В той ситуации, в которой он оказался, помощь сына была бы весьма эффективной, ведь в отличие от него, тот прекрасно знал все московские ходы и выходы. Сейчас Стосу требовалась большая, удобная и красивая квартира, где он мог бы спокойно вырастить юную девицу и разделиться с ней надвое, хотя с ними, красотками, вроде бы как раз положено, соединяться, то есть совокупляться. Ещё ему была нужна новая машина и, самое главное, дисциплинированный поставщик харчей на будущее. Всё это мог обеспечить Стосу только родной сын, для которого не существовало трудностей лишь тогда, когда было нужно что-то достать или организовать, были бы только деньги.
Родное дитятко не обращало внимание на телефонные трели своего телефона минуты три. Это было сигналом того, что его чадо сейчас, скорее всего, выступало с очередным музыкальным опусом и развлекало капризную публику своими хотя и мелодичными, но очень уж назойливыми блям-блям-блямами и бум-бумами. Наконец, сыночка соизволил-таки взять в руки трубочку и очень злобно прошипел в неё:
— Кому это в рыло не терпится получить?
Чуть ли не шепотом Стос проговорил скороговоркой:
— Резина, глаз на пятку натяну и моргать заставлю! Ты, как с отцом разговариваешь, паршивец?
Однако, сына это нисколько не остановило и он снова зашипел в трубку:
— Батя, ты совсем озверел. Мы же на сцене сейчас. Пожалей ты меня, Христа ради, перезвони через полчаса или давай, говори скорее, какого черта тебе из-под меня надо?
Стос коротко хохотнул и спросил своего отпрыска:
— Бу-гы-гы, сыночка, а ты с папулечки зелени срубить не желаешь, случайно? Примерно так с полтинничек?
— Стос, за полтинник баксов я к тебе даже в голодный год не попрусь. — Перешел сын на серьезный тон.
Однако, его родитель уже окончательно раздухарился, а потому его понесло вразнос и Стос, притворно изумившись, вскрикнул громко и трагически:
— Ни хрена себе, молодёжь живет! Они полсотни тысяч новенькой, хрустящей зелени уже и за деньги не считают. Да, действительно, просто охренеть можно.
Кажется, его шуточка удалась, так как Генка заговорил таким тоном, когда попадал в какую-нибудь неприятность и спросил его взволнованным голосом:
— Пап, ты что, серьёзно?
Совершенно серьёзным тоном и без шуток он ответил:
— Да, серьёзно-серьёзно, Гена. Мне срочно нужна твоя помощь и я прошу тебя приехать ко мне часов в одиннадцать утра. С меня новая тачка для тебя, новый компьютер и полтинник на жизнь. Мне тут кое-какой заказ из Голливуда обломился, так что я сейчас при деньгах, но, и тебе придётся попахать, старик, ты ведь знаешь, деньги ещё никому даром не давались, и мне их нужно будет обязательно отбатрачить.
Лулу в течение всего этого разговора молчала и, как только Стос положил трубку, спросила его:
— С кем ты разговаривал, Стасик?
Тот улыбнулся и сказал своему внутреннему голосу:
— Со своим сыном, девочка. У меня есть сын, он замечательный парень, ему двадцать три года и завтра ты его увидишь. Он почти такой же, как и ты. Ну, в том смысле, что откосил от армии. Только тебе надоело воевать через шестнадцать лет, а ему война заранее надоела и он сделал всё, что было в его силах, а потому не стал ни боевым пилотом, ни рядовым солдатом и занимается тем, что пишет на компьютере музыку и выступает в ночных клубах со своей группой.
— О, музыка, как это прекрасно, Стасик. — Мечтательным голосом отозвалась Лулу и добавила — Как я ему завидую.
