VI
– Еще танки… – показал он Потапову и Зарайскому.
Зарайский присвистнул, а Потапыч, сплюнув, проговорил:
– Заваривается каша.
Вражеские машины, двигаясь на большой скорости, заполняли кромку поля. Те, что появились слева, растягивали свои боевые порядки вправо, стремясь состыковаться с машинами, двигавшимися по фронту, перед штрафниками со стороны высоты.
В фашистских боевых порядках, надвигавшихся по фронту, Коптюк сначала различил два «тигра». Они сильно выделялись на фоне остальных машин своими размерами и квадратной конфигурацией башни и корпуса. Один «тигр» двигался в самом центре широко раскинувшейся цепи, а второй замыкал ее с правого фланга.
– Ух, черти трефовые! – бормотал Аркадий. – Я уж тридцать насчитал… на тридцать третьем со счету сбился… Перемещаются, черти, задурили всю башку…
– Что же наши, а, Федор Кондратьевич? – прислушиваясь и вглядываясь в то, что происходит на флангах, тревожно спрашивал Потапов.
Старший лейтенант молчал. Что тут ответишь? Надо ждать и быть готовым.
Ждать пришлось недолго. На правом фланге со стороны реки взвились две сигнальные ракеты. Тут же такая же сигнальная пара прочертила дымные дуги слева, со стороны колхоза. Это был сигнал для танкистов.
Тут же воздух огласился нарастающим шумом двигателей. За спиной один за другим прогремели орудийные выстрелы. Артиллерийская батарея открыла огонь по цепи танков, видневшейся в поле. Они преодолели уже больше сотни метров, значительно отдалившись от пологого ската высоты. В рядах, позади немецких машин, можно было различить пехотинцев.
– Приготовиться к наступлению! – скомандовал Коптюк и снова припал к окулярам бинокля.
Заместители взводного, командиры отделений продублировали команду бойцам. В окопах нависла напряженная тишина, которая ощущалась, несмотря на оглушительный гул и грохот, стоявший в воздухе.
VII
Со стороны дальнего перелеска появлялись все новые вражеские танки. Бронетранспортеры останавливались у края поля, и из них выгружались пехотинцы, которые тут же разбегались, перестраиваясь в широкие цепи. До роты наступало по фронту, со стороны высоты, а на левом фланге пехотинцев насчитывалось уже до двух рот.
Артиллерийская батарея начала работать вовремя, на дальних подступах встречая врага. Орудийный грохот ЗИСов вселял уверенность в сердца бойцов, припавших к брустверам траншеи и собиравшихся с силами и с духом перед началом атаки. Коптюку отчетливо был слышен ухающий бас орудия лейтенанта Денисова.
Основная огневая полоса батареи проходила по рядам наступавших гитлеровских танков и пехотинцев. Также артиллеристы и минометчики отрабатывали по целям, обнаружившим себя на высоте.
Немцы в ответ на стрельбу артиллерии усилили ответный огонь. Танковые орудия выплевывали снопы огня и дыма, вынужденно сбавляя при этом ход. С высоты велся орудийный и минометный обстрел позиций штрафников и правого фланга, где окопался стрелковый полк.
Снаряды и мины посыпались на траншеи, рвались впереди и за позициями, вздымая комья земли, поднимая тучи пыли и дыма. Вскоре все было затянуто дымно-пылевой взвесью. Сквозь нее донесся близкий рев моторов.
Несколько «тридцатьчетверок» выдвинулись с правого фланга. Они шли по диагонали, на большой скорости, поднимая за собой пылевые хвосты. Головная машина ушла далеко на левый фланг и с ходу развернулась по фронту лицом к наступавшим фашистам. Остальные машины в точности повторили маневр первого экипажа, занимая дистанцию в двадцать – двадцать пять метров по отношению к соседней машине.
VIII
Сигнальные ракеты поднялись вверх, зависнув над пеленой черного дыма и мутно-бурой пылевой взвеси.
– В атаку-у!!! Впере-од!!! – крикнул Коптюк.
Бойцы, повинуясь команде, полезли на бруствер. Командиры отделений с ходу стали разворачивать бойцов в цепи отделений по фронту. Нужно было как можно быстрее преодолеть расстояние до машин. Экипажи согласованно, как по команде, замедлили ход, словно давали бойцам возможность нагнать танки.
Сквозь тучи пыли, поднятые танковыми гусеницами и выхлопными газами, которые у «тридцатьчетверок» выводились вниз, в землю, бойцы с трудом различали очертания движущихся вперед танков. Отделение Гвоздева действовало в соответствии с поставленной старшим лейтенантом задачей. Переменники на бегу смещались влево, так как должны были занять позиции позади двух крайних слева машин.
