! – Холмс неожиданно вскочил на ноги. – Пойдем-ка посмотрим, Ватсон, что там посылают через меня моему брату.
По эту сторону входной двери стоял ящик размером футов пять на три. Озадаченно посмотрев на Холмса, я неопределенно пожал плечами. Холмс ухватился за ящик с одного конца, мы с Билли – с другого, и, втащив эту довольно громоздкую вещь вверх по лестнице, мы без особого труда положили ящик возле камина, поскольку, на наше счастье, он был не так уж и тяжел.
Билли вышел, и Холмс стал внимательно рассматривать груз. Его любопытство подогревалось тем, что одна из дощечек была плохо прибита.
Какое-то время Холмс боролся сам с собой, но, потерпев поражение в этой борьбе, пошел за складным ножом, предварительно аккуратно сложив корреспонденцию на каминной доске.
– Но ведь эта посылка адресована вашему брату, – попробовал я протестовать.
– Майкрофт не стал бы возражать, чтобы мы в нее заглянули, старина.
Прежде чем я нашелся с ответом, Холмс отодрал полуприбитую планку, и, должен признаться, к своему стыду, я усердно ему помогал, ибо при свете камина уловил золотой блеск.
Предмет, представший перед нашими глазами, оказался весьма необычным. Величиной с небольшой моряцкий сундучок, ярко сверкающий, прямоугольной формы, он был украшен странными фигурами и узорами. На ум приходило очевидное.
– Холмс, если этот ларь сделан из золота, почему мы подняли его с такой легкостью?
Мой друг постучал костяшками пальцев по верхней крышке.
– Полагаю, Ватсон, он сделан из дерева и обшит тонким листовым золотом. Подложка, похоже, алебастровая. – И, вооружившись карманной лупой, продолжил: – Орнамент, несомненно, египетского происхождения. Обратите внимание на мужские и женские фигурки.
– Мужчины носят что-то вроде юбок.
– Причем ниже пупков, – ответил Холмс. – Это один из признаков какого-то периода в египетском искусстве, не помню, правда, какого именно. Невероятное разнообразие символов – кобры, птицы, а вот это, напоминающее знак бесконечности, древнеегипетский символ жизни.
– Как вы думаете, что может находиться внутри?
– Боюсь, нам так и не удастся утолить свое жгучее любопытство: боюсь, мы просто-напросто не сможем его вскрыть.
Сыщик наставил указательный палец на серебряные засовы, пропущенные сквозь золотые скобы и закрепленные в этом положении маленькими, странного вида замочками. Очевидно, в самом центре сверкающего ларя была небольшая дверца. Но самым таинственным было то, что эту вещь прислали именно сюда. Ошибка исключена: на крышке ящика значилось: «221б, Бейкер-стрит».
Холмс на несколько секунд замер у камина, наморщив лоб от напряжения. Наконец он пришел к какому-то решению, впрочем, возможно, его просто осенило.
– Насколько я понимаю, на ларе изображены придворные сцены. Я вряд ли скажу что-либо еще, ибо Египет – не моя специальность. Что до содержимого сундучка, то можно только догадываться об этом. Но, однако, уже поздно, Ватсон, помогите мне накрыть ларь этим афганским покрывалом.
Вместе с Холмсом я принялся за дело, хотя и не отдавал себе отчета, к чему такая таинственность. Покончив с этим, Холмс поднял руку в предостерегающем жесте.
– Что ж, посмотрим, – затем проговорил он. – А пока я уберу все эти письма и телеграммы.
Стоя у бюро, детектив одной рукой собирал бумаги, а другой указывал на мою докторскую сумку, висевшую на бамбуковой вешалке; я поспешно схватил ее и положил перед ним. Продолжая отрывочный разговор, он вытащил из сумки стетоскоп.
– Пошуруйте в камине, – попросил он.
Я вооружился кочергой и начал ворошить угли, а Холмс на цыпочках подошел к ларцу и приложил стетоскоп к его крышке. Я старался не шуметь. Выяснив что-то для себя, Холмс с видимым удовлетворением вернулся к своему занятию и убрал мой инструмент в сумку.
– Ну что, Ватсон, пора и на боковую.
– Давно пора, – нарочито громко ответил я, сопровождая эти слова вполне натуральным зевком.
Холмс без лишнего шума погасил лампы, и тут стало ясно, почему он просил меня пошуровать в камине: пламя достаточно хорошо освещало комнату. Вслед за Холмсом я направился к черной лестнице. Оставив дверь открытой, мы стали медленно подниматься вверх, стараясь производить как можно больше шума.