Стоса это заинтересовало. Как он уже успел выяснить, арнисы умели смеяться и плакать, воевать, лечить и летать через какое-то там подвальное пространство. Теперь же, вдруг, выяснилось ещё и то, что и музыка им была не чужда. Выходит, что они были почти, как люди, только их тело представляло из себя эллиптический диск полутора метров в высоту и метр двадцать в ширину, упругий и прохладный на ощупь, да, к тому же они умели пробивать дыры в стенах и стальных сейфах, тырить бабки и транспортировать их на огромные расстояния.
С такими способностями, вероятно, было весело жить, тем более, что арнисы могли жить вечно. Вкупе с тем, что у них имелись космические корабли, на которых можно было не только воевать, но ещё и летать в подпространстве Вселенной, всё это звучало очень заманчиво. Хотя его так и подмывало спросить Лулуаной, в честь чего это она решила обзавестись смертным телом, он не стал этого делать немедленно, а лишь поинтересовался у юного бесполого создания, решившего во что бы то ни стало стать девушкой:
— Лулуаной, тебе действительно нравится наша музыка?
Арниса весело затараторила:
— О, да, ваша музыка это нечто удивительное и волшебное! Мне она так понравилась, Стасик, что некоторые звуки до сих пор звучат во мне. По-моему, это самое великолепное, что только есть в вашем мире и я мечтаю теперь поскорее увидеть твоего сына, ведь он один из тех людей, кто умеет делать музыку!
Вот тут арниса была совершенно права. Его сын действительно делал музыку точно так же, как сорока делает себе гнездо, то есть тащил в свои пьесы и композиции буквально все звуки подряд, какие только попадались ему под руку, да, ещё и перерабатывал их на своём компьютере, мощностей которого ему постоянно не хватало не смотря на бесконечный апгрейт. Подумав о том, что, возможно, слишком строг к творчеству своего сына, который когда-то сумел отбиться от музыкальной школы, он встал с софы, подошел к музыкальному центру и надел на голову беспроводные стереонаушники. Достав компакт-диск с его последними шедеврами, он завёл эту шарманку.
Ему по ушам тотчас ударил громкий, вибрирующий и напевный звук вокала. Резина где-то отрыл девушку-бурятку и теперь носился с её горловым пением, словно дурень со ступой, не зная чем той угодить. Глотка у этой девицы была, несомненно, даже не луженая, а просто какая-то чугунная и она умела испускать такие рулады, что у него аж в желудке что-то забулькало и завибрировало. Затем в переливы бурятского вокала стали вплетаться тонкие, пронзительные звуки скрипки, заострённые, словно патефонные иголки, а следом к ним добавилась сухая дробь барабанов. Но, честно говоря, получалось у них это весьма неплохо. Что ни говори, а мелодия всё-таки была очень приятной на слух, хотя всё это и отдавало каким-то шаманским камланием, способным ввести человека в транс.
Как-то незаметно для себя он прослушал всю композицию от начала и до конца, хотя она и длилась добрых тридцать минут. Когда после очередной, особенно протяжной бурятской фиоритуры наступила тишина, Стос поинтересовался у своей космической квартирантки:
— Как тебе нравится эта музыка, Лулу? Эту музыкальную композицию сочинил мой сын.
Арниса ответила не сразу, но её ответ поразил его, так та сказала чуть не плача:
— Стасик, это очень красивая музыка, но она, почему-то, пугает меня. У меня даже возникло такое ощущение, что я вновь на Сиспиле, нахожусь на борту своего истребителя и готовлюсь к тому, чтобы в одиночку отразить атаку всего военного космического флота кассинтийцев. Мне было одновременно и страшно, и радостно потому, что эта музыка поднимала мои силы и боевой дух. Да, если бы Хранители Сиспилы смогли услышать эту музыку, они бы осыпали твоего сына просто немыслимыми дарами. Бр-р-р, даже страшно подумать о том, что бы они тогда стали с нами делать с помощью такой музыки. Наверное, всех бы превратили в таких же варваров, как эти волосатые кассинтийцы. А как эта музыка действует на тебя, Стасик? В тебе тоже начинает волнами подниматься энергия?
