Сухов перевёл взгляд на решётчатую кабину лифта. Вот кого не волновали никакие капризы природы, Апостола. Лидер «СД» выглядел невозмутимым и даже каким-то умиротворённым. Он склонился над открытым ящиком, по виду обычным, для гранат, но смотрел внутрь Апостол почти с любовью. На обычные гранаты так не смотрят. Тем, что находилось в ящике, Апостол особенно дорожил, факт.
Павел тут же перевёл прицел на Апостола и нажал на спусковой крючок. Непроизвольно. И сместил прицел, и выстрелил, всё словно по наитию. Или чёрт дернул. Впрочем, дальше это утратило значение. Апостол судорожно дёрнулся и завалился на ящик. Боец у лифтового пульта попытался нажать кнопку «вниз», но его на полсекунды опередил Бойков. Он сначала влепил бронебойную пулю бойцу в лоб, а затем вторую — в пульт управления лифтом. Пульт заискрил, лифт резко просел примерно на метр и замер. Оставшиеся бойцы «СД» мгновенно рассыпались и открыли огонь во весь белый свет. Сухов и Бойков переглянулись и одновременно покинули свои позиции.
Когда стрельба чуть поутихла, подполковник и лейтенант вновь заявили о себе, но теперь с новых позиций. К тому моменту из жестяных зарослей и кирпичных завалов выбрались и другие бойцы группы Бойкова, а потому разговор пошел на равных. Даже с преимуществом чистильщиков. Разведгруппа занимала более выгодные позиции на стенах и мусорных баррикадах, а «эсдэшников» прикрывали только какие-то ящики и обломки. В результате чистильщикам удалось огнём оттеснить противника от лифта и даже прижать бойцов «СД» к земле в глубине здания.
Воспользовавшись моментом, Сухов, а следом и Бойков бросились к лифту. Опытный в вопросах всевозможных проверок и перестраховок подполковник бегло изучил повреждённый пульт, сдёрнул с плеча «Шторм» и загнал прочнейший ствол импульсника между шестернями подъёмного механизма над кабиной. Теперь лифт не мог уехать вниз ни при каких обстоятельствах. Когда это потребуется, поедет, а пока… Сухов мысленно одобрил действия Бойкова. Другой просто разнёс бы очередью электромотор, а этот поступил дальновидно. Чем дальше, тем больше схожих со своими черт характера видел Сухов у подполковника. Пожалуй, они могли бы сработаться, доведись им служить вместе.
Лейтенант спрыгнул в кабину, бесцеремонно ухватил тело Апостола за ноги и стащил с ящика. В керамической имитации деревянного ящика на подложке из полиуретана красовался тактический ядерный фугас «Р-2.5-01» в «ранцевом» исполнении. Мощность боеприпаса (или «могущество», как выражаются специалисты), оставляла желать… всего-то две с половиной килотонны. Но, видимо, по расчётам Апостола этого могло хватить для детонации того, что находится в запредельном пространстве Узла. К тому же более крупные боеприпасы труднее спрятать внутри «оболочки». Теперь Сухов ничуть не сомневался, что под «оболочкой» имелся в виду человек. Апостол разбрасывался людьми, как сеятель пшеницей.
Сухов захлопнул ящик, ухватился за ручки и поднял ценную ношу чуть выше пояса. Как раз на уровень грунта. Бойков бережно перехватил ящик, сделал шаг назад, но почему-то вдруг без всякого почтения бросил ценный груз на землю и отработан-ным движением сдернул с плеча «Вал». Смотрел при этом Бойков куда-то внутрь кабины лифта, за спину Сухову. Павел, внутренне холодея, резко обернулся и увидел, что застреленный им Апостол на самом деле пока ещё жив. Истекающий кровью лидер «Судного дня» полулежал, прислонившись спиной к дальней стенке лифта и целился в Сухова из «Страйка».
