– Кто такая Юлечка?
– Дочка Леоновых, ей было не больше трех. – Валерий Кузьмич подошел к коробкам, сваленным у стены. – Ее отец, Юра Леонов, тем летом на Севера уехал, в Тюмень, скважины бить. Жена с дочкой в Москве остались. Нина только-только закончила институт…
Старик взял ножницы, вспорол скотч и раскрыл коробку. Он что-то искал. Лера подошла ближе. Федоров выпрямил спину, в руках он держал фотографию. Когда он вернулся за стол, Лера села рядом.
– Можно? – Она протянула руку.
– Погоди, пока расскажу. – Накрыв рукой фотографию, он продолжил: – Помню тот день как вчера. Нина затеяла стирку. На выходные ждала мужа. Юлечка в коридоре играла. – Валерий Кузьмич поправил очки, его глаза увлажнились. – Хорошая была девочка, ласковая…
– Она умерла? – не выдержала Маша.
– Подожди, – старик погладил рукой фотографию. – Все по порядку. Так вот: ласковая была девочка, воспитанная. К тому времени в квартире дети у всех повыросли. Мальчишек был полон дом, и всем лет по семнадцать. Девочка на всю коммуналку одна. Любили ее очень. А тут как раз – июль. Пацаны целыми днями на прудах загорали. – Валерий Кузьмич окинул гостей задумчивым взглядом. – Красногвардейские пруды… Знаете?
– Работаем в двух шагах, – ответила Маша.
– Вот-вот… Значит, собрались пацаны на пруд. В то время там еще разрешали купаться. Нина Леонова с ними пошла. Дочку, конечно, взяла с собой. И вот ведь как получилось: понадобилось ей вернуться домой. Юлечку оставила с ребятами: дескать, воздухом пусть подышит. Оставить оставила, – Валерий Кузьмич вздохнул, – а домой они пришли без нее.
– Как это случилось? – спросил Дмитрий. – Мальчишки вроде большие. Не усмотреть за такой крохой…
– То-то и оно… Их потом долго по милициям таскали. Только ведь ничем не поможешь. Юлечку уже не вернуть.
– А мать?
– Нина? Через два дня повесилась. Юру не дождалась. Как уезжал, были и жена, и дочь. А вернулся – ни той, ни другой.
– Похоронили?
– Нину? – спросил старик. – Похоронили.
– А девочку?
– Юлечку не нашли.
Губанов встревоженно заворочался.
– Так ведь она утонула в пруду…
– В том-то и дело, – Федоров взял фотографию. – Искали ее долго. Юра чуть с ума не сошел. Потом аквалангист утоп. Зацепился за вагонетку. Прудов-то всего три: Верхний, Средний и Нижний. В Верхнем пруду шахта была прежде. На дне до сих пор вагонетки валяются. Я, когда мальцом был, нырял, вагонетки те не раз видел. Аквалангист зацепился. Утонул, бедолага. После того поиски прекратили. Чего только не говорили тогда про Юлечку… – продолжил старик. – Что в шахту ее течением затащило или под вагонетку попала. Девчушка-то махонькая… Так и решили, что она утонула.
– А ребята что рассказали? – спросил Губанов.
– Купались. Юлечка по бережку бегала. Глядь, а ее и след простыл. Искали до вечера. Да где там… Только туфельку ее нашли.
– Вы помните тех ребят по именам? – Лера достала блокнот.
– Думаете, у меня памяти нет? У меня голова как у молодого. Смотрите, – старик положил фотографию в центр стола. – Вот этот блондинистый – Васька Реутов. Баламут, каких мало. На корточках сидит – Игорь Тишечкин. Тишечкин он и есть, все шито-крыто, чего б ни напакостил. Толстенький – Юрка Малахов. Помнится, через год мамаша его замуж вышла. Потом с мужем и с Юркой в Израиль уехала. Тетка их в соседнем дворе жила. Она рассказала, что вскорости ихний дом там террористы рванули. Всех троих – насмерть. А вот этот малый, ему тогда лет двенадцать было, не больше, Сережка Барсуков.
