— Его девушка?
— Ну, Марина сказала, что это его девушка. Они тут рядом живут, в сорок первой квартире. Только их в тот день не было. Ну, когда Марина… — Труфанова всхлипнула и прикрыла рукой взмокшие глаза. — Мне позвонили, сказали… Я прибежала… — Она отвернулась к окну и разрыдалась.
Антонина понимающе взглянула на нее и вышла из квартиры. Ей даже не пришлось выходить из тамбура, чтобы позвонить в сорок первую квартиру. Она хотела поговорить с соседями, но дверь никто не открывал.
Прокопов не заставил себя долго ждать. Он приехал вместе с криминалистом, который сразу же приступил к работе.
На бутылке водки действительно не оказалось ни одного отпечатка. На стакане и рюмке, из которых пила Марина Труфанова, «пальчики» были, но, по всей видимости, они принадлежали ей, больше некому. А вот почему на бутылке ничего не было, вопрос.
И на столах не было, и на подоконнике. «Пальчики» были только на стекле, в том месте, за которое хваталась Марина, прежде чем шагнуть в бездну. Но ведь она должна была еще взобраться на подоконник, для этого ей нужно было на него опереться. Но там идеальная чистота. Складывалось такое ощущение, что в квартире убирались уже после того, как Марина погибла.
— Но этого не может быть, — не согласился Прокопов.
— Почему? — спросила Антонина.
— Да потому что времени на это не было. Марина упала, люди ее узнали, поднялись в квартиру… Ну, если я правильно все понял…
— Да, сразу поднялись… — подтвердила Елена Гавриловна. — Мне Олег Васильевич звонил. Он у двери стоял. Дверь открыть надо было…
— Кто такой Олег Васильевич? — поинтересовалась Антонина.
— Сосед. Из сорок четвертой квартиры. Мы с ним когда-то работали вместе…
— Какую дверь надо было открыть, в тамбур или в квартиру?
— В тамбур. Общую дверь надо было открыть.
— Вы открыли?
— Ну, да.
— Как долго вас ждали?
— Ну, пока доехала… Потом Марину увидела…
— Значит, дверь вы открыли не сразу?
— Ну, нет, какое-то время дверь была закрыта…
— А дверь непроницаемая, и что там в прихожей творится, не видно. Пока одни соседи ждали Елену Гавриловну, другие в это время могли заметать следы. Я имею в виду жильцов из сорок первой квартиры. Сделали свое дело и перебрались в свою квартиру. — Антонина очень сомневалась в своей версии, но все-таки озвучила ее.
— Может, и так… Была у меня такая мысль… — кивнула Труфанова. — Только не было никого в сорок первой квартире. Им звонили, звонили…
— А дверь взламывали? — спросил Прокопов.
— Нет, не взламывали.
— Может, они затаились там?
— Ну, может… Я вчера приходила, звонила им, никто не открывал. Надо хозяйке позвонить, может, съехали они?
— А что, хозяйку не вызывали?
— Я не знаю…
— Эх, Брагина, Брагина… Что ж, будем вызывать хозяйку! — решил Прокопов.
Елена Гавриловна раздобыла номер хозяйки сорок первой квартиры, Антонина позвонила ей и попросила предъявить помещение к осмотру. Женщина возмутилась, тогда Антонина пообещала позвонить в налоговую и узнать, подавала ли гражданка Немирова декларацию о доходах. Через полчаса гражданка уже открывала дверь в свою квартиру.
Глава 21
Чисто в квартире — ни пылинки, ни соринки. И ни единой живой души. Ни одежды в прихожей, ни обуви. И в шкафах пусто.
Квартира большая, «трешка», но одна комната закрыта на замок. Хозяйка открыла дверь, но и там никого. Хлам там, на полу заметный слой пыли, на который не ступала нога человека. Зато во всех комнатах чуть ли не стерильная чистота.
— И где жильцы? — спросил Прокопов.
— Не знаю, — пожала плечами маленькая женщина с большим носом.
— Съехали ваши жильцы, — сказала Антонина. — Прибрались и убрались.
— Они мне ничего не говорили.
— За квартиру уплачено?
— Да, за полгода вперед.
— За полгода? А жили они сколько?
— С апреля.
— Значит, им еще три месяца можно жить? — глядя на Антонину, спросил Прокопов. — Зачем же тогда они съехали?
— А с Труфановой согрешили и съехали.
— Логично.
— Они не собирались долго жить, сказали, что им нужно всего на два-три месяца, — сказала Немирова.
— Тогда почему за полгода вперед заплатили?
— Ну, зачем мне на два-три месяца? Мне жильцы надолго нужны…
— А за месяц вы сколько брали? — спросил Прокопов. — Это не для налоговой, это для нас.