Прежде чем мы достигли лестничной площадки, я почувствовал на своей руке железную хватку Холмса; затем он шепнул мне на ухо:
– Сходите за своим револьвером, старина, и тихонько возвращайтесь сюда. Встаньте около двери и как ястреб наблюдайте за ларем. В нем какое-то живое существо, Ватсон. Я спущусь к незапертой входной двери. Когда ларь откроется, я уже буду на месте, и мы наконец узнаем, что это за троянский конь.
Холмс исчез, как сквозь землю провалился, а я с бьющимся сердцем поднялся в спальню, взял свой «веблей» и вернулся на прежнее место. Мне уже представлялась выползающая из этого странного ларя анаконда и я с замиранием сердца поглядывал в гостиную.
Ларь был прекрасно виден в отблесках мерцающего камина. Теперь понятно, что Холмс застлал его покрывалом, дабы изнутри, если там кто-то есть, ничего не просматривалось. Эта мысль, как ни странно, успокоила меня, ибо по-настоящему страшит лишь сверхъестественное. Я лишь недоумевал, может ли человек поместиться в таком небольшом ларе, и если да, то какой человек?
Тут я заметил, что наша дверь тихонько приоткрылась. К счастью, хорошо смазанные петли не издали ни малейшего скрипа. Но затем всякое движение прекратилось. Оставалось только ждать. Кто бы ни попал таким необычным способом в наши апартаменты, он, несомненно, отличался терпеливостью. Прошло уже добрых полчаса, у меня даже затекли все мышцы и я несколько раз вынужден был беззвучно переступать с ноги на ногу. Наконец послышался шорох, покрывало медленно приподнялось, а затем соскользнуло на пол, обнажив золотой ларь. Откинулась вся крышка целиком, из чего можно было понять, что запоры ложные. По прошествии некоторого времени я смутно различил две маленькие темные ручонки, приподнимающие крышку. Из ларя показалась маленькая фигурка, крышка тихонько опустилась на пол. Я едва сдержал крик изумления.
Кукольное тельце плохо вязалось с большой головой, лицо отнюдь не молодое, морщинистое, волосы спадали за спину двумя большими черными прядями. Человечек проворно выпрыгнул из золотого ларя и встал босыми ногами на ковер. В мерцании камина прекрасно просматривались широкие оттопыренные губы и острые зубы хищника. Зловещее выражение лица заставило меня вздрогнуть. Голова походила на маску, сделанную из скорлупы кокосового ореха с последующей размалевкой, как это принято у обитателей островов в южной части Тихого океана, но острые зубы придавали ей ужасающую реальность. Казалось, будто прямо передо мной голова мертвеца. Одет странный карлик был в набедренную повязку и грубую детскую рубашку.
Его рост составлял не более четырех футов. Маленькие, с желтым отливом глазки рыскали по комнате, и я застыл в полной неподвижности. Наконец существо задвигалось, вернее, заскользило по комнате с грацией дикого животного, своей стремительностью и ловкостью напоминая горностая. Карлик почти не обращал внимания на окружающее: убедившись, что в комнате никого нет, он, к моему удивлению, подошел к окну в эркере и с некоторым усилием открыл его.
Я не догадывался, каковы цели этого странного представителя рода человеческого, недоумение мое усугубилось, когда карлик встал посреди комнаты и обеспокоенно воззрился на книжный шкаф. Затем он вскарабкался на кресло возле бюро и нашел на полочке то, что, видимо, искал – крошечная рука схватила узорчатый кинжал, принесенный Крутерсом. Я думал, что карлик тут же спрыгнет вниз, но любопытство одержало вверх: он вытащил лезвие из ножен и лизнул его. Затем вложил кинжал в ножны, спрыгнул на пол, но тут передняя дверь отворилась и темноту разрезал луч фонаря. Раздался пронзительный, правда, негромкий крик, и карлик, выронив египетский кинжал, выскочил в окно.
Я тотчас бросился в комнату и уже зажег лампу, когда услышал в уличной тьме лошадиное ржание. Щелкнул кнут, послышался убыстряющийся стук копыт и шум колес стих.
Я тотчас бросился в комнату и уже зажег лампу, когда услышал в уличной тьме лошадиное ржание. Щелкнул кнут, послышался убыстряющийся стук копыт и шум колес стих.
Холмс высунулся из окна наружу, через минуту он, весьма удрученный, повернулся ко мне.
– Меня провели, Ватсон! Перехитрили! И кто?! Какой-то пигмей!
