Нора Робертс Просто будь рядом
1
На исходе лета если уж дождь зарядит, то это надолго.
«Хоть бы Бог послал мне убийство!» — думала лейтенант Ева Даллас, уныло глядя в крохотное окошко своего кабинета все в дождевых потоках. Послал — во спасение: только мокрое дело освободит ее сейчас от бумажной мороки. Альпийские горы незаполненных документов высились на столе, наводя на нее зубодробительную тоску. И сколько она ни убеждала себя, что это бумагомарание — часть полицейской работы, легче не становилось.
Запасшись равновеликим альпийским масштабам количеством кофе, Ева заперлась в кабинете и, оттягивая неотвратимый момент, когда придется-таки сдвинуть с места ворох бумаг, предалась размышлениям. Что-то мирно люди живут… Вот бы кто-то кого-нибудь грохнул — прямо сейчас… Тогда она занялась бы расследованием, а не тупо сидела бы за столом. Впрочем, вся эта бумажная волокита останется ей на потом. За сколько расследований она еще не отчиталась?
Вздохнув, она вытаращилась на цифры, в которых должна была навести порядок. Сначала — бюджет департамента. Расходы. Ага. Вот тут надо поджать, там подогнать… А что поделаешь? Копы, между прочим, не питаются воздухом.
После финансовых отчетов Ева взялась за накладные расходы своих подчиненных.
Бакстер. Новые ботинки? Да еще за три с половиной сотни? Ого! Преследовал преступника по канализации и лишился штиблет. Ха-ха. Глядеть под ноги нужно, особенно в отхожем месте.
Рейники. Информация от проститутки. Отлично. Однако в расходном отчете проставлен двойной тариф. А парень-то не промах…
Ева подняла глаза от экрана и посмотрела в окно. Все те же косые струи дождя. Хорошо, что она тут, а не парится в аэротрамвае, стиснутая со всех сторон мокрыми пассажирами. Лето 2060 года в Нью-Йорке было сплошной парилкой, и, чтобы почувствовать себя моллюском на блюде, не требовалось буйной фантазии.
Ладно, хватит, оборвала себя лейтенант Даллас и отхлебнула кофе. Надо быстро заканчивать с документами, а то и награду получить не успеешь: время уже поджимает.
Она и ее напарница Пибоди отличились, и теперь их ждало награждение. Пибоди молодец, не в первый раз подумала Ева, — это с ее подачи разоблачили целую шайку продажных копов! И Ева исхлопотала для Пибоди медаль «За особые заслуги и высокие моральные качества», что ее радовало, несмотря на должностную необходимость ковыряться в бумагах. Еще парочка — и она получит возможность отдаться радости церемонии награждения со свободной от цифр головой и чистой совестью.
Еве вдруг страшно захотелось шоколаду. Вот только нового места, куда его можно было бы надежно упрятать от подлого Шоколадного вора, она еще не придумала. Жаль, что Пибоди давно повысили с должности ее помощницы до напарницы и на нее нельзя, как раньше, спихнуть часть бумажного бремени… А славные были денечки.
Опять тянешь время, констатировала она и запустила руку в копну коротких темно-каштановых патл. Стрижка ее была далека от элегантности.
Ценой невероятных усилий Ева пробилась сквозь отчеты по накладным и отправила результаты начальству.
Теперь это их проблема, не без злорадства сказала она себе в утешение. А характеристики подождут.
— Сделал дело — гуляй смело, — сказала она вслух.
Невозможно выполнить команду, — отозвался компьютер.
— Я закончила.
Неверное утверждение. Приказано выключить систему только после заполнения всех заявленных отчетов и характеристик. Приказ исходит от лейтенанта Евы Даллас. Приказ первоочередной важности может быть аннулирован только в случае пожара, террористической атаки, инопланетного вторжения или требующего ее участия расследования убийства.
Черт, неужели это она сама придумала?
