У подъезда Александра Алексеевича Крутько, как и в первый раз, карапуз со своей подругой Наташкой играли в домик. Замок отремонтировали, и дверь была заперта. Мне не оставалось ничего иного, как сесть на лавочку, поджидая, пока кто-нибудь выйдет или войдет в подъезд, да наблюдать за варварской игрой детей. Впрочем, ждать пришлось не очень долго. Щелкнул замок, и из открывшейся металлической двери выплыла мамаша карапуза. Помню, неделю назад она яростно выбивала из меня пыль. Несмотря на мой новый наряд, она тут же признала во мне детоубийцу.
- Ах ты, сволочь, развратник, извращенец, опять сюда приперся. Я же тебя насквозь вижу!
- Ну что вы, я здесь по делу.
- Знаем твои дела. Шоколадки, конфеточки, а потом ребенка в подвал! Да? Говори, маньяк. - Она уже трясла меня за грудки. - В подвал, да? В подвал?
- В подвал, - согласился я, - только не детей, а вас, мадам.
В ее выпученных глазах переваривалась неожиданная информация. И я добавил масла в огонь:
- А может быть, зайдем к вам? В койке удобнее, и беру я немного, особенно с таких дур.
- А-а-а, - истошно-торжествующе заорала она. - Попался, маньяк, люди, помогите, насилуют!
- Чего орешь, дура, второго такого случая в твоей жизни не будет, подумай.
Я проскочил в открытую дверь и защелкнул замок на собачку.
На втором этаже я отыскал квартиру Крутько и деликатно позвонил. Вполне изучив меня через глазок, дверь открыла наконец молоденькая блондинка в пеньюаре с сигаретой в зубах и пороком, написанным на физиономии.
- Здравствуйте, - поклонился я, - разрешите войти, если я не потревожу ваше горестное одиночество.
- А вы кто?
- Гончаров Константин, товарищ вашего покойного мужа, тоже нумизмат. Примите искренние соболезнования.
- Не принимаю, но заходи, Константин... э-э-э...
- Просто Костя.
- Отлично, милости прошу, просто Костя Гончаров, у меня небольшой девичник, так что ваше присутствие будет как нельзя более кстати. Меня зовут Римма.
Она откровенно подмигнула и чуть приоткрыла без того прозрачный пеньюар. На неутешную вдову она была не похожа.
Несмотря на полдень, в комнате, благодаря плотным шторам, стоял полумрак и витал волнующий запах женщины. На диване в черное закрытом платье сидела породистая красивая самка и через соломинку тянула коктейль. Она была постарше хозяйки и, пожалуй, попьянее.
- Костя, - представился я ей.
- А я Катька. Бросай, Костя, свои кости, - заржала она, довольная своим остроумием. - Наливай, - она кивнула на раскрытую змеиную пасть бара, отдыхай.
- А где Жанка? - входя следом, спросила хозяйка.
- Пошла на кухню консерву открывать, мало ей того, что есть.
- Она ж на диете.
- Хрен ее знает. Хочу, говорит, лосося, и все тут. Дура баба.
- Ну, Костя, чем будете развлекать двух молодых симпатичных дам?
- Боюсь, что из меня плохой развлекалыцик.
- Не скажите. У любого мужчины есть нечто, чем можно развлечь даму. Не правда ли, Кэт?
- Не у всех, например, у моего эта развлекалка давно отсохла.
- А у моего была еще ничего. Вы слышали, Костя. Его тут замочили вместе с проститутками. Все бы ничего, да все монеты выгребли. Вы ведь знаете, какая у него была коллекция.
- Не совсем, Римма, Александр Алексеевич был человек скрытный. В основном интересовался коллекциями других.
- Да, тот еще жук. Но мне-то он сказал, что и детям и внукам достанется. Только вот детей у нас не предвиделось.
- А у меня есть дочка. Ее нужно воспитывать. А у моего козла из-под носа килограммов пять золота и платины увели. Что теперь делать?
- Работать пойдете, - успокоил я.