— Ну, квартира трехкомнатная… С обстановкой… После ремонта… Ну, тридцать тысяч в месяц…
Антонина осмотрела спальню, в которой находилась. И ремонт относительно свежий, и мебель приличная, но тридцать тысяч — это большая цена для такой квартиры, тем более что не три комнаты сдавались, а только две.
— И они согласились?
— Ну да. — Женщина отвела в сторону глаза.
— Со скрипом? — Антонина внимательно посмотрела на нее.
— Ну, дороговато, сказали, но согласились.
— Дороговато или дорого?
— Ну, дорого…
— А вы сказали дороговато… Давайте, выкладывайте, как было дело.
— Да не было ничего… Ничего такого… Просто я поняла, что они любую цену заплатят, — зачастила Немирова. — Им именно моя квартира нужна была.
— Именно ваша? Они так сказали?
— Ну, не сказали. Я поняла… Я в торговле уже столько, что умею чувствовать настроение.
— И цену поэтому загнули?
— Ну, не так уж и сильно…
— Где ж не сильно? — усмехнулся Прокопов. — Две комнаты, окраина города. Пятнадцать, ну, двадцать тысяч, но никак не тридцать.
— А ремонт? А мебель?
— Ремонт — это хорошо. Мебель — еще лучше, — в раздумье проговорила Антонина. — А то, что окраина…
Она подошла к окну, посмотрела вдаль. Вид так себе. Воинская часть, дачные поселки. Еще дальше — коттеджный поселок, в котором жил Панарин, за ним — гостиница «Роза ветров».
Далеко до коттеджного поселка, километра два, не меньше, но дома как на ладони. И особняк Панарина можно разглядеть, если напрячь зрение. А еще лучше бинокль взять. А если вооружиться подзорной трубой с мощной оптикой, то можно и гостиницу под наблюдение взять.
— Сколько их было? — возбужденно спросила Антонина. — Двое?
— Трое. Два парня и одна девушка.
Антонина взяла свой айфон, вывела на экран фоторобот человека, которого видели возле «Розы ветров». Изображение было неважным и, скорее всего, не очень достоверным, потому что парень был в солнцезащитных очках, и свидетель не мог видеть его глаз. Их пришлось додумывать, а это удар по качеству…
— Виктория Андреевна, вам этот человек никого не напоминает?
— Не знаю, — неуверенно пожала плечами женщина.
— А этот? — Антонина показала следующий портрет, на котором предполагаемый киллер был в очках.
— Ну, похож на Дениса.
— На какого Дениса?
— Ну, вы же спрашиваете про них. Денис, Миша и Даша. Ну, жильцы… А еще покажите, ну, где без очков.
Такую просьбу Антонина не выполнить не могла.
— Да, похож на Дениса… Но я не уверена…
— Значит, Денис, Миша и Даша?
— Ну да.
— Откуда вы имена знаете? Они вам представлялись, или вы паспорта смотрели?
— Ну, и представлялись, и паспорта были…
— Данные записали?
— Ксерокопии есть… Надо домой сходить, там они…
— Хорошо. Очень хорошо, — улыбнулась Антонина.
Ее брали сомнения, что квартиросъемщики предъявили настоящие паспорта, но все могло быть. И хорошо, что Немирова догадалась снять копии.
— Да ребята хорошие, я это сразу поняла. Даже ксерокопии паспортов были…
— У кого ксерокопии были? У них?!
— Ну да, они мне ксерокопии дали. Сказали, забирайте…
— А подлинники паспортов вы видели?
— Нет, а зачем? Мне и ксерокопии не нужны…
— Ну, давайте, несите ксерокопии.
— Что, прямо сейчас? А квартира?
— За квартиру вам уже уплачено… Виктория Андреевна, мы ждем.
Наверняка в ксерокопиях паспортов махровая «липа», но Антонине нужно было выпроводить Немирову. Пока она больше не нужна, и так все ясно. К тому же в ксерокопиях могли оказаться реальные фотографии, если, конечно, Немирова не совсем дура.
— Я так понял, что здесь жил снайпер, который застрелил Панарина? — в раздумье проговорил Прокопов.
— Дом Панарина отсюда хорошо просматривается, — показала на окно Антонина. — Только расстояние для выстрела слишком большое. Тут специалист нужен. И специальное оружие. «Взломщик», например, калибра двенадцать и семь. И то вряд ли. Тут километра два, если я не ошибаюсь, а «Взломщик» на полтора берет. Семен Арбатов мог бы на полтора километра выстрелить… Но Семен этим уже не занимается, а эти, которые здесь жили, стрелять отсюда не стали. Они столб для электропередачи отсюда высмотрели, с него Денис и стрелял. Если, конечно, Денис…
И в Скачкова мог стрелять этот Денис. Или Миша. А компанию им могла составлять Даша, которая подтиралась гигиеническими прокладками. А может, она и сама снайпер…
— В этой квартире ключ хранился. От убийства Панарина ключ. И от убийства Скачкова… Вот только куда этот ключ делся? И зачем Труфанову убили?