— Планы изменились, — строго подтвердила она вслух.
В приказе оговаривается, что изменение планов, утомление, скука и прочие жалкие отговорки не имеют силы…
— Ну, ты еще укуси меня… — пробормотала Ева.
Невозможно выполнить команду…
— Ладно, ладно. Компьютер, вывести на экран характеристики на всех офицеров моего отдела за предыдущий период, в алфавитном порядке, — скомандовала Ева и снова принялась за работу.
Да уж, спасибо, удружила она себе. Но это все потому, что она была строга к себе. И отлично знала, что каждый из ее подчиненных заслужил честную и основательно составленную характеристику, сколько бы у нее на это ни ушло сил и времени.
Ева уже одолела характеристики Бакстера, обоих Кармайклов и собиралась было взяться за Джеймсона, но раздался стук в дверь.
— Ну что там? — проворчала она, бросив взгляд на вошедшую Пибоди. — Инопланетное вторжение?
— Не похоже. Парень тут. Дерганый весь какой-то, на нервах, рвется говорить только с тобой. Якобы это вопрос жизни и смерти.
— Да-а? — вскинулась Ева. — Компьютер, аннулировать приказ, вопрос жизни и смерти. Сохранить данные и перейти в режим ожидания.
Требуется подтверждение…
— Пибоди, подтверди этому чертову ящику — человек требует моего присутствия! Вопрос жизни и смерти!
— Э-э-э. Компьютер, детектив Делия Пибоди требует присутствия лейтенанта Даллас, вопрос жизни и смерти.
Подтверждение принято. Сохраняю данные, перехожу в режим ожидания.
— Ну и стыд. Собственный комп мне не доверяет, — хмыкнула Ева, в сердцах саданув по компьютеру кулаком.
— Ты же сама его так запрограммировала!
— Все равно обидно. Ну где там вопрос жизни и смерти?
В кабинет ввалился парень — тощий, лет тридцати. Красные шорты, гелевые шлепанцы, в вырезе белой футболки на плечах проглядывает татуировка. Нa голове гнездо из косичек-дредов, в губе серебряное кольцо. По бледной изможденной физиономии градом катится пот.
— Вы — Даллас? Лейтенант Ева Даллас, Департамент полиции и безопасности Нью-Йорка, отдел убийств?
— Все точно. А в чем… — начала было Ева, но парень разразился рыданиями.
— Он сказал… Он велел говорить только с вами… Бежать прямо к вам. Он ее схватил. Он схватил Джули. Сказал, что убьет ее, если я не приведу вас. Сказал, у меня только час, а я уже полчаса потратил, пока добрался до вас!
Он бормотал все это толчками, дрожа и захлебываясь. Ева вскочила и силой усадила его в свое кресло.
— Подбери сопли и давай все сначала, помедленнее. Как тебя звать?
— Трей. Трей Шустер.
— Кто этот «он»?
— Не знаю. Он забрался ко мне в квартиру. К нам в квартиру. Мы с ней съехались на прошлой неделе. Мы проснулись, а он уже там. Он связал нас. Позавтракал и… неважно. Идемте со мной! А то он убьет ее! Черт… Забыл! Забыл вам сказать! Он велел передать вам, что начался второй раунд. Пожалуйста, я вас умоляю, у него нож! Он зарежет ее. Он сказан, что если вы не приедете или приедет кто-то другой, то он убьет ее…
— Куда ехать?
— Ко мне. К… к нам.
— Куда именно?
— Мюррей-стрит, дом девятьсот пятьдесят восемь.
Ева знала этот адрес. Внутри у нее похолодело.
— Квартира триста три?
— Да, — пробормотал он. — А откуда вы…
— Сиди тут, Трей.
— Но…
— Я сказала, сиди.
Ева быстрым шагом вышла из кабинета в «загон».