Сняв наушники, Стос почесал за ухом и сказал:
— Да, нет, Лулу, меня эта музыка просто затягивает в какой-то транс и увлекает куда-то то ли в пропасть, то ли засасывает в болото. В общем, ощущение какое-то странное. Давай-ка я тебе поставлю другую композицию, повеселее и покороче.
Вложив в дорогую музыкальную тарахтелку новый компакт-диск, Стос натянул себе на голову наушники и, взяв в руки пульт, снова лёг на кровать. Эта мелодия была действительно веселее и здесь можно было угадать кое-какие музыкальные инструменты, хотя она и называлась очень странно — "Чёрные листья на белой траве". Если бы не устрашающие вибрации, которыми заканчивался чуть ли не каждый второй музыкальный звук, эта вещица действительно могла бы ему понравиться. Но даже они не портили эту, в общем-то весёлую, мелодию и она тоже понравилась Лулу, которая сказала ему:
— Ой, Стасик, а сейчас у меня возникло ощущение, что я побывала на празднике Протуберанцев, когда происходит посвящение юных арнис в звёздные путешественники. Твой сын очень хорошо делает музыку, она у него получается ничуть не хуже, чем та, которую я слушала на орбите. А у тебя есть ещё какая-нибудь музыка твоего сына, Стасик?
Ночной концерт уже порядком надоел Стосу и он недовольным голосом одёрнул юную арнису:
Ночной концерт уже порядком надоел Стосу и он недовольным голосом одёрнул юную арнису:
— Лулу, хотя я себя уже и чувствую очень хорошо, мне хочется спать, а не слушать музыку. И, вообще, девочка, давай сразу договоримся, если я лёг спать, тот ты тотчас умолкаешь и тоже спишь, иначе я сойду с ума, постоянно слыша у себя в голове твой голос. Кстати, деточка, ты что, лишилась своих способностей к телепатии и больше не читаешь моих мыслей?
Та ответила ему печальным голосом:
— Да, ведь теперь у меня уже нет защитной энергетической оболочки, в которую был встроен сканер для чтения мыслей разумных существ. — Немного помолчав, она, вдруг, встревоженно спросила его — Стасик, а как долго ты спишь? Понимаешь, мы, арнисы, став энергетическими существами, потеряли возможность спать и мне теперь придётся как-то приспосабливаться, чтобы не создавать тебе неудобств.
Уже почти засыпая, Стос ответил ей:
— Ну, семи, восьми часов мне обычно хватает, Лулу. Ладно, девочка моя, спокойной тебе ночи.
Глава вторая. Явление блудного сына
Проснулся Станислав Игоревич довольно поздно и вовсе не от того, что был разбужен своей космической гостьей. В дверь квартиры кто-то не только звонил, но ещё и громко стучался. Это мог быть только сын, которому, явно, не терпелось поскорее припасть к родительскому бумажнику всей грудью и облобызать если не руку дающую, то толстые пачки новеньких купюр, ещё пахнущих типографской краской.
Подскочив с софы, он бросился в первую очередь сгребать деньги с журнального столика на простыню, брошенную на пол, и только после того, как два лимона были надежно спрятаны в старинный шифоньер с финтифлюшками на дверцах, вырезанными из дерева, надел спортивные штаны и набросил на своё большое тело синий махровый халат, хотя в комнате было уже очень жарко. Подойдя к двери, он отпер её и тотчас, даже не поздоровавшись со своим отпрыском, пошел в ванную, не соизволив распахнуть дверь перед сыном, который в нарушение договоренности припёрся к нему в половине девятого утра.