- Что-о-о? - в один голос взвыли вдовушки. - Работать? А что мы умеем, ты спросил? Мы кроме как... снимай штаны, покажем тебе наши университеты.
- Немного погодя, - мягко остановил я бурю негодования и страстей. Сначала дела, а потом...
- Смотри, какой деловой. Римма, а где же Жанка?
- На кухне же, говорю тебе. Жанка, иди скорей, дело будет. Жанка!
- А ее там нет! - через минуту сообщила удивленная хозяйка.
- Стерва, смылась по-английски, - резюмировала Катерина, - это у нее бывает. Все боится себя скомпрометировать. Та еще шлюха. Так какие у тебя к нам дела?
- Девочки, после ограбления у Александра Алексеевича должен остаться реестр коллекции. Меня от имени всего общества нумизматов просили... в общем, мы просим вас, уважаемая Римма, хотя бы на время дать его нам.
- А где он?
- Я не знаю, но вам-то это должно быть известно.
- Да нет его, пустой шкаф, ни одной монеты не оставили. А так бы отдала совсем. На кой он мне.
- Жаль. Катерина, насколько мне известно ваш муж тоже вел журнал приема больных. Не могли бы вы...
- Могу, - ядовито улыбнулась женщина черном, - позвонить в милицию, чтобы там поинтересоваться, с каких это пор нумизматы интересуются клиентами зубного техника. Звони, Римма.
- Не стоит! - зло прервал я не в меру подозрительных вдов. - Я сам оттуда, вот мое удостоверение.
- Пшел вон. Без тебя тошно. Думали, нормальный мужик, а тут мент. Римма, открой ему дверь.
Бесславно выдворенный из квартиры, я стоял у подъезда, не зная, что делать дальше.
Выскочивший вслед за мной мужичонка трясущимися руками подсчитывал наличность. Судя по огорченной мятой его физиономии, денег явно не хватало.
- Добавить, что ли...
- А есть?
- У дяди Кости всегда есть. Сколько?
- Пять "штук" не хватает.
- Вот тебе десять, только возьми хорошую. Жду тебя у соседнего подъезда. Ты здесь живешь?
- Так точно, командир. Я мигом.
Кажется, я еще не дошел до нужного подъезда, когда ханурик вернулся с товаром, стаканом и десятком палых яблок. Все это он вывалил тут же на скамейке.
- Открывай, - распорядился я.
- Сей секунд, дядя Костя, а ты откуда?
- От верблюда. Похмеляться будем или глазки строить? Не могу, душа горит. Давай, ты первый.
Мужик выпил и срочно закосел. Чтобы поддержать компанию, то же проделал и я. Дружно хрумкая зелеными яблоками, мы проникались друг к другу симпатией. В знак уважения он протянул мне мятую сигарету, и я с благодарностью закурил, решая, с чего начать разговор. И начал:
- Тебя как зовут?
- Виктор Гусенков, инженер-информатор, временно не работающий.
- А я мент, и тоже не работающий.
- Время такое, - шевельнув ушами, резюмировал Виктор.
- Паскудное время, - поддержал я наметившийся диалог.
- Хреновое, кругом сплошной грабеж и разврат, - согласился он.
- И убийства! - накалял я тему.
- Во-во, и в нашем подъезде одного какого-то туза хрякнули, но это ничего, не все коту масленица.
- Да слышал. Колотушкой по балде, вроде и баба с ним была.
- Это не его. Его-то Римка-шлюха отдыхала где-то. Тоже небось не одна развлекалась. Но ей-то простительно. Молодая еще, а он...
- Так, может, это она его и замочила, надоел, старый хрен, она наняла кого-нибудь, и того...
- Нет, Костя, если бы так было, она б грустная ходила, а Римка гуляет, веселится у всех на виду. Не ее это рук дело. Я слышал...
- Что ты слышал? - уцепился я.
- Да так, ничего. Давай еще по единому.
- Об чем разговор, Виктор? Надо будет, еще возьмем, чего нам терять-то, безработным. Твое здоровьице. Фу... А когда его грохнули?
- Ночью, часа в два, я как раз с похмела маялся, когда ему позвонили в дверь.