Маша побледнела.
– Что?
Лера вытащила из сумки очки и, надев их, склонилась над фотографией.
– Он… – она обескураженно посмотрела на Дмитрия.
– Кто? – безэмоционально спросил тот.
– Сергей Барсуков, муж нашей Нади. Хозяин «Барсукспецодежды», – сказала Лера.
– Он жив? – Дмитрий огляделся, отыскивая пепельницу.
– Жив, – ответила Лера.
– Но его в любую минуту могут убить, – продолжила за нее Маша.
– Ваша подруга об этом знает?
– Нет. – Лера не отрывала глаз от снимка. – Хотя… – она оглянулась на Машу: – Когда Надя ходила в ЖЭК, она не могла не заметить его имени в домовой книге.
– Знала, но не сказала, – ахнула Маша.
– Вот почему она так испугалась, когда убили Шостока, – Лера в растерянности сняла очки. – Значит, в той квартире жили Реутов и Барсуков.
– Чем дальше, тем интересней, – сказал Губанов. – А что было потом с отцом девочки?
– Год-полтора он пил, потом уехал скважины бить. Комнату запер и съехал. Первые годы бывал, а как ее приватизировал, так и исчез.
– А пьяница, который въехал в комнату?
– Так то ж самовольно.
Маша поинтересовалась:
– Без согласия хозяина?
– Врезал новый замок и стал жить. Это он мне так сказал, а как на самом деле было – не знаю. – Взглянув на часы, старик забеспокоился. – Через минуту футбол начнется.
– Последний вопрос, – Дмитрий кивнул на снимок. – Здесь есть отец девочки?
– А как же! И Юра, и Нина, и Юлечка. Вот они.
– Могу я взять фотографию?
– Бери, – старик включил телевизор. – Только с возвратом.
– Спасибо, – Губанов поднялся и положил на стол визитную карточку. – Здесь мой телефон, если еще что-то вспомните, позвоните.
* * *В серебряном завитке пряталось желтое пятнышко. Рядом с завитком сияла голубая звезда.
«А я всегда считала, что эти обои серые…» – Надя водила пальцем по рисунку обоев. Она лежала на кровати в комнате дочери.
В дверь постучали.
«Сергей…» – подумала Надя, продолжая смотреть на стену.
– Можно? – Сергей вошел в комнату. – Нам нужно поговорить. Я позвонил Светке…
Надя резко повернулась к нему.
– С ней что-то случилось? – На ее осунувшемся лице появилась тревога.
– Нет. У нее все нормально.
– Она ни о чем не должна знать, – сказала Надя и пригладила рукой растрепавшиеся волосы.
– И не узнает, – Сергей потянулся к жене, чтобы поцеловать ее.
– Нет.
Он податливо отстранился.
– Нужно как-то договориться…
– О чем?
– Как дальше жить.
– Зачем?
– У нас семья.
– У тебя две семьи. Одну потерять не страшно, – сказала Надя.
– Страшно… Моя семья – это ты и Светка.
– А как же Ольга и младшая дочь?
– Ольге нужны только деньги. Тебе сложно это понять, – продолжал он виноватым тоном, – все как-то завертелось, закрутилось… Когда родилась Милка, я решил: она-то не виновата.
– Она не виновата, – согласилась Надя. – Во всем виноват ты.
– Кто бы об этом спорил. Одно ты должна знать – Шалаева для меня ничего не значит.
– Я это заметила. Когда ты отымел ее на столе.
– Хватит!
– Зачем ты сюда пришел?
– Чтобы договориться.
– О чем?
– О том, как будем жить дальше.
– Опять двадцать пять…
– И так будет, пока мы не решим.
Надя молчала.
– Прости, – повторил Сергей.
– Я не могу так… – сказала Надя. – Мне нужно подумать. А сейчас…
– Что? – встрепенулся Сергей.