Принимая душ, он слышал, как квартира наполнилась громкими воплями Генки, отдававшего распоряжения своим друзьям-музыкантам. Кто-то безропотно пошел выносить мусор, кому-то досталось бежать в магазин за хлебом, зелёным горошком, овощами, мясом и майонезом, а Ольхон, солистке их музыкальной рок-банды, пришлось заняться приготовлением завтрака. Похоже, что этот вымогатель решил хорошенько потрясти своего родителя за туго набитую зелёными купюрами мошну, раз все они, не смотря на то, что не спали ночь, припёрлись к нему вчетвером прямиком из клуба. Лулу, решившая подать голос только тогда, когда он включил душ, робким голосом спросила его:
— Стасик, почему ты не дал мне возможности посмотреть на твоего сына? Ты не хочешь, чтобы я видела его?
Подставив лицо под прохладные струи и дыша, наконец, полной грудью, он сказал ей вместо ответа:
— Доброе утро, Лулу. Как тебе спалось, малышка? Я не замучил тебя своим храпом? Извини, что я забыл предупредить тебя о своей самой вредной привычке. Надеюсь, что тебе не пришлось мучиться весь остаток ночи. — И уже после того, как Стос почистил зубы, он сказал — Лу, малышка, я со сна обычно похож на упыря. Особенно если не выспался. Генка пришел ко мне не один, а вместе со всеми своими друзьями, так что мне не очень хотелось портить им настроение с утра пораньше. У них и так была тяжелая ночь, ведь они музыканты ночного клуба и сегодня им приходится играть чуть ли не до самого утра, моя девочка.
Лулу, похоже, осталась довольна его ответом, раз сказала своему подопечному:
— Ну, тогда всё в порядке, Стасик. — После чего добавила весёлым голосом — С твоим храпом я сразу разобралась. Теперь он тебя уже не будет беспокоить, как и раковые клетки в лёгких. Я уже переместила их в другое место и закапсулировала, так что ты уже почти здоров, хотя из-за этого мне пришлось немного уменьшить объём твоих лёгких, но если ты не станешь вдыхать в себя вонючий дым, то всё будет в полном порядке, дорогой. А теперь, Стасик, наклонись вперед, широко открой рот и несколько раз покашляй, мне нужно освободить тебя от всей той грязи, что скопилась у тебя в лёгких.
Он так и сделал, но сначала снял со стены душ, сделал напор воды посильнее и только потом с силой кашлянул. От одного только вида того, что из него тотчас вылетело, ему чуть не сделалось дурно. Да, и запах у этой коричневой, с кровавыми струпьями, жижи, тоже был жуткий, чуть ли не трупный. Смыв отвратительное содержимое лёгких мощной струей воды, Стос был вынужден ещё раз почистить рот и тут же дал себе клятву немедленно бросить курить. Более того, он сделал это не мысленно, а вслух, сказав докторше, сидевшей в нём:
— Всё, Лулу, больше ни одной сигареты. Клянусь! Хватит с меня этого вонючего дегтя. Фу, гадость! Никогда бы не подумал, что мои лёгкие полны такой дряни.
Из душа он вышел радостный, розовощекий, весёлый и очень довольный тем, что был жив в это утро. Масть действительно попёрла, да, к тому же так бурно, что он просто удивлялся этой несусветной прухе. Заглянув, для начала, на кухню, он поздоровался с крепко сбитой, грудастой девицей в джинсах и чёрном топике с узенькими бретельками, туго обтягивающим её круглые, словно арбузики, упругие прелести. На плече этой девушки с короткой стрижкой и причёской "сегодня я спала в курятнике" красовалась зелёная голова кобры с открытой алой пастью и белыми зубами, пёстрым, сине-зелёно-красным кольцом дважды обвившей её сильное предплечье.
— Здравствуй, девочка. Ты ведь Ольхон, солистка этих обормотов? — Спросил он её и тут же быстро добавил — Сегодня ночью я с удовольствием прослушал вашу новую композицию, "Туман над Селенгой". Мне очень понравилось, у тебя невероятный, просто потрясающий голос, Оля, и бешенная энергетика, точь-в-точь, как у атомной электростанции.