- А откуда же ты мог слышать?
- Так я через стенку живу, слышно даже, как он выключателем щелкает, не говоря уж про звонок.
- Ну и что дальше?
- Чего дальше, протопал он к двери, чего-то пробубнил, дескать, кого черт принес, а она так сладенько ему, мол, открой, дядя Саша, твоя птичка прилетела.
- Врешь ты все, Виктор, не было никакой птички. А молотил его один мужик, сначала его, а потом и любовницу. Сходи еще за одной, - я протянул деньги, да сходи в кулинарию, возьми нормальной закуски.
Мне нужно было побыть одному, чтобы переварить полученную неожиданную информацию. Дело это принимало совершенно иной, непонятный оборот. Из того, что я услышал, вырисовывались две не похожие друг на друга версии. Первая: Крутько был дома один, когда в дверь ему позвонили. Услышав знакомый женский голос, он открывает дверь, после чего получает в лоб. Женщина достает монеты и получает по лбу от своего сообщника. Могло быть так? Вполне. Но могло быть и иначе: звонок в дверь, Крутько лежит в постели с любовницей. Но на знакомый женский голос он все же открывает дверь и опять-таки получает дубиной. Потом таким же образом убийца расправляется с высунувшейся из спальни женщиной. А могло быть и так. Любовница Крутько, заранее договорившись с убийцей, проделывает старый и испытанный ход. Девочка заранее приходит к нумизмату, проводит с ним несколько приятных часов, а потом, слыша условный стук, впускает сообщника. Тот, сделав свое дело, решает, что лишний свидетель ему не нужен. Так и появляется раздетый женский труп. Три варианта. И если бы не моя тупость, один из них можно было бы отбросить хоть сейчас. Но, чтобы ознакомиться с протоколом осмотра и заключениями судмедэкспертизы, оказывается, господин Гончаров, нужен недюжинный ум.
- Вот, Константин, принес. Пирожки, колбаса, помидоры и шнапс. Все правильно?
- Неправильно.
- Почему? - обиделся информатор.
- Потому что та девка, которая назвалась птичкой, была одна, и она была любовницей твоего соседа. А убийца пришел позже.
- Вот уж нет. В двенадцать ночи, когда я ходил за пузырем, в дверь Крутько стучалась размалеванная девка, а наутро ее выносили мертвой. Я ее узнал. А в два часа ему звонила другая. После того как он ее впустил, все и началось.
- Что началось?
- Ну, стук, удары, падение мебели. Все, что бывает в таких случаях.
- Чего ж ты в милицию не позвонил?
- Телефона у меня нет. А утром позвонил. Из автомата.
- Как они уходили, ты слышал?
- Да, я под самой дверью стоял. Ушли они часа в три. Тихо прикрыли дверь и на цыпочках спустились вниз.
- Их было двое?
- Не меньше, они шептались.
- Чего ж сразу не сообщил о случившемся?
- Боялся...
- Куда они пошли, на чем уехали, как были одеты?
- Э-э, да ты, кажется, не безработный мент, а функционирующий? Спасибо за компанию, я пошел, и тебе я ничего не говорил. Тем более я действительно ничего не видел. В подъезде свет не горел. А окна моей квартиры выходят на улицу. Могу сказать, что на улице никто не появлялся, значит, они ушли через двор. Вот все, что я знал. И больше ко мне не цепляйся.
- И на том спасибо. Пузырь дарю тебе. Ты меня не видел, я тебя не слышал!
Ухов стоял на обочине, презрительно разглядывая тщедушных гаишников с автоматами.
- Привет, Ухов, - окликнул я его, выбираясь из "тачки", - тебя как зовут, а то Ухов да Ухов?
- А меня все так зовут, проще, имя-то не выговоришь, Максимилиан.
- Значит, просто Макс. Ну вот, оделся ты подобающе, вроде как на прогулку.
Он смущенно посмотрел на свои белые в обтяжку джинсы и трикотажную светлую майку. По-моему, он перестарался. Где в таком наряде можно спрятать пистолет и дубинку?