— Ну, девушка она одинокая. Вроде бы симпатичная. А тут два парня, и как минимум один из них свободен.
— Вот и я думаю, что Марина узнала о своих соседях что-то нехорошее… А убили ее позавчера. Значит, до недавнего времени Денис-Миша-Даша находились здесь. Спрашивается, что они здесь делали?
— Отсиживались, — вяло предположил Прокопов.
— После убийства Панарина месяц уже прошел…
— На дно в таких случаях уходят надолго.
— На дно ложатся в дальних краях… Нет, здесь у них штаб-квартира была. С видом на дом Панарина…
Антонина задумчиво качала головой. Киллеры поселились в этой квартире в апреле, а в мае убили Панарина. Получается, они практически месяц готовили операцию — следили за домом из окон этой квартиры, кружили вокруг коттеджного поселка, выискивая место для стрельбы, готовили пути подхода и отступления.
Но почему, исполнив Панарина, Денис вернулся сюда? Почему не уехал в Москву, например, или еще куда-нибудь подальше?
Видимо, одного Панарина им было мало. Возможно, им нужен был еще и Скачков. Но Скачков жил далеко отсюда, его дом отсюда не просматривался.
Но, может, киллеры и не жили здесь? Может, они оставили эту квартиру, а на днях вернулись сюда? Для чего? Готовились к очередному плановому заданию? А может, им нужно было решить проблему с Мариной Труфановой…
Прокопов озадачил эксперта, велел ему поработать с «пальчиками» в сорок первой квартире. Антонина же занялась Еленой Гавриловной. Она предъявила ей фоторобот Дениса, и женщина его опознала.
— Да, его я тогда в квартире и видела.
— Когда это было?
— Ну… На майские праздники… Нет, не первого мая, и не девятого, где-то между…
— Но не после одиннадцатого мая?
— Нет, не после… А что одиннадцатого мая было?
— Человека убили, Елена Гавриловна. Человека одиннадцатого мая застрелили. Из снайперской винтовки. Заказное убийство… Есть подозрение, что парень, которого вы видели в гостях у Марины, — убийца.
— Не может быть! — ахнула женщина, прикрыв рот ладошкой.
Антонина могла и не делиться своими предположениями, но ей нужно было заинтриговать женщину, настроить на предельную откровенность.
— Так что, возможно, вашу дочь убили. Видимо, она что-то заподозрила… Вам она ничего про своих соседей не говорила?
— Нет. Я спрашивала, а она отмалчивалась. И улыбалась в кулак. Ну, она всегда так делала, когда хотела спрятать свои чувства…
— Какие чувства она пыталась от вас спрятать?
— Ну, мне кажется, она влюбилась в этого парня.
— А жили они на одной лестничной площадке. Может, он к ней и в гости заходил?
— Ну, Марина не говорила. Но все может быть. Я однажды пришла, а она не открывает. Дверь изнутри закрыта, я звоню ей, а она молчит. Как будто дома ее нет. Я еще подумала, что с этим она… Ну, я ушла, сходила в магазин, вернулась, и Марина мне сразу открыла. Я спросила, почему не открывала, а она сказала, что не слышала. Спала, говорит, крепко. Может, и была она с кем-то… Я на свою дочь наговаривать не хочу!
— Вашей дочери двадцать три года, я думаю, это совсем не тот возраст, когда ее можно осуждать за связь с мужчиной. Это естественно. Когда вы звонили, а Марина не открывала? Когда это было, какого числа?
— Ну, после праздников это было. В воскресенье… Когда там воскресенье было после праздников?
Антонина глянула в календарь.
— Пятнадцатое мая, двадцать второе, двадцать девятое…
— Нет, нет, не пятнадцатого… И не двадцать девятого… Двадцать второго мая. Точно, двадцать второго. Война в этот день началась! — вскинув указательный палец, взбудораженно проговорила Труфанова.
— Война началась двадцать второго июня…
— Ну да… Погода хорошая была, я еще подумала, может, не май сейчас, а июнь. Тут еще двадцать второе число… А ведь тогда июнь был, а сейчас май…
— Если судить по погоде, то да, — согласилась Антонина.
— Если бы на самом деле так было, если бы на месяц назад, — пронзительно вздохнула женщина. — Если бы хотя бы на два дня вернуться, я бы Марину домой забрала…
— Значит, двадцать второго мая это было?