– Ты должен рассказать про ту комнату на Трехгорном. Что там случилось?
Сергей вскочил на ноги. В этот момент он стал похож на взъерошенного мальчишку.
«Почему у меня нет сил его разлюбить?» – подумала Надя и, разозлившись на себя, приказала:
– Сядь и все расскажи!
– Я плохо помню, – уклончиво начал Сергей. Он подошел к окну. – У меня до сих пор нет этому объяснения. Мне было чуть больше двенадцати.
Надя не видела его лица, но по особым вибрациям голоса поняла, что разговор будет нелегким.
– В нашей компании было несколько человек: Васька Реутов, Тишечкин, Юрка Малахов и я. Мы все жили в одной квартире, и если родители между собой собачились, нас это не касалось. Мы с ребятами хорошо ладили. – Сергей неуверенно кашлянул и, посмотрев на жену, продолжил: – В той комнате, про которую ты спросила, жил геолог… или нефтяник, уже не помню. Потом он женился. У них с женой родилась дочь. Ей было три года. Стояла жара. Мы с пацанами пошли на пруды купаться.
– Куда? – спросила Надя.
– На Красногвардейские пруды, – пояснил он.
– А разве там купаются?
– В то время купались. Значит, отправились мы на пруды. Тетя Нина пошла с нами и Юлю с собой взяла. Часа через полтора она засобиралась домой. То ли утюг забыла выключить, то ли еще что… В общем, попросила за Юлечкой присмотреть. Мы согласились, подумали, она скоро вернется. Сначала купались по очереди, чтобы не оставлять девчонку одну. Потом видим – она послушная, в воду не лезет, играет себе в траве… Меня послали за газировкой. Когда я вернулся, сразу заметил, что Юли нет. Все переполошились, нашли в воде ее туфельку, со страху стали нырять. Одна женщина сказала: похожая девочка в сквер убежала. Оказалось, в сквере ее нет. Зря только время потратили. Если б не та тетка!
– И все-таки что с Юлей случилось?
– Не знаю.
– А кто знает?
– Никто.
– Так не бывает, – Надя села в постели.
– Она утонула.
– Тело нашли?
– Не нашли.
– Значит, не утонула.
– Утонула, – повторил Сергей и направился к выходу из комнаты.
– Ты говоришь так, будто заставляешь себя в это поверить. Что было потом?
– Потом ее мать повесилась.
– Но ведь девочку еще могли бы найти.
– Тетя Нина считала, что ее не найдут. Она потеряла надежду.
– А отец Юли?
– Когда вернулся отец, все думали, он рехнется. А он просто пил.
– Иногда это спасает, – сказала Надя.
– Его это чуть не сгубило… – Сергей поморщился. – Хватит. Мне больно. Я мучился. Потом удалось все забыть. Теперь – снова. Кому это нужно?
– Кому-то нужно, – тихо сказала Надя. – Реутова убили. Неужели ты не понимаешь? Ты в опасности.
– Спустя тридцать лет? Это какой-то бред… – Сергей вышел из комнаты. Через минуту вернулся. – Тебя к телефону.
– Кто?
– Не знаю.
Надя встала с кровати и вышла в гостиную. Взяла трубку:
– Да… Кто это?
– Теперь ты счастлива? – Женщина зло рассмеялась.
– С кем я говорю?
– У твоего мужа в каждом отделе по бабе.
– Кто это? – Наде голос казался знакомым. – Кто со мной говорит?
– Кто-кто… Конь в пальто… Раскрой глаза, дура!
Глава 29 Много полезного
На следующий день в девять утра Лера сидела в приемной у Лобова.
– Вы здесь? – В приемную заглянула Галеева. – Леонид Нилыч занят. – В ее руке зазвонил телефон. – Извините… – Ирина вышла в коридор, но дверь не закрыла. – Да… – она заговорила грудным взволнованным голосом. – Я хочу тебя видеть… Почему? Опять? А мне наплевать. Все! – Галеева вернулась в приемную. – Простите…
В этот момент из кабинета выглянул Лобов:
– Заходите!