– Но, Холмс, – пробормотал я, – что случилось?
– Когда этот дьяволенок открыл окно, мне следовало бы обо всем догадаться. Еще немного и мы схватили бы его, но он выпрыгнул из окна прямо в телегу с сеном, что, видимо, намеревался сделать, даже если бы его не обнаружили. Телега уже в четырех кварталах отсюда, и у нас нет никаких шансов ее догнать. Маленький незнакомец ускользнул, но не успел прихватить с собой то, ради чего приходил. Это наше единственное утешение.
– Он явно приходил за кинжалом. Но почему?
– Вероятно, картуш выдает его принадлежность, и Чу Санфу не хочет, чтобы он оставался у нас.
– Стало быть, пигмей подослан Китайцем?
– Вы же знаете методы Чу, Ватсон. Для своих махинаций он использует людей самых экзотических национальностей. Надо отдать должное изобретательности, с которой он организовал эту попытку выкрасть кинжал. – Закрывая окно, Холмс добавил: – Слава Богу, шуму было немного, никто в доме не проснулся. Лучше не рассказывать о босоногом пигмее миссис Хадсон, а то она будет целую неделю страдать бессонницей.
От этих слов я не на шутку встревожился.
– Но если пигмей принадлежит к странному окружению Чу Санфу, стало быть, Китаец знает о вашей причастности ко всей этой истории.
– Видимо, так, Ватсон. Завтра я отошлю золотой ларь Майкрофту. Возможно, он вынесет какое-нибудь суждение об этой штуковине, но весьма сомнительно. Скорее всего это просто подделка, изготовленная исключительно для доставки пигмея в наш дом. – Заперев входную дверь. Холмс направился к черной лестнице, собираясь подняться в спальню. – Я прикажу, чтобы во время нашего отсутствия за домом велось наблюдение.
– Стало быть, завтра мы уезжаем в Суррей?
– Почему бы и нет? Там мы, возможно, сумеем напасть на след коварного Чу Санфу скорее, чем здесь, в Лондоне.
– Минутку, Холмс. Этот человек… Дитс или Сполдинг…
– Пока будем называть его так, как он представился, Дитсом.
– Отлично. Но я не помню, чтобы он оставлял вам свой адрес.
– Для меня достаточно и названия усадьбы – Мейзвуд, мой добрый Ватсон.
С этими словами, честно сказать, немало озадачив меня, Холмс удалился в спальню.
После того как я наконец потушил лампу, вдоль коридоров моего разума потянулись бесчисленные мысли. Давнее знакомство с методами Холмса позволило мне остановить вереницы беспокойных раздумий, и сон не заставил себя ждать. Однако мне снились какие-то призраки. По бесконечному морю песка на фоне резко очерченных сверкающих на солнце пирамид скакали дикие всадники, размахивая острыми кривыми саблями. У всех у них были очень острые зубы. Прежде чем погрузиться в полное забытье, я подумал, что падет много голов.
5 ПРЕБЫВАНИЕ В СУРРЕЕ
Утро следующего дня застало нас с Холмсом на вокзале Ватерлоо, где сыщик купил два билета до Литчфилда.
Во время поездки на поезде не случилось ничего примечательного. Почти всю дорогу мой друг сидел в расслабленной позе, уронив голову, вытянув перед собой длинные ноги, надвинув на глаза кепи. Возможно, он дремал, возможно, погрузился в размышления. Но скорей всего просто старался абстрагироваться от своей беседы с братом и событий предыдущей ночи, дабы в усадьбу Дитса прибыть во всеоружии своего интеллекта. Холмс не раз говаривал, что разум, свободный от предвзятых мнений и полуправды, подобен фотопластинке, готовой принять изображение.
На станции нас ожидал четырехколесный экипаж, и мы покатили по сельской местности. Совсем недавно здесь прошел дождь, тот же самый, что и в Лондоне, и зелень казалась особенно свежей. С неба струились тепловатые лучи весеннего солнца и со всех сторон слышалось мягкое, почти мелодичное журчание полноводных ручьев.
Проезжая извилистыми проулками, окаймленными изгородями и только-только опушившимися деревьями, мы вдыхали затхловатый и все же приятный аромат мокрой листвы и влажной земли. Однако, невзирая на это спокойствие, меня не покидала тревога.
– Дитс не обмолвился, почему он живет в сельской местности?
– Похоже, ваш интерес к лошадям, старина, ограничивается лишь скакунами на ипподроме, когда вы делаете ставки?
Я признал, что это так.