— Да, двадцать второго… Если это сосед был, получается, он к себе ушел?
— А после двадцать второго мая вы его не видели?
— Я его и двадцать второго не видела…
— Может, о чем-то догадывались? Ну, если Марина вам ничего не говорила.
— Не говорила. Но я догадывалась. Она тогда веселая была, я еще подумала, что влюбилась. Спрашивала, а она отмалчивалась… Я ждала, когда она скажет. И дождалась. Сначала Марина загрустила, а потом… И как мне теперь дальше жить? Я ж совсем одна осталась.
— А загрустила почему?
— Не знаю… Я спрашивала, она не отвечала… Спросила, может, несчастная любовь? Она психанула, упала на диван, лицом в подушку…
— Когда спросили?
— Ну, не так давно, на прошлой неделе. А загрустила она еще раньше, в конце мая…
— Точно ничего вам не говорила?
— Нет. Она не хотела общаться со мной на эту тему. Я сама виновата… Витька у нее был, я думала, непутевый, не хотела, чтобы она с ним, а он женился, образумился…
— Кто такой Витька?
— Ну, он с ней работал. Да и сейчас работает… Я думала, непутевый он… У меня муж такой был, бедокур, семь пятниц на неделе… А Витька вроде ничего так. Женился на Таньке, она уже второго ждет. После работы домой, деньги не пропивает, все в дом.
— А где работала Марина?
— В «Энергосбыте», она в бухгалтерии, а он по счетчикам. И зачем я, дура, их разлучила?
Отвечать на этот риторический вопрос Антонина не стала. А хотелось бы сказать пару слов. Одного парня у Марины увела подруга. Уже удар. А тут еще мамочка постаралась, отговорив от второго парня. Были женщины, которые после таких ударов лезли в петлю. Но вряд ли Марина одна из них. Тут, скорее, убийство…
Глава 22
Женщина манерно приложила кончик платка к уголку глаза и, не отнимая его, посмотрела на себя в зеркало. Казалось, она хотела полюбоваться собой, посмотреть, насколько ей к лицу скорбящая слеза.
— Да, жаль Марину. Не знаю, как другим, но мне лично будет ее не хватать.
По ее губам скользнула самодовольная улыбка. Похоже, она понравилась себе в горе.
Молодая еще женщина, тридцати нет, полнолицая, дородная. Третий подбородок уже намечается, а она все еще неотразимой красавицей себя считает. И красится чрезмерно. Одежда дешевая, но яркая, крикливая и совершенно безвкусная.
— Валерия Павловна, вы с Мариной дружили? — спросила Антонина.
— Не надо со мной по отчеству. Зовите просто Валерия. Ну, можно и Павловна… — великодушно позволила женщина. — Дружила ли я с Мариной?.. В общем, да… Мы же работали вместе. — Она кивком показала на пустующий стол, за которым работала Марина.
— Она вам ничего не рассказывала о своей личной жизни?
— А зачем рассказывать? Она тут вся на виду, эта жизнь.
— А если точней?
— Ну, есть у нас один товарищ… Он и раньше к Марине неровно дышал, а потом как с цепи сорвался. Жена беременная, так он с Мариной… У него свой технический кабинет. Ну, это, конечно, не мое дело, но, может, она из-за него выбросилась!.. Эх, Витя, Витя, говорила же я тебе! — Болдырева театрально махнула рукой, взывая к воображаемому собеседнику.
— Что вы ему говорили?
— А нельзя так, и с одной, и с другой! И жена, и любовница, тут надо что-то одно! Марина так переживала… Может, это ее до стресса и довело… А может, и сам Витя! — Женщина вдруг округлила глаза и закрыла рот ладошкой.
— Что, сам Витя?
— Ну, он же Марину домой подвозил… Ну, в тот вечер… У Варвары Кузьминцевой день рождения был, мы выпили немного… И Марина немного выпила, но быстро захмелела. А тут Витя появился… Он к Марине, она от него… Я так поняла, у них там какая-то ссора была. Я не видела, чтобы они помирились, но уехала она с ним. Уехала, и с концами… Может, это он ее из окна выбросил?
— Не думаю, — покачала головой Антонина.
Она собиралась начать свою работу в «Энергосбыте» с Виктора Смагина, но его сейчас не было, он находился где-то на объекте и должен был вот-вот подъехать. Поэтому свой опрос Антонина начала с бухгалтерии.
— Валерия Павловна, скажите, а Марина всегда с Витей домой уезжала? — спросила она.
— Ну, не всегда. В последнее время за ним жена приходила, они вместе уезжали. Она догадывалась. А может, это жена кого-то наняла? — Судя по выражению глаз, Болдырева была в восторге от самой себя, от своего фонтанирующего интеллекта.