– Ни пуха вам, ни пера, – шепнула Ирина.
– К черту…
Лобов встретил Леру холодным, недовольным взглядом, молча указал ей на стул. Усевшись, она положила перед собой толстую тетрадь. Вид ежедневника доставил Лобову удовольствие. У него потеплели глаза, и он улыбнулся:
– Учитесь грамотно его заполнять. Между делом я говорю много полезного. Не ленитесь, записывайте.
Лера с готовностью взяла ручку.
– Не сейчас, – остановил ее Лобов. – Думаю, мы с вами сработаемся.
– Не сомневаюсь, – сказала Лера.
– И хорошо! – Он воодушевился. – Хорошо, что не сомневаетесь и говорите об этом в лоб. Замечательно, что готовы учиться. Большинство из тех, с кем я работаю, не умеют ни думать самостоятельно, ни усваивать чужие мысли. Это настоящие дебилы. Поэтому их ежедневники я называю дебильниками. – Он рассерженно сдвинул кресло. – Разжевываешь каждую мысль, разжевываешь. Требуешь: запиши! Но они и этого не умеют! Пассивные особи… Не могут ни-че-го!
Леонид Нилович поднялся с кресла, взъерошил рукой волосы:
– И таких в нашей стране, а особенно в Москве, большинство! Встал, почистил зубы – и снова уснул. Мозг дебилов спит круглосуточно! – Лобов исподволь наблюдал за реакцией Леры и, кажется, был доволен. – Мне нужны настоящие хозяева, а не специалисты с высшими образованиями. В институтах мало чему учат. В лучшем случае делают из людей сундуки. – Он прошелся по кабинету и обернулся. – Знаете, кто это? Это те, кто набит бесполезными знаниями. Сколько таких сундуков у нас перебывало… А если еще и несколько языков знают… У-у-у-уу… – он безнадежно махнул рукой. – Эти и вовсе гиблые люди. Ни на что не годятся. Поэтому в объявлениях по найму мы так и пишем: «с несколькими высшими образованиями и знанием больше одного иностранного языка не обращаться».
Лера расхохоталась. Вопреки уморительным рассуждениям Лобова, его мужское обаяние набирало силу. Его личность вырисовывалась со всей определенностью: неутомимый и изобретательный труженик-самоучка, постоянно приумножающий свой капитал. Против капитала Лера не возражала и к труду была готова, как новенький экскаватор.
Тем временем новый шеф обрел театральный запал. Он талантливо изображал своих оппонентов – бездельников, халявщиков, слабаков. Суждения о порядочности и милосердии, высказанные Лерой не к месту, наметили меж ними преграду, которая могла перерасти в Великую Китайскую стену.
– Порядочность… – задумчиво повторил Лобов. – Такого понятия в коммерции нет. Его придумала вшивая интеллигенция, чтобы оправдать свою бесполезность. Им, видите ли, порядочность мешает добиться успеха! – Он энергично взмахнул рукой. – Им стыдно выполнять неинтеллигентную работу! Им неудобно воевать с конкурентами! Они не могут лезть в окно, когда их выставляют за дверь! Они не способны навязывать другим свои идеи или чужие товары!
Усевшись в кресло, Леонид Нилович чуть поутих:
– И еще одно оправдание лентяям… – его лицо засветилось ехидством. – Грех! Вы, конечно, верите в бога? И в церковь небось ходите?
Лера неопределенно кивнула, и он продолжил:
– Так вот… Ходят туда эти мертвые особи, стучат лбами по грязному полу и ждут, когда им бог подаст… – он снова возвысил голос. – А самим стремиться к красивой жизни – грех! Работать по церковным праздникам – тоже грех! А праздничных дней в году у них – триста пятьдесят девять!
Во взгляде Лобова мелькнуло прежнее отчуждение. Испугавшись, что так можно лишиться работы, Лера сказала:
– Я не соблюдаю церковных праздников…
Лобов захохотал, и в нем больше не осталось интригующей загадочности.