– А ведь этих скакунов где-то выращивают. В Мейзвуде находится известный конный завод.
– Клянусь Юпитером, я слышал об этом.
– Но не связали в своем сознании с нашим клиентом! Впрочем, не беда. Возможно, вам удастся кое-что разузнать о будущих победителях скачек.
Мы миновали лесок и двинулись вверх по склону к большому мраморному дому, который весьма соответствовал описанию Дитса. Я заметил позади него какие-то строения, очевидно, конюшни, и металлическую белую ограду, которая разделяла поросшую буйной травой землю на отдельные участки. На одном из них возвышалось несколько барьеров, и всюду в глаза бросались два цвета – белый и зеленый, характерные для подобного рода ферм.
Въехав на вершину холма, экипаж завернул за внушительного вида дом, и здесь мы увидели Клайда – я принудил себя мысленно называть его Дитсом, – беседовавшего со слугами у конюшен. Он тотчас же поспешил нам навстречу с приветливой улыбкой на своем волевом лице.
– Надеюсь, ваша поездка была приятной, джентльмены?
– Вполне, – ответил Холмс.
Глаза его, как и мои, внимательно изучали окрестности. По протоптанным тропинкам к выгонам направлялись лошади. Среди них было много могучих, взрослых животных, которые время от времени носились взад-вперед и резво взбрыкивали.
Хозяин, одетый в рубашку-апаш, бриджи и кавалерийские сапоги, мало походил на того денди, который предстал перед нами накануне. Следуя за ним в дом, я не мог удержаться, чтобы не спросить:
– Интересно, а среди ваших животных есть потенциальные победители?
– Надеемся, что так. Несколько годовалых показывают отличные результаты, к тому же у них превосходные родословные. Особенно большие надежды подает жеребенок от Нурании.
Мы были уже рядом с домом. С этой стороны находились въездные ворота, такие огромные, что под ними могли бы проехать сразу два экипажа.
– Не хотите ли умыться перед обедом, – в некотором замешательстве спросил Дитс, – или сразу приметесь за дело?
– Поскольку мы находимся снаружи, то предпочтительнее было бы осмотреть сначала балкон, – откликнулся Холмс, и хозяин повел нас за угол.
С северной стороны Мейзвуда к парадной двери вело широкое крыльцо, хотя я полагаю, что чаще всего пользовались дверью у въездных ворот. Далее, на втором этаже, в большом прямоугольном выеме размещался балкон, куда выходили пять застекленных дверей. Излом в ровной стене дома представлял собой некий архитектурный изыск. Балкон огораживался каменной балюстрадой, украшенной лепными головами диких зверей. В самом центре красовалась большая львиная голова, мотив явно патриотический.
– По-видимому, это и есть тот самый балкон, куда, как вам кажется, забрался предполагаемый грабитель? – спросил Холмс таким тоном, что вопрос воспринимался чисто риторическим.
Дитс кивнул.
– Разрази меня Бог, если я понимаю, как он это сделал.
Я тоже понять не мог. Окна на нижнем этаже надежно защищены решетками. Над окнами высятся гладкие, без единого выступа или выемки, стены. Нет рядом и зарослей крепкого английского плюща, которым так часто пользуются преступники.
Обозрев стену, Холмс отошел в сторону и принялся разглядывать дом под другим углом. Коннозаводчик вопросительно посмотрел на меня, но я покачал головой, давая понять, что тоже не вполне понимаю, о чем размышляет мой друг. Что, разумеется, было не совсем так.
– Может быть, я велю навести порядок наверху, – предложил он. – Если вы хотите осмотреть гостиную. Дули проведет вас туда.
– Превосходно, – как бы размышляя вслух, проговорил Холмс.
Наш клиент удалился, и я обеспокоенно повернулся к своему компаньону. По всей видимости, осматривая место преступления, он вопрошал себя, как бы он сам в случае надобности взобрался на балкон. Если, конечно, уже не нашел ответа на этот вопрос. Прежде чем я успел задать вопрос, он посмотрел мне в глаза.
– Задача кажется вам трудноразрешимой, Ватсон?
– Да, конечно. Даже представить себе не могу, как бы это сделал один из тех акробатов, что словно мухи летают под куполом цирка.
– Итак, он не мог вскарабкаться по стене. Не мог воспользоваться лестницей, ибо было бы просто невозможно быстро убрать ее. И я думаю, – произнес Холмс со смешком, – что, не имея крыльев, он вряд ли мог бы взлететь на балкон.
– Тогда как же он поступил? Я не вижу никакого ключа к разгадке этой тайны.