— Пибоди, — скомандовала она, мгновенно окидывая взглядом столы, — Бакстер, Трухарт, Кармайкл, Санчес. Бросайте все и за мной. Подозреваемый Айзек Макквин взял заложницу, адрес — Мюррей-стрит, девятьсот пятьдесят восемь, квартира триста три. Подозреваемый вооружен и чрезвычайно опасен. Подробности — по дороге, у нас тридцать минут, чтобы добраться. Кармайкл, Санчес, возьмете с собой свидетеля, он у меня в кабинете. Из машины его не выпускать. Пибоди, за мной. Шевелитесь!
— Айзек Макквин? — переспросила, стараясь не отставать от Евы, Пибоди. — Тот самый? Коллекционер? Он же в «Райкерс», на пожизненном.
— Проверь. Либо сбежал, либо кто-то выдает себя за него. Это была его квартира. Там он держал…
«Всех своих жертв. Девочек. Всех тех девочек», — закончила она про себя.
— Он взял в заложницы подружку этого парня, — продолжила Ева, спеша к лифту. — Послал его за мной, именно за мной. Именно в этой квартире я его и арестовала.
— Нет ни новостей, ни срочных… погоди-ка, — осеклась Пибоди, нажимая что-то на своем наладоннике. — У них тут втихаря объявлена внутренняя тревога. Макквин совершил побег. Вчера. Они даже начальству не сообщили. Убил медбрата и сбежал из лазарета, переодевшись в его одежду и взяв его пропуск. — Пибоди взглянула на Еву. — Просто вышел через дверь…
— И войдет у меня назад как миленький, — бросила Ева, рванув из лифта к машине. — Сообщи майору Уитни, пусть вставит тюремному начальству как следует. Заложницу он убивать не собирается, — бормотала она, выруливая со стоянки. — Стал бы Макквин сбегать, чтобы пощекотать ножом чью-то подружку! Он умный. Дисциплинированный. У него явно есть план. Ему нужно что-то конкретное. Своих жертв он не убивает — по крайней мере, если они держатся и не выводят его из себя. Он их коллекционирует. Джули эта ему не интересна. Она для него слишком взрослая.
Пибоди закончила набирать сообщение Уитни и обернулась к Еве:
— Она приманка. Приманка для тебя.
— Да, но все это нелогично. Так он просто сам даст засадить себя в тюрьму, как в прошлый раз.
Нелогично, повторила про себя Ева, но все же приказала Пибоди вызвать подкрепление и включила встроенный в подаренные мужем часы коммуникатор.
— Кармайкл, вы с Санчесом берете черный ход.
Подкрепление на подходе. Бакстер, Трухарт, вы со мной и Пибоди. Надеть бронежилеты.
Ева покачала головой, на лету протиснувшись в просвет между двумя такси.
— Не станет он нас там ждать. Не может быть, чтобы он сам загнал себя в угол. Он знает, что я приду — и приду не одна.
— Может, он хочет, чтобы ты так решила, и это все же ловушка?
— Ну вот мы и выясним…
Ева окинула взглядом здание. Выцветший розоватый кирпич, фигурные решетки на окнах — одно из переживших Городские войны просторных строений, переоборудованных под многоквартирный дом. Он явно знал лучшие времена — лет сто тому назад, — но покуда еще стоял.
Двери выходили прямо на тротуар, никаких тебе систем безопасности. Недорогой район для работяг. Большинство их возвращаются домой только по вечерам, а дальше телик с бутылкой пива — в чужие дела никто и носа не сунет.
Потому-то Айзек Макквин беспрепятственно занимался своими делишками почти три полных года. И навсегда исковеркал жизни двадцати шести девочек. Всем им тогда было от двенадцати до пятнадцати.
— Защитные экраны задействованы, — заметила Ева. — Если Макквин все еще там, он знает, что мы прибыли. В тюрьме он наверняка наладил новые связи. Лицедей чертов. Умеет разыграть из себя обаяшку. Хитрый лис. Что касается ножа, он мог найти себе что-нибудь и подальнобойнее… Двигаемся быстро, из прикрытия не выходим.