Над ухом у Павла прохлопала короткая очередь «Вала», и он увидел, как голова Апостола взорвалась, словно переспевший арбуз. Сухов обернулся и поднял благодарный взгляд на Бойкова, но сказать «спасибо» у лейтенанта почему-то не получилось. Ведь слова произносятся на выдохе, а Павлу что-то мешало и выдохнуть, и вдохнуть. Какой-то спазм. Может, от резкого разворота заклинило нервы в грудном отделе позвоночника?
Сухов опустил мутнеющий взгляд и увидел, что его грудь изрешечена, как дуршлаг. Апостол опередил Бойкова на секунду и за это короткое время успел выпустить в Сухова все десять пуль, которыми был заряжен «Страйк». И хоть Апостол был ранен, но положил все десять кучно, мастерски. Выжить с такими повреждениями Сухову явно не светило. Но при этом лейтенант не чувствовал боли.
«Странно, — мелькнула в угасающем сознании мысль, — но почему-то не страшно. Всё закончилось, как полагается. Смертью. Не повезло. Как обычно…»
Голова начала медленно кружиться, а затем в глазах у лейтенанта резко потемнело. Сухов в последней глупой надежде поднял взгляд вверх и попытался рассмотреть в проломе потолка серое небо. Сейчас ему очень хотелось, чтобы снова прилетела фиолетовая туча и сотворила новое чудо. Да, раньше она только убивала, но вдруг она умеет ещё и воскрешать? Не всех, только одного невезучего лейтенанта. Ведь не зря же она до сих пор его защищала. Или что, добыл фугас и до свидания? Дальше выживай сам? Нечестно! Даже подло! Неблагодарность это плохо! Даже для туч!
Ноги подкосились, Сухов сполз по стенке на пол лифтовой кабины и уронил голову на грудь. Но в последний момент он успел заметить, что справедливость всё-таки восторжествовала. Правда, на свой манер. Вместо тучи к месту боестолкновения прилетели «вертушки» с десантом из бойцов спецназа. Именно они заслонили свет и подарили Сухову последнюю призрачную надежду на чудо. Подарили и отняли, когда Павел понял, что ошибся.
«Что ж, такова жизнь. И смерть. Каждый делает, что может, и уходит. Я ухожу с чувством выполненного долга. Я сделал всё, что мог. «Судный день» разгромлен, бомба снова в руках у военных. Я молодец».
Сухов слабо улыбнулся, и эта улыбка застыла у него на губах навечно.
Зона, локация ЧАЭС, район тамбура,
04 ноября 2058 г.
Механик ответил крестнице только поздним вечером. Почему весь день молчал, будучи при этом на связи, Механик не пояснил. Зато прояснил кое-какие моменты и детали будущего задания. Целостная картина в голове у Леры не сложилась, изюминку своего замысла Механик так и не выдал, но хотя бы стала более-менее понятна задача засадной группы.
Настроение Леры сразу улучшилось. Ненамного, но хотя бы исчезла нервозность. Сидеть и ждать у моря погоды, гадая на кофейной гуще, что же там придумал в очередной раз бородатый фантазёр, не доставляло ей никакого удовольствия. Зато доставляло массу беспокойства. Ведь Механика частенько заносило то в одну, то в другую сторону. То он играл по очень жёстким правилам, а то обходился вовсе без правил. Подставить и посмотреть, что получится, он всегда считал нормальным тактическим ходом, «разведкой боем». Вот только в бой шёл не сам Механик, а подставленная им под удар пехота, вроде Лешего, Леры и иже с ними.
В этот раз Механик выбрал первый вариант действий — продумал, просчитал и тщательно подготовил всю операцию, но это не значило, что крёстный намерен идти по намеченной тропе до конца. Он в любой момент мог свернуть с неё в любую сторону или вовсе сдать назад и начать игру с нуля, но уже используя другой алгоритм. А то и вовсе полагаясь лишь на интуицию и авось. Надо признать, интуицию Механик имел отменную, да только «авось» ему не подчинялся, у него имелось своё начальство.