Танкисты двигались широкой цепью, с большой дистанцией между машинами. Чтобы добраться до крайней слева машины, отделению пришлось наискосок преодолеть почти сотню метров. Снаряды свистели и рвались повсюду. Гвоздев криком поторапливал бойцов и сам не слышал своего голоса в грохоте взрывов и выстрелов и надсадном реве танковых двигателей.
В промежутке между двумя левофланговыми «тридцатьчетверками» удалось рассмотреть боевые порядки наступавшего в лоб врага. До накатывавших по фронту «пантер» оставалось не более пятисот метров. Воздух гудел от свиста пулеметных и автоматных пуль.
– За броню! Прячьтесь за броню!.. – кричал Демьян, отмахиваясь рукой в сторону Подсевальникова.
Тот с трофейным МГ наперевес выскочил из пылевого хвоста, распушившегося вслед за «тридцатьчетверкой», и на бегу открыл огонь в сторону немцев из своего пулемета.
IX
Дурья башка, палит в молоко, а сам того и гляди схватит шальную пулю. Подбежав к нему, Гвоздев ткнул его рукой в плечо, приказав немедленно убраться под прикрытие танковой брони.
– Так там дышать нечем!.. – виновато стал оправдываться боец. Он действительно был уже покрыт с головы до ног толстым слоем пыли.
– Не спорить! – сипло отрезал Демьян. – Не подставляйся! Понял?!..
Подсевальников молча кивнул и бросился бежать вперед. Он был весь обмотан пулеметными лентами, а из вещмешка, крепко притороченного к спине, торчал запасной съемный ствол к пулемету. И патронами, и запасным стволом пулеметчик разжился в подбитой «пантере», той самой, экипаж которой покрошил Степанков.
Степа, переведенный старшим лейтенантом из ординарцев в рядовые третьего отделения, несся впереди всех, практически наступая на пятки соседней «тридцатьчетверки». Он уже успел установить визуальный контакт с командиром танка, который выглянул из открытого на башне люка и приветственно махнул бегущим, а потом продемонстрировал жестами и просигналил «Делай, как я».
В море рева и грохота Демьян уловил новую волну нараставшего шума. Оглянувшись влево, он обрадованно закричал, показывая своим товарищам рукой в ту сторону. Несколько танков и самоходок двигались по полю со стороны колхоза в их сторону, а дальше во всю ширину фланга, насколько хватало обзора, разворачивался в боевые порядки танковый батальон.
Радость Демьяна тут же померкла, когда одна из приближавшихся машин, Т-70, прямо у него на глазах превратилась в ослепительную вспышку. Броня, прошитая вражеским снарядом насквозь, вспыхнула, как кусок сухого дерева. Черный дым повалил из всех щелей и сорванного взрывом люка на башне машины.
X
Земля гудела от десятков многотонных бронированных машин, от снарядов, рвавших грунт, вздымавших его в небо, затянутое дымом и пылью. Спаренные и курсовые пулеметы злобным металлическим лаем оглашали воздух. Вражеские очереди хлестали по броне «тридцатьчетверок», рикошетили, со свистом носясь над головами штрафников.
Расстояние между танками противника стремительно сокращалось. Машины прибавили ход, стали маневрировать, пытаясь уходить от выстрелов вражеских танковых орудий, бивших прямой наводкой. Огненные вихри, взметая целые горы земли, заходили в рядах между танками.
– Не отставать!.. Не отставать!.. – доносилось справа, где на отрезке наступления второго отделения должен был находиться старший лейтенант.
Разобрать толком что-либо в неистовой круговерти невозможно. Лязг, грохот, рев снарядов и двигателей, крики раненых, матерная брань. Фигуры бойцов на миг возникали, точно призраки, из рваных лоскутов дымового занавеса и тут же ныряли в тут же возникший всполох дымного вихря.
Вот перекошенное криком чумазое лицо Степы надвинулось сбоку. Он машет рукой в сторону удаляющейся кормы танка и что-то истошно кричит. Но рот его, как в немом кино, беззвучно открывается и захлопывается, а Гвоздев из того, что он сообщил, не слышит ни звука.
– …ержать ряды!..оптюк! Не отставать!.. – скорее по губам распознает Демьян.
Он тут же дублирует команду, насколько хватает запала в легких. Но дышать тяжело. Пыль сразу набивается в глотку, и легкие начинают сипеть при каждом вдохе, словно меха простреленного пулей баяна. Школа баянистов, мать ее… Школа баянистов… Это словосочетание, возникнув в сознании, прилепливается к суматошно скачущим мыслям, как банный лист, и так и болтается в голове, звенит пустой погремушкой…
XI
Танки открыли огонь. Ведут лобовую атаку, стреляют прямой наводкой. Пока стрелки-наводчики досылают очередной бронебойный, механики-водители бросают машины короткими зигзагообразными движениями то влево, то вправо. Стрелять при таком маневре тяжело, и в момент выстрела машина выравнивает ход. Действуют слаженно, по всему видно, что в «тридцатьчетверках» опытные экипажи.