Лулуаной тотчас заверещала в его ухе:
— Ой, Стасик, так это и есть та самая девушка, которая так чудесно пела под музыку Гены? Скажи ей, что её пение станет ещё лучше, если она будет постоянно использовать весь диапазон своего голоса. Она зря себя сдерживает.
Черноволосая, раскосая девушка с совершенно немыслимой стрижкой скромно потупилась и спросила его:
— Вам действительно понравилось, Станислав Игоревич?
— А, то. Ты просто обалденно поёшь, Оля, только ты зря сдерживаешь свою натуру. Чуть-чуть откроешься во всю ширь и тут же прячешься. Ты пой во всю мощь своего голоса, раскрывай весь диапазон, а эти обормоты пускай тебе подвывают на своих зулейках. Если Генка не соврал, что это он придумал тему для твоей "Селенги", то, пожалуй, из него действительно выйдет толк, но, боюсь, вся бестолочь останется.
— Во-во, Стос, я этой дурехе про то же самое толкую! — Весело пробасил с порога его отпрыск. — Может быть хоть тебя она послушается. У неё же голосина, просто о-го-го, она внизу чуть ли не в инфразвук уходит, да, и верхи мне ей тянуть почти не надо. Слышь, Олька, покажи Стосу что ты умеешь делать.
Не смотря на нахальный тон этого электронного композитора, который не мог отличить скрипичный ключ от гаечного, а диез от диатеза, его вокалистка радостно заулыбалась и тут же выдала совершенно ошеломляющую руладу. Слегка приоткрыв рот, она стала вбирать в себя воздух, да, ещё издавая при этом какие горловые, низкие звуки, которые, вскоре, окрепли и стали заполнять большую кухню акустическими вибрациями, то делаясь хрипло-басовыми, то взлетая высокими, чистыми и звонкими переливами. Этот вокализм длился не менее полутора минут и всё это время Станислав Игоревич стоял буквально не дыша. Как только девушка умолкла, он, от избытка чувств, шагнув вперед, поцеловал её в щеку и сказал:
— Оля, вот именно этого так не хватает твоей "Селенге", всей широты звучания. Ну, и ещё будет не плохо, если станете для своих композиций подбирать куда более поэтические названия без всяких этих заумствований. "Туман над Селенгой", это ещё куда ни шло, хотя и очень уж перекликается с "Дымом над водой" у "Дип пёрпл", но эти ваши "Чёрные лица на белой заднице" точно совсем никуда не годятся.
Тут уже Ольхон, одарив его сына насмешливым взглядом своих раскосых глаз, дерзко сказала:
— Ну, что я тебе говорила, Резина? Видишь, даже у твоего отца эта чушь не вызвала никакого впечатления. Ты бы лучше занимался мелодиями, да, своими семплами и лабал на компе, чем названия придумывать.
Генка, чтобы не устраивать дискуссии на кухне, строго прикрикнул на девицу:
— Но-но, не гони волну на босса, пацанка. Давай-ка лучше поскорее готовь завтрак Стосу, да, и мы все перекусить тоже не откажемся. — Ухватив отца за рукав, он нахально потащил его с кухни, громко приговаривая на ходу — Пойдём-пойдём, Стос, у меня к тебе разговорчик есть.
Стосу сразу же стало ясно, что между его сыном и этой девицей есть интимная связь, но он никогда не лез к нему с разговорами на подобные темы раньше, а потому не стал интересоваться этим и сейчас. Всё, что Стос мог сделать в отношении полового воспитания своего сына, он сделал ещё в четырнадцать лет и, объяснив юноше, что у него телепается между ног и как этим нужно пользоваться с удовольствием как для себя самого, так и для своей партнерши, да, к тому же без риска подцепить целую кучу болезней и прежде времени стать отцом, надолго успокоился. Заодно он показал тогда своему красному, словно рак, сыночку, как нужно правильно надевать презерватив на банан и потребовал от него чтобы тот одел в импортные резиновые шубки всю связку бананов, купленных им специально ради тренировки и набивания руки.