Она снова связалась с группой и дала команду на выдвижение.
Сама пошла первой. Поднимаясь по лестнице с оружием на изготовку, Ева отключила воспоминания. Во рту у нее пересохло, мысли сошлись в одной точке.
— Давай просканирую дверь, — прошептала Пибоди. — Он мог ее заминировать.
— Прямо за дверью гостиная, за ней кухня, справа от нее — столовая. Две спальни, одна направо, другая налево. Ванная примыкает к той, что справа, и еще одна поменьше — за кухней. Большая квартирка. Почти пятьсот квадратных футов[1].
— Дверь чистая, — сообщила Пибоди.
— Бакстер, идешь последним. Трухарт, Пибоди, налево, я направо, — скомандовала Ева и кивнула держащему наготове таран Трухарту. Пальцами выбросила обратный отсчет: три, два, один!
Замки треснули, дверь слетела с петель. Ева, вся во власти мгновения, ворвалась в квартиру и, не вставая с колена, взяла под прицел сектор справа от входа. За спиной у нее дружно бухали ботинками влетающие следом члены команды.
Плечом толкнув дверь в спальню и не опуская оружия, Ева быстро осмотрела комнату. Мысленно отметила женщину на кровати, но продолжила осматривать помещение — слева, справа, в стенном шкафу, ванную. Из других комнат один за другим раздавались выкрики: «Чисто!»
— Сюда! — крикнула Ева и только теперь подбежала к кровати. — Все в порядке. Вы в безопасности. Мы из полиции.
Она вынула из разбитого рта женщины кляп. Из ее опухших губ вырывался лишь нечленораздельный шепот и стоны.
Макквин раздел ее — в этом он не изменил своей привычке. Ева не успела и слова сказать, а Трухарт уже схватил с полу покрывало и накрыл им дрожащую пленницу. Его юное лицо излучало сочувствие.
— Все будет в порядке, — проговорил он. — Вы теперь в безопасности.
— Больно. Он сделал мне больно…
Подошедшая Пибоди сняла с крючка на стене скрученную жгутом простыню, которой Макквин связал женщине руки.
— Больше он вам уже не сделает больно! — Ева села на кровать, прижав к себе разрыдавшуюся Джули.
— Он обещал, что, если Трей все выполнит, он меня не тронет, но он обманул. Обманул. Он меня изнасиловал, он сделал мне больно — и это вот…
Но Ева уже заметила. На левой груди Джули в ореоле сердечка красным было вытатуировано 27.
— «Скорая» уже едет, — доложил Бакстер. Отведя Еву на пару шагов от кровати, он тихо добавил: — Психолог, занимающийся жертвами насилия, здесь. Вызвать «чистильщиков», чтобы прочесали квартиру?
Какая разница, подумала Ева. Макквин оставил здесь только то, что захотел оставить.
— Сообщи ее приятелю, что она в безопасности. Он может поехать с ней в больницу. Пожалуйста, выйдите с Трухартом отсюда. Пибоди, найди Джули какую-нибудь одежду. Сейчас вам пока нельзя одеваться. — Она подошла к кровати и поймала взгляд женщины. — Сначала вас нужно будет осмотреть и задать кое-какие вопросы. Я понимаю, это тяжело. Но знайте: Трей сделал все возможное, чтобы как можно скорее добраться до меня и привести нас сюда.
— Трей не хотел уходить. Умолял послать меня вместо него. Не хотел оставлять меня с ним.
— Я знаю. Его зовут Айзек Макквин. Он должен был вам что-то сказать. Что-то, что вы должны передать мне.
— Он сказал, что я ему не подхожу. Что я… недостаточно свежа. Но он сделает для меня исключение. Я не могла его остановить. Он сделал мне больно, связал меня… — Все еще дрожа, Джули показала свежие кровоподтеки на запястьях. — Я не смогла отбиться.