- Отлично, Макс, а оружие ты, конечно, оставил дома?
- Да нет, здесь оно, в машине, я подумал, вдруг понадобится "тачка".
- Ты хорошо подумал, но где же она?
- Тут, в кусточках, заныкал.
- Отлично. Спецоборудование, мигалки, надписи, все в порядке?
- Да нет, она собственная.
- Иногда думаешь, что человек беспробудно глуп, а он оказывается Эйнштейном. Это плохо, но когда наоборот, еще хуже.
- О чем вы, Константин Иванович? У меня сразу сложилось о вас наилучшее мнение.
- Да вот и я о том же. Но вперед, Ухов, нам предстоят грандиозные бои.
- С кем?
- С проститутками.
- Это мы уважаем.
Дойдя до уховской "шестерки", я скинул чужой малиновый пиджак, а Макс накинул куртку со всей причитающейся начинкой. Связку ключей бросил под сиденье. "На всякий случай, - пояснил он, - а гаишники предупреждены".
Потихоньку, стараясь не особо шуметь, мы вышли на Галкину берлогу. Отсюда был отлично виден весь сексодром, но пока что он был пуст, если не считать пяти-шести мужиков, что возились возле трех катеров, и одного возле открытого капота "Нивы". Вот он-то и привлек мое внимание в первую голову: во-первых, огромным ростом и мощным телосложением, а во-вторых, хозяйским видом, с которым он передвигался по территории. Если меня не подводил нюх, это и был садист и сексуальный маньяк Жорик. Жорик, который, возможно, видел, на какой машине уехал Гена Длинный.
- Макс, ты можешь не заснуть в этой конуре?
- Какие вопросы, шеф.
- Отлично. Ты видишь того типа возле "Нивы"?
- Абсолютно. Неприятный тип.
- Неприятный и злой. А когда ему ампутировали одну очень нужную конечность, стал вообще свирепым. Так вот, Макс, мне нужно с ним решить пару серьезных вопросов, ты уж посматривай, если что... Но учти, говорят, он вооружен.
- Я тоже! И тоже бываю сердит.
- Стреляй только в самой невкусной ситуации, когда другого выхода нет, и только по ногам. Он нужен живой. А если я начну мочиться, немедленно спускайся к нам. Возможно, придется его вязать. Один я с ним не справлюсь.
- Ясное дело. Ни пуха...
- Пошел...
- Взяв левее, я с шумом спускался вниз к пляжной дороге, всем своим видом показывая, что лицо я не опасное и в этих краях случайное. Метрах в десяти выше "Нивы" я выкатился на дорогу. Заинтересованный, Жора отложил ключ, невозмутимо за мной наблюдая.
- Здорово, земеля! - радостно заорал я, подходя к машине. - Закурить не будет, и пить хочу, умираю.
- Здорово, земеля, - ответил он, внимательно рассматривая меня пронзительными глазами хищника, - отчего ж не будет, возьми в машине.
- Да неловко как-то по чужим машинам шариться.
- А я тебе разрешаю, - он неприятно хихикнул, - хорошим людям я все разрешаю.
Хоть убей, не хотел я влезать в его авто, слишком свежа была в памяти история, когда меня, вот так же сунувшего нос в незнакомую машину, увезли черт знает куда.
- Ладно, пойду у ребят спрошу, - кивнул я на катера,
- Да погоди ты, недотрога интеллигент. На тебе сигареты, на тебе "Фанту". Кури, пей на здоровье. Тебя как зовут-то?
- Константин, а тебя?
- Жорой буду. - Он резко нырнул под капот, бзыкая гаечным ключом куда попало.
- Может, помочь, поддержать что-нибудь?
- Да нет, все уже готово. - Он захлопнул капот и тоже закурил. - А ты чего, Константин, в наши луга забрел? По случаю или по нужде? Места у нас особые!
- Какие еще особые? Пляж, он и в Африке пляж.
- Здесь, дорогуша, дешевый публичный дом под открытым небом. Понял?
- Ну да, я знаю, потому и пришел. Товарища ищу. В начале месяца сюда пошел и с концами.