В общем, кое-что прояснилось, но основная часть айсберга так и осталась под водой. И выводы Лера сумела сделать лишь общие. Она поняла, что сидеть в засаде её группе придётся несколько суток. Двое суток точно. Хорошо, что прихватили коврики, сухое горючее, достаточно воды и сухпая.
— Двое суток минимум? — Копейкин вздохнул. — Вот мы встряли. Где можно коврик расстелить? На саркофаге нельзя, как я понимаю, тогда на столе можно?
— Устраивайся, где нравится, — Лера снова уселась на раскладной стульчик. — Кто будет кофе?
— На ночь? — Иван помотал головой. — Да и нельзя, наверное, запах от него сильный, ещё учует кто-нибудь.
— А мы дыру заткнем, — взглядом указывая на пролом в потолке (фактически вход в бункер, два нормальных входа были засыпаны щебнем ещё во время Катастрофы), сказала Лера. — Сергей, ты будешь?
— Так точно, — Найдёнов кивнул. — Такая роскошь. Глупо упускать случай.
— Нужен огонь, — Лера сняла с пояса флягу. — Остальное есть.
— Я разведу, — Найдёнов подтянул к себе рюкзак и запустил в него руку, пытаясь найти упаковку таблеток сухого горючего.
— А чайник, чашки? — заинтересовался Копейкин.
— Ты же отказался.
— Да, но…
— Вот ты и поищи чайник и чашки, — Лера указала на груду хлама в кухонном углу. — Там должны быть.
— Ладно, — на удивление легко согласился Копейкин.
В отличие от Сергея Найдёнова, застрявшего в Зоне четыре года назад, Копейкин ещё помнил вкус кофе, за полгода его не забудешь, поэтому и не сообразил сразу, что шанс действительно выпал уникальный. Но теперь нужные контакты в голове замкнулись, и сталкер принялся с энтузиазмом разгребать завал из штукатурки, обломков мебели и черепков битой посуды.
— А чайник, чашки? — заинтересовался Копейкин.
— Ты же отказался.
— Да, но…
— Вот ты и поищи чайник и чашки, — Лера указала на груду хлама в кухонном углу. — Там должны быть.
— Ладно, — на удивление легко согласился Копейкин.
В отличие от Сергея Найдёнова, застрявшего в Зоне четыре года назад, Копейкин ещё помнил вкус кофе, за полгода его не забудешь, поэтому и не сообразил сразу, что шанс действительно выпал уникальный. Но теперь нужные контакты в голове замкнулись, и сталкер принялся с энтузиазмом разгребать завал из штукатурки, обломков мебели и черепков битой посуды.
Найдёнов тем временем развёл небольшой, практически бездымный костерок почти под проломом в потолке. Тёплый воздух потянулся к отверстию. Проследив за дымком, Лера прикрыла глаза, медленно подняла руку над головой и слегка помахала, будто бы разминая запястье. Жест у неё вышел изящный, а главное — продуктивный. Она не просто так помахала, разгоняя почти невидимый дым, а создала невидимую, но эффективную метаморфную завесу, которая, словно фильтр, улавливала дым, лишние запахи и остужала тёплый воздух до наружной температуры. При этом завеса не мешала притоку воздуха извне. Во всём этом убедился Копейкин, который зачем-то выбрался на минуту из бункера, а затем спрыгнул обратно.
— Нормально, — сообщил Иван. — Я пока на посту стоял, крысу приметил дохлую. Кто-то из сталкеров, наверное, из армгана её спалил, когда к тамбуру шёл. Я сюда поближе подтащил. Она гарью воняет. Даже если запах кофе выйдет наружу, гарь его перебьёт, никто ничего не учует.
— Соображаешь, — одобрил Найдёнов. — Чайник давай.
Иван наполнил найденный чайник водой и протянул Сергею. Тот водрузил посудину на импровизированную подставку из двух бетонных обломков, между которыми пылали таблетки сухого горючего.