Машина, за кормой которой едва поспевает отделение Гвоздева, производит выстрел и тут же резко меняет направление, уходя влево. На штрафников, оставшихся без бронированного заслона, обрушивается пулеметный огонь сразу двух вражеских машин.
С матерной бранью Гвоздев падает на землю, следом вжимаются в перепаханный гусеницами грунт остальные. Бойцы по команде открывают огонь по бегущим вслед за «пантерами» немецким пехотинцам. До них метров триста, и они быстро приближаются. Силуэты врагов уже можно хорошо разглядеть. Они наряжены в знакомые пятнистые куртки. Эсэсовцы. Что ж, это все те же гады, которым штрафники успели надрать хвосты и в «Октябрьском», и здесь, на рубеже реки Псел.
Шквальный огонь танковых пулеметов, словно стрелка свинцовых часов, переводится со штрафников обратно на «тридцатьчетверку».
– Вперед!.. – кричит Гвоздев и, вскакивая на ноги, увлекает бойцов влево, вдогонку за танком.
Орудие одной из «пантер» ухает в сторону «тридцатьчетверки», которая в этот момент уже разворачивается вправо. Снаряд с колокольным звоном ударяется в левую грань танковой башни и рикошетит в землю, с противоположной от переменников левой стороны танкового корпуса. Взрыв взметается вверх, обдав машину землей и градом осколков. Машина берет на себя всю силу ударной волны и смертоносного металла, прикрывая бегущих за ней следом.
XII
Переменники жмутся к машине. Теперь, когда пули вражеских пулеметов и автоматов без передыху хлещут по броне, надгусеничным полкам, по самим тракам и каткам «тридцатьчетверки», уже никто не обращает внимания на пыль и вонючий дым выхлопных газов отработанного дизельного топлива.
«Тридцатьчетверка», идущая справа, озаряется яркой вспышкой пламени. Ее темный контур, с обтекаемой башней и гладким стволом орудия, проступает сквозь неясную муть серо-коричневого дыма. Танк катится еще несколько метров, потом останавливается.
Двигатели продолжают реветь, надсадно добавляют обороты. Но машина не продвигается дальше ни на метр. Не может. Видимо, вражеский снаряд угодил под днище или в одну из гусениц и повредил ходовую часть.
Люк на башне откидывается, но никто из экипажа наружу не появляется. Продолжает бить спаренный пулемет, к нему добавляется вспыхнувший в передней части борта огненный факелок «курсовика». Танк вздрагивает, с оглушительным треском выпуская из орудия струю ярко-красного пламени. Пороховая горечь разносится на несколько метров вокруг.
Наступление второго отделения стопорится. Вражеские пулеметы гвоздят броню подбитой «тридцатьчетверки», рыхлят землю по периметру, дырявят воздух вокруг машины, не давая штрафникам высунуться за край спасительной брони.
Экипаж левофланговой «тридцатьчетверки», молниеносно оценив ситуацию, начинает смещаться вправо, ознаменовав начало маневра прицельным выстрелом по «пантере», которая только что остановила соседний экипаж. Вражеская машина находится значительно правее относительно произведшей по ней выстрел «тридцатьчетверки». Русским танкистам был хорошо виден правый борт и высокие траки немецкого танка.
Снаряд 75-миллиметрового орудия по касательной ударяет в середину гусеничных траков «пантеры», буквально выдергивая кинетической силой бронебойного удара и взрывной волной несколько тяжеленных катков. Высокая гусеница словно сдувается. Траки провисают, собираются в стопку и переклиниваются по инерции движения, стопоря ход машины. Она начинает забирать вправо, разворачиваясь левым бортом к противнику.
XIII
Один за другим сразу два снаряда, выпущенные из подбитой «тридцатьчетверки» и Т-70, приближающегося с левого фланга, ударили в корпус эсэсовской машины.
Танковые орудия обеих машин выпустили подкалиберные снаряды. Они прожгли броню «пантеры», оставив аккуратные дыры, похожие на дупла в деревьях. Звука взрывов не было слышно, но многотонный корпус вздрогнул, потрясенный изнутри.
Машина продолжала крутиться на месте. Когда ее уже развернуло задом, из полученных пробоин начал валить густой черный дым, как из трубы парохода, в котором вовсю раскочегарили угольные топки.
«Тридцатьчетверка», за которой шли переменники Гвоздева, по диагонали приблизилась к сектору наступления подбитого Т-34. Потапов, скомандовав залегшим бойцам «Вперед, в атаку!», первым устремился под прикрытие танка. В этот момент с левого фланга еще ближе к штрафникам сместился экипаж Т-70.