Лера поняла, что перед ней и впрямь большой оригинал.
Глава 30 Конфиденциальная информация
В Надин кабинет вошла Лера Казанцева. Скрестив на груди руки, она приблизилась к столу.
– Я пришла спросить, – голос Леры звучал резко. В холодном взгляде читалось недоумение. – Почему ты скрыла, что Сергей жил в квартире на Трехгорном Валу?
Надя спокойно выдержала ее взгляд:
– Потому что Сергей мой муж, сначала я должна была поговорить с ним.
– Поговорила?
– Да. Теперь ему известно, что он в опасности.
– Понимаешь ли ты, что скрыла важную информацию? Если бы ты рассказала раньше…
– Подожди, – Надя достала из сумки платок и положила его на колени. – Попробуй меня понять. У нас с Сергеем сложное время…
– Ты узнала имя его любовницы?
– Да, – Надя сворачивала и разворачивала платок. – Только дело намного серьезней. У них растет дочь.
– Кто она? – спросила Лера и села рядом с подругой.
– Какая теперь разница…
– Она работает здесь? У него?
– Да.
– Твой Сергей – сволочь… – сказала Лера и задумалась. – Хотя почему сволочь? Девять из десяти мужчин его возраста, с его деньгами… – опомнившись, она подняла глаза. – Прости.
– Да нет. Ты, в общем, права. – Надя смотрела в пол. – Просто нужно что-то решать.
– Развод?
– Не знаю, как объяснить Светке…
– Как? Взять и все рассказать.
– Я не могу, – Надя вздохнула. – Ей и без этого тяжко.
– Где же выход? – спросила Лера.
– Мне кажется, в том, что случилось, есть и моя вина.
– Ты мазохистка, – сказала Лера. – Муж изменил, а она – виновата. Взяла бы сковородку да ка-а-а-ак…
– Понимаешь… Когда нам плохо и мы говорим, что жизнь нас разочаровала, – это неправильно.
– Почему?
– Потому что на самом деле это мы разочаровали ее.
– Ну-у-у…
– В любом конфликте всегда есть две стороны…
– Здесь ты права, – согласно кивнула Лера.
– Я хочу понять, в чем я ошиблась. И все исправить.
– А по мне, взяла б сковородку да…
– Здравствуйте, Наденька, – в кабинет заглянула Голикова. – Заняты?
– Если можно – зайдите попозже… – сказала Надя.
– Я могу подождать… – приветливо начала Голикова, но вопреки ожиданиям закончила взыскательным тоном: – А вот налоговая инспекция ждать не станет.
– При чем здесь налоговая инспекция?
– Вы, Наденька, не предоставили в бухгалтерию счета-фактуры за ноябрь…
– А почему это волнует вас, а не бухгалтерию?
– Потому что у меня сердце болит. Если грянет проверка…
– Выпейте валерьянки и займитесь своей работой, – сказала Надя, напирая на слово «своей». – С фактурами разберутся без вас.
– Хотелось бы верить… – Валентина Николаевна закрыла дверь.
– Достает? – спросила Лера, нахмурившись.
– Постоянно.
– А уволить ее нельзя?
– Сергей и слышать об этом не хочет.
– Опять Сергей. Так бы взяла…
Надя улыбнулась:
– Хватит про сковородку.
– Делай как знаешь. Твой муж – значит, тебе видней. – В голосе Леры не было осуждения, она поменяла тему: – Что рассказал Сергей?
Надя передала все, что услышала.
– То же самое мы узнали от Федорова, – сообщила Лера. – Думаешь, все дело в гибели девочки?
– И в смерти ее матери. – Разговаривая, Надя не выпускала из рук платка. Только теперь Лера заметила, каким худым и постаревшим стало ее лицо.
– Прости меня.
– Ты не сделала ничего плохого, – сказала Надя.
Сделав несколько шагов к двери, Лера обернулась:
– Все равно – прости.