Прошло ещё несколько минут, и Лера, на правах хозяйки, принялась разливать по чашкам кофе.
— Ты здорово метаморфный фильтр сваяла, — сказал Копейкин, с блаженным видом вдыхая кофейный аромат. — Давно так умеешь? Механик научил?
— Сама научилась. Давно. Когда из Узла вернулась.
— О! — Иван удивлённо уставился на Леру. — Так ты жжёная?
— Наверное, да, — Лера пожала плечами.
— Получается, ты джинн-универсал? И лечить можешь, и метаморфную маскировку создавать, и как мнемотехник или энергик работать? А чего тогда сухое горючее тратим? Зажгла бы «файрбол».
— Шаровой молнией воду в чайнике не вскипятишь, — заметил Найдёнов. — Только вместе с чайником. Ты любишь кофе с расплавленным железом? Чего ты пристал?
— Да, я универсал, «джинн», — сказала Лера. — Но не очень хорошо всё освоила. Лечить могу разве что от головной боли или от упадка сил. Маскировку тоже на троечку создаю. Вот вроде этой отсечки-фильтра, на большее меня не хватает. А управлять скоргами или стабилизировать нанозаразу, как мнемотехники делают, вообще не умею.
— А «шаровухами» кидаться?
— У меня концентраторов нет. А без них только руки обжигать. Да и не люблю я огонь и всё, что на него похоже.
— Почему?
— Это… — Лера замялась. — Личное.
— Отстань, говорю тебе! — снова прикрикнул на Копейкина Сергей.
— Да ладно, пусть пристаёт, — Лера вздохнула. — Нам ещё долго здесь куковать, не в молчанку же играть.
— Долго это сколько? — спросил Иван. — Минимум ты озвучила, двое суток, а максимум?
— Максимум — дольше.
— Ладно, замяли тему, — Копейкин отхлебнул кофе и кивнул. — А я вот люблю что погорячее. Если уж кофе, то как сейчас, прямо с огня, если тачки, то старые, бензиновые, с настоящим выхлопом, а не водородно-гибридные, у которых вода из «глушителя» капает, а если драка, то чтоб со взрывами, с лазерами, плазмой или хотя бы с пороховой стрельбой. И огонь люблю. Особенно костёр. Я когда раньше о сталкерской жизни читал, первым делом себе костёр представлял, привал и разговоры. Романтика! Почти как сейчас.
— А оказалось, что эти костры в Зоне такая же редкость, как пенная ванна, — сказал Найдёнов. — И посиделки вокруг них — это русская рулетка. То ли бандюги на костерок заглянут и глотки всем романтикам перережут, то ли механическое зверьё ракету с тепловым наведением запустит для профилактики.
— Отсечка тепло не выпускает, — сказала Лера.
— Я не о данном конкретном случае, а о десятках других, — Найдёнов указал большим пальцем за спину. — Там, в чистом поле. Сколько недоделанных сталкеров, вроде нашего Вани, в первую же ходку у костерков своих навечно остались? Сотни, а то и тысячи. Это я вам как бывший чистильщик могу подтвердить. Идёшь, бывало, на рассвете в патруль или посты менять, а эти юные романтики лежат вокруг кострищ погасших. И у всех лица такие удивлённые… мол, как же так, мы ведь за романтикой сюда припёрлись, а нас убили, какая-то фигня получается!
— Может, и эту тему замнём? — Копейкин невольно поёжился.
— Вспомнил, как сам в первый раз сюда попал? — Найдёнов усмехнулся. — Тоже, поди, едва копыта не откинул?
— Мы вдвоём попали, с Васей Кошкиным, оператором, только не сюда, а в Сосновый Бор. Хотели репортаж из самой ж… из самого центра Питерской локации передать. А там как раз подготовка к летней морской кампании шла… ну, к тому восстанию гидромехов в Крыму и в Финском заливе, помните? Чугунки нас «шаровухами» обстреляли. Васю убили. А меня Леший подобрал, вытащил оттуда, а я… потом. А-а, не хочу вспоминать!