- Что за товарищ?
- Может, знаете, Гена Длинный? Говорят, уехал на машине.
- Гену Длинного я знаю. Но давненько его не видел. Давно!
- А еще говорят, что ваша машина стояла рядом с той, на которой он уехал.
- И кто же это может говорить?
- Да люди разные.
- Хм, люди, они тебе не то скажут. Язык без костей, а длинный и отрубить можно.
Я невольно заржал, проводя аналогию, а он побелел, с трудом сдерживаясь.
- Чего ржешь-то? Пришел по делу, а ржешь, как лошадь.
- Так вы не помните, на какой машине в ту ночь уехал Гена?
- Ну помню! И что?
- Вы бы оказали неоценимую услугу мне и его брату, если бы назвали ее номер.
- Абсурд! Вы помните номер машины своего соседа?
- Нет, - признался я, шестым чувством понимая, что идет игра, в которой я пока проигрываю.
- На бежевой "шестерке" он уехал. За рулем был лысый высокий мужик, кажется, Слава. Он иногда здесь бывает. Но редко, примерно раз в месяц. Вот и все, что я могу сказать.
- Во что был одет Геннадий?
- Кажется, в белую рубашку, а брюки... Не помню. Надеюсь, моя информация вам поможет. И я попросил бы ее источник оставить в тени. До свидания. Вас подбросить?
- Нет, искупаюсь, отдохну.
- Всего наилучшего, не подцепите чего-нибудь.
Злобно урча, "Нива" пошла в гору. А я, раздевшись, с удовольствием бултыхнулся в воду. Плавать - это удовольствие, дарованное нам Творцом много-много лет назад, когда мы еще были головастиками. А еще большее удовольствие при этом думать о чем-нибудь приятном. Например, о Валентине, о ее добром Федоре. Но о них думать не получалось. В голову лезла мерзкая Жорина рожа. Что за тип? То, что он у меня пойдет под суд за убийство девчонки, это бесспорно, но это позже. Сейчас меня больше всего волновало его сегодняшнее поведение, с моей точки зрения совершенно непонятное. Если он врал, то зачем? Ведь он прекрасно понимал, что я буду еще ходить и ходить по пляжу, выспрашивая каждую девку, пока наконец не доберусь до истины. А если ему обо всем доложила Галина? Если он не врал, испугавшись меня, то что я имею? Ровным счетом ничего, эфемерную бежевую "шестерку" да мифического лысого мужика. Черт ногу сломит. А собственно, какой смысл ему говорить неправду? Ну уж очень он мне не понравился, глазки пронзительные, весь на нерве, хотя не хочет этого показать. Дурак ты, Гончаров, ну почему тебе должны все нравиться? Семушкин тебе не нравится. Нейрохирург не нравится, сексуальный убийца Жора тебе тоже не нравится. Ну все, Гончаров, сливай воду, доразмышлялся!
- Мужик, ты там водяным еще не стал? - окликнули меня с одного катера. Битый час воду буравишь.
- Кайфую.
- Кайфуй, кайфуй, пока не отвалился...
- Мужики, а где Жорин катер?
- А черт его знает, он нам не докладывает. Иногда по неделе его нет. У него где-то есть берлога. То ли на островах, то ли на том берегу.
Растянувшись на песке, я наблюдал, как деловито, по-производственному, словно ткачихи к станкам собираются проститутки. Кто в одиночку, кто парами, на машинах и пешком, постепенно они заполняли пляж, разделяясь то ли на бригады, то ли на звенья. Иные же предпочитали индивидуальный метод.
Ко мне тащился вчерашний сутенер Курас, личность при свете еще более отвратительная.
- Че, мужик, отдыхаем?
- Отдыхаем!
- Ништяк, кого будешь?
- Тебя, кислодриста!
От такой невиданной наглости у него напрочь пропал голос.
- Аик... ик... ко... длу...
- Не кодлу, а падлу, тебя, значит, понял? От Жорика я. И заткни свою вонючую пасть, или я это сделаю сам. Пошел, мразь! Курас-п...