«Тридцатьчетверка» с выведенной из строя ходовой частью продолжала вести огонь из танкового орудия и пулеметов, прикрывая справа наступление левофланговых танковых экипажей и второго и третьего отделений штрафников.
Грохот орудий смешался в один непрерывный, неумолкающий громовой раскат, испещренный молниями выстрелов и взрывов, сотрясающих землю и воздух, окатывавших с головы до ног горячей смесью порохового дыма, раскаленной пыли и прогорклой вони бензиновых и дизельных выхлопных газов.
XIV
Вой снарядов перекрывал лязг металла, бивший по ушам скрежет брони. Рев двигателей становился таким надсадным, как будто стадо взбесившихся быков в сотни, тысячи голов забивали одновременно на залитой, затопленной свежей кровью бойне.
Орудия стреляли в упор, всаживая снаряды в тяжелую бронированную сталь, разрывая ее на куски. Еще один Т-70, прошитый насквозь выстрелом танковой пушки «пантеры», сотрясло от мощного взрыва. Сдетонировавший в танке боекомплект превратил машину в сноп огня. Силой взрыва вырвало башню и подбросило вверх, а корпус раскрылся кверху лоскутами брони, подобно лепесткам страшного черного металлического цветка.
Немецкие пехотинцы выскочили из клубов дыма неожиданно, как пятнистые черти из самого пламени разверзшейся вдруг преисподней.
– Гранаты!.. Рукопашную!.. – успел крикнуть Гвоздев, нажимая на спусковой курок ППШ.
Очередь вошла в набегавший из мутного грязно-коричневого молока силуэт, и он, нырнув вниз, исчез, растворился, будто и впрямь был сотканным из дыма призраком.
Автомат бился в руках, прошивая плотным роем пуль все пространство по правую сторону от корпуса танка. Вот один из немцев коротко замахнулся на бегу. Взрыв ухнул где-то за спиной Демьяна, слева. Раздался истошный крик и следом – клокочущие звуки ярости, перемежавшиеся отборными матерными ругательствами.
Пули свистели вокруг. Кто-то сбоку глухо рычал. Противники сшиблись. И вот уже покатились по земле бесформенными грудами, в которых не было ничего человеческого, а только хищный животный храп, и рычание, и крик.
Степа сбил с ног немца, который несся прямо на Гвоздева, и тот, перепрыгнув через сцепившихся, оказался перед фашистом в надвинутой на глаза каске. Весь он был размытый, пятнистый и неумолимый, как сама смерть. Гвоздев по инерции прыжка летел на него, и ППШ увело влево, и требовались доли секунды, чтобы направить ствол на врага.
XV
Фашист стоял как вкопанный, будто ждал тут его целую вечность, чтобы взять его – Демы Гвоздева, сына своих папы и мамы, только что, вечность назад, неистово любившего свою прекрасную возлюбленную Стешу, жизнь.
В расширившихся зрачках Демьяна промелькнули все эти зримые картины, но тут же их заслонил зловещий силуэт эсэсовца, который отпечатался, словно негатив фотоснимка.
Немец держал свой «шмайсер» на весу, на уровне поясного ремня. Автомат подпрыгнул от выстрела, и ствол его разорвался с сухим треском, словно новогодняя хлопушка. Демьяну как будто железным ломом с силой ударили по ППШ, зажатому в руках. Он едва не выпустил автомат из рук.
Ладони словно ошпарило кипятком, но Гвоздев не заметил этого. Мелькнула молнией мысль, что он уже умер, но что, по какому-то высшему соизволению, ему еще дано время, чтобы вступить в схватку с призрачным немцем.
Он выставил обе руки, все так же сжимавшие ППШ, исковерканным вражеской очередью барабаном магазином вперед. Тяжелый металлический барабан пришелся в промежуток между каской фашиста и воротником его испятнанной куртки. С глухим стуком немца откинуло назад, и Гвоздев, потеряв точку опоры, рухнул на него плашмя.
Фашист не подавал признаков жизни, но Демьян еще несколько раз поднял и опустил приклад ППШ туда, где слетевшая с головы каска сначала открыла человеческое лицо, но потом эти черты стерлись, превратились в что-то нечеловеческое, безобразное.
XVI
Из фонтанов огня и дыма, на фоне рычащих и лязгающих темных танковых громадин появлялись пятнистые фигуры гитлеровцев. Демьян сполз с убитого им немца и, положив ППШ на грудь фашиста, нажал на курок. Автомат молчал. Искореженный барабан не досылал патроны. Перехватив автомат в левую руку, Демьян выхватил из правого кармана РГД и с ходу разжал непослушными пальцами усики, стопорившие чеку.