Копейкин энергично махнул рукой.
— Чуть не продал его потом, — жёстко закончил Найдёнов.
— Без «чуть», — тихо сказал Иван, опустив взгляд в чашку. — Продал, как последняя скотина. Если б не история с шахтами, скоргиумом и таблетками Шульца… так и остался бы я скотиной продажной.
— Раскаяние есть очищение, — изрёк Найдёнов и похлопал Ивана по спине. — Людям всегда надо давать второй шанс, особенно молодым. Мало ли куда занесёт по молодости, по глупости. Да, Лера?
— Меня не заносило, — девушка вздохнула. — Пока переходный возраст был, отец меня контролировал. А он у меня серьёзным был мужчиной, не забалуешь. После Катастрофы и Узла пришлось самой выкручиваться. Иногда честно жила, чаще не очень, но выбора у меня всё равно не было, так что… свой шанс измениться я не использовала.
— Ещё используешь, если понадобится, — уверенно заявил Сергей. — Ты ещё девчонка совсем. А вот я использовал. Как и Ваня. И ни разу не пожалел.
— Ну, ты-то не сильно круто развернулся, не на сто восемьдесят, — заметил Копейкин. — Я из предателей в нормальные пацаны шагнул, и Леший, когда из мелких торговцев в крутые сталкеры подался, тоже резко жизнь свою изменил, а ты как был крепким и положительным, так и остался супер-бройлер-меном, защитником людей. Только теперь в частном порядке этим занимаешься, а не в славных рядах Барьерной армии.
— Язва ты от неприличной болезни, а не нормальный пацан, — Сергей отвернулся.
— Обиделся, что ли? — Иван удивлённо вскинул брови. — Впервые вижу! Слышь, Серёга, прости тогда. Нет, правда, прости.
— У меня мама… была, — вдруг сказала Лера, — с приветом. В юности. По зоне отчуждения с огнемётом ходила. Зверьё жгла, предметы, ну и людей иногда… по ситуации. На неё даже охоту открыли. А она просто не могла себя контролировать, обязательно ей что-нибудь сжечь надо было. Пунктик такой, расстройство психическое.
— Пиромания называется, — подсказал Иван.
— Да. Но ведь она не просто так это расстройство получила. У неё в детстве сильная психологическая травма была. Мама её, бабушка моя, у неё на глазах погибла, отец… тоже. Короче, её лечить надо было, а её травили. Но потом отец её нашёл. Вот вроде как тебя, Ваня, Леший подобрал, так и папа её из передряги вытащил и у мамы дела сразу на поправку пошли. Через год она почти выздоровела, а через три, когда они с папой снова встретились, она абсолютно нормальной стала. Потом я родилась и мы ещё долго жили как нормальная семья.
— Вот, — сказал Найдёнов, — тоже яркий пример. Если дать человеку шанс, он не только поведение своё может изменить или жизненную позицию, но и недуг побороть.
— А почему только отец тебя в юности контролировал? — спросил Копейкин у Леры. — Куда мама делась?
— Исчезла, — тихо сказала Лера. — Ушла в очередной раз в Зону и пропала. Я сначала думала, что она погибла, но отец почему-то верил, что она жива и обязательно вернётся. Но… пока не вернулась.
— Да уж, — Копейкин вздохнул. — Зона и раньше своего не упускала, и сейчас не упустит. Кого не убьёт, того перекроит, или облапошит, оберет, сведёт с ума… и так далее. Но прежним отсюда никто не выходит.
— Отсюда вообще никто не выходит, — сказал Найдёнов и залпом допил свой кофе. — Лера, спасибо. Кофе отличный. Просто как дома побывал. Теперь пойду, проверю обстановку.
— На здоровье, — Лера грустно улыбнулась. — Там всё спокойно, я пару камер установила и теперь по своему особому каналу картинку получаю.