— Я знаю. Джули, я — лейтенант Даллас. Ева Даллас. Что Айзек Макквин просил мне передать?
— Даллас? Вы — Даллас?
— Да. Что он просил мне передать?
— Он сказал, что вы всем обязаны ему. Что пора расплачиваться по счетам. Я хочу к маме, — добавила она, закрыв лицо руками. — Я хочу к маме!
Глупо было отдаваться на откуп чувству бессилия. Предотвратить то, что пришлось пережить Джули Копески и Трею Шустеру, она не могла. И отменить для них последствия случившегося — тоже.
Ей была известна патология Айзека Макквина, она знала, какие мучения он любил доставлять своим жертвам. Он изощреннейшим образом умел внушать им чувство беспомощности, безнадежности, убеждать их беспрекословно выполнять все его указания — что, как и когда они должны делать.
Она знала, что испытывали его жертвы, хотя сам Макквин никогда не был ее мучителем.
У нее был свой собственный.
Предаваться воспоминаниям или думать о всех тех девочках, которых она спасла, — было пустое. Как и о тех, кого не успела спасли — тогда, двенадцать лет назад, когда она взглянула в глаза чудовищу и распознала его под маской, за какой его прятал изверг.
Уже в больнице она отвела Трея в сторону:
— Ее нужно осмотреть, а потом она должна поговорить с психологом.
— О господи… Господи, нельзя было оставлять ее там!
— Если б ты не подчинился, она была бы уже мертва и ты тоже. Он причинил ей боль и надругался над нею. Но она жива. И хорошо бы вам помнить об этом. Живым-то быть лучше, а? Ты говоришь, когда вы проснулись, он был в квартире?
— Да.
— Расскажи-ка поподробнее.
— Проснулись мы поздно, ну или мне так показалось…
— Во сколько?
— Не знаю. Около восьми где-то. Я проснулся и думаю: вот черт, на работу опоздали. И странно мне как-то… голова дурная, как с перепою, но ничего такого не было, — быстро добавил он, — клянусь. Джули даже «травкой» не балуется.
— Вам обоим придется сдать анализ крови, — отозвалась Ева.
— Да клянусь вам, мы ничего такого не принимали! Я бы не скрыл! Он сказал, что дал что-то Джули, но…
— Вполне вероятно, он накачал вас дурью. Анализ покажет, чем именно. Трей, никто вам не станет шить наркоту.
— Ладно, ладно. Извините. — Он с силой потер глаза. — Голова что-то не варит…
— Что ты дальше сделал, когда проснулся?
— Я… я толкнул Джули, сказал, что надо бежать, ну, в общем… А она как вырубилась. Я ее перевернуть на спину попробовал — а у нее рот заклеен. Думал, она так прикалывается, засмеялся. Смотрю — а он стоит там. Просто стоит и все. Потом схватил меня за волосы, запрокинул мне голову и нож к горлу приставил. Спросил: жить хочешь? А она? Сказал, нужно делать все, что он скажет, и останемся жить. Эх, зря я не сопротивлялся…
— Макквин тебя фунтов[2] на семьдесят тяжелее, а то и больше. Плюс у него нож. Если б он пустил его в дело, что было бы с Джули?
— Не знаю… — Трей ладонями отирал со щек слезы, но они лились и лились. — Даже думать страшно. Я испугался. Сказал, что денег у нас немного, пусть берет все, что хочет. Он поблагодарил меня, весь из себя такой вежливый… От этого еще страшней сделалось. У него с собой были пластиковые наручники, он мне велел надеть их и сесть на пол у самой кровати. Я так и сделал. Джули все не просыпалась.
Вот тут он мне и сказал, что дал ей кое-что, чтоб мы спокойненько побеседовали. Взял еще пару наручников, нацепил мне на ноги и приковал за руки к кровати, заклеил мне рот и сказал, чтобы я сидел тихо, он скоро вернется.